Новый роман воронежского писателя Валерия Барабашова посвящен проблемам, волнующим сейчас все наше общество, - борьбе с организованной преступностью. Действие его развивается в наши дни в одном из городов средней России. Роман отличается острым, динамичным сюжетом, здесь есть все присущие детективному жанру слагаемые - убийства, погони, угон самолета и т. д. Действующие лица - сотрудники КГБ, военнослужащие, работники местного завода "Электрон", а также преступные элементы. Действие романа разворачивается на фоне сложной внутриполитической и экономической обстановки в стране.
Содержание:
-
Глава первая 1
-
Глава вторая 3
-
Глава третья 6
-
Глава четвертая 10
-
Глава пятая 12
-
Глава шестая 13
-
Глава седьмая 15
-
Глава восьмая 17
-
Глава девятая 20
-
Глава десятая 22
-
Глава одиннадцатая 25
-
Глава двенадцатая 29
-
Глава тринадцатая 32
-
Глава четырнадцатая 33
-
Глава пятнадцатая 36
-
Глава шестнадцатая 39
-
Глава семнадцатая 43
-
Глава восемнадцатая 45
-
Глава девятнадцатая 47
-
Глава двадцатая 51
-
Глава двадцать первая 54
-
Глава двадцать вторая 58
-
Глава двадцать третья 61
-
Глава двадцать четвертая 65
-
Глава двадцать пятая 66
-
Глава двадцать шестая 68
-
Глава двадцать седьмая 72
-
Глава двадцать восьмая 76
-
Глава двадцать девятая 78
-
Глава тридцатая 82
-
Глава тридцать первая 85
-
Глава тридцать вторая 87
Валерий Барабашов
Золотая паутина
Глава первая
Буйные февральские метели наконец выдохлись, улеглись, город очистился от холодной густой дымки, кутавшей Придонск почти всю зиму, робко проглянуло с низкого серого неба солнце, но огромный термометр на кинотеатре в центре упрямо показывал минусовую температуру. И все же зима кончалась, день заметно прибавился, прибавилось и суеты на улицах. Они были полны снега, грязные рыжие сугробы мешали транспорту и пешеходам. На проспекте Революции, рассекавшем город почти на две равные половины, снег дружно сгребали прожорливые рукастые машины, на тротуарах долбили лед современные дворники в джинсах и кроссовках, в закутках возле магазинов городили будущие весенне-летние закусочные.
На одной из торговых точек появилась серенькая, не очень приметная вывеска "ВЕТЕРАН", а по соседству два разудалых, розовощеких молодца, поднявшись на стремянку, приколачивали над полукруглыми, старинной выделки окнами броские неоновые буквы, из которых составилось уже слово "PERESTROICA" - название кооперативного кафе. Раньше здесь была общепитовская пельменная, и Славик Безруких, оставив машину где-нибудь в переулке, наведывался сюда, наскоро глотал горячие, полуразвалившиеся пельмени и чай, снова садился за руль. Интересно будет зайти в кафе - что там придумали с интерьером новоявленные предприниматели, а главное - как и по каким ценам будут кормить? Для него, таксиста, еда - не последнее дело, с полупустым желудком мотаться по городу не очень-то приятно…
Славик неторопливо, без пассажиров, катил сейчас по главной улице города, разглядывал обновившиеся вывески на зданиях магазинов. Было интересно смотреть, как на глазах менялся облик проспекта; Славик, когда не был еще женат, до службы в армии, любил вечерами фланировать с друзьями по широким его тротуарам, часто и бесцельно, просто так, лишь бы убить время. В праздничные дни проспект преображался, расцветал флагами и транспарантами, по вечерам вспыхивали гроздья разноцветных ламп; в конце его, над гастрономом, высилось громадное панно - Ленин с зажатой в руке фуражкой тепло и радостно смотрел на гуляющих или шествующих в праздничных колоннах людей, а внизу панно светились и прибавляли бодрости электрические слова: "ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!" Теперь, года уж четыре, ни этого панно, ни этих электрических слов нет, над гастрономом бушует неоновая реклама кинофильмов; над соседним зданием агропрома полуголая длинноногая девица, также собранная из электричества, держит в руках что-то похожее на пачку бумажек, а время от времени вспыхивающая вязь кроваво-красных букв призывает горожан: "ПОКУПАЙТЕ АКЦИИ КОНЦЕРНА "КРИСТАЛЛ"! СТАВ АКЦИОНЕРОМ, ВЫ ОБЕСПЕЧИТЕ СЕБЕ НАДЕЖНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ!"
