- Представьте себе, - продолжал Самбер, - что странным образом мне позвонил некий Кастелли, который хотел поговорить с одним из моих коллег. Поскольку того не было, я спросил, в чем дело, и он ответил: "Я дал показания по делу Каннингэма, касающиеся частного детектива". Я обещал передать все коллеге, но это его не удовлетворило, он настаивал, чтобы я не забыл. И собственно, из-за его настойчивости слова "частный детектив" соединились у меня с нашей историей. Короче, этот Кастелли очень хочет найти убийцу Каннингэма…
- Ничего не понимаю, - сказал Бен Хехт, который как раз начинал все как следует понимать.
- Все очень просто, - продолжал инспектор. - Молодой парень, начинающий детектив, обратился к Кастелли, хозяину магазина филателии и хотел получить адрес коллекционера, который был его клиентом.
Бен Хехт не стал ждать, пока инспектор поставит точки над "и".
- Черт возьми! - воскликнул он. - Этот пресловутый счет относится к почтовым маркам! Мы сразу должны были догадаться!
- К сожалению, я ничего не могу сказать вам на эту тему. Кастелли утверждает, что этот тип явился однажды и попросил адрес некоего Эдвина Каннингэма. Вскоре после этого Кастелли узнал из газет, что Каннингэм исчез. Потом он снова прочитал, что Каннингэм убит. Тогда собрался в полицию, чтобы дать показания. Сообщил точное описание частного детектива, но, к сожалению, не знал его имени. Все приметы сходятся до деталей. Ведь вы сами, мистер Хехт, заявили об исчезновении детектива.
- Черт! Черт! - повторял Бен Хехт с трагичной миной, не находя слов.
- Версия этого Кастелли не лишена смысла, - продолжал полицейский. - Он считает, что этот молодой человек убил Каннингэма с целью ограбления. Следствие, проведенное полицией Джексонвилла, показало, что коллекция почтовых марок Каннингэма исчезла.
- Никто не держит дома таких ценностей, - возразил Бен Хехт.
- Ничего подобного, - возразил инспектор. - Свои акции, облигации и тому подобное Каннингэм хранил в банке, а вот коллекцию почтовых марок держал у себя, в сейфе. Это вполне естественно.
- По вашему мнению Сидней Джерми убил Каннингэма, чтобы украсть его коллекцию. В таком случае, его можно поймать с поличным, когда он попытается сбыть марки.
- Не слишком на это рассчитывайте, - сказал полицейский. - Это прожженный тип. Марки он будет продавать порознь. Одну тут, одну там. И кроме того, коллекция Каннингэма не была настолько исключительна, в ней не было таких уникумов, которые позволили бы поймать убийцу.
- Не могу поверить! - Бен Хехт был в отчаянии. - Вполне возможно, что охранник Эдвина Каннингэма, например, какой-нибудь бывший гангстер, напал на нашего наивного молодого человека, неосторожно появившегося в доме Каннингэма. Богачи часто окружают себя подобными ангелами-хранителями. Представьте себе, как подобная горилла вмешивается, когда Джерми схватился с Каннингэмом: Джерми, защищая Каннингэма, убивает его, "горилла" убивает Джерми и исчезает, забирая коллекцию.
- Вы пытаетесь спасти репутацию своего детектива, - возразил полицейский. - Но вы же знаете - хорошая версия не должна быть избыточной. Моя гипотеза объясняет все факты, причем полностью. И вмешательство гангстера здесь ни к чему. Труп Эдвина Каннингэма обнаружен, автомобиль тоже. День и час преступления мы знаем, благодаря показаниям свидетеля - соседа. Тот хотел увидеть Каннингэма, заметил, когда тот вернулся домой. Было это седьмого мая, вечером. Когда сосед позвонил в двери, Каннингэм не ответил, хотя сосед продолжал звонить, поскольку очень хотел поговорить с Каннингэмом о воде, вытекавшей на его участок. Короче говоря, он долго звонил и стучал в дверь Каннингэма и даже обошел вокруг дома. Когда стемнело, у Каннингэма света не было, но вскоре он услышал, как машина Каннингэма выезжает из гаража на шоссе. Заинтригованный этим, он подбежал к окну и успел увидеть, что за рулем сидел молодой человек, совершенно не похожий на Каннингэма, гораздо стройнее того. Подробного описания сосед дать не смог, потому что автомобиль только промелькнул у него перед глазами. Во всяком случае, он утверждает, что в машине была видна только одна фигура. Что вы на это скажете? С того момента, по показаниям уборщиц, Каннингэм больше не появлялся. Его машины тоже больше никто не видел, а постелью никто не пользовался.
