– Живи и помни: человек бывает алчен, резв и двоедушен!.. И еще своеволен!..
…Липкий пот покрыл тело: я лежал на кучерявой овечьей шкуре. Во рту, как в Сахаре, даже язык показался вначале обрубком дерева. Голова по-прежнему кружилась. От полной луны вокруг светло. Лупоглазый филин снялся с ближайшего куста и на бреющем полете ушел над болотом к реке.
Мне не хотелось есть. Я огляделся вокруг, ища со страхом кучерявую подружку, но никого не нашел. Виднелись лишь чьи-то следы, а под широким воротником тулупа лежала целая куча хвои – вместо подушки.
Повернувшись на другой бок, я укрылся свободной полой и вскоре вновь уснул. На этот раз ничего не чудилось.
Утро явилось с ощущением незабываемой встречи. Я оглядывал хвою: на ней виднелись явные следы. Конечно, это следы моих стоп, потому что вчера я собирал здесь хвою, чтобы подложить под голову. И все-таки с чего приснилось такое? Всему виной, скорее всего, высокая температура. Скажи кому, что видел лешего, засмеют. Вдруг вспомнилось, как когда-то давно, зимой, в сани к мужику подсел в здешних местах среди ночи странный попутчик и заставил того мужика хватать с дороги замерзшие конские "яблоки" и есть их. Мужику казалось, что грызет настоящие яблоки. На половине пути попутчик попросил остановиться и произнес:
– Вот я и доехал. А тебе спасибо. Разинь-ка рот.
Мужик открыл бородатый рот. Попутчик вынул из-за пазухи сапожные клещи и давай дергать тому зубы. Раз за разом. Зуб за зубом.
– Дай ладошку-то, – вновь распорядился попутчик.
Мужик протянул, и тот высыпал ему горсть собственных зубов в руку, свернув ее в кулак.
– Это тебе золотишко на молочишко. Но впредь не шляйся тайгой по ночам.
Мужик, радехонек, приехал с окровавленным ртом домой и сообщил домочадцам "радостную весть" – золото привез, целую горсть. Утром он слег в горячке. С трудом, лишь только к весне, встал потом на ноги.
Воспоминание об этой истории ударило жаром в лицо. "Это я удачно отделался, – думал я облегченно. – Каких только фокусов не выкинет матушка-природа…"
Взгляд по-прежнему блуждал среди сучьев. Мучила жажда. Ближе к полудню надо было сходить к ручью за водой, а потом подумать о хлебе насущном. Начинал пробиваться аппетит. Голод сделал свое дело: жар отступал. Наверное, мозги у меня были вчера не на месте, иначе как можно объяснить свой поступок. Мог бы признаться, что состою на службе, нахожусь в отпуске, что в поселке живет моя мать.
"Размечтался! – остановил другой голос. Грубый. Ему всегда приходилось верить. Он не обманывал. – А двое быков в "Мерседесе"? Забыл? – Я хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты испортил им всю игру, перемешал карты. Они на тебя не рассчитывали и списали бы со счетов за ненадобностью…"
Подготовленный вначале как юрист, а затем прошедший подготовку в закрытом учебном заведении как специалист по проведению особых операций, я обычно испытывал некоторое неудобство в выборе метода. Юрист ратовал за правду и справедливость, но не знал, как отстоять эти самые справедливость и правду, а специальный агент обычно ломал устоявшуюся мораль юриста, норовя на нее наплевать. В итоге выигрывала целесообразность. Опасная, между прочим, тенденция в некоторых случаях…
Я валялся под елью, перебирая в уме варианты действий. Уйти или остаться? Можно было потихоньку скрести из этих краев, но тогда мать поднимет крик: приехал в отпуск, отправился в родную деревню, сославшись на странную болезнь под названием "ностальгия" – и пропал! Приметы – кучерявая борода во всю морду. Звание – полковник. И пойдет сама собой писать губерния: сбежал, едва не удушил, похитил… Утопленника неизбежно припишут. Хоть агент и специальный, но где гарантия, что какой-то там "специальный" не совершил преступление и теперь не пытается отстираться?
