Пусть проигравший плачет - Пьер Немур

Пьер Немур в романе "Пусть проигравший плачет" показывает борьбу двух мафиозных групп в сфере услуг.

Из сборника "ТЕРРА-Детектив"

Содержание:

• Пьер Немур Пусть проигравший плачет 1

  • Пролог 1

  • Глава первая 3

  • Глава вторая 5

  • Глава третья 8

  • Глава четвертая 10

  • Глава пятая 12

  • Глава шестая 15

  • Глава седьмая 17

  • Глава восьмая 19

  • Глава девятая 21

  • Глава десятая 23

  • Глава одиннадцатая 25

  • Глава двенадцатая 27

  • Глава тринадцатая 29

  • Эпилог 33

Пьер Немур Пусть проигравший плачет

Пролог

Ночь опустила над Гамбургом черный занавес в тяжелых складках. Детали местности можно было различить только тогда, когда узкий и холодный, как лезвие ножа, пучок света маяка, установленного на телебашне, рассекал небо. Тучи, двигавшиеся с северо-востока, были мрачны, как приговор судьбы.

Гнавший их ветер наверняка родился в ледяной пустыне сибирской тундры. В нем было что-то мрачное, безжалостное, смертельное. Он несся над самой землей, проникал в геометрические анфилады широких проспектов, расставлял свои шквальные патрули на перекрестках и тротуарах.

На пустынных набережных порта он шумно выражал свою досаду, так как все капитаны приняли необходимые предосторожности, усилив швартовы своих судов, и ему оставалось только хулиганить с разбросанными тут и там пустыми ящиками и незакрепленными мусорными баками, а огромные корпуса грузовых судов подавляли его своей спокойной силой.

Было одиннадцать вечера. Даже большие центральные улицы, полностью перестроенные после пожаров 1945 года, были пустынны. Отдельные редкие автомашины скользили по мостовой, блестевшей от дождя, не прекращавшегося практически весь день, шурша мокрыми шинами. Еще более редкие прохожие спешили вдоль зданий, зябко подняв воротники и низко опустив головы, чтобы укрыться от пронизывающих порывов ветра. Картина, характерная для больших городов Европы: все в Гамбурге, кто еще не спал, смотрели телевизоры в тщательно запертых квартирах.

Огни светофоров, чьи красные, желтые и зеленые блики отражались в зеркале асфальта, работали впустую и были так же бесполезны, как и полицейские-шупо, которые приплясывали, чтобы согреться, на перекрестках главных артерий города или патрулировали в автомашинах, зажав в зубах сигару и пустым взглядом осматривая улицы.

Казалось, вся жизнь Гамбурга сосредоточилась в квартале Сан-Паули. Но уж там-то праздник был в полном разгаре. На Тальштрассе группы матросов в синих куртках прогуливались мимо "витрин". Среди них время от времени мелькали отдельные фигуры в темных пальто или светлых непромокаемых плащах. Беспокойные крадущиеся силуэты, сверкающие глаза, лихорадочно возбужденный мозг, в котором медленно распускался мрачный цветок желания.

Девушки в коротких трусиках и бюстгальтерах провожали прохожих оценивающими взглядами. Это было лучшее время для взаимного осмотра. По утрам "витрины" были заняты "бабусями", хмурыми проститутками, находившимися на пороге отставки. Смена происходила в два часа дня, когда появлялись "мамаши", которые компенсировали для знатоков своей техникой то, что теряли в свежести, и которые, кроме того, умели хорошо использовать истому, наплывавшую в эти пустые часы. А позднее, для того чтобы противостоять натиску толпы, выстраивались в ряды батальоны самых юных и самых свежих.

Самые высокие ставки были в "Центре Эроса", бирже краткосрочной любви. Пройдя через скромный вход, доступ в который был запрещен для несовершеннолетних и женщин - "непрофессионалок", вы оказывались в толпе, заполнявшей крытый рынок, обогревавшийся инфракрасными лучами. Элита гамбургских проституток прогуливалась там вперемешку с любителями. Каждая из заключенных сделок завершалась короткой прогулкой в одно из четырех ультрасовременных зданий, ключ от номеров в них был только у женщин.

В "Колибри" в этот час гвоздем первого сеанса был самый смелый стриптиз в Европе. Две юные девушки, совершенно обнаженные, выходили из бассейна, где они в течение пятнадцати минут демонстрировали залу, переполненному натужно сопящими мужчинами, развеселое эротическое представление, иногда выходящее за рамки допустимого. Теперь они направлялись к зрителям, держа в руках махровые полотенца, и томно просили, чтобы их вытерли…

На Гроссе Фрайхайт сотни зазывал обращались к клиентам, проносившимся по дороге, сверкавшей от капелек дождя и агрессивных неоновых реклам десятков ночных заведений, аналогичных "Колибри".

