"Неужели я прожег столько бензина только для того, чтобы сопроводить эту даму домой?" - подумал я. Я разозлился на свою глупость и, круто развернувшись, отправился обратно для бесед с людьми, которые составляли
5
Губернский Экономический Совет.
Мои расчеты сбылись достаточно точно: как я и ожидал, к поминальному обеду, который должен был состояться в ресторане гостиницы "Славия", народ стал подъезжать к пяти часам. За это время на всякий случай я успел перекусить, нанеся визит вежливости к одной из своих старых знакомых. Видимо, погоня за незнакомкой запустила дремавшие физиологические процессы, сексуальная мощь во мне возросла, и потребовалась ее существенная корректировка в меньшую сторону.
В 17.15 я припарковал "Жигули" на платной стоянке у гостиницы, которая к этому времени уже была достаточно заполнена.
В этом месте поминки были устроены специально для определенного круга лиц, которые считали себя элитой местного общества. На входе в ресторан стояли два дюжих охранника, один из которых был с рацией. Посчитав рацию символом власти, я обратился к нему, назвав свою фамилию. Как это часто бывает, я ошибся, поскольку символом власти в данный момент был список приглашенных, который находился в руках у другого охранника. К моему вящему удовольствию, я в нем значился. Надо запомнить дату - день моего включения в состав элиты общества.
Однако я не стал наглеть и скромно устроился в дальнем конце П-образного стола. Публика подходила довольно вяло, но через пятнадцать минут зал заполнился, люди расселись и стали чего-то ждать. Как выяснилось, ждали губернатора, который прибыл, как всегда, в последний момент.
В качестве основного инструмента поминания использовался "Смирнов". К нему прилагались бутерброды с черной и красной икрой, осетриной и прочими пищевыми атрибутами состоятельных людей. Как и следовало ожидать, собравшиеся не молчали. Губернатор на сей раз открыл эстафету поминальных речей. Как и у гроба, речь его была краткой и емкой. Он меньше говорил о достоинствах покойного, а больший упор сделал на то, что и как он и его окружение сделают для скорейшего раскрытия совершенного преступления. В самом факте раскрытия у него сомнений не было никаких.
"Уж не обо мне ли он столь высокого мнения?" - подумал я. Мне даже показалось, что он слегка посмотрел в мою сторону.
Однако я поторопился. Губернатор сообщил, что создана следственная группа, в состав которой вошли представители прокуратуры, МВД, ФСБ и кого-то там еще. Эта группа вплотную должна была заняться расследованием убийства. Ямцов призвал всех собравшихся помогать работе этой группы и всячески ей способствовать. Выступившие после губернатора ораторы все как один дали понять, что они всячески поддерживают Ямцова в его начинаниях и готовы приложить все усилия для достижения намеченной цели.
По данной схеме выступали почти все ораторы, однако со временем наметилась странная тенденция - все больше места в их речах отводилось восхвалению губернатора и все меньше - тому, из-за чего они все здесь собрались. Я уже испугался, что поминки превратятся в громогласный панегирик лидеру региона, как он вдруг встал и покинул мероприятие.
Данный уход послужил сигналом для большинства присутствующих - началось более неформальное общение. Это выразилось в том, что многие поднялись и пошли курить.
Так поступил и я, направив свои стопы к моему знакомому Передрееву, который уже начал отыскивать меня взглядом.
- Помните, на панихиде я вам показывал троицу людей - Лагутина, Бойко и Иванова?
- Да, конечно.
- Я уже поговорил с ними, особых возражений поговорить с вами у них нет.
"Господи, какое счастье", - про себя подумал я, слегка задетый за живое, что они не возражают.
- Отыскивайте их, представляйтесь и беседуйте, - предложил мне Передреев.
Первым я заметил выходящего из зала Лагутина. Я ускорил шаг и догнал его уже в дверях.
- Добрый вечер, - сказал я. - Если не ошибаюсь, вы Лагутин. Меня же зовут Мареев. Обо мне вам говорили.