Бен Хехт только покачал головой и ничего не ответил.
- Последний вопрос, - продолжал полицейский. - Вы знаете, как выглядит Стирлинг, которого должен был разыскать Сидней Джерми?
- Нет, - ответил адвокат.
Назавтра в тюремной комнате свиданий Бен Хехт не сказал ни слова, когда вошел Гарри, даже не бросил привычного: "Как дела, сынок?". Просто взглянул исподлобья на Гарри, достал из папки большое фото, бросил его на стол и стал следить за произведенным эффектом.
- Это он - закричал Гарри. - Это он! Мы спасены! Это Стирлинг! Ошибка невозможна, его любой узнает.
Бен Хехт задумчиво покачал головой и казался еще более угнетенным, чем до этого заявления Гарри.
- Действительно, это тот человек, - подтвердил он. - К сожалению, он мертв. Наш друг Сидней Джерми убил его с целью ограбления.
Глава XVIII
Адвокат подробно рассказал Гарри о своей встрече с Самбером и передал ему пессимистические выводы инспектора.
- Теперь, когда Джерми разыскивают за убийство, - обрадовался Гарри, - они приведут в движение всю полицейскую машину, чтобы найти его. Это все меняет.
- Верно, - согласился Бен. - Только по делу об убийстве Каннингэма нет никаких свидетелей. Его сосед не разглядел того, кто выезжал на машине. Полиция не нашла ни отпечатков пальцев, ни хоть каких-то следов. Этому типу повезло. Хапнув целое состояние - и коллекцию марок, и наличные, которые ему, несомненно, отдал Каннингэм, пытаясь купить его молчание, Джерми может сбежать на край света и жить там инкогнито хоть сто лет. Чем мы располагаем, чтобы найти его? Именем Сидней Джерми, которое наверняка выдумано, и визиткой с номером телефона бюро обслуживания. Немного. Не думаю, что это нам поможет. Попробуем поискать спасения по-другому.
Его "попробуем" ужасно перепугало Гарри: он впервые видел своего адвоката в отчаянии.
- Но ведь теперь у нас есть доказательство, что убийца Лорин существовал, - убеждал он адвоката. - Есть его фото, и все его данные, все теперь ясно.
- Согласен, - кивнул Бен, - теперь у нас скорее не хватает доказательств существования Джерми… Ну кто кроме нас двоих и Кастелли знает о его существовании?
- А бюро обслуживания?
- Его ноги никогда там не было. Он просто заполнил формуляр, представив адрес, по которому нужно переправлять его корреспонденцию, все вопросы решал по телефону или письменно. Кроме нашего дела, вел еще два, найденных по объявлению в газете. Его корреспонденцию бюро обслуживания пересылало в "контору" - ту самую каморку под крышей. Одно из писем найдено распечатанным, другое - просунуто под дверь и все еще там лежало, когда Самбер производил обыск. Полиция допрашивала тех двух клиентов, чтобы узнать, не подавал ли Джерми признаков жизни, но мне это кажется малоправдоподобным. Джерми сорвал главный куш и попросту смылся.
