Я вышел из автомобиля и, рассматривая окна дома 57/59 по улице Тархова, не спеша пошел в направлении подъезда, около которого маялся отчаявшийся поклонник Бахуса. Когда я подошел к лавочке, я понял, что давно уже нахожусь в поле зрения алкоголика. В задумчивости я остановился у подъезда, достал из кармана пиджака какую-то бумажку и стал ее рассматривать, сверяя написанное с окнами дома. Мужичишка, также считавший себя серьезным психологом, сделал небольшую паузу, после которой подал голос:
- Мужик! Может, тебе помочь чем? - хрипло спросил он, изо всех сил пытаясь добавить в свой голос максимум вежливости, на которую он был способен.
- Да, спасибо, - сказал я. - У меня есть некоторые затруднения. Мне дали адрес и даже нарисовали схему, но забыли указать квартиру, где проживает одна моя знакомая.
- Какая? Я тут всех знаю.
"Да уж, - подумал я. - Если ты каждый вечер занимаешься здесь сбором пожертвований в фонд партии любителей пива, наверняка, изучил свой электорат досконально".
- Ее зовут Татьяна. Живет она в этом подъезде.
- Татьяна? - Мужик сделал серьезное лицо и изо всех сил напряг не выветрившиеся с алкоголем остатки мозгов.
- Знаете, такая высокая, чуть ниже меня, платиновая блондинка, - сказал я, не совсем уверенный в том, знает ли тот значение слова "платина".
Мозговой процессор мужика работал с огромными перегрузками. Он даже затаил дыхание, чему я очень обрадовался, так как запах перегара, исходивший от него, был невыносим. Я уже боялся, что его голова задымится, когда он воскликнул:
- Бля, вспомнил! Из пятьдесят восьмой квартиры! - Но радость на его лице быстро сменилась озабоченностью: - Но ты знаешь, братан, она здесь почти не живет.
- Как не живет? - сделал я удивленное лицо.
- Так! - уже более уверенно сказал он, - Бывает два-три раза в неделю, приезжает на своей тачке, с хахалем, иногда одна…
- С хахалем? - еще больше удивился я.
- Ну да! Худенький, востроносый, с усиками. Машина у нее такая черная, импортная. Да и сама она. - Мужик изобразил на лице усмешку, приставил к груди руки и выставил локти вперед, явно намекая этим жестом на пышность форм блондинки.
- С хахалем? - еще раз недоуменно спросил я. - А что же они тут делают? - продолжал морозить глупости я.
- Чо, чо? - даже этот пьяница был поражен. - X… через плечо…
После этого мужик выставил перед собой два сжатых кулака и стал с интенсивностью надвигать их на себя, как будто он делал упражнения со жгутом.
- Вот чо! - продолжая заниматься псевдофизкультурой, просвещал меня он.
Зрелище, которое мы с ним производили на пустом пятачке перед домом, было настолько захватывающим и привлекательным для зрителей, что я поспешил остановить мужика в его демонстрации и сказал:
- Все, все… Я понял, понял… А почему вы так решили? Может, они здесь живут.
- Если бы жили, то ночевали бы. А то как стемнеет, так сматываются. У мужика небось семья. Пару палок кинет, и домой… А вообще он мужик хороший: по вечерам я здесь один сижу, он мне несколько раз на опохмелку давал.
- А давно они были здесь последний раз? - задал я очередной вопрос.
- Да вот уже как неделю не были, ни его ни ее не видать…
- Так ты непохмеленный? - деланно поразился я. - Держи, командир, - я достал из кармана купюру, - а то скоро магазин закроет, будешь в ларьке втридорога брать.
Радость после отчаяния особенно светла. Именно она сделала лицо моего собеседника почти одухотворенным.
- Ебтс, да я мухой слетаю! Ты будешь?
- Нет, спасибо, я за рулем, - отказался я.
Мужик сострадательно посмотрел на меня, но времени выражать мне соболезнование у него не было, и он на крейсерской скорости устремился за угол к магазину.
Я предположил, что, исходя из выданной суммы, сегодня этого мужика я уже не увижу. Я огляделся по сторонам - на дворе уже были сумерки - и зашел в подъезд. Пятьдесят восьмая квартира оказалась на последнем этаже. Несмотря на то что дверь там была металлическая, замок даже для меня, отнюдь не виртуоза отмычки, оказался очень несложным. Открыв замок, я быстро вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Отыскав в кармане зажигалку, я зажег ее в поисках выключателя. Он оказался прикрытым вешалкой. Если бы там висело много одежды, его было бы сложно найти.