Несмотря на то, что двойные шторы были задернуты, пурпурные вспышки света от ближайшей рекламы через регулярные промежутку времени полосами освещали полумрак комнаты. В шикарной гостиной свет и жизнь были сосредоточены в том углу, где беседовали пятеро мужчин. Двумя этажами ниже на натертой воском площадке, приколотая голубым лучом прожектора, как бабочка на булавке, восхитительная юная девушка избавлялась от последнего клочка своей одежды.

Пятеро мужчин представляли для наблюдателя поле для самых различных и противоречивых размышлений. Прибывший последним еще не занял своего места в приготовленном для него глубоком кресле. Он еще стоял, держа в руках черный атташе-кейс крокодиловой кожи. Это был представительный мужчина примерно тридцати лет, брюнет, одетый в строгий серый костюм английского покроя. Он походил на человека из высшего света, преуспевающего дельца, который читает журнал "Плейбой" и от которого без ума все девицы, так как он пользуется после бритья особым кремом "Махин" - только для настоящих мужчин. В Париже его звали Макс де Руйе.

Второй, Лео Дженаузо, сорока пяти лет, крепкий и массивный, словно влитый в синий в белую полоску костюм от одного из лучших портных, с коротко подстриженными белокурыми волосами и голубыми глазами, со складками на затылке, мог быть на выбор либо преуспевающим биржевым маклером, либо лучшим клиентом упомянутого маклера.

Второе предположение было ближе к истине: Лео Дженаузо был одновременно владельцем жилого дома и расположенного на первом этаже ресторана "Райзи", называвшегося так же, как и соответствующее заведение в Западном Берлине, и знаменитого во всей Европе тем, что каждый столик в нем был снабжен системой автоматической телефонной и пневматической связи со всеми остальными столиками, особенно с теми, что были заняты прелестными молодыми женщинами.

Активность Лео Дженаузо не ограничивалась рестораном "Райзи". Он имел свою долю и в доброй дюжине других заведений Гамбурга. Говорили, что он контролирует еще несколько десятков ночных заведений Кёльна и Дюссельдорфа. Этому уличному мальчишке из Гамбурга, дезертировавшему из вермахта в 1945 году, представился случай попасть в лапы к американцам. В результате он приобрел, наряду с прекрасным знанием языка, большой опыт в искусстве развлечения сначала оккупантов, а впоследствии и своих соотечественников.

В любую другую историческую эпоху он был бы в Пруссии владельцем кабаре и одновременно сводником невысокого полета. Послевоенное время и германское чудо канцлера Эрхарда сделали из него бизнесмена.

Рядом с ним сидел Людвиг Леер, главный акционер "Фемины" и четырех других заведений, один из совладельцев "Центра Эроса", напоминающий врача из шикарных кварталов или, если немного подумать, модного психиатра. Он выглядел так, словно сошел с витрины магазина на лондонской Севиль-роу. Холеные руки были великолепно ухожены. Очки без оправы усиливали его пронизывающий, жестокий взгляд.

Четвертый участник встречи несколько дисгармонировал с этой компанией истинных джентльменов. Это был маленький и невзрачный человечек, утонувший в глубине своего кресла. Он разменял пятый десяток, и его звали Карл Вениг. Светлый галстук и отмеченное шрамом изможденное лицо четко определяли его место. Этот человек был бандитом, но не из крупных. Он идеально соответствовал роли подручного, телохранителя, выполняющего деликатные поручения без проявления ненужной щепетильности, верного помощника, пунктуального исполнителя.

Пятого участника мы специально оставили напоследок. Луи Брингбек относился к тем людям, которые не остаются незамеченными. Американец до кончиков ногтей, он, однако, давно покинул стада тех туристов в светлых шляпах и разноцветных галстуках, которые в разгар сезона обрушиваются на Европу, как саранча на сахарские оазисы. Ясный взгляд, мощная челюсть, вылепленная в результате длительного процесса пережевывания нескольких десятков тысяч порций жевательной резинки, - он был истинным представителем самой богатой нации в мире.

Луи Брингбек был великолепным образчиком деятельного бизнесмена - внимательным, зорким, обладающим той несравненной непринужденностью, которую обеспечивает неограниченная поддержка доллара.

Лео Дженаузо был гостеприимным хозяином. Щелкнув пальцами, он велел Карлу Венигу предложить гостям услуги вращающегося бара. Не вдаваясь в детали, он представил присутствующих друг другу.