- Но ведь остается Каннингэм, - нервничал Гарри, - он - убийца, это доказано…
Бен его прервал:
- Есть труп, который нам только мешает. Вот и все, что у нас есть. Валить все на покойника - занятие неблагодарное. И к тому же, Каннингэм, должен был служить нам громоотводом. Присяжным подавай виновного, а мы им предложим историйку с трупом… Это испортит все впечатление. Если бы в зале суда появился сам Каннингэм, это отлично вписалось бы в нашу версию, я перевел бы на него все громы и молнии обвинителя, изобразил бы развратного богача, который счел, что за свои деньги может все. Но ни один прокурор не будет атаковать труп, он скажет - пусть покоится с миром. Труп невозможно привлечь к ответственности, на процессе нужен живой человек, а живой человек - это ты, Гарри.
- Вы на что намекаете?
- Я прикидываю, в наших ли интересах упоминать Каннингэма, по крайней мере таким образом, каким мы собирались…
Гарри понял, что адвокат хочет вернуться к версии сговора с Каннингэмом. Ему казалось чудовищным, что его собственный адвокат пытается представить его сообщником убийцы.
- Если ты уступаешь любовницу приятелю, - убеждал его Бен, - это только дружеский жест, не более, если продаешь ее старому садисту - преступление. Попытайся это понять… Материалы твоего дела и рапорты психиатров позволяют выставить тебя гомосексуалистом. Так воспользуемся случаем, используем для защиты такой вариант, тем более гомосексуализм сейчас в моде… Есть немало организаций, и влиятельных, которые окажут нам поддержку, об этом тоже забывать не следует. И подберем присяжных - одних мужчин. Чтоб мне лопнуть, если среди них не окажутся два-три гея, статистика тут однозначна и для нас весьма многообещающа.
Для Гарри статистика была наукой, определяющей шансы выигрыша в лотерее, но он отдавал себе отчет, что на этот раз голосование присяжных решит, будет он жить или умрет. Голова у него гудела, казалось, рассудку и здравому смыслу нечего было делать в его процессе.
Бен ковал железо, пока горячо.
- Тебе нельзя фигурировать в этой истории в роли организатора, только жертвы, - пояснял он. - Ты стал жертвой своего лучшего друга, которому безгранично доверял, которому пожертвовал самое дорогое, что у тебя было - свою девушку. Ведь по существу так и было.
- Как это? - Гарри совсем обалдел.
- Ну конечно, - настаивал Бен. - Ты бы без колебаний уступил девушку своему лучшему другу Джо, если бы он захотел этого. Но он хотел, чтобы ты уступил ее Каннингэму. Результат тот же самый: ты уступаешь чужой воле, ты жертва, жертва своего позора, жертва слабости, жертва своих извращенных инстинктов, жертва общества, которое их подавляет. В этом твоя трагедия: ты пленник своей пассивной сексуальности, а все ожидают от тебя мужских поступков. Это как требовать от колибри сломать ветвь, на которой она сидит. Вот какова схема защиты, которой я придерживался с первого дня.
- Может, вы и правы, - промолвил Гарри, который не любил спорить и который раз и навсегда отказался от попыток хоть что-нибудь понять в этом деле.
Глава XIX
Впервые Гарри почувствовал, как по спине пробегает холодная дрожь при мысли об электрическом стуле. Это было как первое проявление болезни или первая вспышка молний, возвещающая приближение бури. Возможность казни, до того такая далекая, перестала быть нереальной, и мысль о ней постепенно становилась для Гарри источником боли и мучений. Пока еще мысль эта была едва уловима, словно взмах черных крыльев, но все равно ужасна. Гарри изо всех сил отгонял ее от себя, и саму мысль, и вызванный ею образ. У него не хватило смелости рассказать о своих переживаниях адвокату, но однако тот что-то почувствовал и внимательно стал присматриваться к Гарри.