"Хорошо хоть не вмонтирован в унитаз", - подумалось мне.
Зажегшийся свет осветил маленькую тесную прихожую, тумбочка которой была покрыта легким слоем пыли, свидетельствовавшим о том, что хозяева здесь давно не бывали. Из прихожей, минуя совмещенный санузел, я попал в зал, из которого одна дверь вела в кухню, другая - в комнату, служившую, видимо, спальней. Я осмотрелся. Квартира была обычной хрущевской планировки со свойственными ей малыми габаритами, но в то же время хорошо и со вкусом отделанной. Мебели было не слишком много, в зале у стены стоял большой мягкий диван. В дальнем от окна углу стоял вырезанный из дерева журнальный столик с двумя креслами по бокам. На тумбочке у окна рядом с баром стоял широкоэкранный цветной телевизор "Sony", пульт от которого валялся на журнальном столике.
"Интересно, зачем он был им нужен? Чай, не новости приезжали сюда смотреть", - мелькнуло в голове у меня. Для чего приезжали сюда местные обитатели, становилось ясно после беглого осмотра спальни. В маленькой комнате в шкафу висели как женская, так и мужская одежда. Особенно выделялись два белых махровых халата - в розовую и голубую полоску. Кроме этого, в ванной я обнаружил пользованный мужской бритвенный набор, дезодорант и массу женской косметики "Орифлейм", принадлежавшей, видимо, хозяйке.
Непосредственно полигоном для выполнения тех функций, которые так красочно описал мой недавний собеседник-алкоголик, служила широченная двуспальная кровать, которая едва умещалась в этой маленькой спальне. На тумбочке у окна, как бы напротив кровати, стоял большой электронный будильник - для того, чтобы партнеры не теряли связи со временем. В баре я узрел небольшую, но великолепную коллекцию спиртных напитков. Поскольку я их принципиально не покупал, у меня даже зародилась шальная мысль о приватизации бутылочки понравившегося мне шотландского виски. Окна квартиры выглядывали на улицу и были тщательно занавешены горизонтальными жалюзи.
Не знаю почему, но я вдруг ощутил чувство уюта и комфорта в этой квартире. Я даже в чем-то позавидовал Зимину. Приезжать сюда на непродолжительное время со своей красавицей пышнотелой блондинкой, заниматься здесь, понимаешь, полезным и радостным делом, убегая на время от проблем и забот, - что не радоваться такой жизни? Однако нашелся какой-то паскудник, который лишил эту квартиру хозяина, выпустив ему весь барабан револьвера в спину. От последней мысли мне как-то погрустнело, и я решил заняться исследованием квартиры дальше.
В секретере, где находился бар, было несколько ящиков, содержимое которых я решил исследовать. В двух из них я не нашел ничего интересного: в одном лежали нитки, иголки и какая-то женская бижутерия, другой представлял собой небольшую аптечку, в которой находились обычные медицинские препараты - от головной боли, снотворное, от расстройства желудка. И лишь в третьем ящике я обнаружил нечто заслуживающее внимание: среди каких-то старых бухгалтерских документов ряда фирм, в том числе и "Зитэка", я нашел записную книжку. По своей структуре она представляла собой наполовину визитницу, наполовину обычную записную книжку с бумажными сменными листами. Мое желание немедленно поинтересоваться содержанием записей было вполне объяснимым. Я закрыл ящик и пошел вместе с записной книжкой на кухню.
Кухня мне понравилась еще больше - она была уютна и отделана деревом, шкафы были все навесными, чтобы не загромождать напольное пространство, у окна стоял дубовый уголок. Я налил в стоящий на плите чайник воды и зажег огонь. Потом нашел в одном из шкафов тщательно вымытую сервизную посуду, в другом обнаружил большие запасы хорошего чая и кофе. Из холодильника я достал полпалки салями, которая на запах показалась мне вполне пригодной к употреблению. Покончив с несколькими кружками салями, я налил себе чашечку кофе и, закурив сигарету, принялся внимательно изучать информацию, хранящуюся в записной книжке.