* * *

Через приоткрытые двойные шторы соседняя реклама вновь бросила в комнату кровавый отблеск. В стаканах с виски "Катти Сарк" негромко позвякивали кусочки льда. Наконец Дженаузо прервал молчание, начинавшее становиться напряженным.

- Макс, - сказал он, обращаясь к французу, - мы все здесь деловые люди. Вы приехали из Парижа. Наш друг Луи в свою очередь совершил путешествие из Чикаго для того, чтобы оказаться сегодня вечером с нами. Я не буду ходить вокруг да около и выложу карты на стол, что устроит всех, так как всем важна прежде всего эффективность.

Мы - я и мои помощники - изучили ваше предложение и результатом этого изучения явилось обращение к нашим американским друзьям.

Естественно, вы знаете, как организовано наше дело по ту сторону Атлантики. Оно контролируется, в основном, тремя большими трестами, зоны влияния которых строго распределены. "Западная Организация", как ее называют, работает на западном побережье, в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, а также в Неваде. "Коза Ностра" распространяет свое влияние на восточные штаты и атлантическое побережье, ее штаб-квартира находится в Нью-Йорке. "Синдикат" контролирует центральную часть страны с Чикаго, Милуоки, Сент-Луисом, Канзас-сити, если говорить только о главных городах.

В большой битве капиталов, которую американская экономика предприняла для того, чтобы победить на главных международных рынках, наши американские друзья, в отличие от нас, европейцев, проявили большую мудрость в том, чтобы объединиться и разделить работу. Они поняли, что это не только в их интересах, но и в интересах их страны, а также способствует росту ее престижа…

Наступила тишина. Чувствовалось, что перед мысленным взором каждого из присутствующих шуршали складки звездно-полосатого флага.

- Совершенно естественно, - продолжал хозяин ресторана "Райзи", - что "Западная Организация" распространяет свое влияние на Гавайские острова, острова Тихого океана, Дальний Восток, где ей пришлось выдержать жестокую борьбу с японским капиталом. "Коза Ностра" и "Синдикат" обратили свои взгляды на Европу, конечно, на Западную Европу. Шесть стран Европейского Экономического Сообщества в совокупности представляют рынок, насчитывающий около 190 миллионов потребителей. Что же касается небольшой зоны свободного обмена, то если не принимать в расчет Великобританию, только один игорный бизнес, с точки зрения торгового оборота, стоит на пятом месте в экономике этих стран. Если не считать Францию, шовинизм которой хорошо известен, мы хорошо знаем, что наших капиталов недостаточно для того, чтобы обеспечить такую активность, какую мы имеем основание ожидать в эпоху экономического подъема, равного которому Европа никогда прежде не знала.

Лео Дженаузо жестом остановил протест Макса де Руйе:

- Мне кажется, что следует закончить это отступление. Естественно, что "Коза Ностра" по латинской традиции вкладывает свои капиталы в Италии и средиземноморских странах. "Синдикат", который здесь представляет наш друг Луи Брингбек, выбрал Великобританию, Германию и страны Бенилюкса.

- И Францию… - улыбнувшись, закончил Макс де Руйе.

- Я еще вернусь к этому, - заверил немец.

С самого начала своего выступления он пользовался английским языком, рабочим языком различных совещаний. Его американский акцент был безукоризненным, но интересно отметить, насколько изменился сам его язык. Жаргон воровского мира решительно остался в прошлом. С двусмысленными формулами и смелыми речевыми оборотами было покончено. Сегодня принималась во внимание только эффективность. Особенно, когда речь шла о мероприятиях международного масштаба.

- Я еще вернусь к этому, - повторил Дженаузо. - В настоящий момент Франция представляет особый случай. С сожалением приходится констатировать, что страна Декарта отказывается от рационального анализа ситуации. В век информатики, когда анализ перспектив бизнеса превращается в науку о будущем, французский индивидуализм обрекает вас на примитивное ремесленничество.

- Позвольте, - прервал его Макс де Руйе. - Само мое присутствие здесь говорит об обратном. Впервые в данной ситуации во Франции было проведено тщательное изучение рынка.

Он также говорил по-английски, но этот английский происходил из пользовавшихся хорошей репутацией заведений по ту сторону Ла-Манша. Несмотря на французский акцент, он говорил как выпускник Оксфордского университета, не признающий никаких американизмов.

