– Здесь действительно сложнее… А не он ли его убил?.. Ключ-то тот, разводной, орудие преступления, под сценой спрятано и в вещички Липкина завернуто… "Слесарь" свое дело знает! По моей команде и звоночек Прокурору организуем…Анонимный звонок: видел, мол, как наш Аркадий Маркович под сценой возился и прятал что-то кровавое.
– Ловко! – искренне восхитился Панин.
– Профессионалы работают, – горделиво усмехаясь, поддержал его Лобачев. – О "Пауке" временно забудьте. Практика показала, что опасно работать по объектам последовательно. Он деньги отдаст – потом жалко становится, начинает контригру, и мы увязаем… Всех сразу надо брать. Всех одним махом – и сразу бежим за бугор!.. Я-то к бегству подготовился. Все распродал, в "однушке" живу, чемоданы упакованы – часовая готовность.
– Ну, мы тоже, как видишь, квартиру продали… – торопливо вставила Елизавета, но вдруг ее охватили воспоминания. – Какая была квартира… хоромы, джакузи, шесть комнат, два туалета…
– Правильно сделали!.. Хватит туалетных сантиментов. Ближе к делу!.. Я прав Панин?
– Верно! Давай план, и будем обсуждать. Какие у тебя предложения, Федор?
– План таков: первое – сокращаем личный состав: завтра же трех дамочек из шести отправить в отпуск на два месяца, а остальные, мол, в августе пойдут. Второе: все проекты завершить одним махом. В один, два, три… ну, пять дней, не более… Вы на самодур ловили когда-нибудь? А мне в детстве в Одессе приходилось. Тяжелый груз и по десять крючков на леске – каждые двадцать сантиметров. Крючки без наживки с цветными перышками…
– Не трать время, Федор! Давай по делу…
– А это и есть дело… Это и есть самодур. Дурят, значит, рыбу. Забросишь его и водишь легко, чтобы перышки там в глубине играли… Помню, когда вытаскиваешь – все десять крючков заняты: маленькая такая, годовалая скумбрия… С селедку величиной. Ее у нас в Одессе чирусом звали. Не всегда десять, но семь, восемь крючков заняты. Главное в стаю попасть!.. А мы знаем, где у нас стая. Пора забрасывать.
– Спасибо, Федор, за столь живую аллегорию, – Панин уже успокоился и понял, что пора перехватить инициативу.
– Все, что ты говорил, очевидно, но не конкретно. Я докладываю готовность к забросу твоего самодура… Кстати, стаи нашей на десять крючков не хватит, нам бы три – четыре рыбки поймать.
– Но покрупнее и пожирнее.
– Правильно, лучше меньше, но больше. Итак, готовность: Иштван подтверждает открытие четырех счетов на подставных лиц с нашими вариантами подписей… У Льва я приобрел четыре американские фирмы со счетами в прибалтийских банках – два в Таллинне и два в Риге. По всем счетам провел небольшие проплаты, изучил кодовые таблицы… Короче, все работает. Схема – как с "Пауком". Деньги идут: Будапешт – Таллинн – Рига – Вена, а затем три первых счета за два дня закрываются. Подготовлено десять схем… Вот тебе, Федор, и десять крючков твоего самодура.
– Это не крючки, Володя, это сумки, куда улов будем складывать. Теперь давай о крючках для каждой рыбки.
– Давай пройдемся по рыбкам. Точек восемь у нас стоит?
– Точек-то стоит около тридцати, спасибо покойнику, но у восьми объектов.
– Да, объектов у нас восемь. Двое отпали по причине своей стерильности.
– А еще говорят, что у каждого есть своя мумия в сундуке, – попыталась пошутить Елизавета. – Врут англичане. У этих даже косточки нет, даже засохшей лягушки.
– Просто они умнее нас, – подхватил шутку Лобачев. – Мы им микрофон в офис, а они свою мумию на даче, в чулане, прячут.
– Да прекратите же вы! – Панин вскочил и заметался по комнате. – Я с вами работать не могу! Ладно, про рыбалку. Но ты, Федор, три раза покойника вспоминал, теперь про мумию, про скелеты… Вы кто? Рыбаки или могильщики на кладбище?
– Успокойся, Володя. Я беру свои слова обратно, особенно про покойника. Все-все! Молчу… И не покойник он вовсе, так, "живой труп"… У тебя, Панин, очень ранимая душа.
