Между ночью и днем - Афанасьев Анатолий Владимирович 3 стр.


ГЛАВА 4

Вечером опять сидели в кабинете Огонькова, куда секретарша-дублерша Леночка подала холодный ужин - бутерброды с колбасой и рыбой, пиво, кофе. В комнату набилось человек десять: два зама Огонькова по смежным предприятиям, две-три неизвестные мне личности с тусклыми рожами вампиров, конторские дамы. Общее приподнятое настроение точно выразила бухгалтерша Аделаида Павловна:

- Попахивает большой аферой, Георгий Саввич, но замах у этого типчика крупный. Придется расширять штаты и прочее такое.

- Вы не правы, дорогая, - возразил Огоньков. - Никакой аферы быть не может. Гаспарян вхож в правительство. Это вам не какой-нибудь мелкий мафиози.

- Откуда у него такой капитал? - спросил я.

- Лицензии, миленький. Нефть.

- А что будет, если мы начнем, а его посадят?

- Сажать их будут еще не скоро, - успокоил Георгий Саввич. - Ты лучше скажи, сколько тебе надо помощников.

- На первое время человек пять. Но отбираю сам и на моих условиях.

- Что за условия?

- Аванс по пятнадцать лимонов на рыло.

Огоньков и глазом не моргнул:

- Как, Аделаида Павловна? - Старая советская манера: делать вид, что финансами управляет бухгалтерия.

- Может быть, обсудим эти вопросы в более узком кругу? - чопорно заметила бухгалтерша.

- Хоть в каком, - Георгий Саввич отпил пива из фарфоровой чашки, глаза его вдруг хищно блеснули. - Кажется, ребятки, вы не совсем понимаете, что произошло. Заказ царский, небывалый. Вы вдумайтесь: средневековое поместье на берегу Клязьмы. Искусственные водоемы, парки, храм. Фантастика! Если потянем… Полагаю, Саша, твоим коллегам такое и не снилось?

Пока я копался с замком квартиры, на лестничную клетку выполз Яша Шкиба, просветленный, гордый, пьяный и с пучком тысячерублевок в кулаке.

- Засим, сударь, извольте получить должок, - просиял торжествующей улыбкой. - А также прошу на вечерний коктейль!

- Неужели стипендия?

- Бери выше, сударь! Наследство, богатое наследство.

В это я не поверил, поскольку знал, что бедному Яше неоткуда ждать не только наследства, но даже единовременной ссуды. Разве что от папы римского. Однако, видно, ему сегодня действительно где-то подфартило: уж больно настырно он тянул меня за руку в свою квартиру.

Я нехотя поплелся за ним. У Яши, оказывается, были гости. На обшарпанном диванчике расположились две молоденькие поддатенькие инженюшки и, обнявшись, грустными голосишками напевали: "Зачем вы, девочки, красивых любите…"

- Ретро! - оценил я с порога, - Мощная вещь. Но зачем вы, красавицы, дали Якову Терентьевичу денег? Он же их все равно пропьет.

Девушки прекратили нытье, и одна из них очарованно прогудела:

- Мужчина пришел!

Вторая подтвердила басом:

- В самом соку. Поздравляю, подружка!

С девушками было просто, а с деньгами загадочно. По словам возбужденного Яши выходило, что нынче утром, копаясь в разном барахле, оставшемся от жены, в поисках якобы веревки для повешения, он наткнулся на золотой перстенечек с маленьким камушком. Этот перстенечек они с дворником дядей Ваней оприходовали возле ювелирного магазина за бешеную сумму - триста тысяч рублей. Под ношей неожиданно свалившегося богатства Яша не сломался и сразу накупил самых необходимых для жизни вещей: два ящика водки, ящик вина "Алабашлы", ящик пепси и груду консервов.

- Консервы, Саша, оставлю тебе по завещанию, - просто сказал актер, - Мне же еда, ты знаешь, ни к чему.

После этого мы обнялись, расцеловались и начали пить. Пили долго и спели много хороших старых песен, включая "Синий платочек" и "Шумел сурово Брянский лес".