Адвокат все больше жалел, что взялся за это дело. Гарри вначале казался ему заурядным ничтожеством, лишенным всяких устоев преступником, существом аморальным, готовым на все, чтобы только ничего не делать, не утруждать себя никакими усилиями, - уголовником-неудачником, не имеющим ни отваги, ни способностей выдержать риск своей профессии. Только потом он открыл настоящего Гарри - человека очень простого, полного доброжелательства, услужливого, сдержанного, искреннего, чуть растерянного, совершенно не приспособленного к действительности. Гарри напоминал иностранца, не знающего языка страны пребывания, который делает все, чтобы приспособиться, но безуспешно. Даже то ужасное окружение, в котором он жил, не оставило на нем ни малейших следов. Вел себя он так же, как все, сохраняя в то же время какую-то трогательную невинность, которую можно было назвать неосознанной. Чтобы арестовали виновного и наказали его - вот и все, чего он хотел. И готов был представить доказательства доброй воли: терпеливо, спокойно ждал, пока все не выяснится.
А время шло… В жизни узника, запертого в четырех стенах, дни одинаковы и текут они нудно, а минуют быстро, не позволяя ощутить ритм времени. Именно поэтому большинство узников отмечают дни где-нибудь на стене. Гарри никогда не доставлял неприятностей: когда был один, не колотил поминутно в двери, чего-то требуя, а когда сидел с соседями, никогда с ними не ссорился. Послушный и услужливый, он разговаривал или молчал - по желанию товарища по несчастью. Здоровье его резко ухудшилось, снова появились боли в желудке, и диета, предписанная врачом, не помогала. Один только Джо умел готовить то, что сносил желудок Гарри.
Он худел на глазах, симпатичное лицо отекло, кожа посерела.
"Бедная мама! - говорил он себе, - как увидит меня, так и обомрет! Ничего! Отойду, как только вырвусь отсюда".
Гарри только и думал о том, как бы поскорее разделаться со всем этим делом, слишком, по его мнению, затянувшимся. К огромному удивлению адвоката, до суда он не хотел видеться с матерью.
- Я встречусь с мамой после суда, когда снова стану свободным человеком.
Бен был удивлен, убедившись, что Гарри не сомневается в своем оправдании, но, по существу, это было логично - не мог же Гарри сомневаться в своей невиновности.
- Мама бы очень расстроилась, увидев меня за решеткой, - говорил он. - Она такая чувствительная. Вооруженные стражники, цепи, решетки - она этого не выдержит. Тюрьма - не место для нашей встречи.
Ни о Каннингэме, ни о Джерми они больше не вспоминали. День суда неумолимо приближался; месяцы миновали так же незаметно, как и дни. Следствие по делу об убийстве миллиардера не позволило установить никаких связей между Каннингэмом и детективом-любителем Сиднеем Джерми. Не установлено было даже существование человека с таким именем: не фигурировал он ни в телефонной книге, ни в списке лицензий, ни в адресном бюро. Не было к тому же ни одного начинающего детектива его возраста.
Бен навещал своего клиента все реже. Его поглотили другие заботы.
По просьбе матери Гарри попросил свидания с протестантским священником. Выслушал он преподобного отца со смирением, но счел, что все эти слова к нему не относятся. Пастор нашел в нем слушателя внимательного, но не внимавшего. Вообще-то оба они - и Гарри, и пастор - были не от мира сего.
Лишь Бен Хехт мыслил реально, но и он не знал, что делать.
Глава XX
День начала суда настолько поразил Гарри, словно он вообще не знал, что такое может служиться.
Как-то утром Бен пришел в тюрьму пораньше, чтобы дать Гарри последние указания. Он держался как режиссер перед премьерой, заставлял свою будущую звезду повторять основные сцены, обращая особое внимание на ключевые реплики, которым предстояло спасти репутацию автора и деньги продюсеров. Гарри был как обычно покорен и совершенно безволен. И все это было потому, что версия адвоката не была его версией.
Бен был в новом костюме, сидевшем так же плохо, как и все остальные, но из еще более дорогого материала. К нему он надел накрахмаленную сорочку и совершенно немыслимый галстук. И, о чудо, от него пахло виски, что было впервые за время их знакомства с Гарри.
Бен остался доволен тем, как Гарри отвечал на вопросы, которые он задавал от лица судьи.