- Кто?
- Передреев.
Лагутин бросил на меня колючий взгляд из-под дымчатых очков и спросил:
- Что вас интересует?
- Вообще-то, вам должны были объяснить и это. Но думаю, что это не секрет - я частный детектив, расследующий обстоятельства убийства Евгения Зимина. Мне нужна информация, я хотел бы с вами поговорить.
Лагутин, задумавшись, провел холеными белыми пальцами по усам и серьезно сказал:
- Сегодня неподходящий для этого день. Вы не находите?
- Нет, - ответил я.
- С моей точки зрения, лучше перенести разговор на завтра.
- Поскольку эта точка зрения является доминирующей, так мы и поступим.
- Вот моя визитка, позвоните мне в час дня в офис, - так же серьезно ответил Лагутин, пропуская мои колкости мимо ушей. - Вам передадут информацию о том, где меня можно будет найти.
Он повернулся и не прощаясь уверенным шагом направился к выходу. Я не успел даже откланяться.
"На нет и суда нет", - подумал я. Я не стал особо огорчаться и принялся искать остальных членов "святой троицы". Эти двое тоже решили не задерживаться - их я заметил также направляющимися к выходу.
Господи, кто же будет жрать оставшуюся в изобилии на столе осетрину? Видимо, чиновники средней руки - у них наверняка небольшая зарплата… Времени обдумать детально подобную херню у меня не было, и я решил взять быков за рога (если это было применимо к моим будущим собеседникам).
Я твердым шагом направился навстречу Бойко и Иванову.
- Господа, - сказал я, когда до столкновения оставалось три шага. - Моя фамилия Мареев, я частный детектив, вам обо мне должны были говорить.
Они остановились и быстро переглянулись.
Первым отреагировал Бойко:
- Что вы хотели от нас услышать? - В его голосе звучали детские оттенки, которые очень вязались с его пухленьким розовым лицом и слегка приоткрытым ртом, как будто он всегда был чем-то удивлен.
- Информацию, касающуюся Зимина и его деятельности.
- Какого рода информацию? - вступил в разговор Иванов. На его худом, несколько аскетичном лице я прочел некое напряжение.
- Давайте так - я буду задавать вопросы, вы будете отвечать или отказываться, ссылаясь на какие-либо причины. Ведь диалог у нас не принудительный, а добровольный.
Молодые люди еще раз переглянулись, и Иванов сказал:
- Нам уже надо ехать, если хотите, поехали вместе и поговорим по пути.
Выбора у меня не было, и я сказал:
- Отлично.
Мы вышли на улицу и подошли к темной "Вольво-850", где сидел истомившийся в ожидании шофер. Я сел за спиной шофера, чтобы мне было удобно видеть севшего впереди Иванова и пристроившегося рядом со мной Бойко.
Я продолжил активничать. Вопрос сразу обоим:
- Как давно вы знали Евгения Зимина?
- Достаточно давно, - сухо ответил Иванов.
- Лет десять, - подтвердил Бойко.
- То есть когда он еще работал в органах?
- Да, - нехотя согласился Иванов.
Бойко и на сей раз был более откровенен:
- У нас были тогда мелкие неприятности с законом на экономической почве, мы уже тогда занимались предпринимательством.
- Какого рода?
- Вам что, всю биографию рассказать? - колко спросил с переднего сиденья Иванов.
- Тогда это называлось фарцой, но, уверяю вас, это к делу не относится. Просто Евгений уже тогда мыслил дальше, чем другие, и, будучи порядочным человеком, помог нам решить некоторые проблемы с законом. Он вошел в наше положение, тогда еще совсем молодых парней, комсомольских работников, первый раз съездивших за рубеж, - рассказывал Бойко.
- Он и в дальнейшем помогал вам на стезе бизнеса?
- Как только начались реформы и мы занялись предпринимательством легально, он помогал нам в тех случаях, когда возникали проблемы с криминальными структурами.
