Да, на квартиру можно пойти, но под видом газовщика, слесаря, телефониста, представителя санэпидстанции; "Крыски-мышки есть? А комары? Ах, только сонная кошечка? Нельзя ли взглянуть, не больна ли она?" Короче, тары-бары развести и незаметно портфельчик с часиками оставить где-нибудь на кухне, под раковиной или под столом. Но и этот вариант не самый лучший. Во-первых, можно напороться на саму Буканову, и она может его опознать, почувствует неладное; во-вторых, если вариант с "крысками-мышками" и пройдет, то все равно "часики" оставить незамеченными не так-то просто… Нет, надо придумать что-то еще.
Несколько дней подряд, переодевшись и нацепив темные очки, Дюбель исправно, как на работу, ходил к зданию суда, наблюдал за Букановой. Судья была все та же: седая, с неприступным гордым видом, решительная и строгая. Торопливо входила по утрам в здание, в обеденный перерыв вышагивала с другими женщинами к соседней столовой, вечером садилась в автобус и ехала домой, в центральную часть города. После работы не гуляла, выходные провела дома. С кем она живот, Генке выяснить пока не удалось.
Дюбель бросил слежку - она мало что дает. Нужно подбираться к судье с другой стороны. Но с какой? Судя по всему, Буканова работает последний год перед уходом на пенсию, дачи и машины у нее нет, она, надо думать, домоседка. Ходит, наверное, в кино или в театр, но опять же - на людях.
Генка сидел в беседке детского парка "Ласточка", на берегу городского водохранилища, покуривал, лениво оплевывая, лениво же наблюдал за купающимися ребятишками. Лето было в разгаре, жара стояла под тридцать, неплохо бы и самому окунуться. Но плавок на нем не было, а идти за ними домой неохота. Да и Татуировка эта!… Стоит только снять рубашку, тут же вперятся в тебя десятки любопытных глаз. "Глянь, фрайер! Ух, разрисован-то!… В тюряге, наверное?" - "А где ж ты думал? Им там делать нечего, вот и колют русалок да финки, друг дружку устрашают…" Провалился бы Локоть со своими "художествами". На пляже теперь делать нечего. Так, поваляется иногда он, Дюбель, с Игорьком и его малолетними корешами где-нибудь в тенечке, в укромном уголке за ивами…
- Но куда же подложить этой бабе "Привет…"? - вслух подумал Генка и матюкнулся от злости. Вот задачка-то, с одним неизвестным. Есть чем, есть кого, а негде. Черт бы ее побрал! Когда мастерил мину, думал - все просто будет. А теперь ломай голову. По почте, что ли, послать? Но когда это посылка дойдет? И часы всего сутки ходят.
Нет, по почте не годится. Нужно другую конструкцию придумывать. Опять чего-то мастерить, детали искать. Да и посылку может не сама Буканова открыть… Да, смысла нет…
Разморенный жарой и бездельем, Дюбель задремал в беседке, на широкой, крашенной зеленой краской скамейке. Он совершенно не беспокоился о том, что кто-то к нему может подойти и, скажем, утащить снятые со вспотевших ног кроссовки. Татуировка на руках и груди сразу скажет потенциальному вору: такого лучше не трогать.
Проснувшись часа через два, под вечер, Генка вспомнил о своих мучительных размышлениях, злость снова овладела им, и он решил, что хватит ломать голову - надо пристукнуть судью в подъезде, и все дела. Подъезд у нее в доме крайний, лавочки у входа нет, бабки не сидят, рядом с дверями - густой кустарник. Шагнул с порожка - и нет тебя.
Но наутро, одумавшись и остыв, Генка умерил свой пыл - этот террористический акт не годился, глупо. Скрыть следы не удастся, скорее всего, удар ножом может быть не смертельным, поднимется шум-гам, далеко и не убежишь. Нет, надо рассчитаться с судьей с помощью "адской машинки" - она сама сделает то, что нужно. Ни одна душа не знает, что он, Дюбель, сделал взрывное устройство, что решил отомстить Букановой. А потом - пусть ищут. Кого искать? Где?