С другой стороны, возникал вопрос. С каких это пор мной вдруг стали интересоваться – ведь за мной наблюдали двое из "Мерседеса", в то время как утопленник был еще жив?
В голове от раздумий клинило. Одно было ясно: уходить, оставив все так, как есть, нельзя. И если нельзя уходить, то надо действовать, но при этом нужны полномочия. Их нужно получить как можно скорее, пока мать не подняла крик, потому что я обещал через три дня приехать в поселок за продуктами. Уезжая в деревню, я оставил у матери свой мобильник.
Был понедельник. В деревне едва ли кто оставался из дачников. Следовало для начала осмотреться. Молоденькая картошка на первый раз тоже не помешала бы. В здешних местах она бывает разваристая. Спички тоже нужны. А главное – связь. Тулуп пусть пока весит здесь же. На этом вот сучке. Со стороны все равно не видно, да и кто здесь теперь ходит-то! Разве что совы по ночам за мышами гоняются…
Обшарив карманы мехового изделия, я обнаружил лишь катушку толстых ниток и складной нож с небольшим лезвием.
Скользя по откосу, я спустился к болотцу и двинул в обход косогора. Главное, не допустить сближения с кем бы то ни было. Нужно быть осторожным. Легальность в этом деле совершенно противопоказана. Нужны спички и связь.
По пути я наткнулся на поваленное дерево. Ель спилили, обрубили сучья и ошкурили, осталось вывезти из леса. Древесина давно высохла, затвердела. Звенеть будет, если сделать из нее половицы. Я выбрал для себя покрепче сучок и принялся освобождать от коры. Затем заострил конец. Лезвие ножика едва справлялось с твердой древесиной.
Поднявшись среди пихтача в гору, я уперся в забор. В свое время в этом месте заканчивался переулок. Теперь здесь стоял глухой и высокий забор. И вообще вся моя деревня превратилась в непроходимую местность. Вдоль кедрача когда-то можно было проехать на телеге. Теперь здесь вплотную стоят участки. Распахали даже тропинки. И все-то людям мало земли, хотя чуть не каждый участок наполовину зарос лебедой.
Миновав заросший крапивой ложок, я поднялся из него с другой стороны. Городьба не заканчивалась. Умеют нынче строить. С размахом. Надумаешь подъехать со стороны леса, так уж только на вертолете.
Забор стоял на корневищах кедров. У основания одного из деревьев мои ноги вновь наткнулись в высокой траве на груду ржавых банок и пластиковых бутылок.
"А я что говорил?!" – вспомнился ночной голос. Он заставил вздрогнуть еще раз: в самом деле, баночки эти надо каким-то образом убрать. Кругом все изгадили, засранцы… Зато терема у многих – это надо видеть…
Глава 2
Весь отдел внутренних дел подняли по тревоге. Если по горячим следам не поймать сбежавшего, то потом это сделать будет во много раз сложнее.
"По горячим!" – орали из областного УВД и впопыхах выслали целую роту ОМОНа. Как будто от него будет толк и как будто следы действительно бывают горячими. ОМОН может перекрыть дороги, но вести оперативную работу он не умеет.
В поселок Моряковский Затон наехало начальство. Оперативного уполномоченного самого теперь таскают по кабинетам. Благо, помещений достаточно: ни паспортного стола теперь в милиции, ни начальства – шаром покати. В округе труп обнаружился. Да не простой, а, как оказалось, из этих самых, из зеленых. И не просто зеленых, а ученых зеленых. Российская академия наук. Чего он там забыл, попробуй теперь узнай, если он покойник. Ничего с собой не имел, а ведь ученый не простой – физик. Это вам не гербарии собирать, бабочек лепить в альбомы. Ударили по голове чем-то, и не стало физика.