- То есть "был крышей"?
- Не в том смысле. Закон он никогда не нарушал, - возразил Бойко.
"Это в нашей стране-то… Просто святой… Ангел господен", - подумал я.
- И уже несколько позже, когда он ушел из органов, поняв, что его предназначение в жизни - бизнес и политика, мы пригласили его на главные роли в коммерческие структуры, которые сами к тому времени создали и развили. С его приходом дела пошли еще лучше. Он предприниматель от Бога, - патетично воскликнул Бойко.
- Однако в этом качестве он работал немного, года два, а потом ушел в Правительство, - заметил я.
- Не черта было лезть в политику, - мрачно проговорил Иванов, глядя на фары встречных автомобилей.
- Он хотел пойти дальше, перейти в новое качество, поднять планку в целях, - пояснил Бойко. - Бизнес для него был лишь средством в достижении этих целей.
- При таких амбициях должно было быть немало завистников, желающих порушить эти планы. Вы кого-нибудь конкретно подозреваете?
Оба разом замолчали.
- Если откровенно, - опять не выдержал первым Бойко, - то представить себе кого-то конкретно я не могу. Да, недоброжелатели были, но открытых непримиримых врагов лично я просто не знаю. Евгений умел обделывать свои дела так, чтобы не доводить до серьезных конфронтации с кем бы то ни было. Надо отдать ему должное, дипломатом он был весьма неплохим.
- Были ли у кого-то личные мотивы пойти на такой шаг? Может быть, кто-то сильно пострадал от деятельности Зимина?
- Да, конечно, были, были, - взорвался Иванов. - Были и люди, были и мотивы. Но чтобы отважиться на убийство, - таких я не знаю. Хотя я допускаю, что многого о жизни Зимина не знаю, в том числе и личной.
- А как обстоит дело с экономическими мотивами? Может быть, старые долги, взятые обязательства, которые не были выполнены? Знаете, сейчас это модно - молодые бизнесмены взяли кредит, а отдавать нечем - поставщик подвел…
Они как-то разом бросили на меня недоуменный взгляд:
- Если вы слушали нас внимательно, то должны были понять, что Евгений - не молодой бизнесмен, - с недовольством в голосе сказал Бойко. - А опытный талантливый делец. К тому же он уже два года не занимается конкретным бизнесом, все его дела ведут ближайшие сподвижники, в том числе ваши покорные слуги. Если уж были к кому-то претензии, то к нам. Ничего отдаленно напоминающего то, что вы имеете в виду, в последнее время не происходит. Все фирмы имеют устойчивый положительный баланс, финансовое положение банка "Элвис" вообще ни у кого не вызывает никаких сомнений.
- Мы устойчиво развиваемся на протяжении многих лет, - подтвердил Иванов.
- А на чем основано такое преуспевание в период экономического кризиса? - спросил я.
- На хорошей работе и высоком профессионализме, - безапелляционно ответил Иванов.
- А если поконкретнее?
- Без комментариев, - резко обрубил Иванов.
Я перевел вопросительный взгляд на более говорливого Бойко, но тот демонстративно отвернулся к окну.
- Хотите добрый совет? - вдруг неожиданно спросил Бойко.
Я согласно кивнул.
- Попробуйте копнуть бытовуху, так, кажется, у вас это называется. Я не знаю ничего конкретного о личной жизни Зимина. Жил он как и все мы, достаточно много работая. Но чем черт не шутит… Может, какой-нибудь ревнивый шизофреник-муж и грохнул его?
Я откинулся на спинку мягкого, обтянутого дорогой кожей сиденья и, закурив сигарету, сказал:
- Ревнивый муж был бы слишком простым решением задачи для человека такого масштаба.