Повеселев от этой обнадеживающей мысли, Генка снова отправился к телефону-автомату, решив, что будет периодически позванивать в суд по разным номерам, глядишь, повезет еще с какой-нибудь нужной для него информацией. И ему действительно повезло.
Он набрал номер Букановой, решив, что просто послушает ее голос, но случилось чудо: включился еще какой-то абонент. Мужчина попросил Галину Андреевну, и Дюбель стал невольным слушателем их разговора.
- Галина Андреевна? Здравствуйте. Это Александр Николаевич. Алло!… Что-то плохо слышно.
- Я слышу вас хорошо, Александр Николаевич, Здравствуйте.
- Как поживаете, Галина Андреевна?
- Ой, не спрашивайте. Устала ужасно. Дела одно страшнее другого. В апреле убийством занималась, сейчас - групповое изнасилование. Предварительное следствие проведено плохо, много неясного, свидетели путаются в показаниях, потерпевшая молчит, видно, напугана родственниками насильников. Дело вернула на доследование, придется, видно, заниматься им после отпуска.
- А когда собираетесь? Куда едете?
- Скоро. С первого августа. Билет на поезд уже в кармане, путевку тоже достала. Поеду к морю, устала за год.
- В Сочи?
- Нет. Под Краснодаром есть Джубга, может слышали?
- Не только слышал, даже бывал. Место - прекрасное.
- Ну вот. А я там не была… Да кто это сопит в трубку? Алло? Александр Николаевич, вы слышите? - встревожилась Буканова. - У меня такое ощущение, что кто-то нас подслушивает.
Мужчина засмеялся.
- Да пусть слушают, Галина Андреевна. У нас с вами такой тайный разговор, что только для Скотленд-Ярда и интересен. Но я вам все же перезвоню сейчас.
- Да, пожалуйста, Александр Николаевич, - Буканова положила трубку.
Положил свою и Дюбель.
- До Краснодара ты, тетя, не доедешь, это я тебе гарантирую! - сказал Генка прекрасному солнечному дню и грохоту трамвая, который мчался в этот момент по пыльной магистральной улице.
Глава четырнадцатая
…- Итак, Володя, что же мы с тобой имеем на сегодняшний день? - спросил Коняхин своего коллегу, лейтенанта Владимира Кубасова. - Давай еще раз прикинем.
Чекисты только что вернулись с короткого делового совещания, которое провел в отделе Русанов, собирались ехать в таксопарк, к Вячеславу Безруких, готовились к этой встрече. Они узнали, что машина Безруких - на ремонте, что-то случилось у него с подвеской, дня два-три будет стоять в гараже.
- Пожалуй, то же, что и вчера, - со вздохом ответил Кубасов. Он сидел за своим столом, напротив Коняхина, курил, задумчиво глядя на окно, где с самого утра лил настырный нескончаемый дождь. За окном их узкого, на двоих, кабинета было мрачно и сыро, пришлось зажигать "люстру" - лился с поселка, с казенного круглого светильника, рассеянный белый свет. У Кубасова горела еще на столе и зеленая лампа.
Коняхин листал тощенькую папку, стараясь освежить в памяти беседу с таксистом. Прошло уже полгода, звонков от Безруких не было, значит, сбытчика золота он не встречал, тот не объявлялся. А может, и встречал, но не стал звонить чекистам.
- Дело мне кажется дохлым с этим парнем, Валер, - Кубасов поднялся, стал расхаживать по кабинету.
Был он на полголовы выше Коняхина и в плечах пошире, при первом знакомстве производил впечатление медлительного человека, увальня и тугодума, но Коняхин как никто другой знал, какая мгновенная реакция у его напарника, как быстра его мысль и эти вот большие сильные руки мастера спорта по дзюдо. Коняхин не раз убеждался в этом на занятиях по физической подготовке.
