- Я добиваюсь другого, - невозмутимо ответил капитан. - Я уже намекал, что мы можем помочь друг другу: ты - мне, я - тебе. Немного доверия с обеих сторон - и оба в выигрыше… причем неизвестно, кто в большем.
Голова раненого дернулась из стороны в сторону.
- Не понимаю, - проговорил он.
- Уже лучше. "Не понимаю" вовсе не то же, что "не верю". Ты правильно оценил обстановку, а это неплохо. Думаю, нам удастся сварить нужную нам кашу.
Губы Фишера едва разлепились:
- Попробуем.
Шеф снова привалился к нарам:
- Тогда помогай мне.
Фишер с усилием повернул голову на голос следователя, во взгляде мелькнула надежда.
- Согласен.
- Ты служил в армии и знаешь, что мы, военные, любим чины, звания, награды, а они сами по себе с неба не падают. Поэтому, когда выпадает возможность отличиться, никто из нас такого случая не упускает. Сёйчас, благодаря расследованию твоего дела, шанс подвернулся и мне. Однако существует загвоздка: я распутываю это дело в Штатах, а мой коллега Шелдон делает то же самое во Вьетнаме. Лавры победителя достанутся только одному. Лично я против майора ничего не имею, но разве приятно, если он меня обставит и я окажусь в дураках. Ты мне можешь крепко помочь. Пока Шелдон будет копать вашей бывшей компании яму в Азии, я с твоей помощью поставлю здесь все точки над "і".
- Вы получите награду, а я - электрический стул? Заманчивое предложение, ничего не скажешь.
- Теперь ты знаешь, чего я хочу, - спокойно продолжал капитан, словно не слыша замечания Фишера. - Сейчас можно поговорить о тебе. Но вначале я должен убедиться в твоей искренности.
- Искренности? А не пойдет ли она мне во вред?
Капитан изобразил на лице удивление.
- Во вред? Разве может быть положение хуже твоего сегодняшнего? Бандитское нападение, дезертирство, незаконное хранение оружия, пять умышленных убийств…
- Одно, капитан, всего одно, - перебил Фишер.
- Пять, никак не меньше. Кольт, из которого убиты все жертвы, ты не мог купить у бродяги. Этот пистолет- личное оружие лейтенанта Харлоу из финслужбы, которого вы прикончили во Вьетнаме.
- Тем более не могу понять, зачем вам моя откровенность?
- В нашей сделке ты рискуешь головой, я - карьерой. Я обязан знать правду, чтобы застраховаться от подвохов с твоей стороны, да и от служебной одержимости ретивых коллег. Не желаю получать удар в спину. По-моему, вполне естественное желание.
- Капитан, вы все время беспокоитесь только о себе.
- Твоя вина. Будь откровенен - и у меня не станет от тебя секретов.
Сержант прикусил губу от боли.
- Скажите, чем сможете мне помочь, а после я решу, стоит ли быть откровенным.
- Хорошо, еще раз пойду навстречу. Итак, за тобой пять умышленных убийств, от них никуда не деться. Однако в юриспруденции важен не только факт свершения деяния, но и побудительные мотивы. Будь я в тебе уверен, мы смогли бы обыграть убийства по-другому.
- Как же?
- К примеру, так. Случайно ты встречаешься в нашем городке с Хейсом и его дружками, они тебя узнают. Догадываясь, что ты скрывающийся от властей дезертир, начинают тебя шантажировать. Вначале тебе удается откупаться виски, сигаретами, мелкими суммами денег, но требования мерзавцев растут, они пускают в ход кулаки. В конце концов тебе не остается ничего другого, как защищаться. Твоя вина лишь в том, что, будучи доведен ими до предела человеческих сил и терпения, ты превысил пределы необходимой обороны. Согласись, при такой версии гораздо дальше от электрического стула, чем при пяти заранее обдуманных убийствах. Но это лишь черновая схема, набросок, подробности требуется как следует обдумать и отшлифовать. Возможно, удастся придумать кое-что еще. Например, как отмести обвинение в убийстве первых четырех жертв, оставив на твоей совести только одну - Финна.