У Славика было иногда ощущение, что едет он по какому-то чужому, незнакомому городу - так преобразился Придонск. Вроде и улицы все те же, и перекрестки со светофорами, а поди ж ты… Слов много заморских на вывесках появилось, русских все меньше, часто и не прочитаешь, чего это там кооператоры нарисовали. Да и пассажиры другими стали, "товарищ водитель" никто уже не говорит, а все "шеф", "колы"…: И кто бы ни сел в машину, все "поливают" Советскую власть и коммунистов, аж уши вянут. Почему-то пассажиры считают, что "шефу" можно говорить все, что заблагорассудится, ему это приятно слушать. Славик однажды заспорил с тремя длинноволосыми юнцами, стал стыдить их, мол, что уж вы так распоясались, парни, наши отцы и деды бились за светлое будущее, на фронтах жизни свои отдавали… Так они чуть его не избили и вывалились из машины, не заплатив по счетчику. Поговори с такими…
Славик вздохнул, притормозил перед замигавшим светофором. Асфальт даже здесь, на центральной улице, был скользким, снежный накат с ледком еще держался, смотри да смотри. То ли дело летом! На магистральных улицах никто из них, таксистов, скорости не боялся, план принуждал давить на акселератор до самого пола, и на сухом асфальте с выручкой было поспокойнее. А сейчас на маленьком, вон, автоциферблате четыре, не хватает восемнадцати рублей, и в гараж скоро заезжать. Правда, Славик нынче и не особенно старался: как-никак праздник, 23 февраля, день Советской Армии, они с женой, Люсей, решили его, как всегда, отметить, пригласили друзей. Люся в связи с этим написала ему на длинной узкой бумажке, что купить к столу, сказала, ты, мол, на машине, тебе проще заехать и купить, а мне с Игорьком… сам понимаешь. Славик понимал, между рейсами охотно хлопал дверцей машины и бежал в какой-нибудь продмаг. Потому и разглядывал с большим интересом, чем обычно, вывески.
Сел в машину молоденький тощенький солдат с плоским "дипломатом", обратился к Безруких на "вы", попросил отвезти на вокзал.
- Ну как, служивый, дела? - спросил Славик солдата в красных, общевойсковых погонах. - Что среди службы в такси разъезжаешь? В увольнении или в отпуске?
Солдатик - пацан еще, он, наверное, и не брился ни разу, и шея у него по-детски торчит из жесткого шинельного воротника - смущенно улыбнулся:
- В отпуске. Командир отпустил. К родителям вот еду, в Бутурлиновку. Поезд через сорок минут.
- А… Успеем. До вокзала тут рукой подать. Где служишь-то?
- В Забайкалье. Может, слышали: Новая?
- О! Да я сам там неподалеку служил, земеля! Забайкальск, слыхал?
- Конечно. Мы там в командировке были, летом.
- Ну как там земля забайкальская, а? - Славик с интересом поглядывал на паренька. - Читал, что в прошлом году наводнение было сильное, Читу залило, какие-то еще селения, не помню.
- Вот мы там гражданское население спасали,- сказал солдатик, и Славин невольно засмеялся - так солидно, обыденно сказал он эти слова, прямо-таки профессиональный и матерый спасатель сидел у него в машине, самого-то под мышку взять и нести через воду. Славику бы это никакого труда не составило.
- Нет, я серьезно, - чуть даже обиделся солдат, и Славик успокоил его.
- Да это я так, не обижайся. Как звать-то тебя?
- Геннадием.
- А меня Вячеславом. А в таксопарке меня все - Славик да Славик… Я там, возле Забайкальска, на границе служил. Покатался два года по степям, понюхал свежего ветра.
- Понятно, - вежливо сказал Геннадий. - А давно на гражданке?
- Несколько лет уже.
- Понятно.
Безруких свернул на боковую тихую улицу, прибавил газку - ему хотелось, чтобы паренек этот не нервничал, спокойно сел в поезд.
- Ты, наверное, отличился там, в Чите? - спросил Славик.
- Ну… мы всей ротой старались. А в январе у нас там ЧП было, нападение на часового, оружием хотели трое завладеть. Мы с одним сержантом меры приняли… Вот командир нас и отпустил домой. Сержант в Свердловск, к матери, поехал.
- Молодец, Геннадий. Так держать! Сколько еще осталось?
- В конце года демобилизуюсь.
- Давай. Из дембеля тебя снова на вокзал отвезу.