Опер Иванов и так крутится и эдак. Однако по всему выходит, что не избежать ему нахлобучки. Посмотрите-ка: прибыло чуть не все руководство УВД и даже целая бригада ФСБ. Эти последние стоят сторонкой, тихо мыслят, дают указания, а всю черновую работу менты исполняют, измаялись. И все напрасно. Не ясно пока, для какой холеры физик поперся не просто в лес, а к реке. И с чего это сбежавший прихватил с собой наручники да затвор от пистолета – на память о здешних местах, что ли? И еще тулуп! Это по летнему-то времени! Совершенно не понятно. Брать – так уж ствол целиком, половинки ни на что не годятся – даже гвозди забивать. Не понятно и другое – на одного покойника и сразу в таком количестве начальство понаехало.
Менты услужливо подсовывают "ловцам шпионов" свою версию: по личным делам, де, паренек приехал. Выпил, купаться полез. А сердце-то и не выдержало. Вода все-таки. Сибирь.
– По своим делам, значит?! – вскипел полковник ФСБ в гражданском костюме. – А это что?! – Он сунул синий проводок с набалдашником на конце под нос милицейскому начальнику. Тот пучит глаза на провод и тихо сопит.
– От счетчика Гейгера, подполковник, так что не надо нам здесь про Му-му рассказывать. Вешайте лапшу кому-нибудь. Потерпевшего утопили. Заключение судебных медиков уже готово.
Речи контрразведчика покоробили милицейского начальника. Он демонстративно сморщился, потому что не верил, что потерпевшего могли утопить, оставив на берегу.
– Противник не успел отделаться от трупа. Ему помешали. Убили крупного специалиста, а мы делаем вид, что ничего не случилось…
– И все-таки. Надо проверить, – настаивал милицейский чин.
– Как бы поздно не было. Тем более что подозреваемый-то… сбежал. По милости ваших внутренних органов. Если этот человек – убийца, то плохи ваши дела, Сергей Сергеевич. Не забывайте о главном: речь может идти о стратегических интересах.
У Сергея Сергеевича Тюменцева челюсть отвисла. Этот молодой выскочка, полковник Серебров, вгонит в гроб раньше времени. Может, у него действительно все схвачено, как он часто любит говорить.
– В общем так, – распорядился Серебров, – начнем мы сначала с ваших… Допросим без протокола… Пусть расскажут, как все было на самом деле.
– Хорошо, Федор Адамович, пусть расскажут, – послушно согласился Тюменцев.
Допрос начали с оперативника Иванова. Капитан милиции, ранее работавший в этом же отделении участковым инспектором, был потрясен случившимся. Ему задавали вопросы, он отвечал, стараясь изложить суть происшедшего в милицейском пункте. Так теперь именовали бывшее отделение милиции.
– Не надо рассказывать нам про самих себя, – прервал его Тюменцев на правах высокого начальства. – Ты нам изложи, как было дело, с самого начала.
– Вот я и говорю, – продолжил Иванов.
– Хорошо, говори. Мы тебя внимательно слушаем. Ну!
– Сидел я. Писал. А потом забежал сержант Гуща…
– Что он тут делал? – вновь перебил его начальник.
Иванов округлил глаза, поразившись вопросу руководства. Что можно делать во время дежурства в глухомани.
– Дежурил, конечно, – нашелся Иванов. – Забежал и показывает свои руки. А они у него связанные. Посинеть даже успели – так перетянул их этот бандит. Руки он мне показывает, а штаны с него слетели. Такая вот история. Я понял, что задержанный саданул его внизу чем-то, потом схватил за горло и стал душить. Гуща потерял сознание и упал. Когда очнулся…
– Гипс, – продолжил за него Серебров.
– Ну почему гипс… – Оперативник недовольно покосился на стройного полковника. – Он же связанный был.
– Можете продолжать. Не обижайтесь, пожалуйста, – сказал Серебров.
– Мы с ним пытались организовать погоню, но было уже поздно. Поймать машину не удалось. Их тут днем с огнем не найти. Мотоцикл у Гущи стоял в гараже. Пока ворота открывали, заводили, прошло полчаса. Потом поехали по поселку следы искать. Вроде в сторону стекольного завода они поехали, но так и не нашли никого.