- Ты смотри, старик, - продолжал Кубасов. - За полгода - ни одной новой информации о золоте, ни одного нового слитка в городе не появилось.
- Мы с тобой об этом можем просто не знать, Володя, - спокойно возразил Коняхин. - И это в нашей работе большой минус.
- Да, конечно, - не стал спорить Кубасов. - Но никто из моих людей ничего не знает.
- На "Электроне" могут и не знать, если именно там идут хищения, - размышлял Коняхин. - Или были. Мы ведь можем иметь дело с золотом, которое было похищено когда-то, а теперь его реализуют.
- Телефонный звонок был в начале июня, чуть больше месяца назад, - напомнил Кубасов.
- Да-а… Есть что-то, есть. - Коняхин снова углубился в папку. "Что же вы, чекисты, мер не принимаете? - прочитал он в который уже раз телефонограмму. - У нас, на "Электроне", золото воруют…" - На магнитофоне голос звучит очень искренне, убедительно. Не думаю, что это ложный звонок. Скорее, от отчаяния,
- Думаешь, кто-то из их же шайки? - опросил Кубасов.
- А почему бы и нет? Звонок - безымянный, ниточка следствию, сигнал. Человек, видно, понимает, что сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. Может быть, совесть заговорила, может, страх. Мы же пока не знаем, что там у них происходит.
- Но почему звопок нам, а не в милицию? Как думаешь, Володя?
- Трудно сказать. Скорее всего, потому, что человек понимает: золото - валюта. Наша компетенция.
- Тем не менее Русанов и милицию подключил. БХСС. Генерал одобрил.
Кубасов не сказал ничего. Затушил сигарету, стал одеваться. Надел плащ и Коняхин. Спросил у Кубасова: может, зонт взять, смотри как льет? Но оба они пришли к выводу, что не стоит занимать руки, да и дождь вроде бы пошел на убыль, в окне посветлело.
Вышли из здании управления два молодых, неприметных человека, зашагали к троллейбусной остановке.
Славик возился в гаражном боксе со своей машиной. Голова его, в промасленном черном берете, торчала из смотровой, отделанной кафелем ямы. Он поругивал городское начальство, которое вообще перестало смотреть за проезжей частью: дескать, влетел в большую выбоину, полную дождевой воды, погнул рычаг подвески, возись теперь.
Коняхин, присев, поздоровался с таксистом, попросил уделить ему с коллегой несколько минут. Славик охотно вылез, вытер руки, стал рассказывать, как он вез пассажиров по окраинной городской улице, по которой, кстати, и ездил не раз, стал объезжать заглохший отчего-то МАЗ и вкатился в эту колдобину…
Безруких рассказывал, а руки его по-прежнему беспрестанно тискали ветошь и голос был заметно напряжен, взволнован.
- Слава, ты не волнуйся, - сказал Коняхин. - Давай вспомним еще раз, как было дело с этим слитком.
- Ну как, - начал рассказ таксист. - Перед маем было дело. Это я точно помню. Числа двадцать седьмого или двадцать восьмого апреля. Сел ко мне в машину то ли грузин, то ли азербайджанец, я их не могу различить. Попросил отвезти к шинному заводу…
- А где он сел? - быстро спросил Кубасов.
- В центре, у кафе "Гриль". Вот. Довез я его…
- Непосредственно к шинному заводу? - перебил Коняхин.
- Нет, не доезжая. Он назвал адрес, номер дома на Проезжей улице, я там и остановился. В этом доме молочный магазин еще.
- Ну-ну. Дальше.
- А дальше… Он когда расплачивался, спросил: "Маладой человек, золотишком не интересуетесь?" - и показал "сигаретку". Я говорю: да то ли это золото, то ли… Он засмеялся, во рту у него тоже золота полно, блестит. Если, говорит, интересуетесь, то можно к ювелиру. У меня деньги как раз с собой были, я хотел покрышки у одного нашего шофера купить, ну, думаю, возьму "сигарету", жена говорила про инфляцию…
- Слава, а ты случайно не поинтересовался, откуда у него этот слиток? - спросил Кубасов.