- Думаете, это возможно?
- Почему бы и нет? Обвинение строится на свидетельских показаниях, собранных по делу вещественных доказательствах и других уликах. В нашем конкретном деле возможны лишь твои показания, остальное зависит от меня. Если мы будем действовать сообща, можно направить следствие в нужную нам сторону.
- А показания Беннета перед смертью? А Шелдон в Азии? Вдруг ему удастся докопаться до сути?
Капитан торжествующе поднял палец.
- Фишер, умница! Ты сам вплотную подошел к тому, о чем я уже толкую битых четверть часа. Чтобы затевать игру, необходимо застраховаться со всех сторон, для чего следует быть откровенными и ничего друг от друга не скрывать. Чтобы спокойно разыгрывать свою партию, мы должны предугадывать все возможные ходы и удары со стороны противников, а для этого требуется знать все детали дела, видеть истинную картину событий. Тогда я буду представлять, что в состоянии сделать Шелдон и куда его может вывести та или другая ниточка. Мы должны знать абсолютно все, тогда майор, обладающий лишь частью нашей информации, будет нам не опасен.
- А показания Беннета? Не сомневаюсь, что вы не только занесли их в соответствующий протокол, но и записали на магнитную пленку. Поэтому при всем моем и вашем желании от них никуда не деться.
- Главное - Шелдон. Именно он должен доказать, что на денежный транспорт напали вы, а не партизаны. Если эта задача окажется ему не по зубам, показания Беннета, полученные от него в полубредовом состоянии перед смертью, ничего не будут стоить. Посмотрим, каковы шансы майора. Все сопровождавшие сейф мертвы, все подозреваемые в нападении - тоже, в живых из всех участников тех событий остался лишь ты, но молчание - это твоя жизнь, так чтр в отношении свидетелей Шелдону крупно не повезло. Однако у него куча других возможностей докопаться до истины. Поэтому я и хочу знать детали и подробности нападения - лишь тогда я смогу предугадать результаты расследования Шелдона и своевременно принять меры, если майор будет нам мешать. Прав я?
Некоторое время Фишер раздумывал, от напряжения его бил озноб.
- Убедили, - прошептал он. - Спрашивайте.
- Кто, кроме вас шести, знал о предстоящем нападении на кассу?
- Никто. Ручаюсь головой.
- Кто мог быть свидетелем или иным способом вызнать правду о случившемся?
- Очевидцы, любые свидетели исключены.
- Расскажи, как вам удалось разделаться с охраной. Я должен быть уверен, что вы тогда не наследили и не оставили Шелдону визитной карточки с выходом на себя.
- Мы продумали все до мелочей. Хейс со своими парнями оторвался в джунглях от роты, вернулся назад и устроил засаду на дороге, по которой мы должны были ехать. Когда я их увидел, они возились на обочине, перевязывая якобы раненного Финна. По их требованию я затормозил, они попросили подвезти раненого до лазарета. Вначале лейтенант не соглашался, ссылаясь на свои служебные инструкции, но Хейс в конце концов его уговорил. Парни из охраны стали заносить Финна внутрь транспортера, тут на них и напали. Все кончилось в считанные секунды, никто даже пикнуть не успел.
- Как удалось спастись тебе?
- Не спастись, а как им ловко удалось меня околпачить. План захвата кассы придумал и разработал я и с самого начала понимал, что нахожусь среди участников нападения в самом невыгодном положении. Почему - об этом уже сказали вы. Поэтому помимо плана, известного всей нашей группе, у меня был еще и собственный. Как только парни Хейса разделаются с охраной и соберутся возле сейфа для дележа добычи, я собирался взять их на придел своего карабина, отобрать причитающиеся мне деньги и уйти один в джунгли. Однако я недооценил эту хитрую бестию, Хейса…
- Хорошо зная тебя, он догадался, что ты вряд ли захочешь ограничиться своей долей и захочешь большего? - насмешливо спросил капитан. - А лучшим твоим аргументом в подобном споре может быть только оружие?