– Почему вы нарушили инструкцию?! – медведем взревел крупный Тюменцев. Он курировал дежурные части области. Сообщение оперативника словно ужалило его. – Вы должны были вначале сообщить о происшествии в дежурную часть своего РОВД, а также УВД области. А вы как поступили? Фактически вы способствовали уходу преступника от преследования.
– Все равно… Вы не помогли бы мне сразу. А тут мы пытались сами.
– Пытались они, – сморщился Тюменцев. – Битый час мотоцикл не могли завести.
– Ладно живыми остались, – огрызнулся опер.
– Знаешь! – крикнул на него подполковник. – Твоя жизнь меня как-то не волнует! Понял?!
– Понял, – тихо сказал Иванов. – Кому она нужна… шкура ментовская.
– Как ты сказал?! – Подполковник раздул ноздри и округлился в лице. – Шкура, значит, говоришь?!
– Да я просто так сказал. О себе, – проговорил Иванов.
– Все с вами ясно. – Серебров усмехнулся. – Меня интересует причина задержания. То, что написано в ваших рапортах, как-то не вяжется со здравым смыслом. Бежавший прихватил тулуп, связал сержанта и не взял его табельное оружие.
– Как не взял?! – удивился Тюменцев. – А затвор от пистолета?
– Ну, господа. Попробуйте предъявить ему обвинение за хищение оружия, если у вас это получится. Может, из затвора можно стрелять? – иронично спросил Серебров.
– Возможно, у него именно затвора и не хватало…
– С вами не соскучишься.
Полковник пружинисто вскочил и принялся шествовать по кабинету.
– Нет, дорогие мои товарищи-господа, – продолжил он развивать свою мысль. – Я так думаю, что пистолет ему не был нужен. И он его оставил лишь для того, чтобы подчеркнуть: его не интересует оружие. Вот наручники – это да. Их он в последующем может использовать. Но за них вы его не привлечете. Казенное имущество? Да сколько они стоят-то? Так себе. Ерунда. Зато с помощью них можно решать стратегические задачи.
Видимо, он любил это слово. Стратегические вопросы, стратегические задачи…
– Далее, – развивал он тему. – Он прихватил у вас тулуп. Для чего в летнее время мужику тулуп, скажите мне, пожалуйста? Он нужен только в том случае, если придется ночевать в лесу. Учтите еще и тот факт, что действовал он быстро. Времени на обдумывание плана у него было в обрез. Так что орудовал он, скорее всего, подсознательно. Делаем вывод. Кто он? Для чего это ему было нужно? А также каковы могут быть действия с его стороны в дальнейшем? Лично я сделал следующий вывод: мы имеем дело с подготовленным человеком. Пистолет ему не нужен, поскольку у него имеется собственное оружие. Тулуп он будет использовать для ночевок в лесу, у костров. Возможно, у него имеется в лесу оборудованная точка, в которой он хранит передающее устройство, продукты питания и так далее. Может быть, у него там есть и сообщники. Группа хорошо обученных и подготовленных для жизни в экстремальных условиях людей.
– Да-а, – неопределенно крякнул за столом Тюменцев. – Не было печали… – Он посмотрел на оперативника Иванова испепеляющим глазом.
– Я тоже хочу сказать одну вещь, – сказал Иванов, глядя на Сереброва. – Раз он взял с собой тулуп, то у него не было цели тащиться в город. С такой обузой – на что ему?
– Верно подмечено, – благодарно взглянул в его сторону полковник. – Я и говорю, что он будет ночевать в лесу. Ваша точка зрения только подтверждает мою версию.
Он вновь присел на шаткий стул.
– Теперь пригласите дежурного сержанта.
Через минуту сержант стоял в кабинете. Он проклинал тот день, когда согласился на уговоры зятя и пошел служить в "мусора". Раньше было еще ничего. Отдежурил и иди себе домой. Хочешь, рыбалкой занимайся, а хочешь, дуй по грибы. Однако последний случай окончательно выбил из колеи. "Неужели посадят", – тоскливо думал сержант.