- Да поинтересовался, но…
- А как конкретно был задан вопрос?
- Я сказал: какая красивая "сигарета"! Сам, что ли, делаешь? Он и говорит: ага, из старых золотых часов.
- Ну, это он тебе соврал, Слава, - подал реплику Коняхин. - Золото высокой пробы, техническое. Не из часов.
- Ну я этого не знаю.
- Потом вы встречались еще?
- Да. Один или два раза. - Славик беспокойно мял берет, так же беспокойно жили под невысоким его, в прыщах, лбом светлые глаза: "Вот вляпался, говорили они, дернул меня черт…"
- А смысл вашей новой встречи был какой?
- Ну как же! Он попросил меня продать слиток, у нас в таксопарке. Я его и предлагал нашим ребятам, а кто-то из них вам стукнул. - Славик вздохнул. - Зря, между прочим. Я бы и сам, если б догадался…
- А где и как вы встречались с этим человеком? - настойчиво продолжал спрашивать Коняхин.
- Да как. Рамиз знает номер моей машины… Поднимает руку, садится. Все обычно.
- А имя - Рамиз… Это точное, его?
- Он так назвался. А я запомнил, необычное оно. У нас все Сашки да Володи, а тут Рамиз.
Славик поскреб пятерней в стриженом затылке, мотнул головой, как бы прогоняя прочь сомнения - нет, имя он помнил твердо. Они, чекисты и шофер, сидели в углу бокса, возле бочки с песком, мирно беседовали.
- Значит, Рамиз говорил, что золото из лома часов? - уточнил Кубасов.
- Да. Я, говорит, скупаю корпуса по сорок - пятьдесят рублей за штуку. У знакомых или у тех, кому не хочется стоять в очереди в магазине, на скупке. Ну, еще у часовщиков. Те продают подороже, но Рамиз не внакладе, хлопоты окупаются.
- Ну а ты? - прямо спросил Коняхин. - Зачем брался сбывать слиток?
Таксист опустил голову.
- Ну как же… Рамиз мне процент обещал. Сказал: с каждого грамма - тебе пятерка. Выгодно.
- Понятно. Но разве вы с Ремизом не обменялись телефонами?
- Я же сказал. - Безруких не смог скрыть раздражения. - Он сам ко мне в машину садился, ждал видно. Телефона не давал. Сказал, что никаких телефонов, сам тебя найду. И чего вы, ребята, накручиваете? Что тут особенного? Ну, хотел я слиток купить…
- Мы тебе не "ребята", Безруких, - ровно сказал Кубасов. - Разговор наш вполне официальный. И говорим мы с тобой о нарушении правил о валютных операциях. Дело государственное, в уголовном порядке наказуемое. Статья есть. От трех до восьми лет.
- До восьми?! - переспросил Славик, и его изумлению не было границ. - Мама, роди меня обратно!… Какой же я валютчик?! Попросили продать, за плату, я и того… Без "навара" какой смысл за такое дело браться? Цены вон как подскочили! Мясо на рынке - не подступишься. И деньги менять собираются, все об этом говорят.
- Слава, что ты тут перед нами ваньку валяешь? - строго спросил Коняхин. - Ты ведь знал, что собирался покупать? И другим водителям об этом говорил.
- Конечно знал. Мы и к ювелиру ездили.
- Вот. И за посредничество в сбыте золота брался. Разве из технического, чистого золота делают корпуса часов? Трудно понять?
- Парни, ну… я это потом смекнул, - честпо признался Славик. - Сообразил, что нечисто тут что-то. Но Ремизу этому я поверил, что он из часов "сигареты" отливает. Каждый сейчас свой бизнес делает. А сразу капать в милицию или вам… с какой стати? Хотел купить, а потом передумал. Лучше, думаю, кому-нибудь предложу. Ну его, этого Рамиза, к лешему. Мне и шофер один сказал: Славик, не связывайся с золотом, это вещь поганая, не ищи приключений на свою задницу. Лучше чаевые с пассажиров брать.