- Хейс вообще был на редкость подозрительный субъект, - уклончиво ответил. Фишер. - Словом, все произошло совсем не так, как я планировал. Пока "зеленые береты" приканчивали охрану, я сидел в кабине, и лишь когда они сгрудились у кассы, выскочил наружу с карабином на изготовку. И в тот же миг Беннет метнул в меня кинжал. Мое счастье, что я был настороже - иначе клинок вошел бы мне в горло. Я присел, кинжал просвистел над головой, а когда я выпрямился, все парни Хейса стояли против меня с наведенными мне в грудь карабинами. Никто из нас не сказал ни слова, однако ситуация была ясна каждому - ничья: мне не удалось захватить кассу, им - избавиться от меня. Продолжить игру дальше никто не мог: первый же выстрел - через несколько минут на это место нагрянет патруль, и наша песенка будет спета. И Хейс поступил с присущей ему наглостью: не обращая на меня внимания, опустошил кассу и убрался с приятелями в джунгли. Прихватив кольт убитого лейтенанта и держа "беретов" на мушке, я двинулся следом за ними. Так я выбрался за пределы укрепрайона.
- Они уходили по тропе мимо бронеколпака с пулеметом?
- Да. Миновав колпак, мы разошлись в разные стороны. Мне и парням Хейса было не до сведения личных счетов - время работало против нас всех.
- Как ты выбрался из Вьетнама?
- Как тысячи других парней до и после меня. Этот путь вы знаете не хуже меня.
- Ты никому не проболтался, почему дезертируешь?
- Зачем? Надоело воевать и поминутно рисковать жизнью - вот и все. Самые убедительные объяснения.
- Если все обстоит именно так, у коллеги Шелдона шансов на успех немного. Главное - сам не проболтайся. На транспортер напали партизаны, переодетые в нашу форму, тебя оглушили, в бессознательном состоянии взяли в плен…
- А кольт? Любому болвану ничего не стоит узнать по номеру имя его бывшего владельца.
- Ну и что? Убегая из плена, ты прихватил с собой оружие задушенного тобой часового - "чарли". Кстати, в Штатах и Европе ты не похвалялся своими подвигами?
- С какой стати? Не до болтовни было. В Европу я добирался без цента в кармане, работал там как вол, скопил денег на билет в Штаты. На родине скитался как бродяга, без документов, в вечном страхе. Приходилось подрабатывать на еду, на дорогу. Зная, что для отдыха и переформирования "зеленых беретов" в Штатах существует всего два пункта, я постоянно курсировал между ними. Так что изливать душу было некогда и некому. А главное, незачем.
- Последний вопрос. Ты ведь понимал, что при всей твоей осторожности вероятность попасть в наши руки все равно не исключена. Не ошибусь, если скажу, что на этот счет тобой кое-что предпринято. Не так ли?
- Почему бы и нет? Береженого бог бережет.
- Тебя, допустим, не сберег, - иронически заметил капитан.
- Почему? Разве господь не послал мне вас?
Настроение Фишера заметно изменилось к лучшему, глаза заблестели, в них исчезла волчья настороженность, похоже, и боль поутихла. Неужели поверил в искренность капитана? Или считает, что получил от него больше ценных сведений, нежели дал ему сам? Святая наивность! Каждая деталь преступления, любой факт, выуженные сейчас капитаном, облегчат ему ведение дальнейшего расследования и, рано или поздно, безотказно сработают против Фишера. Как же легко он попался на удочку! А может, сержант вовсе не глуп и ведет собственную игру? Или логика капитана столь убедительна, а выводы так неотразимы, что для Фишера уже нет другого выхода? Как бы там ни было, шеф свое дело знал туго, и преступление раскрыто. Но почему капитан продолжал возиться с сержантом и задавать ему все новые и новые вопросы?
- Послать послал, только ты не желаешь этим шансом воспользоваться. А зря.
- Думаете, я намерен что-то от вас утаить?
