* * *
Провинциальные государственные чиновники почти всегда относятся с подозрением к телефонным звонкам из Рима. Когда звонят из столицы, говорят они, то это или сулит какие-нибудь неприятности, или же преследует чьи-то личные цели. Поэтому, когда дежурный телефонист объявил: "Рим на линии. Говорите",- Каттани скривился.
Но тотчас успокоился, услышав в трубке голос Каннито:
- Ваше превосходительство, рад вас слышать.
- Как поживаешь, Каттани? До меня дошло, что тебе пришлось участвовать в перестрелке. Ну, рассказывай, рассказывай.
Комиссар постарался как можно меньше драматизировать тот эпизод.
- Обычный случай на работе, - сказал он. И добавил:- Главное, что благодаря этому следствие значительно продвинулось вперед.
Затем он размашисто что-то записал на листке. Подчиненный, который положил перед ним на стол бумагу, взял ее, вложил в папку и на цыпочках вышел.
- Тот подонок, что приказал долго жить, был вооружен пистолетом, из которого убили Де Марию. Да, да, тем самым. У научно-экспертного отдела никаких сомнений. Видите ли, что касается Де Марии, то мне еще остается уточнить побудительную причину убийства, а в деле Маринео я, убежден, все выяснил до конца.
- Ну что же, это действительно приятные известия, - сказал звонивший из Рима. Он сидел у себя в кабинете и достал из ящика папку темной кожи. - Так же и мои дела приняли благоприятный оборот. Да, да. Помнишь, в нашем разговоре я упоминал о важном назначении? Так вот, дорогой друг, теперь это очень близко. Осталось лишь преодолеть некоторые мелкие препятствия. Так, маленькие формальности.
Он положил руку на верхний правый угол папки и кончиком среднего пальца принялся отсчитывать страницы. Дойдя до пятой, он начал ее открывать с мучительной медлительностью, словно электрик-любитель, боящийся, что дернет током. Отогнув страницу номер пять до половины, он склонил голову набок и принялся внимательно изучать следующую. С улыбкой облегчения он отметил, что на третьей строке в середине напечатанного на машинке слова "президент" обнаружилось что-то вроде запятой - серая кривая закорючка. Это был седой волосок из брови, один из тех, что высокопоставленное лицо имело обыкновение у себя выдергивать и стратегически располагать меж своих особенно секретных документов. В случае, если бы какому-нибудь любопытному вздумалось совать в них нос, волосков не оказалось бы на месте.
Телефонный собеседник Каттани, казалось, был вполне удовлетворен результатами произведенной проверки.
- Послушай-ка, - он снова обратился к комиссару. - Ты сказал, что задержал второго нападавшего. Что это за тип?
- Подонок, который вообразил себя бог знает кем. Мелкий мафиозо.
- Гм, - раздалось на другом конце провода. - И ты рассчитываешь через него выйти на кого-то поважнее?
- Перспективы весьма ободряющие, - ответил Каттани. Появившемуся на пороге Альтеро он показал жестом, чтобы тот вошел. - Уже просматриваются кое-какие связи, но чтобы получить доказательства, потребуются время и удача.
- А, понимаю, - собеседник выдержал паузу, словно прикидывая, удастся ли это комиссару. Потом, заканчивая разговор, сказал: - Ну, хорошо, продолжай в том же духе, дорогой Каттани. И если на этом фронте у тебя появится что-нибудь новенькое, держи меня в курсе.
Комиссар положил трубку и посмотрел на сидящего напротив Альтеро.
- Ну как дела?
- Мы перевезли Чиринна в Палермо, в тюрьму Уччардоне, - сказал Альтеро. - Теперь мне хотелось бы согласовать с вами дальнейшие шаги по этому делу.
Каттани с улыбкой, не спеша ответить, переменил тему разговора.
- Сказать по правде, я был о вас не очень-то высокого мнения.
Альтеро слегка нахмурился, но не выказал удивления.
- Я отдавал себе в этом отчет, - признался он.
- Теперь же мне все видится в другом свете, - произнес Каттани, постукивая карандашом по столу. - Подумав как следует, я пришел к выводу, что вашему поведению все же можно найти объяснение.
Альтеро заерзал на стуле. - Какому поведению?
