* * *
Медсестра сделала вид (и это у нее хорошо получилось), что совершенно не понимает, о чем идет речь.
- Вы фокусы, пожалуйста, на манеже показывайте, здесь медицинский пункт, а не цирк.
Полынцев указал пальцем на небольшое отверстие в стене.
- А это откуда?
И тут в глазах Нины впервые промелькнул испуг. Уверенность пропала, уступив место тревоге и смятению. Руки ее нервно сцепились, пытаясь скрыть нарастающее волнение, но ничего не получалось - все было видно, как на ладони.
- Я не поняла, на что вы намекаете.
- А вот это? - вставил он мизинец в дырку на плакате.
- Не рвите инвентарное имущество, мне за него отчитываться.
- Потому и не выбросили, что отчитываться. Так откуда эти пробоины?
- Не знаю.
- Почему сегодня окно закрыто?
- Потому что ветер дует.
- В прошлый раз ветер был сильнее, но вы сидели нараспашку. Или просто стекол не было?
- Тогда было душно.
- А сейчас нет?
- Пока нет.
Держа в руках плакат, он подошел к ней вплотную.
- А где пуля? Выковыряли?
Глаза ее запрыгали из стороны в сторону, пытаясь куда-нибудь спрятаться, только куда ж тут спрячешься - из орбит ведь не выскочишь.
- О чем вы говорите, какая пуля? - пролепетала Нина, пытаясь справиться с волненьем.
Несмотря на отрицательные ответы, Полынцев чувствовал, что девушка вот-вот расколется. Для этого нужен был лишь небольшой толчок. Одним при том хватало легкого нажима, другим же требовалась жесткая угроза. Но не та, которую принято показывать в кинофильмах (когда сотрудник направляет ствол в голову собеседника), а настоящая, с возможностью реального исполнения. Глупо ведь бояться, что вас могут застрелить из-за банального молчания. Никто и не боится - не в лесу живем. Но чем тогда может разговорить подозреваемого простой российский милиционер. Заметим, не голливудский рейнджер, избивающий любого, кто ему не понравился, а наш местный Василий, которого за каждую жалобу таскают по инстанциям, вызывают в прокуратуру, лишают премий и задерживают звания. Так чем ему остается грозить? Пальчиком?
Жизнь показывает, что реальный испуг может вызвать только дыханье тюрьмы. Кстати, если вы станете выбивать признания из матерого бандита, размахивая оружием, он посмеется над вами и сочтет идиотом. Зато, когда вы пригрозите ему реальным сроком, да не с потолка его возьмете, а умело обоснуете, то успех вам гарантирован (как правило). Словом, реальный страх у допрашиваемого можно вызвать только решеткой, остальное - детский лепет.
- А теперь слушай меня внимательно! - резко перешел он на "ты", давая понять, что разговаривает с ней, как с преступницей. - В том, что ночная пуля прилетела в твой лазарет, у меня нет сомнений: разбитое окно, дыра в плакате, выбоина в стене. Даже поверхностной экспертизы будет достаточно для того, чтобы это подтвердить. Но это только цветочки. Сейчас начнутся ягодки.
При слове "экспертиза" медсестра прижала ладони к щекам и осела на кушетку.
- Я все скажу, - тихо пролепетала она.
- Ну?
- Я пришла утром, увидела разбитое стекло. Собрала осколки и выкинула их в мусор. Потом заметила дырку на плакате, за ней, в стене, торчала пуля. Я ее выковыряла и тоже выбросила, в реку. Вот и все, я ни в чем не виновата.
- Понятно, - недовольно кивнул Полынцев. - Ты крепче, чем я думал. Ну, что ж, если по-хорошему не понимаешь, то будем говорить через решетку. Собирайся.
- Куда? - захлопала она испуганными глазами.
- В тюрьму, к прожженным зэчкам и помойным бичевкам.
- За что?
- За соучастие в убийстве. Там будешь вспоминать, как все было.