- Не думаю, а убежден. С момента твоего обнаружения и до ареста мы все время держали тебя под наблюдением, а потому твои секреты стали нашими общими. Каждое утро в шесть часов ты звонил по междугородному телефону в столицу штата в адвокатскую контору доктора Голдкремера. Напрашивается определенный вывод. Какой? Нетрудно догадаться и младенцу.
- Я на самом деле поддерживал связь с названной вами конторой. Разве я не имею права пригласить адвоката?
- Имеешь. Ты поступил правильно, пригласив адвоката. Лично меня интересуют две вещи: кто тебя будет защищать и что ему известно?
- Защищать взялся сам доктор Голдкремер, - с гордостью произнес Фишер.
- Сам Голдкремер? - недоверчиво переспросил капитан. - Ты уверен?
- Абсолютно. Завтра вы убедитесь в этом.
- Голдкремер - хороший адвокат. Однако уважаемый доктор любит сенсации, дела обыкновенных смертных, тем более без цента в кармане, его не интересуют. Чем тебе удалось его заинтриговать?
- Пять убийств - разве мелочевка?
- Солидно, особенно с талантами Голдкремера. Кроме своих проделок в Штатах ты не посвящал его ни во что другое?
- Я не враг себе.
- Пойми, лучший защитник - ты сам, а злейший враг - твой язык. Не забывай об этом даже с Голдкремером. Поверь, я не желаю тебе зла.
- Капитан, я был откровенен с вами во всем.
- Тогда для первого раза достаточно. Пора и отдохнуть.
Шеф зябко передернул плечами, туже затянул узел галстука, поправил портупею.
- Ну, Ларри, поправляйся. Помни мой совет - никому ни слова. Слышишь - никому…
В кабинете капитан подошел к раскрытому настежь окну, присел на подоконник.
- Что скажешь, лейтенант? - обратился он к Крису.
- Фишер не поверил ни единому твоему слову.
- Естественно. Разве ты на его месте поступил бы по-другому? Но все это чепуха. Неплохо уже то, что я подбросил ему мысль с кольтом и шантажом со стороны убитых. А то, что ему следует больше молчать и открещиваться от эпизода в Азии - он должен отлично понимать и сам. Теперь вопрос по существу. Что ты думаешь о появлении на нашем горизонте Голдкремера?
- Как защитник, он должен подыграть нам. С какой стати ему помогать следствию и утяжелять вину своего подзащитного?
- Не забудь, что Голдкремер не просто адвокат, он - король сенсаций. Там, где другой заканчивает дело, он только начинает разбег. Если он возьмется защищать Фишера, то пойдет до конца и вряд ли захочет притормозить там, где ему укажем мы.
- Мы оба забываем о Фишере. Сержант не болван, отлично понимает, что шумиха не в его интересах.
- У Фишера психологический шок, нервы как струны. Ему позарез необходима разрядка, и Голдкремер может разговорить сержанта.
- Мы еще не видели Голдкремера, а уже портим из-за него кровь. Возможно, он того не стоит.
- Может быть, - согласился капитан. - Потом, Крис, нам ли дрожать? Давай-ка расходиться по домам. Если верить Фишеру, нам нужно ждать дорогого гостя.
Я не мог понять, почему участие в деле адвоката, будь им даже доктор Голдкремер, должно волновать шефа и лейтенанта. Разве не толково распутали они преступление? Какую угрозу адвокат прёдставлял для них лично или для расследования? Ведь любая сенсация вокруг дела лишь привлекла бы к их именам внимание, способствовала их популярности. А может, дело совершенно в другом, чего я не понимаю? Но в чем?
КАПИТАН
Фишер не ошибся: Голдкремер явился ровно в десять утра, к началу рабочего дня отдела. Отлично сшитая тройка дорогого английского сукна, ослепительно белая сорочка, черная в крапинку бабочка. Портфель из крокодиловой кожи, легкую японскую трость с серебряным набалдашником он аккуратно ставит в угол у вешалки. От полной фигуры несет важностью и довольством, на холеном, тщательно выбритом лице сияет обворожительная улыбка, вид его являет образец постоянной заботы о себе, олицетворение сытого семейного благополучия.