- Настало время открыть карты, - продолжал комиссар. - Речь идет о том пресловутом телефонном звонке, когда Маринео в ночь убийства позвонила какая-то женщина. Это была герцогиня Печчи-Шалойя. И не нужно сидеть с видом побитой собаки, дорогой Альтеро. Послушайте, что я скажу. Вы были в курсе любовной связи между Маринео и герцогиней Элеонорой. Титти вам позвонила, сказала, чтобы вы немедленно приезжали. Вы приезжаете и находите там два трупа. "Это все наделала моя мать, - рассказывает вам девушка. - Маринео должны были перевести в другой город, и мама впала в отчаяние, после стольких лет она не хотела его терять. Была ужасная сцена, которая кончилась тем, что мать выхватила револьвер, застрелила Маринео, а потом пустила себе пулю в лоб". И вы, дорогой Альтеро, поверили этой версии. Впрочем, она весьма правдоподобна. Но здесь вы как поступили? Движимый чрезмерным желанием оградить память Маринео от пересудов, вы решаете, что труп комиссара должен исчезнуть из этого дома. Вы уважали своего начальника, отца семейства, о котором никогда не ходило сплетен. Вам хотелось избежать скандала. Его роман с герцогиней должен был оставаться тайной и после смерти. Вы следите за моими словами? По этой причине вы, воспользовавшись темнотой, перенесли тело. Маринео в оставленную им во дворе машину и бросили ее посреди той поляны, где она была обнаружена. Заключительный штрих вы добавили в своем докладе прокурору, где высказали предположение, что кто-то из осведомителей Маринео завлек его в ловушку. Прошу вас, дайте мне закончить. Таким образом, эти две смерти - комиссара и герцогини - стали выглядеть как два несвязанных между собой события, и их стали считать первую - убийством, а вторую - самоубийством.
Альтеро сидел, безвольно опустив руки, лицо его покраснело, он не в силах был произнести ни слова. Потом с мрачным видом пробормотал:
- Я готов сполна нести за это ответственность.
- Ах, да я и не думаю вас в чем-то обвинять. Только благодаря чистой случайности я нашел спички Маринео в доме Печчи-Шалойя. На коробке заметил пятнышко крови, по которому нетрудно было догадаться, что убили комиссара именно тут. Но вы не могли себе представить. Вам показался правдивым рассказ Титти, вы ей поверили. - Каттани подался вперед и, ударив ладонью по столу, добавил: - А девушка вам наврала, дорогой Альтеро, она вас сбила со следа. В действительности же в тот вечер там был еще один человек - этот хитрец Санте Чиринна. Да, да, именно он. Маринео взял его за грудки из-за Титти. Комиссар был привязан к ее матери и относился к Титти как к дочери. Он начал грозить этому мерзавцу, что упечет его, если тот не оставит девушку в покое и не перестанет отравлять ее наркотиками. Вспыльчивый по характеру, Чиринна вышел из себя, кровь бросилась ему в голову. Он выхватил пистолет и в упор выстрелил в Маринео.
Альтеро был ошарашен такой реконструкцией происшедшего, на лице его отразились изумление и недоверие.
- А герцогиня? - спросил он. - Почему же она покончила с собой?
- Она не покончила с собой, - поправил его Каттани. - В отчаянии от убийства человека, которого любила, она обрушила весь гнев на Чиринна. "Не думай, что тебе это сойдет с рук, - грозила она ему, - я не намерена покрывать преступление такого уголовника, как ты". И Чиринна в слепом бешенстве поднял пистолет и прикончил также и герцогиню Элеонору. Потом заставил Титти позвонить вам. "Вызови Альтеро, - приказал он ей, - он знает про роман между Маринео и твоей матерью, скажи ему, что они убили друг друга, он придумает, как все уладить. Но только смотри, без всяких фокусов, не то у меня найдется пуля и для тебя". Здесь Чиринна вложил свой пистолет - номер на оружии был спилен - в руку герцогини и смылся.
- Да, - признал Альтеро, - теперь все сходится. Но я не могу понять одного: почему некоторое время назад вы высказали подозрение, что Маринео ворсе не был таким уж святым, каким я его считал.
Вместо ответа Каттани выдвинул ящик стола и извлек небольшую папку. Он вывалил ее содержимое на стол и принялся рыться в бумагах, пока не нашел то, что искал.
- Видите эту книжечку? Это корешки чеков, которые Маринео заполнял на вымышленное имя Фьордализо. Последний чек, вырванный из этой книжечки, послужил для покупки за триста миллионов квартиры в Салерно. Маринео собирался возвратиться в свой родной город и подготавливал себе жизнь без забот, когда он вскоре выйдет на пенсию. Чиринна его убил не только потому, что они поссорились из-за Титти. Маринео зашел слишком далеко в своих угрозах. Он грозился ни перед чем не остановиться, все взорвать и выйти из игры. А вам хорошо известно, дорогой Альтеро, что мафия не прощает угрызений совести и раскаяний.