– Шутки мне ваши – по барабану с литаврами!.. Тоже мне – могильщики капитализма… Продолжаем: по шести объектам достаточно веские крючки… Прежде всего Гарик Айрапетов, фирма "Гарто", торговля фруктами. Компаньон Тофик Гамидов. Вот досье. Неопровержимые данные. Этот Гарик на одной из последних сделок, так сказать, выводит из оборота триста тысяч. Вот запись беседы с поставщиком, вот звонок поставщика на фирму, правда на английском, где он практически просит разрешение передать Айрапетову деньги налом. Вот факс – записка поставщика на фирму: где какие цифры писать, где не писать, и, наконец, момент передачи денег, жалко, телекамеры не было. И у Тофика, и у Гарика по паре миллионов на счетах есть. И дело не в трехстах тысячах.
– Правильно, Володя. Он друга обманул и за это должен поплатиться. Вернее, платить. У восточных друзей с этим очень строго: обманул правоверного – секир башка. А крыша как?
– Крыша мощная, но не поможет, вернее, Гарик к ней обращаться не будет: это контакты Тофика и это люди восточные. Как он им будет объяснять. Да они сами его…
– Секир башка.
– Вот именно. У них там свой шариат имеется. Материал бесспорный. Сколько будем просить… требовать? – поправился Панин.
– Это, папочка Володя, как говорят у нас в Одессе, будет стоить нашему клиенту всего лишь половину лимона.
– Половину за досье, – оживилась Елизавета, – и пусть вернет нам деньги, что у друга украл.
– Правильно, Елизавета, пиши восемьсот тысяч. А ты, Федор, ищи тех, кто будет передавать копии досье и ультиматум.
– Найду, нет проблем… – Лобачев мечтательно улыбнулся. – Опять усы клеить, бороды, шрамы, родинки. И одежда нужна одноразовая… Вы тоже смотрите: в копиях ни одного отпечатка, в перчатках что ли делайте… Ну, с Гариком понятно. Следующий!
– Следующий вариант слабее в финансовом отношении. Иван Дроздов. – Панин взял очередную папку с закладками и начал последовательно листать, показывая некоторые документы. – Дроздов – строитель, частная фирма. Получил выгодный контракт и одновременно – домик в аренду под офис. Вот беседа с местным начальником средней руки. Обсуждают, что надо сделать. Этот начальник, Севрюков, живо описывает, как бедно живут чиновники. Дроздов согласен помочь. Вот, Севрюков сам называл цифру – двадцать пять. Договариваются через три дня. А вот, смотрите, разговор Дроздова с фирмой "Аскомит". Здесь условностей много, недомолвок, но ясно, что просит по старой схеме обналичить двадцать пять кусков. Вот фотки встречи Дроздова и Севрюкова – сам делал. Я их только до ресторана довел: зал пустой, я не стал светиться. И, наконец, звонок Севрюкова, из автомата, заметьте! Хорошо, мол, посидели. Еле домой дошел, первый раз с таким грузом ходил. Все в порядке, я действую, как договорились. Далее мелочевка, этапы подписания документов. Все…
Елизавета, готовая записывать очередную сумму, с простоватым недоумением посмотрела на компаньонов:
– Так мы с кого будем брать? С Севрюкова или с Дроздова?
– С Дроздова, конечно. – Лобачев пытался говорить спокойно, без снисходительности. – Севрюков мелок. Потом, он значительную часть денег наверняка отдал наверх… Таких эпизодов у него три – четыре в год. Он и через пару лет на трехкомнатную квартиру не накопит. Впрочем, на будущее он нам пригодится, мы его заначим на потом… А Дроздов тоже не Ротшильд. И суда не боится: скажет, вынудили меня. Отмоется. Но контракт при этом потеряет… И связь перспективную потеряет… И домик арендованный потеряет… Я думаю, что тысяч сто он за спокойствие отстегнет.
– Сто мало, – искренне обиделась Елизавета. – Мало сто. Давайте хоть двести или двести пятьдесят.
– Это нам – мало. А ему в самый раз. Если больше – он может плюнуть на все или начнет свою крышу активизировать. Он мужик не из робких, сибиряк… Ладно, Елизавета, пиши сто пятьдесят.