Полковник слегка ободрал его взглядом для острастки и приступил:
– Прошу садиться, товарищ сержант.
– Спасибо, я постою, – решительно тот отказался, но полковник встал и придвинул стул. Вскочил и Тюменцев, однако его опередили. И он грузно шлепнулся на прежнее место.
– Я полковник ФСБ Серебров. Никто вас не собирается преследовать. Ни у кого нет к тому оснований. А если кто и надумает, – он покосился в сторону Тюменцева, – приходите прямо ко мне. Вот моя визитка.
Он протянул сержанту маленькую фиолетовую картонку с фамилией и номером телефона.
– А теперь прошу рассказать все по порядку.
Сержант принялся рассказывать, глядя в пол:
– Нас было двое. Нам приказали ехать в деревню в эту, в Нагорный Иштан. Там якобы один утопился. Или утопили. Когда приехали, там уже сидел этот на берегу, который сбежал.
– А утопленник?
– Тот лежал на песке. Накрытый мешком.
– Что за мешок? – вмешался Тюменцев.
– Да какое это имеет сейчас значение, – прервал его Серебров. И к сержанту: – Продолжайте.
– Я так понял, что сбежавший жил там в палатке. А утопленник тоже жил на берегу. Только в другой палатке. Я понял, что задержанного поймали вроде как с поличным. Вроде он накинулся в воде на того покойника и утопил его. Об этом говорили двое людей. Два молодых мужика. Они на иностранной машине потом уехали.
– Где их данные? – оживился Серебров.
– Все данные я записал в рапорте.
– Но их там нет, – повысил голос Серебров. – Вы представили голый рапорт. Или я что-то не понимаю…
– Я писал два рапорта. Один сразу, как только приехали. А потом другой, когда на меня напали. Передал Иванову.
Иванов бледнел на стуле. Дело принимало дурной оборот.
– Где первичный рапорт? – уставился на него полковник.
Оперативник медленно поднялся. Улыбнулся нервно. Еще больше побледнел.
– Все документы, в том числе три рапорта о случившемся, я передал оперативному дежурному по РОВД. Он приезжал на дежурной машине, и я передал ему вместе с протоколом осмотра места происшествия.
– А протоколы допросов?
– Так все же разбежались. Некого было допрашивать. Как почуяли жареное, так всех и смыло. В том числе и те двое в иномарке. Сразу по газам и ушли. Вдвоем нам было не удержать никого. Только и смогли, что доставить того буяна. Не виноват, говорит. Вроде как доставал потерпевшего из воды, когда тот захлебнулся. Может, правда тот утонул…
– Можешь не сомневаться, – успокоил его Серебров. – Его утопили. Экспертиза полностью подтвердила этот факт. Кроме того, физик был спортсменом. Такого с кирпичом на шее не утопить. Так-то вот.
Сержант продолжал страдать на своем стуле. Шею после вчерашних объятий нещадно ломило. Настроение – хуже не придумать. И когда только кончится для него это испытание? Вот влип!
– Что еще можешь сказать нам, сержант? – спросил его полковник.
– Больше ничего, – задумчиво произнес тот. И вдруг вспомнил: – Куртку забрал с собой. Из камеры. Говорит, клопы заели, вытряхнуть надо. Как дал по ребрам, так чуть душу не вытряхнул, зараза. Подготовленный бандит оказался. Это уж точно. С одного раза уложил. А ведь я в детстве-то сам был драчун превосходный.
К вечеру более или менее развитой версии происшедшего разработано не было, поскольку не было важного компонента: подозреваемого, пусть даже совсем никудышного, но с которым можно было бы работать. И руководство решило приступить к широкомасштабной операции.
ОМОН погрузился в автобусы и тронулся в путь. По пути командиры подразделения выставляли посты, на ходу кратко инструктируя бойцов. Те нехотя кивали, примеряясь к новым обстоятельствам. Каждому посту придавались портреты беглеца, изготовленные милицейским фотороботом. По такому портрету можно было хватать чуть не каждого бородатого.