- Все пойдет хорошо, - обещал он.
- Да уж куда там! - возразил Гарри.
Бен ничего не ответил, но не мог удержаться, чтобы не бросить на Гарри быстрый подозрительный взгляд. В остальном же старался держать себя почти по-отцовски, словно повторяя роль и вживаясь в свой новый образ, который предстояло изобразить перед судом присяжных.
При входе в зал суда под конвоем двух вооруженных стражников, у Гарри возникло впечатление, что он наконец выходит из-за кулис на освещенную сцену. Как и следует для хорошо организованного зрелища, зал был полон. Гарри поискал взглядом среди публики мать, но не нашел. Он знал, что мать как никто умела не обращать на себя внимание и, как она сама говорила, "втиснуться в мышиную норку".
Подбирая присяжных, Бен отсеял замужних женщин и женатых мужчин, и заодно всех, у кого были дети, особенно дочери в возрасте от пятнадцати до двадцати. Обвинение, напротив, исключило мужчин не слишком приличной внешности и холостяков за сорок. Начиналась жесткая, бескомпромиссная борьба за жизнь человека.
Во время этих стычек Гарри ужасно скучал. Столько уже времени он ждал, и похоже было, что придется еще часами молча наблюдать всю эту процедуру, все бесконечные формальности. В конце концов он впал в унылую апатию, первоначальная робость исчезла, сменившись охватившей его ужасной скукой. Когда, наконец, судья начал задавать ему вопросы, он отвечал машинально, как будто повторял реплики, заученные на память.
Допросы свидетелей тоже не трогали Гарри. Много было разговоров о показаниях старухи Торнбридж, хоть она сама в суде и не появилась, - прислала справку от врача, предписавшего ей постельный режим.
Бен вел себя очень сдержанно, не желая открывать свои карты до выступления прокуроров. И как-то Гарри шепнул ему на ухо:
- Мы наверняка получим весточку от Сиднея Джерми. Рано или поздно он даст о себе знать. Иначе и быть не может, Сидней явно только ждет своего часа.
- Возможно, - уклончиво ответил Бен, хотя, очевидно, не разделял убежденности своего клиента.
Однако последующее развитие событий показало, что Гарри был прав. Когда прокурор Роулинг произносил свою речь, Гарри был поражен, откуда столько злобы могло накопиться у человека, которого он даже не знал. Могло показаться, что Роулинг лично был зол на него. Прокурору было за сорок; он был похож на порядочного человека, пробившегося своими силами. Исключительно опасный сорт людей.
Роулинг утверждал, что Гарри, не имея перед глазами добрых примеров, едва ли не с детства стал законченным негодяем. Еще шестнадцатилетним подростком был замешан в историю, связанную с убийством. Не изменило его даже пребывание в одном из самых современных исправительных заведений, где он оказался ввиду снисходительности судей.
Гарри потешался в душе, вспоминая "Сортирную Швабру" и "Бога-отца", неожиданно вознесенных до уровня "выдающихся педагогов". К несчастью, Гарри произвел фатальное впечатление на присяжных. Все сильнее страдая желудком, он побледнел и исхудал так, что походил на скелет. Все это придавало ему вид законченного хулигана. Вдобавок, когда прокурор принялся зачитывать мартиролог Лорин Смитсон, у Гарри начался приступ дурноты.
- Вначале, - гремел голос Роулинга, - обвиняемый делал вид, что имело место самоубийство. Эта первая ложь многое открывает в его моральном облике. Его поступок не вызвал в нем ни малейших угрызений совести. Он только хладнокровно попытался представить все как самоубийство. Осмотр останков позволил разоблачить эту чудовищную ложь. Тут обвиняемый ухватился за иную ложь, старую, как мир, - свалил вину на третье лицо, на миллиардера, которого никто никогда не видел на месте преступления. Но одно бесспорно: Лорин Смитсон истязали до тех пор, пока не наступила смерть, и прежде чем повесить, ее изнасиловали.