- Так и было, я правду говорю!
- Я сказал, собирайся! Нет времени твои сказки выслушивать. Через неделю следователь приедет в тюрьму, там и поболтаете.
Надо понимать, что значит для симпатичной девушки попасть за колючую проволоку. Это не только встреча с прожженными зэчками, это еще и потерянная красота, на корню загубленная молодость. Девичий век и без того недолог, а сократи его на пару лет - и вовсе ничтожен.
- Ну, почему вы мне не верите?! - слезно вскрикнула она.
- Да потому, что любой нормальный человек, увидев такую картину, первым делом вызвал бы милицию. И уж точно рассказал бы все сотруднику, который пришел к нему сам. Ты же изворачивалась до последнего. Кого покрывала?! Убийцу?!
- Нет!
- А кого?
- Гарика, спасателя. Он попросил не вызывать ментов.
- Почему?
- Потому что он судимый и не хочет с вами связываться. Ночью перестрелка была. Он все видел. Боится, что если расскажет, то не поздоровится хоть от вас, хоть от бандитов.
Полынцев от удивленья развел руками. Выводы напрашивались определенные: либо девушка страстно любила атлета-спасателя, либо, что вероятнее всего, была просто дурочкой. За сокрытие преступника можно ведь и срок получить, пусть небольшой, но было бы за что. В обществе бытует мнение, что доносить на кого-либо - занятие постыдное. Стукачей не уважают, клеймят позором, называют самыми непристойными словами. А между тем, если рассуждать логически, так ли уж плохо сообщать властям о преступлениях? И кто эти люди, клеймящие позором стукачей?
Самое нетерпимое отношение к фискалам сложилось на зоне. Именно оттого что там собраны отпетые мошенники, и за душой у каждого вагоны с тяжкими грехами. Ненависть к стукачам - это способ криминальной защиты, желание бандитов избежать наказания, попытка совершить в тайне новое преступление. Так позвольте вас спросить, зачем же тюремные законы применять в нормальном цивилизованном обществе? Кстати, о приличии.
В Америке, на домах граждан, сотрудничающих с полицией, нарисован специальный значок - прищуренный глаз. Американцы бравируют тем, что у нас считается подлым. Отсюда и эффективная работа полиции, и, как следствие, законопослушное общество.
Вот так, или примерно так, думал лейтенант милиции Полынцев. Наверное, в чем-то его суждения были верны, а в чем-то - нет.
- Интересно получается! - сказал он, усмехнувшись. - А если он и есть убийца? Навешал тебе лапши на уши и открыто замел все следы.
- Да какой он убийца, - отмахнулась медсестра. - Не первый день его знаю.
- Какие у вас отношения?
Пока девушка сморкалась в платочек, собираясь с ответом. Он заметил в окне примечательную картину: из-за острова выплывала моторная лодка. Возможно, это был простой рыбак, не знавший, что в тех местах ничего не ловится. А возможно, и не простой…
- Лазарет не покидать, ни с кем не общаться! - бросил Полынцев, выбегая из вагончика. Только бы спасатели оказались на месте…
* * *
Мошкин сидел в своем кабинете, усердно строча справки к оперативно-поисковым делам. Накропал уже целых 4. Едва собрался перейти к пятой, как в животе противно заурчало. Только встал, чтобы налить чайку, зазвонил городской телефон. "Вот так мы и портим наше драгоценное здоровье, - подумал он, нехотя снимая трубку. - Ни минуты свободной".
- Мошкин вас внимательно слушает.
- Привет, коллега, - это Комаров из ЭКО беспокоит.
- Привет, однофамилец. Как дела, как жив-здоров?