– Ой, давайте хоть двести!.. В сумме уже бы миллион был…
– Ну скажи ты ей, Володя. Наш бизнес – это искусство возможного. А то можем сто – но не хотим! Хотим двести – но не можем. Компромисс нужен, реализм. Надо ставить достижимые цели.
– Да-да, Лизок. Пиши: сто пятьдесят.
Обстановка немного успокоилась… В глубине души они прекрасно понимали, что делят шкуры еще живых медведей… Да – они вели охоту на эти деньги! Да – они почти победили. Да – медведи загнаны и сидят под прицелом. Но звери еще живы и так просто шкуры свои не отдадут.
Панин в очередной раз возвращал разговор в деловое русло.
– Следующим у нас идет Равиль Акмеев… Что у него? Торговля лекарствами, закупки сырья, собственные заводики по фасовке. Десятки миллионов в обороте… Раскрутился, вероятно, на деньги "Туз-банка", а банкир Глотов полгода назад вместе со своей дачей сгорел. Я выяснял: хоронили в закрытом гробу, сошло все за несчастный случай… Так! Зачитываю несколько фраз из встречи Равиля с Оксаной Симоненко. Она у него сбытом руководит. И любовница по совместительству… Вот вечер после банкета. Сначала общие фразы, потом сцена на диване – очень интересно, но никакого отношения к делу… Вот здесь то, что нам надо:
"Равиль, боюсь я Ступникова. Убери его куда-нибудь".
"Он что, глаз на тебя положил?"
"Да нет, он все понимает, в петлю не полезет… Я из-за Глотова его боюсь. Ведь это он его убрал. Он тогда грязный весь к тебе приехал, нервный. Документы какие-то привез".
"Ступников делает то, что я ему говорю… А ты, раз знаешь – молчи. Об этом больше ни мне и никому!.. Обнаглел банкир – не мог я иначе…Он меня шантажировать начал, стерва… Ступникова я в Индию отправлю, пусть пару лет там посидит. И об этом – все! Навсегда!.. Давай я тебя лучше…" Ну дальше тут опять секс пошел. Каково, а?!
Панин замолчал и сделал вид, что думает…
Все трое молчали… Интеллигентные люди! Каждый с двумя высшими образованиями… Более того – у Панина с женой полный курс музыкальной школы по классу фортепьяно. А за Лобачевым еще и пять лет в КВН.
И вот сейчас они мечтали о больших деньгах… Они понимали, что будут зарабатывать на чужой смерти, на всякой мерзости, на убийстве какого-то банкира… С другой стороны, история Равиля не воспринималась ими с возмущением, с омерзением. Каким-то образом она их даже оправдывала.
Логика простая: сейчас такое время! Сейчас все рвутся к богатству всеми способами… И многие идут к цели через грязь, кровь и трупы… Выживают и живут хорошо самые умные, хитрые и сильные… Естественный отбор!
А мораль – это удел слабых, мечтательных придурков… Такие тоже пусть живут, если не мешают.
Панин деловым тоном прервал паузу:
– Так сколько с этого берем? Здесь есть что брать и за что.
– Миллион. – Лобачев заявил это тоном, не терпящим возражений. С этого и три можно снять. Есть они у него.
– Есть-то, есть, да не про нашу честь. Он и за миллион-то и Ступникова уберет, и Оксану эту диванную… Он лучших адвокатов поднимет, и следствие купит. А у нас что? Кассета на три минуты… "Да, голоса похожи, но это не я. Спросите Ступникова. Ах, он под машину попал!" И все… Нет, на лимон он пойдет и гарантий еще потребует, что копий не сохранилось.
– Какие ему гарантии. Он убийца! – возмутилась Елизавета.
– Потребует. И нам еще думать придется, как его заверить, что больше мы его держать не будем.
– Хорошо, – согласился Панин. – Пиши, Елизавета: миллион… Далее – мелочь: некто Маловский Сергей. Гомик он. Молодого охранника склонил… к нехорошим действиям. Суда он, конечно, не боится. Не то время.
– Да, – вставил Лобачев, – "голубым" везде у нас дорога… Но он руководитель крупной туристической фирмы. Потеря лица. Потеря клиентов. Разлад в коллективе. Смежники будут сторониться… Кстати, на втором заходе Геннадий умудрился камеру вставить. Умелец был – даже жалко парня. Вы же видели снимки?