Все трое помолчали. Гараж жил между тем своей жизнью: мимо бокса проскакивали "Волги" с желтыми гребешками на крыше, потрепанные "Москвичи", репродуктор на стене в который уже раз требовательным женским голосом объявлял, чтобы "водитель рафика Коровин немедленно зашел к диспетчеру", в соседнем боксе вспыхивала ярко-синим огнем электросварка, визжала пневмодрель…
- Слава, помоги нам познакомиться с Рамизом, - попросил Коняхин. - Это очень нужно.
Безруких пожал покатыми, мясистыми плечами, шевельнулась на них промасленная черная роба.
- Да я понимаю, - сказал он глуховатым и заметно уже успокоившимся голосом. - Зря вы бы ко мне не пришли. Но честное слово, парни, я не знаю, как его найти. Живет он, наверное, в Придонске, раз я его встречаю… Но, может быть, он в гостинице где-нибудь, приезжий? Вы бы поискали. Я его узнаю, если увижу… А меня что - посадите? Но я ведь не знал, что золото ворованное или какое оно там есть! Сказали мне, я поверил. Рамизу хотел помочь, да. Чего, думаю, от сотни-другой отказываться?! Деньга на дороге не валяются и всем нужны…
- Ты должен был заявить, - прервал таксиста Кубасов. - Не маленький, на границе служил.
- Вы и об этом знаете? - изумился Безруких. - Но хорошо - как заявить? На самого себя, что ли?! Мол, хотел купить золотую "сигаретку", сажайте, да?… Я потом подумал: хорошо, что не приходит Рамиз, гора с плеч.
- Ладно, Слава, ты думай впредь, - миролюбиво проговорил Коняхин. - Мы - не суд, как быть с тобой дальше - видно будет. Но запомни: чистосердечные признания твои и помощь следствию, конечно, учитываются.
- Да понял я, парни! - Славик зачем-то приглушил голос, заговорщицки оглянулся. - И если б знал, что вы интересуетесь этим Ремизом… А где он золото берет, я, честное слово, не знаю!
Коняхин с Кубасовым переглянулись - разговор нужно было кончать, ничего нового сегодня они уже не узнают.
Чекисты поднялись, встал и Безруких.
- Ты вот что, Слава, - попросил Коляхин. - Если явится Рамиз, скажи ему, что есть человек, который хочет купить "сигареты".
Славик замотал головой.
- Ладно, понял. Позвоню, если что. Я теперь и сам буду приглядываться в городе, может Рамиза где и увижу. Целыми днями мотаюсь, иногда и мелькнет знакомое лицо, а память у меня на лица хорошая, парни. Вы правильно говорите, на границе служил. Ох дурак я, вляпался в какую кашу, а! Деньгами соблазнился, прямо скажу. Женился недавно, деньги нужны… Парни, а вы замолвите за меня словечко, а? Я ж не знал, по глупости вляпался.
- Ладно, Слава, мы тебе все сказали, - кончил Коняхин тягостный этот разговор. - Ждем звонка. Вот телефон, - и подал таксисту клочок бумажки со своей фамилией.
Славик бережно, кончиками пальцев, взял бумажку, скользнул по ней глазами.
- Я обязательно, парни! Я этого Рамиза сам теперь искать буду! Ишь какую свинью мне подсунул с этими "сигаретами"!
Чекисты попрощались с таксистом, пошли к выходу.
- Как думаешь, Володя, позвонит он? - спросилКоняхин.
- Думаю, да, - кивнул Кубасов. - В его положении надо звонить.
…Безруких не позвонил, а недели через две заехал в управление госбезопасности, оставил у дежурного записку;
"Коняхину. Кто-нибудь один, парни. Завтра в двенадцать у магазина "Океан".
Славик".