Альтеро был подавлен обрушившимися на него разоблачениями.
- Этого я не ожидал, - только и мог сказать заместитель начальника оперативного отдела. - Это для меня страшный удар.
Он в отчаянии развел руками и весь как-то сжался на стуле, его массивная фигура сразу стала словно меньше. Некоторое время помолчав, он продолжал:
- Но я не понимаю, почему вы сразу же не приказали мне арестовать Чиринна и подвергали себя риску - ведь этот сукин сын мог вас убить.
- У меня не было выбора. Чтобы доказать убийства Маринео и герцогини, у нас всего одна свидетельница, слишком хрупкая, чтобы выстоять на суде перед защитой, как нетрудно предвидеть, весьма агрессивной и не брезгующей никакими средствами. К тому же она наркоманка. Ничего не стоит ее дискредитировать, выдавать за фантазерку. Нет. Я должен был спровоцировать этого мерзавца Чиринна, заставить его сделать какой-нибудь опрометчивый шаг. И, судя по тому, как он себя повел, должен сказать, что вы в свое время дали точную характеристику этому негодяю. Чиринна всего лишь хвастун, безмозглый бабник. Настоящий мафиозо не терял бы так головы, как он. Подведем итоп мы поймали мелкую рыбешку, акулы плавают в более глубоких водах.
Осколки супружества
Прежняя мафия держалась подальше от наркотиков. Не столько из боязни угрызений совести, сколько из практических соображений. Алкоголь, азартные игры, рэкет считались невинными и законными средствами наживы. Если не хватать через край, даже полицейские власти иногда готовы были смотреть на это сквозь пальцы. Но наркотики другое дело. Крупные боссы сознавали, что встревать в эту грязную торговлю грозило слишком большим риском. Политические деятели, мечущие громы и молнии, полицейские, ведущие войну до последней капли крови... Нет, лучше не затеваться.
Первым позабыл о благоразумии Лаки Лючано. "Счастливчик" видел в наркотиках бизнес и был убежден, что мафия напрасно оставляет его в стороне, когда он сулит такую огромную наживу. К концу тридцатых годов Лючано ушел с головой в торговлю героином. Прежде чем эта мысль придет кому-нибудь другому, как говаривал он.
Тогда-то Сицилия и превратилась в базу, откуда уходил "товар", предназначенный для американского рынка. Продукты обработки мака прибывали на остров морским путем из Турции и других восточных стран. Здесь они превращались в героин в оборудованных мафией подпольных лабораториях. Затем происходила отправка. Белый порошок прятали при помощи все новых, поистине гениальных уловок. Его отправляли в путь внутри кожуры апельсинов, яичной скорлупы, в полостях механизмов. Благодаря постоянно меняющимся остроумным и не вызывающим подозрения методам эта система, придуманная Лаки Лючано и усовершенствованная Джо Адонисом и Фрэнком Копполой, прекрасно функционирует поныне.
- Значит, теперь дошли до того, что героином начиняют конфеты, - развел руками Каттани.
Один из полицейских продолжал вынимать из ящика белые коробки и складывать их на столе. Все они были точь-в-точь такие, как коробка, принесенная доном Манфреди.
- Эй, хватит, хватит, ты мне завалишь весь стол!
Отворилась дверь, и на пороге появился Альтеро с подробным рапортом об операции по борьбе с наркотиками. Указав на ящик, он произнес:
- Мы обнаружили шестьдесят таких ящиков, уже опечатанных и готовых к отправке.
- Они работают масштабно, - отозвался Каттани. - И что же говорят владельцы этой кондитерской фирмы "братья Капитуммо"?
- Рыдают. Клянутся, что никогда ничего не замечали. Это кто-нибудь из рабочих, говорят они, использовал доброе имя фирмы для преступной операции. Ничего себе объяснение!
- Да, неплохое, - задумчиво процедил Каттани. - При помощи ловкого адвоката им не составит особого труда заставить суд принять его как святую правду. Что дал обыск у Чиринна?
Альтеро полистал бумаги.
- Ничего. Парочка по всем правилам зарегистрированных пистолетов. Но зато мы задержали много мелких торговцев наркотиками. На улице, в одном ночном клубе, около школы. Я засадил за решетку также молодого барона Шечилли, жениха дочери банкира Ра-ванузы. У него собственная маленькая плантация марихуаны.