– Смотрели очень внимательно! – радостно вспомнил Панин. – Не думаю, что этот Масловский обрадуется, если снимки будут гулять по его связям.
– Обрадоваться не обрадуется, но… больше полтинника здесь не снять.
– Хорошо, пусть будет пятьдесят, – с удовольствием согласилась Елизавета. – Как раз, два миллиона получается.
– Два миллиона цыплят, сосчитанных по весне, – хитро подметил Лобачев. – Мало нам два – на троих плохо делиться. Два лимона: это что ж, двоим по обрезанному лимону, а одному попки достанутся. Надо бы три…
– Есть третий, есть! – Панин торжествующе хлопнул ладонью по очередной папке. – Итак, Елагина Евгения Евгеньевна…
– Здорово, Е.Е.Е…
– Да, так вот эта Е.Е.Е. – глава и владелец крупной финансово-строительной структуры. Правда, это громко сказано: в основном офисе у нее пятнадцать человек, а остальные – пункты сбора денег у народа. По Москве около пятидесяти. В некоторых – очереди. Представляете – очереди сдавать деньги. Я считаю, что они же собрали не меньше ста миллионов.
– Но ведь они начали что-то строить.
– Выяснял, лажа это все. Они взяли на себя недостроенные дома. Бесплатно! Под договор, под будущие квартиры. Зато – реклама. "Строительство народных домов фонда Елагиной".
– Ну и как нам к ней подобраться, там у нее что, эпизод с пожаром? – вспомнил Лобачев. – Маловато.
– Там два эпизода. Первый – да, поджог. Два года назад она торговлей занималась. Там все сложно: кредит, страховка, заниженные цены товара – одним словом, ей было выгодно, чтобы огромный склад с ее товаром сгорел. Вот она кассета! Часовая запись. Елагина с подругой за коньяком вспоминают, как ловко они это проделали… И деталей, деталей много. Как проводку подработали, где тряпки с бензином разбрасывали… Они и в здание-то не входили – наружный выключатель в три часа ночи, искра – и порядок.
– С учетом ее сегодняшнего положения это уже достаточно серьезно, – решительно согласился Лобачев. – Фирма у нее на взлете, как я понимаю?
– Да они ежедневно новые пункты сбора открывают. Реклама-то по Центральному телевидению пошла. Они по всей России начали работать. Спешат.
– Ну, а еще-то у нас что есть?
– Вот это и есть. – Панин азартно хлопнул рукой по очередной папке с документами. – Опять совещание за коньяком. Благо, Елагина его уважает, хороший, армянский. На кассете трое – та же подруга и первый зам Елагиной, некто Сычев.
– И что там? Опять пожар?
– Треп там. Мол, народ дурак, а дураков не жалко. Спешить надо, максимум полгода нам отпущено. Не жалеть денег на организацию новых пунктов и на рекламу – на это до трети сборов уходит… Ну и как у нас: общие схемы перевода денег, подставные фирмы. Жалко, что нет конкретики. Ни один не проговорился – ни названия банка, ни фирмы, ни номера счетов.
– Это для следствия нужны детали. А для Елагиной: "Если через два дня такая-то сумма не перекочует с вашего на наш счет, опубликуем, мол, в "Московском комсомольце" и первый, и второй эпизод". И крышка ей. И удрать не успеет.
– Все понятно, не тяни время. Ты сказал "такая-то сумма". Какая такая?
– Думаю я… – Лобачев мерно постукивал пальцем по столу. – Ошибиться тут нельзя. Крыша у нее хорошая! Очень крепкая крыша.
– Но времени мало… Мы вручаем ультиматум Елагиной – и два дня на перевод денег… Никуда они не денутся!.. Пиши, Елизавета: три лимона.
– Так опять плохо будет делиться… на троих.
– Нам бы всё это получить, Елизавета, – усмехнулся Лобачев. – А разделить я тебе помогу – в столбик делить будем, с дробями… Ну и по Павленко запиши две сотни. Он нас на живца хотел взять, хитрюга. А мы сорвались!.. Правда, его будем обдирать в последний момент. Его ребята квалифицированно работают. Это не костоломы.
– Итак, – начал подводить итог Панин – готовность: два дня. В среду утром забрасываем самодур с шестью крючками.