- Вы правы, - кивнул тевтон, - и мне хотелось бы воздать должное прозорливости вашей группы. Несмотря на то, что мы уже изучили всю вашу информацию, мне хотелось бы, чтобы вы повторили основные моменты нашему другу Луи…

Вместо ответа Макс де Руйе открыл свой атташе-кейс, извлек оттуда тонкую папку с бумагами, закурил сигарету и начал, обращаясь главным образом к американцу:

- Совершенно понятно, - сказал он, - что в данном случае речь идет только о достаточно ограниченной инициативе, относящейся к узко локальному сектору. В какой-то мере это своего рода эксперимент. По крайней мере, мне он представляется интересным, и я надеюсь, что вас это также заинтересует, так как это является первым во Франции случаем научного и рационального подхода к рынку в нашем секторе экономики.

Лицо Луи Брингбека стало жестким. На нем обозначились глубокие морщины, говорившие о том, как напряженно он слушает. Речь шла о бизнесе, а это было священным делом. Нетерпеливым жестом он отмахнулся от вступительной части. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что за этим первым контактом, если он окажется положительным, должна последовать целая серия американских инвестиций.

- В течение приблизительно девяти веков, - продолжал Макс де Руйе, - Центральный рынок назывался "Чревом Парижа". Вокруг этого большого рынка во все времена кишел преступный мир.

Лео Дженаузо одобрительно кивнул, на его упитанной физиономии промелькнула тень улыбки. Ему нравилось отточенное сообщение, подготовленное Максом де Руйе, который прошел во Франции науку большой коммерции. Он был одновременно и большим экономистом, и интеллигентом. Лео Дженаузо очень гордился умением переводить грязные проблемы среды, своей среды, на уровень некоей абстракции и, более того, на уровень абстракции национального и международного масштаба.

- Последние годы были особенно удачными, - продолжал француз. - Никогда еще дела рынка не были в таком блестящем состоянии.

Тут он снова обратился к своему досье.

- Давайте рассмотрим, - предложил он, - только сектор проституции. Только в этом одном квартале функционируют десятки отелей для визитов, как их называют в Париже, каждый из которых обслуживает от двадцати до двадцати пяти женщин. Возьмем в качестве средней цифру двадцать три. Каждая из них осуществляет в течение дня минимум двадцать сделок со средней стоимостью 20 франков. Это составляет оборот в размере 920 000 франков или 184 000 долларов в день. Это без учета стоимости комнат, которая входит в сумму неизбежных затрат, связанных с охраной отеля.

В большинстве расположенных вокруг этих отелей кафе охотно играют в покер. В настоящее время это любимое развлечение составляет одну из важных перспектив рынка. Рассмотрим хотя бы достижения французских властей в такой области, как ставки на скачках. Вы мне скажете, что они обладают таким средством, как телевидение, но в то же время они сумели успешно одурманить всю нацию и получают на этом деле каждую неделю миллионы долларов.

Не будем слишком самонадеянными, давайте рассмотрим только отчисления от тех огромных сумм, которые переходят на рынке из рук в руки каждую ночь. У продавцов и покупателей всегда есть свободное время. Причем они, конечно, не требуют, чтобы их научили играть в такие игры, как железка, студ-покер или вуар де крап - карточную игру, которая произвела фурор в лондонских кругах.

- Почему вы не сделали этого раньше? - прервал его Луи Брингбек, который, впрочем, уже знал ответ.

- Вы коснулись самого существа проблемы, - серьезно ответил ему Макс де Руйе. - В нашем секторе экономики во Франции всегда царил самый жесткий индивидуализм. Он всегда приходил в ужас от рекламы. Нам предстоит доказать, что эпоха случайных импровизаций миновала.

Среди четырех слушателей пронесся легкий ропот одобрения. Им явно понравились слова "месье". Встреча принимала характер солидного заседания административного совета.

- В связи с перестройкой рынка нам предоставляется удобный случай, - пояснил Макс де Руйе. - Вы наверняка читали газетах, что большой рынок переезжает из центра Парижа в предместье Ранжис, неподалеку от аэропорта Орли для того, чтобы превратиться в прекрасно оборудованный национальный рынок. Вместе с рынком в Ранжис переехали или собираются переехать и около сорока тысяч работников различных категорий, начиная от владельцев и доверенных лиц и кончая случайными грузчиками и возчиками.

Для большинства коммерсантов, работавших вблизи старого рынка, для большинства мелкооптовых торговцев это означает разорение. А для нашего сектора это означает трудную перестройку.

Некоторые, и только некоторые, захотят перейти в другие сектора, в которых уже сейчас существует огромная конкуренция, что приведет к значительному снижению прибыли. Другие попытаются связать свое будущее с Ранжис и последуют за переездом рынка, но они намерены делать это в индивидуальном порядке, неорганизованно, возможно, что иногда эти решения будут очень интересными и красивыми, но я убежден, что это будет абсолютно неправильно с точки зрения эффективности вложения капитала.