Глядя в окно на проезжающие мимо огни домов, я задумался о нашем разговоре. Снова никакой стоящей информации: общие фразы, экскурсы в историю, видимое благополучие в делах. Я почти был уверен в том, что в этих людях явно чувствовалось недоумение по поводу произошедшего, какая-то странная растерянность. Причем это не было растерянностью бойцов, лишившихся командира, - они были не первый год в бизнесе и могли развиваться без Зимина, однако что-то их пугало и напрягало. Что - я не мог понять.
- Неплохо бы в этом разобраться, - уже вслух сказал я.
Они не обратили внимания на мои слова, так как сами глубоко задумались. Я попросил шофера остановить машину. Попрощавшись со своими попутчиками, я быстро поймал такси и отправился обратно к "Славии", где меня поджидала оставленная на стоянке автомашина.
Добравшись поздно вечером до дома, я в который раз за последние дни понял, что Приятеля загрузить по большому счету мне нечем. Тем не менее всю информационную скудость, имевшуюся в наличии, я в подробностях представил на его рассмотрение (от списка лиц, присутствовавших на похоронах, до номера машины прелестной незнакомки) и, не собираясь просматривать его аналитические выкладки, лег спать.
На следующий день ровно в час дня (я предположил, что банкиры любят точность) я набрал номер, указанный в визитке Лагутина. Как и следовало ожидать, мелодичный женский голос сказал:
- Банк "Элвис". Приемная председателя правления. Добрый день.
- Меня зовут Валерий Мареев. Мне нужен господин Лагутин.
- Одну минуточку, - замялась секретарша и, видимо, в продолжение этого включила мелодичную заставку в телефоне.
Я внутренне выругался, поскольку терпеть не мог электронный ремикс известной пьесы Бетховена "К Элизе". Это, к счастью, продолжалось недолго, и голос секретарши пропел мне следующий текст:
- Уважаемый господин Мареев! К сожалению, Василия Андреевича сейчас нет в банке, но он оставил адрес, по которому вы можете его найти. Это спортивный комплекс завода техстекла. На вахте о вас сообщено.
- Спасибо, - поблагодарил я ее за пение и положил трубку.
Через двадцать минут я был на проходной. Охранник на вахте, пристально разглядев меня и мое удостоверение, сверил мою фамилию со списком присутствующих и прогудел:
- Второй этаж, волейбольный зал.
На входе в зал меня снова остановили, на сей раз люди крепкого телосложения в штатском, видимо личные охранники кого-то из игроков, вполне возможно, что Лагутина. Пройдя очередной тест-контроль, я наконец попал в спортзал.
Игра была в самом разгаре. Две команды пузанов скрестили копья на волейбольной площадке в отчаянной борьбе за сброс парочки-другой килограммов своего веса. Единственным выделявшимся на этом фоне игроком был предмет моего интереса Василий Лагутин.
Он играл ярко и самозабвенно. Понаблюдав за его игрой минуты три-четыре, я подумал, что, можно сказать, играл он в чем-то ожесточенно. Он прекрасно действовал на приеме, бросаясь за самыми сложными мячами, умно и грамотно раздавал пасы, играя роль разводящего, но наиболее ярко он раскрывался в роли атакующего. Мощными кинжальными ударами он вбивал мяч в площадку соперников: мне показалось, что он не просто играет, а снимает мощнейшее нервное напряжение. Это выражалось не только в игре, но и в агрессивных репликах, отпускаемых им партнерам по команде, которые не соответствовали классу его игры и смотрелись на порядок хуже.
В наблюдениях за игрой я провел еще минут двадцать-тридцать, пока наконец соперники лагутинской команды проиграли очередную партию с унизительным счетом 2:15. Пузаны повалились в изнеможении, вытерев площадку мокрыми от пота костюмами "Рибок" и "Адидас". Какая радость для уборщицы - после этого ей можно было особо не трудиться.
Лагутин же молча оглядел валяющиеся тела, взял сумку и пошел в раздевалку, по пути кивнув мне, чтобы я следовал за ним.
- Надо отдать вам должное, - начал я. - Вы как молодой олень среди стада быков. Вам что, доставляет удовольствие истязать несчастных толстяков?