Очнулся я среди ночи у себя на постели. Рядом посапывала голая девица, закинув тяжелую ногу мне на живот. Я попытался выкарабкаться из-под ее бедра, и девица проснулась.

- Тебя как зовут? - спросил я.

- Ну ты даешь, - хихикнула девица. - Вчера помнит, а сегодня забыл?

- Вчера была среда, а сегодня - четверг, - заметил я наставительно.

ГЛАВА 5

Пришлось попотеть. Неделя минула, как сон, а мы еще и не приступали. Но в тяжких спорах выработали стиль. Колотились пока втроем - Зураб Кипиани, помешанный на готике, и Коля Петров, со студенческих времен мечтающий о Вечном городе.

В среду, ближе к вечеру, когда мы сидели в мастерской среди живописного развала набросков и были готовы перегрызть друг другу глотки, позвонил Гаспарян и пригласил меня для приватной беседы. Сказал, что уже выслал машину. Я попытался отнекиваться, но он и слушать не стал.

Гаспарян принял меня без церемоний:

- Как идут дела?

- Нормально.

- Можете что-нибудь показать?

- Такие проекты на лету не делаются.

Хозяин восседал за своим начальственным столом, а я - напротив, боком, за продолговатым столом для совещаний.

- Вы в курсе, - спросил Гаспарян, - что контракт вчерне подписан?

- Да, конечно. Мои помощники уже получили аванс. Спасибо.

Несколько секунд он разглядывал меня без улыбки и как-то чересчур пристально. Но в этом не было ничего оскорбительного. Купил работника - пощупай его хорошенько. Это мы понимаем.

- Хочу, чтобы наша встреча осталась между нами, - сказал Гаспарян.

- Как вам угодно.

- Ваш патрон, Георгий Саввич, производит впечатление серьезного человека и репутация у него хорошая. Не так ли?

- Фирма надежная, не сомневайтесь.

- В предприятиях такого масштаба деловая хватка еще далеко не все. Потребна особая энергия, если хотите - талант. А это, как я понимаю, ваша прерогатива. Фирма тут ни при чем.

- Были бы деньги. Талантов вокруг полно.

Гаспарян нажал кнопку селектора, и буквально через секунду секретарша внесла поднос с кофе. Одну чашечку поставила передо мной, другую, зайдя со спины, перед шефом. Только чашечка черного кофе, больше ничего. Ни печенья, ни молока, ни сахара. Зато чашечка - тонкого китайского фарфора, размером с наперсток. Гаспарян угадал мои мысли.

- Не удивляйтесь. Министерство нынче экономит на всем, особенно на накладных расходах… Так о чем мы говорили?

- Я не помню.

- Так вот - о таланте. Одного таланта тоже мало. Важно стремление употребить его с наибольшей отдачей. Есть ли оно у вас?

- Я и в наличии таланта не особенно уверен, - прижался я.

Гаспарян улыбнулся с пониманием:

- Тогда поставим вопрос иначе. Вас не смущает мой замысел? Средневековый замок под Москвой и все такое?

- Нормально. Почему нет?

- Есть люди, которые втайне посмеиваются. Боюсь, к ним относится и ваш многоуважаемый Георгий Саввич. Нет-нет, не надо возражать! В сущности, это не столь важно. Но мне бы не хотелось, чтобы именно вы, Саша, отнеслись к проекту, как к нелепой причуде богача. Более того, мне хотелось бы, чтобы мы подружились. Искренне. Задушевно. Как два умных человека, которые поставили перед собой общую цель. Вы верите мне?

- Конечно.

Это была сущая правда. Надо было быть вовсе бессердечным, чтобы ему не поверить. В его иссиня-черных зрачках вдруг засветилась тяжелая, свинцовая печаль человека, который уже купил все, о чем мечтал, и мучился, что не истратил и сотой доли наворованного.

Гаспарян гибко поднялся и шагнул к металлическому сейфу, стоящему в углу. Достал оттуда какую-то желтую вещицу. Протянул мне:

- Хочу закрепить наши отношения. Маленький предварительный подарок.

Это был роскошный, с выпуклыми боками, с голубоватой изящной вязью на крышке, портсигар. Судя по весу, золотой. Не то чтобы я почувствовал неловкость, но и радости не испытал.