Этот ответ поверг Каттани в уныние. Он оперся локтями о стол и опустил голову на руки.
- Этот список, дорогой Альтеро...
- Я еще не закончил. Если хотите, я продолжу.
- Нет уж, спасибо. Этот список, говорю я, меня не слишком радует. Надо брать повыше. Сменить методы. Что толку заметать эту мелкоту? Я считаю, необходимо схватить того, кто держит в руках все нити этой торговли. Вы со мной согласны?
Альтеро находился в некотором замешательстве и почувствовал облегчение, когда на столе зазвонил телефон. Каттани снял трубку и услышал голос жены.
Столь упавший и расстроенный, что он встревожился"
- Что случилось?
- Ты не мог бы прийти домой?
- Сейчас? Но у меня уйма работы.
- А когда ты сможешь прийти?
- К ужину, хорошо? Что там еще стряслось?
- Нет-нет, ничего. Только не запаздывай, - умоляюще закончила Эльзе.
Каттани, помрачнев, опустил голову. С размаху плюхнулся обратно на стул, поглядел на свой стол, заваленный конфетными коробками, и лицо его приняло жесткое и решительное выражение.
- Уберите их, - отрывисто приказал он. Полицейский, вздрогнув, как от удара хлыстом, в несколько секунд освободил стол, сбросив коробки обратно в ящик. Поднял и неслышно вынес его. Так же и Альтеро хотелось незаметно выскользнуть из кабинета, но он не находил повода. Потом, положив свой рапорт на стол, произнес:
- Вот, просмотрите, когда будет время... И с этими словами исчез.
Оставшись один, Каттани подошел к металлическому шкафу. Вставил в замок ключ и, приподняв стопку бумаг, извлек из-под нее тетрадь. Раскрыл ее и стал перечитывать некоторые личные записи. Эти заметки не отражали в точности результаты ведущегося расследования - они скорее фиксировали возникающие у комиссара ощущения и мысли.
Быстро пробежав их глазами, он остановился на странице, посвященной Раванузе. В одном месте у него было записано: "Связующее звено с американской мафией? "Отмывает" через свой банк доходы от продажи наркотиков?" Глядя на эти вопросы, на которые он еще не мог дать ответа, Каттани тяжело вздохнул. Захлопнув тетрадь, снял телефонную трубку.
Он набрал номер Центра по лечению наркоманов. Услышав искренний и сердечный голос дона Манфреди, приободрился.
- Иной раз, - признался он священнику, - меня одолевают сомнения, и кажется, что силы, стоящие на страже закона, становятся все менее эффективны. И распутать некоторые махинации делается невозможно.
- Вам нельзя падать духом, тем более сейчас, - воскликнул священник. - Ваше поведение многих удивило, но вместе с тем вдохнуло в людей надежду. Здесь у нас все привыкли держать язык за зубами, но уверяю: на вас смотрят и многого от вас ждут.
Каттани тем временем рассеянно рисовал на лежащем перед ним листке маленькие стрелки. От центральной точки тянулись в разные стороны длинные прямые линии. Каждая заканчивалась треугольничком. Эти стрелки образовывали звезды, целые связки. Когда он нервничал, это был его способ успокоиться.
- Да нет, я вовсе не собираюсь сдаваться, - горячо возразил он. - Я приехал сюда с намерением хорошенько поработать, и свои обязанности я выполню до конца. - Казалось, этими словами он хочет сам себя подбодрить. - Ну а как обстоят дела с девушкой?
- Гораздо лучше, - ответил священник. - Сначала ей было нелегко, но сейчас как будто она попривыкла. Если вы немного подождете, я ее позову к телефону.
Голос Титти звучал как-то сонно.
- У меня совершенно пустая голова, - сказала она. - Иногда с трудом брожу, словно у меня совсем нет сил.
- Дон Манфреди говорит, что у тебя появился хороший цвет лица.
- Неужели? Но я вовсе не хочу превращаться в южанку, толстенную и загорелую до черноты
- Как только выдастся свободная минута, заеду тебя проведать. Ну и как тут живется?.
- Хуже, чем в казарме. Подъем в семь утра, потом стелить постель, приготовить завтрак, стирать, гладить, работать в саду. Я совсем к этому не приучена. Болят руки, каждый мускул. Послушай, как долго ты намерен держать меня в карантине?
- Столько, сколько будет необходимо. Ты будешь паинькой?
- Ладно, несчастный шпик, обещаю вести себя хорошо, - сказала Титти.
Женщина, с которой он мечтает связать свою жизнь.