Солдатик улыбнулся.
- Хорошо, спасибо. Я номер вашей машины запомню. У меня память на цифры хорошая. У меня по математике в школе всегда "отлично" было.
- Ну давай, Гена, служи!
Расстались они друзьями. Уже от высоких вокзальных колонн солдатик обернулся, помахал Славику рукой, а Славик ему посигналил.
Возвращался с вокзала в хорошем настроении. В машину села какая-то молчаливая пожилая пара с кожаными большими чемоданами; Славик спросил, куда везти, ехал, тихонько посвистывая, думал о своем. Встреча с этим пареньком из Бутурлиновки всколыхнула память, далекая теперь застава вдруг ожила перед глазами: явился старший лейтенант Щеколдин, со своим неистощимым юмором и жизнерадостностью, ребята, с которыми и в зной, и в холод службу на границе несли… А хорошо там было, на заставе! Жили дружно и служили хорошо - старший лейтенант сумел добрый микроклимат создать на заставе, никто ни на кого не кричал, не "давил", все понимали, что "надо", и это слово все цементировало и определяло. Благодарственные письма Щеколдин писал многим родителям своих солдат, писал и отцу Безруких (мать, жаль, умерла рано, не видела его в солдатской форме), на десять суток приезжал в Придонск и он, Славик. Отец тоже написал начальнику заставы, благодарил за службу всю их заставу, а потом, осенью, прислал посылку - яблок со своей дачки и покупных орехов фундук. Яблок на всех не хватало, и Славик отдал их жене Щеколдина, у нее двое малых ребят на руках, а орехи они за общим столом покололи и умяли. Когда Безруких и еще несколько пограничников уезжали домой, Щеколдин традиционно предложил сфотографироваться: пусть, дескать, у вас, товарищи сержанты и рядовые, останется память; пройдет время - будет интересно глянуть на самих себя. "И у меня память: с хорошими воинами служил"… Все охотно согласились, на фотокарточке Славик вышел улыбчивым, сидел он на корточках, рядом с женой Щеколдина - дембеля упросили и ее сняться.
Хорошее было в армии время, интересное. Хоть и не случилось за те два года на их участке особых ЧП, погонь там не было, выстрелов, а все равно служба шла напряженно, на совесть. Безруких стал на заставе классным специалистом, военный уазик изучил как свои пять пальцев, нынешняя "Волга" для него совсем не загадка. Технику он любит и бережет, может, поэтому ему и дали совсем еще новенький "мотор". А Люся дождалась его из армии, не обманула. Еще в школе с ней дружили, дружба эта переросла в любовь, в крепкое и ровное чувство, жилось им неплохо.
Подумав о жене, Славик невольно и сладко потянулся - деваха у него что надо! И симпатичная, и хозяйка хорошая, бережливая, и… вообще. И радость, и горе - все они с ней пополам делят. Живут с его отцом, дед с внуком летом на даче, отлично им там вдвоем, а они с Люсей дома полные хозяева.
Сегодня он обещал жене пораньше с работы приехать, не перерабатывать. Путевка у него до восемнадцати ноль-ноль, надо еще шампанского купить или сухого вина. Обещался Володька Харламов с женой прийти, может, и Андрюха Галкин заявится, если вернется из командировки. Они обычно вместе День пограничника и 23 февраля отмечают…
Пассажиры, что молчком сейчас сидели на заднем сиденье, назвали улицу Дзержинского, дом был по соседству с Управлением Комитета госбезопасности, район этот Славик хорошо теперь знал. С полгода назад был он и в самом управлении - вот не думал не гадал, что придется ему толковать с чекистами и давать объяснения. И покупка, в общем-то, не состоялась, и никого, кроме него, как он думал, не касалась: торговал однажды у одного из своих пассажиров золотой слиток в форме сигареты. Разговоры всякие как раз в городе шли: дескать, деньги будут менять, один рубль к десяти, лучше их отоварить, цены подскочат, рынок вот-вот придет, все будет втридорога. Люся запаниковала, кинулась было покупать на свои скромные сбережения какие-то сережки с камушками, а в ювелирных магазинах уже шаром покати. Сказала об этом Славику, а он сдуру чуть не купил слиток-"сигарету". Правда, поехали они к спецу-ювелиру (может, это и золото поддельное, на простачков рассчитанное), но тот, заинтересованно оглядев "сигарету", сказал, что золото настоящее, причем высокой пробы, техническое. Столковались они с тем пассажиром, Славик пообещал кругленькую сумму, и продавец сказал, что найдет его, позвонит.