Визитки были самые разнообразные - от представителей коммерческих банков и фирм и кончая представителями всевозможных благотворительных и прочих общественных объединений. Большинство названий этих организаций мне мало о чем говорило, как и фамилии представлявших их людей. Закончив с визитками, я перешел к телефонным номерам. Похоже, эту записную книжку не слишком обременяли хранением в ней информации. Я отметил, что, помимо местных номеров, здесь присутствовали иногородние телефоны.
Увлекшись чтением записной книжки, я вдруг с ужасом услышал, как хлопнула входная дверь. Не знаю почему, но я сильно испугался, да так, что чуть не подавился очередным глотком кофе. Тем более что мой постоянный спутник в рискованных операциях, пистолет "Макаров", остался дома. Так, с застывшей у рта чашкой, я медленно слушал, как к кухне приближаются осторожные шаги. Через три секунды, показавшиеся мне огромным отрезком времени, моему зрению наконец предстало видение под названием "Испуганная Татьяна Булгакова".
Боюсь, что ее испуг был вряд ли меньше моего, поскольку сильно исказил черты ее лица. Глаза сильно вылезли из орбит, рот был до неприличия открыт, увидев меня, она застыла в какой-то странной позе, напоминающей готовность гончей перед выстрелом охотника. Несколько секунд мы оба с выпученными глазами наблюдали друг да другом, не решаясь пошевелиться. Первым на правах представителя сильного пола опомнился я. Занемевшей рукой я опустил чашку на стол и спросил:
- Господи, неужели я настолько страшен?
Нежданная гостья, если можно было так назвать Татьяну Булгакову, никак не отреагировала на мои слова, продолжая пялиться на меня в застывшей позе.
- Да прекратите вы на меня так пялиться, я ведь не музейный экспонат. В конце концов вы меня просто смущаете, - уже насмешливым тоном произнес я. - И смените эту нелепую позу охотничьей собаки - она вас явно не красит.
Несмотря на то что мои слова не доходили до глубин ее сознания, все же какое-то расслабление наступило, и она плавно оперлась на косяк кухонной двери.
- Не стойте, не стойте… Только что вскипел чайник, проходите, наливайте себе чаю… или кофе - я лично предпочел последнее, - не унимался я.
Блондинка скорее механически, чем повинуясь моим настоятельным советам, медленно вошла в кухню и опустилась на табуретку напротив меня. Взгляд ее был по-прежнему рассеян, казалось, что она рассматривает какие-то волокна в дубовой обшивке кухонного стола. Наконец, собравшись с силами, она спросила:
- Что вы здесь делаете?
- Как что? - недоуменно парировал я. - Я же сказал: пью кофе.
Она подняла на меня не слишком осмысленные глаза и спросила:
- Как вы сюда попали?
- Какой странный вопрос, - опять прикинулся я идиотом. - Конечно, через дверь, не стану же лезть на пятый этаж по балконам. Тем более, что все ваши окна закрыты изнутри.
- Вы понимаете, что проникли в чужое жилище, тем самым нарушив закон?
- Да, конечно, я отдаю себе в этом отчет. А кстати, чье это жилище? Ваше или Зимина? Если ваше - то что здесь делал Зимин, если Зимина - то что здесь делаете вы? И вообще, можно ли назвать это жилищем? Я бы назвал это скорее аэродромом с посадочной площадкой в той спальне, где два маленьких шаловливых вертолетика приземлялись в свободное от работы время, чтобы скрасить свои аэробудни… - Я даже сам поразился неожиданным метафорам, пришедшим мне на ум.
Мой словесный понос усиливался и нарастал, как снежная лавина. Но мне не оставалось ничего другого, как давить на нее что было силы, постараться с самого начала не упускать инициативу из своих рук для достижения сколь-либо ценных результатов. И меня, как Остапа, понесло дальше.
- Никак не могу вспомнить, какая из моих знакомых не так давно, точнее сутки назад, говорила мне с металлом в голосе и удивлением в глазах, что не имеет ни малейшего понятия о фактах интимной жизни Евгения Зимина. Уж не вы ли это были, милейшая? Обманывать нехорошо, особенно старших…
Тут она слегка взбеленилась.
- А вы-то сами, вы-то! Проникли сюда, как вор, обшарили здесь все, как ищейка. Расселся здесь как у себя дома, сидит, понимаешь, чаи гоняет. Что вам здесь надо, что вы здесь вынюхивали?