- Да ты знаешь, хреновенько. Ага. Зуб, понимаешь, на той неделе разболелся. Думал, сам пройдет, а он, зараза, все сильнее и сильнее. Ну, я его решил соляным раствором пронять. Ага. Час полощу, два - уж язык задубел - а боль все не проходит. Ну, думаю, не то средство, надо поменять. Привязал, значит, чесночину к запястью. Старое средство, проверенное. Еще бабка моя так делала, правда, от запора, но, не суть. Значит, час держу, другой - уж на руке ожог краснеет - а зуб все болит. Ну, нет, думаю, я тебя все равно доконаю. Беру, значит, еще более старое средство. Сразу, значит, стаканюку, ага, залпом… без закуски. Хорошо стало, тепло, приятно. В ушах прибой шумит, ног не чувствую, рук не чувствую, а зуб, мать его, чувствую. Что делать? Решаю, значит, пойти на риск…
Мошкин, по молодости лет, не знал, что на свете существуют люди, которые на вопрос: "Как жив-здоров?" действительно рассказывают о жизни и здоровье. На пятнадцатой минуте медицинской истории, когда уже были прочитаны главы о зубах, простуде и геморрое, он, не выдержав, отчаянно возмутился.
- Послушай, Комаров, ты, что решил все свои болячки сейчас вспомнить?
- Да ты что?! - бодро хохотнул эксперт. - Этим я только за последнюю неделю переболел. А если вспомнить, хотя бы за прошлый год. Так там было делов. Ага. На Рождество, значит, прихватил у меня желудок. Чую я, пришел гастрит, да не один пришел, а с подругой своей, язвой. Ну и как прикажешь праздники праздновать? Срам один - ни съесть, ни выпить. Решаю, значит, пойти на риск.
От этой главы у Мошкина так закрутило в животе, что он со стоном взмолился.
- Слушай, Комаров, ты зачем мне позвонил? Я щас сдохну от твоих рассказов.
- Ну вот, - обиделся эксперт. - Сам же про здоровье спрашивал.
- Я же просто, из приличия поинтересовался.
- Так я из приличия и ответил, коротенько. А вообще-то, я по делу вашему звоню.
- Ну, слава Богу, дошли до дела. Говори же, наконец.
- А чего тут говорить. Пробили мы вашего старика по пальчикам. И не тем он оказался, за кого себя выдавал.
- Как, не тем? - вытянул губы Мошкин.
- Да вот так. Ты про Рождество сначала дослушай…
Глава 7
Спасательная лодка мчалась по фарватеру, вспарывая носом голубую гладь. Полынцев стоял у бортика, словно капитан дальнего плаванья, зорко глядя на маячившую впереди мотору. Ему хотелось крикнуть: "Два румба вправо! Полный вперед! Открыть предупредительный огонь!". Но он был участковым, а не морским пограничником, хоть и тоже, в форменной фуражке…
Все вышло как нельзя лучше (что бывало с Полынцевым редко). Когда он прибежал на берег, там вновь ковырялся в моторе спасатель Гарик. Тот самый подозрительный тип, который вполне мог оказаться потенциальным убийцей. Но с этим еще предстояло разобраться, а моторка с рыбаком уходила вверх по течению. Для погони все средства хороши, в том числе, когда одного мерзавца используют для задержания другого (это даже приветствуется). Не сулящим ничего хорошего тоном Полынцев громко скомандовал: "Отдать швартовы! Полный вперед!". На дерзкое возражение спасателя - мол, бензина маловато - пригрозил вздернуть его на рее. Мотор тотчас завелся…
Придерживая фуражку, "капитан" отдавал громкие приказы на корму.
- Держи правее! Полный газ!
- И так держу, - угрюмо отвечал "матрос". - И так, до отказа.
Вероятно, мотор спасателей был мощнее рыбацкого, потому что расстояние между лодками постепенно сокращалось. Через минуту-другую уже различалась фигура беглеца: прямая, не очень высокая, широкоплечая. Впрочем, определить рост человека в сидячем положении не так просто, как кажется: иные люди обладают такими длинными ногами, что, простите, костыли короче. Ширина плеч тоже обманчива. Плащ-палатка, скроенная под реглан, может скрыть любые пропорции. Словом, человек есть, а примет - нет.