- Добрый день, капитан. Разрешите отнять у вас несколько минут драгоценного времени.
Голос адвоката приторный, вкрадчивый, раз и навсегда поставленный на одну и ту же ноту. Таким голосом дешевые совратители из сентиментальных кинофильмов обычно соблазняют неискушенных провинциальных барышень.
- Для меня такая честь беседовать с вами, доктор. Присаживайтесь и располагайтесь как дома.
Адвокат грузно опускается в кресло напротив, причесывает остатки былой шевелюры, прячет расческу. Движения продуманы, отшлифованы, ни одного лишнего.
- Капитан, вы, наверное, догадываетесь, каков повод моего появления у вас?
- Не имею представления. По-моему, между нашими конторами нет ничего общего.
- Начальник вашего отдела сообщил мне, что у вас находится дело по обвинению сержанта Ларри Фишера. Это так?
- Полковник никогда не ошибается. Поэтому он и является начальником отдела.
- Обвиняемый Фишер просил меня быть его адвокатом.
- Сержант еще не обвиняемый. Он лишь задержан минувшей ночью - подозрение в убийстве.
- Я представляю законные интересы Фишера, требую встречи с ним. Желал бы получить эту возможность как можно скорее.
Итак, он требует. Впрочем, имеет на это полное право, а моя антипатия к нему - уже совершенно другое дело. И причина здесь вовсе не в его внешности или манерах, не в велеречивости и поведении, а гораздо глубже. Мы совершенно разные, и каждый носитель своей, непонятной и чуждой другому жизненной философии.
У таких, как Голдкремер, все ясно с первого дня рождения: когда и кем он станет, кто и что для этого сделает, во сколько кому это обойдется. Такие не знают трудностей и преград с детства, по жизни скользят как по накатанной дорожке, путь к успеху и житейским благам у них устлан лепестками роз. Ну а шипы, естественно, остаются на долю таких, как я. Тех, кто дорогу к успеху пробивает собственным лбом, платит за каждую удачу потом и трудом, кровью и бессонными ночами и всегда не успевает за такими баловнями судьбы, как Голдкремер.
Разница в пустячке: его отец владел юридической конторой, мой - обыкновенный пастор; ему с пеленок внушали, что он унаследует дело отца, а кем стану я, зависело лишь от меня. Правда, сейчас мы оба достигли определенного положения, чувствуем себя почти на равных, однако заплатили за это разную цену. И пропасть между нами нисколько не уменьшилась. Если я в любой момент могу потерять все, чего достиг трудом, и остаться без гроша, то ему, обладателю фамильных банковских вкладов, всегда гарантировано безбедное существование. Поэтому, Голдкремер, мы никогда не откроем друг другу сердца, не протянем для дружбы руки, такие, как я, всегда будут вас ненавидеть, а вы нас бояться. В повседневной жизни мы стараемся друг другу гадить - как только можно. Лично мы с тобой, Голдкремер, этим уже занялись, и первым делом я постараюсь сбить с тебя спесь.
- Доктор, на двери нашего заведения нет вывески, поэтому вы, по всей видимости, забыли, где находитесь. Вынужден напомнить. Вы пребываете в стенах военной контрразведки, где адвокаты бывают крайне редко, а на их просьбы - обратите внимание, просьбы, а не требования - смотрят скорее с улыбкой, нежели с пониманием. Советую вам это хорошо запомнить.
Лицо адвоката покрывается пятнами, шея багровеет, я вижу, как вздуваются на ней вены, и у меня мелькает мысль, что воротник рубашки сейчас не выдержит и по всей комнате разлетятся пуговицы. Передо мной сидит уже не добропорядочный семьянин, а человек с жестким лицом и злобными, сверлящими меня глазами. Вот таким, Голдкремер, ты мне нравишься куда больше!
- Вижу, доктор, вы вспомнили, где находитесь. Поэтому перейдем к делу. Откуда вы знаете Фишера, что вам известно о его преступной деятельности?