* * *
– Привет, ребята, привет! Игорь, жена-то где? Где уважаемая Галина Петровна? – Дибич радушно встречал друзей на своей даче.
– В Крыму жена. С детьми. Завтра прилетают. У Красновых они, помнишь их?
– Конечно, помню… Но Крым – это особая статья. Это любовь моя ненаглядная! А сейчас еще политика. Но сегодня – ни слова о политике. Иначе вся наша энергии в пар уйдет.
Дибич разгладил усы и улыбнулся:
– Я же хохол. Я часами могу спорить, и иногда с разных позиций: посмотрю – какой собеседник – и прыг на противоположную сторону.
– Точно, – подтвердил Савенков, – и всегда будешь прав. В каждой позиции своя правда есть. Кроме самых крайних.
– Да, – мрачно вставил Павленко, – такие есть крайние… Недавно со старым знакомым встречался. Неглупый вроде мужик был, кадровик в тресте. Сын у него банкир, всех родственников подкармливает. А этот чудик – хуже Зюганова! Самый твердокаменный коммунист… Встретил меня, и говорит мне злобно, с расстановкой: "Ты, говорит, пред-при-ни-ма-тель! Мы, говорит, как к власти придем, таких, как ты, будем вешать на столбах"… И зубы у него скрипят, и смотрит на меня, как председатель тройки в тридцать седьмом… Мне жутковато стало. А ведь могут…
– Так, завелись! – с усмешкой вскричал Дибич. – Я сказал: ни слова о политике! Скоро Вадим Рогов приедет. Покалякаем… Он вчера у тебя, Сергей, работал. Криминалисты в твоем офисе ковырялись… И есть у Рогова что-то очень важное и срочное. Детали по телефону не сказал… Давайте я пока хозяйство вам покажу. Вот стану генералом, буду особняк строить, им положено. Генерал без особняка – это теперь подозрительно.
Дача у Дибича действительно была средненькая – не особняк. Старенький подгнивший дом на четыре комнатки. Но близко от Москвы, десять соток. Дорога, вода, электричество – все на месте. У соседей – телефон. Много зелени, мало грядок. Яблони в цвету. Благодать!
За домом на небольшой лужайке стояла самодельная кирпичная печь, в которой вовсю горел огонь. Рядом на большом столе, сбитом из толстых досок и служившем, очевидно, в обычное время верстаком, были демонстративно разложены посуда и продукты. Дибич встал за верстак, как за прилавок, и позвал Савенкова:
– Оценивай, Игорек. Критикуй, если сможешь. Все по твоему списку и все точно до мелочей. Не умеем плохо работать!
– Да, – согласился Игорь, – на первый взгляд все в порядке. Будет знатный плов.
– Ишь ты, – немного театрально обиделся Дибич. – Ты слухай, Павленко. "На первый взгляд." Какие мы недоверчивые. А ты смотри на второй взгляд, на третий. Казан, смотри, с толстыми стенками и на пять литров. Такой ты просил?
– Такой, такой…
– Нет, ты, Сова, дальше смотри: рис тоненький, длинненький, беленький. С утра вымыт и в воде замочен. Нормально?
– Все нормально…
– Дальше смотри, – не унимался Дибич. – Баранина. Да я на рынок за ней ездил. Видишь, вырезка да ребрышки. Не шея и не задница баранья. Порядок?
– Да, все в порядке…
– Тут вот лучок, чесночок, морковочка… Тебе подмастерье нужен? Ты обычно с Галюнчиком своим работаешь, а сейчас – осиротел. Так я готов к тебе в поварята.
Тем временем Савенков засучил рукава, поставил казан на огонь и вылил туда стакан масла.
– Масло раскалиться должно, а мы давайте пока с бараниной работать. Ее на три части надо: отдельно сало, отдельно кости, и то, что в плове будет – мясо и ребрышки мясные. Это все некрупно, со спичечный коробок…
Дибич переглянулся с Павленко и начал серьезно, не то ироническим, не то философским тоном:
– Ты погляди на него, Павлик. Он ведь, как бог, у плиты стоит. Ой, как же его жинке повезло! И главное, она того не скрывает. Так на него постоянно влюбленными очами и зыркает. И ему с ней повезло. Гарна дивчина!..