- Не знаю, чем отдарюсь, - промямлил я.

- Работой. Настоящей, честной работой, как положено мастеру… Да вы не тушуйтесь, все главные подарки у нас впереди.

Аудиенция была закончена. На прощание миллионер сунул мне в руку визитку, где один из телефонов был подчеркнут.

- Звоните в любое время.

- Непременно.

Не заезжая в мастерскую, необычно рано я вернулся домой. Не хотелось никуда идти и готовить не хотелось, поэтому внизу, в магазине купил пачку пельменей и две бутылки свежего "Очаковского". Извечная трапеза холостяка. Перед ужином позвонил родителям и минут пятнадцать разговаривал с матушкой. У них все было вроде пока нормально, хотя отец чрезмерно надрывался в своей мастерской. Не вылезал оттуда с утра до ночи, хотя в этом не было никакой необходимости.

Шесть лет назад батю шуганули на пенсию с большого поста - директора обувной фабрики. Удар по его мужскому самолюбию был настолько силен, что несколько месяцев он балансировал между белой горячкой и инфарктом. Это было трудное время, когда к нему нельзя было подступиться с каким-нибудь добрым разговором.

Спасение пришло, откуда не ждали. Большую часть дня отец пропадал в гараже возле своего "запорожца", там и напивался, там кто-то его и надоумил подрабатывать ремонтом машин. Копаться с автомобильными движками он всегда любил, вообще был истинно мастеровым человеком, дотошным и крайне добросовестным; а когда однажды перешагнул психологическую грань между тем, что помогал соседям в порядке любезности, и тем, что на этом, оказывается, можно зарабатывать на кусок хлеба с маслом, то как бы и пришло к нему второе мужицкое дыхание. Клиентура у него поначалу подобралась из соседних кооперативных гаражей, но постепенно ее круг расширился. Он арендовал помещение для мастерской и нанял двадцатилетнего паренька в помощники. Пить как отрезал, зато дома бывал редко. Забегал поспать да поесть горяченького, а иной раз, по летнему времени, и ночевать оставался в гараже, оборудовав себе там удобный лежак.

- Сегодня третий день, как нету, - пожаловалась мать. - Ты бы, сынок, подъехал к нему поглядел, чего он там чинит.

- Мама, о чем ты думаешь?!

- Чего там думать, кобель известный твой папочка. Ты-то весь в него уродился!

Повесив трубку, я задумался, покачивая в руке золотой портсигар. Мысли были скверные, смутные. Кто они такие, думал я, эти новые победители, пустившие старую жизнь под откос и взамен навязавшие нам, смирным обывателям, какой-то отвратительный суррогат? Как устроены? Чему учат своих чистеньких, холеных детишек? Сознают ли хоть отдаленно, что натворили?

Из желчного тумана меня вывел телефонный звонок. Голос в трубке женский, низкий, почти шепот, и я его сразу узнал. В голосе иногда больше индивидуальности, чем в походке. Это был как раз тот случай.

- Катя, ты?

- А это вы, Саша?

- Откуда ты узнала мой телефон?

- Он же записан на аппарате. Я списала, когда уходила. Не надо было?

- Как добралась тогда?

- Хорошо. Было уже утро. Я сразу поехала на работу.

- А сейчас ты где?

- Дома.

Я взглянул на часы - начало восьмого.

- Слушай, Кать, давай поужинаем вместе?

- Я хотела поблагодарить, вы…

- Сколько тебе надо, чтобы добраться до Центра?

- Ну, минут двадцать.

- Вот, а сейчас половина восьмого. Значит, через сорок минут встречаемся. Знаешь, где Дом архитекторов?

- Да. Но туда же пускают по удостоверениям.

- У меня оно есть… Договорились?

- Хорошо, я приеду.

Только положив трубку, я удивился. Куда это я разогнался и зачем? И что за дурная энергия во мне пробудилась, точно век воли не видал! Объяснение было самое примитивное: мне страшно захотелось увидеть эту девушку с быстрой речью, с худенькими плечами, с высокой грудью, с наивно-порочным взглядом. Оказывается, за всю эту сверхнапряженную неделю я ни на секунду о ней не забывал. Зацепила чем-то старика, а этого давно со мной не случалось. Двусмысленность нашего знакомства меня мало смущала. Я же не собирался вести ее под венец. Вызревал в меру пикантный любовный эпизодик, не более того.