Совершенно некстати в кармане Полынцева завибрировал мобильник. Звонок можно было бы пропустить - разговаривать в такой обстановке по меньшей мере неловко - но вдруг на том конце случилось что-то страшное.
- Да! - гаркнул он сквозь ветер, приложив трубку к уху.
- Але, Андрюха, ты сейчас где? - донесся, как из загробного мира, тихий голос Мошкина.
- Говори громче, я в погоне за рыбаком.
- Тебе, что, заняться нечем - рыбаков гоняешь?!
- Громче, я не слышу!
- Я говорю, ты что, блин, рыбнадзор - рыбаков гоняешь?!
- Он с нашего острова отплыл.
- Вплавь?
- На моторке.
- А ты на чем?
- А я, блин, вплавь! - рявкнул Полынцев раздраженно.
- Шутишь, что ли?
- Нет, не шучу. Плыву кролем, уже догоняю. Ты чего хотел? Говори быстрей, а то рука занята, грести трудно.
- Я сейчас скажу, только ты не захлебнись.
Полынцев закрыл рукой второе ухо.
- Давай, я воздуха набрал.
- Старик наш оказался с двойным дном. Отпечатки пальцев принадлежат совсем другому человеку.
- Кому?
- Ранее судимому выходцу из Украины.
- Вот это номер. А как же… А где же… Я ничего не понял. А где тогда тот, который наш? Или это один и тот же, под разными фамилиями?
- Я сам пока не понял. Давай, гони своего рыбака, может, он что прояснит.
- У меня тоже есть новость. Вернусь, расскажу.
- Ага. Семь футов под килем.
Отключившись, Полынцев обернулся к спасателю. Тот воровато отвел глаза. Видимо, подслушивал. Занятная история получается: судимый дед, судимый атлет, ночная стрельба на пляже - цепочка, однако. Осталось пристроить сюда трехкомнатную квартиру и ее нового хозяина… и гробокопателя… и кавказца. Нет, все вместе никак не складывается. Надо разбивать на звенья. Пока - только дед и спасатель, а дальше будет видно.
Между тем, лодки сближались. Расстояние между ними сократилось метров до 30–40.
- Он нас заметил! - громко крикнул культурист. - Петлять, паскуда, начал.
Действительно, рыбацкая моторка виляла из стороны в сторону, создавая встречные волны, на которых спасательная лодка прыгала, как телега на кочках.
Пассажирская "Ракета", скоростное судно на воздушной подушке, появилась неожиданно и эффектно. Белая, высокая, с длинными подводными крыльями, она неслась по реке, как междугородный автобус по трассе. Спасатель взял руль вправо, пропуская ее по левому борту. Рыбак поступил иначе. Заложив крутой вираж, он бросился влево, ей наперерез.
- Давай за ним! - крикнул Полынцев, видя, как беглец уходит.
- Я не самоубийца.
- Давай, говорю! У нас мотор сильнее, успеем!
Атлет, скрепя сердце, повернул руль в обратную сторону.
- Пеняй на себя, лейтенант.
Рыбак проскочил перед "Ракетой" метрах в 20. То же самое успел бы сделать и Гарик, если б не бензин. Он кончился именно тогда, когда больше всего был нужен…
Спасательная лодка, только чудом не обняв "Ракету", кубарем отлетела от ее белого борта в гребне мощнейшей волны. Полынцев взмыл в воздух, словно прыгун на батуте. "Куда меня выбросит? - думал он, акробатически кувыркаясь. - Только бы не затянуло под "Ракету"…
В эти, возможно, последние секунды своей жизни, ему вспомнилась старая дворовая песенка. Надо сказать, к месту вспомнилась, ко времени.
Сюжет подъездного шлягера был удивительно прост и печален. Одно начало чего стоило.