- Надо же как-то разряжаться, - буркнул он.
- Видимо, их жены будут вам благодарны за поддержание своих мужей в хорошем тонусе, - предположил я. И добавил: - Но думаю, что не сегодня. Они, похоже, уже никакие.
Мы вошли в широкую раздевалку, по стенам которой стояли шкафчики. Справа был вход в душевую.
- Вы ждали долго, пять минут ничего не решит. Подождите, я сполоснусь.
Не дожидаясь ответа, он исчез в душевой, из которой действительно появился очень быстро, обмотанный вокруг пояса полотенцем. Не шибко стесняясь меня, он снял полотенце и принялся одеваться. Я заметил, что у Лагутина хорошая спортивная фигура - дельтовидные мышцы спины заиграли у него, когда он натягивал трусы.
Одевшись, банкир тут же устремился к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустившись на первый этаж, мы зашли в комнату, которая раньше была красным уголком. Там уже стояли горячий самовар и блюда со сдобью.
Усевшись на диван, Лагутин налил себе чаю и наконец спросил:
- Какие у вас вопросы? Мне несколько неловко, вы потеряли много времени, а я боюсь, что вряд ли подброшу вам что-нибудь интересное. Могу сказать вам искренне: для меня убийство Евгения совершенно непонятно. Это было как гром среди ясного дня. И все же если рассматривать какую-то версию как основную, то наиболее перспективной мне кажется убийство по личным мотивам.
- Могу я узнать, почему вы так считаете?
- Версию политического убийства я считаю маловероятной, - не те масштабы, не тот уровень, не та политическая ситуация. Область находится под твердым контролем одного политического лидера, серьезной оппозиции практически нет, а внутренние разборки не имеют такого накала, чтобы браться за пистолет.
Лагутин отхлебнул чаю и продолжил:
- Что касается бизнеса… Зимин отошел от непосредственного руководства финансовыми операциями, все силы отдавая работе в министерстве. Никаких невыполненных обязательств перед бизнес-партнерами нет. В этом я могу вас заверить, потому что сам курирую все эти процессы. У Зимина в бизнесе от меня секретов не было.
Следовательно, остается одно. Попробуйте покопать личную жизнь Евгения. Думаю, именно там может быть ключ к разгадке этого преступления.
Я неожиданно спросил Лагутина:
- А что вас заставило пойти на беседу со мной, если нам практически не о чем говорить?
- Вам, видимо, не сказали, но сейчас уже не вижу смысла скрывать, что заказчиком расследования является группа людей, входящих в Губернский Экономический Совет. Могу пойти дальше и раскрыть вам мотивы, побудившие нас пойти на частное расследование. Несмотря на то что я вам сказал выше, данное убийство может быть следствием чего угодно. Попросту говоря, мы ни хрена не понимаем, что происходит. - Даже сквозь дымчатые очки я углядел ту страсть, которую выражали глаза Лагутина. - Для того чтобы разобраться в ситуации и работать с более сложными версиями и ходами, мы должны исключить самые простейшие версии, а именно убийство на бытовой почве или по каким-то личным мотивам. Для этого были наняты вы. Вот, собственно, и все, о чем я могу вам сказать. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вы снимете ту неопределенность, которая воцарилась в делах и умах.
- К сожалению, мое время истекло, я должен ехать. - Поставив чашку на стол, Лагутин решительно поднялся.
Поздно вечером я подводил итоги двухдневного расследования. Они были скудны, и к помощи своего Приятеля я прибегать не стал. За два дня я переобщался с хреновой тучей всяких чинуш и бизнесменов, и каков результат? Главным было то, что они все твердили о своем непонимании причин происшедшего, ведущей версией они считают бытовую и сведение личных счетов. При этом лишь один Лагутин откровенно сказал, что ведущей эту версию они называют потому, что просто хотят убедиться, что ни политика, ни экономика здесь ни при чем.