Жене Славик несколько дней ничего не говорил, а рассказал об этом случае в гараже, другим шоферам. Все слушали про "сигарету" с интересом: отливал ее мастер - и фильтр виднелся, и огонек вроде бы тлел, и даже какие-то иностранные буквы можно было прочитать. Одобрили уговор: мол, ходят слухи, что золото снова подорожает, пусть полежит дома. И Люся обрадовалась. Работала она на заводе, слушала там всякие женские разговоры, делала свои выводы. Растолковала мужу, что предстоящий обмен денег - это удар государства по дельцам теневой экономики, они сразу же, при обмене денежных знаков попадутся - вот будет потеха, представляешь? До десяти тысяч вроде бы запросто будут менять, а сверх этой суммы давай государству объяснение: где взял?… Разговоры эти Люсю будоражили, она фантазировала по вечерам, что свой слиток они продадут какому-нибудь местному тайному богачу не за шестьсот, конечно, рублей, как столковались с пассажиром, а тысяч за пять! "Вот и у нас будут деньги, Слава, понял?"
"Да спи ты, размечталась", - отмахнулся тогда Славик от жены. "Сигаретку" эту он вовсе не собирался продавать, она ему понравилась как игрушка, и все тут. Нацепит на ключи и будет ездить. Он думал, что и в гараже все про тот разговор забыли - мало ли о чем трепались в курилке! Но - странное дело! - явились однажды в таксопарк два сотрудника госбезопасности, вели с ним долгий разговор: где видел слиток, у кого? А потом пригласили к себе в управление, разговор продолжался еще часа два. Теперь-то он хорошо знает и эту улицу, и этот серый массивный дом…
Молчаливые пассажиры вышли, расплатились щедро, забрали кожаные свои чемоданы, сумки, а Безруких покатил себе мимо здания госбезопасности, покосился невольно на красную знакомую вывеску, вспомнил состоявшийся здесь разговор. Взяли с него объяснение, предупредили, что дело это серьезное - золото похищенное, переплавленное, чекистам надо найти этого продавца. Если еще раз увидите, товарищ Безруких, того человека - звоните вот по этим телефонам. И еще вежливо намекнули, чтобы держал язык за зубами…
Трое мужчин с большими дорожными сумками остановили "Волгу" Безруких у главпочтамта, когда до конца смены ему оставалось минут сорок и стало уже на улицах смеркаться. Славик тормознул, профессионально определив, что это дальние пассажиры - наверняка попросят отвезти на автовокзал или в аэропорт. Но тот, что сел на переднее сиденье, - плотный, коренастый мужчина в дорогой норковой шапке и добротном демисезонном пальто - велел ехать по окружной дороге, на базу отдыха "Мир". Что это была за база и где она находилась, Славик знал приблизительно. По времени он мог, конечно, обернуться туда-сюда, это километров двенадцать по шоссе, не больше, для "Волги" такое расстояние - не расстояние, но ехать ему не хотелось: нужно было еще заскочить домой и отдать Люсе то, что он купил к праздничному столу, поставить машину в гараж, добраться к нужной троллейбусной остановке. Час на это потребуется, не меньше. До плана осталось несколько рублей, не беда, если сегодня он эти рубли и не получит, завтра-послезавтра план наверстает. И вдруг - эти пассажиры, загородная база отдыха… Что они там делают зимой? Может, это спортсмены, решили потренироваться и попариться в сауне, может, просто отдыхающие, взяли вот путевку у себя в профкоме, едут. У них, в таксопарке, иногда предлагают двухдневные путевки на базы отдыха, в основном на выходные дни.
Что-то насторожило Безруких в поведении пассажиров, они очень уж нетерпеливо лезли в салон машины, не получив еще согласия водителя. Славик стал говорить тому, на переднем сиденье, что, мол, понятия не имеет, где эта база, это загородная поездка, а им разрешается ездить только по городу, в-третьих, смена его кончается, вон, осталось тридцать пять минут…
- Полсотни тебя устроит, юноша? - спросил властным голосом этот пассажир в норковой шапке. - Счетчик можешь не включать, ни к чему.
Крыть Славику было нечем. Пятьдесят рублей за недальнюю, в общем-то, поездку - это деньги. И сегодня они будут кстати. А базу "Мир" он найдет, пассажиры подскажут. Но все же он поломался, утверждая цену, догадавшись, что людям этим нужно ехать, что деньги для них ничего не значат. Ну, раз так…