В океане, средь могучих волн,
Где дельфины нежатся с пеленок.
Вдруг попался под рыбацкий борт,
Маленький попался дельфиненок.
Далее события разворачивались не менее трагедийно. Мамаша-дельфиниха, увидев, что ее детеныша разорвало гребным винтом, бросилась на баркас в лобовую атаку.
И тогда, от горя обезумев,
Бросилась она в корабль пулей.
Она таранила судно раз за разом, пытаясь раскроить борт, но лишь сама получала жуткие увечья и, в конце концов, потеряла сознание.
На этом месте девчонки, перед которыми Полынцев бренчал на гитаре, обычно плакали, сам же он держался, правда, в горле саднил шершавый сентиментальный комок. Финал истории по накалу ничуть не уступал завязке.
Когда мамаша таки пришла в сознание, глаза ее ничего не видели, потому что в них стояла густая кроваво-красная пелена. А, впрочем, лучше автора не скажешь.
А когда в сознание пришла
После той очередной атаки,
Вырывались слезы из груди,
Алые, в крови, как будто маки.
Здесь девочки хором рыдали, а Полынцев, переживая, сурово молчал.
И вот теперь в голове его звучали слова именно этой песенки. Ему не хотелось попадать под гребной винт, не хотелось повторять судьбу дельфиненка, не хотелось оказаться на темном речном дне. Ему было нестерпимо жаль себя - дурака.
Он открыл глаза (до этого летел, зажмурившись), готовясь взглянуть в лицо смерти.
Однако, "Ракета" была уже далеко, впрочем, как и рыбак, спокойно уходящий вверх по течению…
Держась за бортик перевернувшейся моторки (которая, к счастью, обладала непотопляемой конструкцией), атлет сплавлялся вниз по реке и злобно поглядывал на Полынцева. Тот, в свою очередь, гнался за фуражкой по фарватеру. Бросать ее было нельзя (кто служил, понимает). Плавал он, в целом, неплохо: умел и кролем, и брассом, и баттерфляем. Но одно дело в плавках, и совсем другое - в одежде. Она плотно обтягивает тело, сковывает движения, тащит вниз. Но это бы полбеды, если б не ботинки. Тяжелые, как свинцовые, и идеально обтекаемые, они совершенно не позволяют работать ногами. Помощи от них - что от сжатой в кулак ладони. Но сбросить нельзя - что за вид будет у милиционера с голыми пятками. Словом, плыл: медленно, тяжело, мучаясь и сокрушаясь… пыхтел.
Фуражку постепенно несло к острову, и Полынцев, догнав ее, решил причалить к берегу, с тем, чтобы немного отдохнуть и набраться сил. Обогнув одну за другой несколько мелких воронок, он, наконец, ощутил под ногами вязкое илистое дно.
На этот раз "Капкан" не показался ему столь же мрачным, как во время первого визита. "Человек ко всему привыкает, - думал он, продираясь сквозь густой щетинистый кустарник. - Даже если я сейчас найду третью могилу, то и тогда, наверное, не слишком удивлюсь".
С этим заявлением он явно погорячился. Заметив в просвете меж деревьев комья свежевырытой земли, глаза его стали непроизвольно расширяться. Но это было лишь начало. По-настоящему они выпучились, когда он, приблизившись к раю ямы, увидел в ней того самого деда, что выкопали накануне в нескольких метрах отсюда. Не удивиться этому было нельзя…
Он потянулся за мобильником, оторопело глядя на труп. Лицо и шея старика были очищены от грязи, ворот рубахи распахнут, на горле темнела длинная тонкая полоска. След от удавки?.. Да, похоже, что так. На сердце стало как-то поспокойнее. Ведь не тот дед. И лоб у того был шире, и нос толще, и подбородок острее. Да, совершенно другое лицо. Сходство лишь поверхностное. Андрей взглянул на мобильный телефон. Тот, разумеется, после водных процедур не работал.