На звонок в мастерскую ответил Коля Петров. Тон у него был такой, словно для того, чтобы подойти к телефону, ему пришлось вылезать из петли.

- Ты когда приедешь? - спросил он глухо.

- А что такое?

- Ничего такого, но или ты сейчас приедешь, или…

Тут трубку у него забрал Зураб:

- Саша, ты где?

- Что у вас там произошло?

- Ничего не произошло. Понимаешь, дружище, ты плохо объяснил Петрову, зачем его пригласил. Он решил, что мы собираемся строить большой девятиэтажный коровник.

После недолгой возни в трубке снова возник голос Петрова:

- Саша, приезжай немедленно, иначе я за себя не ручаюсь.

- Коля, прошу вас, не ссорьтесь. Отправляйтесь по домам, вам надо выспаться. Да и мне тоже.

Опять Зураб:

- Понимаешь, дружище, ему где-то в пивной сказали, что самый прочный материал для коровника - дубовый брус. Его надо лечить.

Я молча повесил трубку и вытащил шнур из розетки.

На свидание немного принарядился: шоколадного цвета брючата, модная светлая рубашка, замшевая куртка. Глядя на себя в зеркало, понял, что забыл сходить в парикмахерскую месяца полтора назад. Многострадальный череп с копешками волос по бокам напоминал неприбранное по осени поле. То, что надо, если девочка что-то смыслит в мужчинах. Одинокий плейбой на закате сексуальной карьеры.

Через Москву, начиная с Гагаринской площади, продвигался по шажку в час, как сквозь предбанник адовой печи, но поспел в срок. Только припарковался и подошел к парадному крыльцу, увидел Катю, спешащую от площади Восстания. Длинное, до щиколоток, платье в пестрых цветах крутилось, развевалось на ней, как у манекенщицы на подиуме: она не шла, а стремительно парила над тротуаром. Приблизилась - личико умытое, светлое, радостное, почти без косметики.

- Здравствуйте, я не опоздала?

- Ты очень красивая девушка, - задумчиво сказал я. - Ночью-то я не разглядел.

Вспыхнула, но не смутилась:

- Комплиментик, да?

- Мы не гусары, комплиментикам не обучены. Что видим, то говорим. Ты похожа на Стефанию Сандрелли, когда та еще была молодая.

- А вы, Саша, похожи на очень коварного человека.

- С чего ты взяла?

- Вы все так говорите, чтобы поразить воображение. Чтобы растревожить.

- Бог с тобой, Катя! Чем это я могу поразить воображение такой девушки, как ты?

- Добротой, - сказала она.

Я повел Катю вниз, в ресторан, слегка придерживая за гибкую талию. От прикосновений к ней меня било током. Вообще происходила какая-то чертовщина, я чувствовал, что влипаю во что-то ненужное, давно пережитое. Похоже, не я ей опасен, а она, ночная путешественница, ловко ловит меня на крючок и уже невзначай зацепила за губу. Ее серьезный, низкий голос, минуя смысл слов, завораживал меня, и я катастрофически, мгновенно поглупел. В зал вошел уже игривым юношей с веселой дурнинкой в башке. "Чего там, - думал сосредоточенно, - сейчас напою, отвезу к себе, потрахаемся от души, а там разберемся, кто добрый, кто злой!"

Уселись за свободный столик у стены, вдали от людей, и тут же подковылял Мюрат Шалвович, метрдотель, злачная душа этого дома. Подсел на минутку покалякать - особый знак внимания к постоянным клиентам.

Мюрат Шалвович ждал, когда я представлю его даме, поэтому не смотрел в ее сторону, потом все же посмотрел - и долго не мог оторваться. Щелкнул в воздухе пальцами, и мгновенно подлетевший незнакомый официант поставил на стол вазочку с тремя пунцовыми розами. Мюрат Шалвович заметил церемонно:

- Именно вам к лицу божественный оттенок догорающего заката, дорогая сеньорита.

- Как приятно в этом очумевшем городе услышать интеллигентную речь.

Мюрат Шалвович, кряхтя, поднялся:

- Приятного аппетита. Поздравляю вас, Саша!

- Угу, - сказал я.

Когда он отошел, я углубился в меню, хотя знал его наизусть. Оно никогда не менялось.

- Саша, вы чем-то недовольны? Я что-нибудь не так делаю? - Ее глаза сияли призрачным каминным огнем.

- У тебя нет ощущения, что мы уже бывали здесь?

- Вы-то бывали, я уж вижу. Но я здесь впервые. Мне очень нравится. Все так по-домашнему.

Я почувствовал, что следует поскорее выпить. На ужин заказал телячьи отбивные, салат и рыбное ассорти. Катя начала читать меню и ужаснулась:

- Саша, тут же совершенно дикие цены!

- А где теперь не дикие?

- Но не до такой же степени. Смотрите, обыкновенный бульон - восемь тысяч. Ой! Кофе - пять тысяч! Да что же это такое?! Кто же сюда ходит? Одни миллионеры? Да мне кусок в горло не полезет.

- Полезет. Плачу-то я.

Убийственный аргумент подействовал на нее слабо, и еще долго она косилась на нарядный, в глянцевой обложке прейскурант, пока я не переложил его на соседний столик. Официант подал графинчик коньяку и бутылку "Саперави". От шампанского Катя отказалась. Я никак не мог понять, придуривается она или действительно с деревенской непосредственностью переживает за мой кошелек.

- За что выпьем, Катя?

- Наверно, за знакомство?

- Хороший тост.

Мы выпили, глядя друг другу в глаза, и это была святая минута - чистая и простая. Дальше пошло еще лучше. Мы так много смеялись за ужином, что я охрип. Она была чудесной собеседницей, потому что большей частью молчала, но по ее разгорающемуся взгляду было видно, с каким удовольствием впитывает мои умные, затейливые речи, но пила она, к сожалению, мало и только красное вино. Я же заглатывал крючок все глубже, как жадный окунь.

Весь вечер у меня было праздничное настроение, хотя его немного подпортило появление в зале Леонтия Загоскина, местного алкаша-интеллектуала. Он тут пил и гулял много лет подряд, ничуть не меняясь внешне - бородатый, нечесаный, грузный, темнокожий, - и лишь с годами все больше стал походить на хлопотливого домового. По натуре Леонтий безвреден, но приемлем только в небольших дозах и в уместных обстоятельствах. Однако урезонивать его бесполезно. Где увидел знакомца, там и прилип.

- Привет, соколики! Как она, ничего?

- Отлично, Леонтий! Выпьешь рюмочку?

Леонтий, естественно, не отказался - и это был лучший способ его спровадить. Вообще-то по-настоящему он редко надирается, хотя всегда выглядел как бы под балдой. Жирный, без возраста, опрокинул рюмку в рот, как в заросший мохом колодец. Катя смотрела на него с оторопью, и Леонтий многозначительно ей подмигнул. Впрочем, по женщинам он тоже был, как известно, не ходок. Жил напряженной духовной жизнью человека, воскресшего после оплошного захоронения. Обернулся ко мне:

- Ну что, соколик, как тебе при капитализме?

- Очень нравится.

- Чем промышляешь, если не секрет?

- Ворую потихоньку, как и все.

Леонтий огорчился:

- Выходит, продался хамам? Небось ляпаешь им фазенды?

- Угадал, брат.

- И не стыдно?

- Стыдно, но жрать-то охота.

По угрюмому лику Леонтия скользнула горькая тень вечности. Он искал слова, чтобы поточнее определить мою вину перед человечеством* Я ему косвенно помог:

- Гунны приходят и уходят, дома остаются людям. Так было всегда.

- Но тебе не только жрать охота, да? Тебе и девок охота по ресторанам водить.

- Еще бы!

Кате со стороны могло показаться, что мы ссоримся, но это было не так. Если Леонтию не дать высказаться, он не отвяжется.

Назад Дальше