- Знаете ли, мадам, ждать вас у подъезда мне не было никакого смысла - вы бы просто сказали, что идете к подруге или, вообще, ошиблись адресом, подъездом, улицей, городом - всем чем угодно. А что мне здесь надо - я уже нашел. Самое главное, что я установил факт вашей тайной связи с бывшим начальником, которую вы оба на протяжении долгого времени тщательно скрывали от общественности и которую вы лично сейчас продолжаете скрывать от следствия.
- А кого в конце концов волнует моя личная жизнь? Кому какое дело до того, с кем я сплю?
- Волнует очень многих, мадам, особенно после смерти вашего партнера. Скрывая вашу любовную связь, вы, по крайней мере косвенно, подтверждаете свою причастность к убийству Зимина. А я думаю, что если копнуть поглубже, то можно найти и факты, свидетельствующие и о прямом вашем участии в этом деле.
Произнося свои последние свои тирады, я ужесточил тембр голоса, повысил количество децибел, выпускаемых в атмосферу, и для пущего усиления эффекта воздействия приподнялся из-за стола. На несколько секунд она окаменела, пораженно глядя на меня снизу вверх. Потом ее опять прорвало, и на сей раз более основательно.
- Да вы что, совсем охерели? Просто ополоумели, чушь какую-то вы несете! Зачем мне понадобилось убивать Евгения? Я что, похожа на сумасшедшую? Лично меня все устраивало в наших с ним отношениях. Если какому-то идиоту что-то не понравилось, то я здесь абсолютно ни при чем.
- Ладно вам, не надо писать мне в уши, - прервал я ее, махнув рукой и плюхнувшись обратно на мягкое сиденье кухонного уголка. - Знаю я ваши распрекрасные отношения с Зиминым. Вас послушать, вы все в нем души не чаяли, так и улучали момент, чтобы ему попку поцеловать. А уж он-то вас как любил! Ой любил! Вот где вы у него все были, - я снова надвинулся на нее, показав сжатый кулак. - Всех вас за жабры держал. Одни два мудака решили фарцануть на комсомольской работе, другие с бандитами связались до такой степени, что сами не рады. И так про каждого можно сказать… И везде добрый дядя Женя приходил на помощь, выручал, заминал дела, скандалы. Ангел господен! Робин Гуд местный! А потом вы, видимо, в память о его добрых делах, долго и верно служили ему, причем некоторые сразу в нескольких ипостасях…
- Да пошел ты, моралист гребаный, - вдруг ясно и просто ответила она. - Залез в чужую квартиру, жрет чужую салями, рассуждает о том, как нехорошо мы поступали… Тебя бы на мое место, я посмотрела, как бы ты запел…
- На вашем месте в прямом смысле мне делать было нечего - я придерживаюсь обычной сексуальной ориентации, что же касается переносного значения ваших слов, то надо быть осторожным со своими страстями и пороками - нельзя доверять их людям, подобным Зимину. Это плохо кончается.
- Что вы о нем знаете? Не надо делать из него монстра! Он был человек системы и действовал по ее законам. Если какие-то козлы вдруг решили пришить мне дело о валютной проституции, а его заставляли разрабатывать меня, то что ему оставалось делать? Он и так сделал все возможное, замяв скандал и позволив мне нормально закончить университет. В конце концов он же и вытащил меня из той задницы, в которой я находилась, устроил мое будущее. Дал хорошую работу, поднял мой материальный уровень.
- Я полагаю, что небезвозмездно, - счел необходимым уточнить я.
- Тем не менее я не могу пожаловаться. Для меня он сделал больше хорошего, чем плохого.
- Я понял, что не все настолько довольны. Например, господин Передреев имеет серьезные основания говорить иначе.
- Передреев просто старый козел, он никогда не обладал широтой взглядов и всегда завидовал Жене. В чем он истинно силен, так это в закулисных политических интригах. Именно за счет них он имеет влияние на губернатора. Да и то, когда он залетел на спекуляциях какими-то акциями, влез в долги и не смог расплатиться по обязательствам, губернатор именно Евгения попросил разрулить эти вопросы. Откровенно говоря, я не удивлюсь, если узнаю, что Передреев с его амбициозностью так и не смог простить Евгению оказанной ему помощи.
- Наверное, это было бы естественно, - сказал я. - Эта помощь ему дорогого стоила: как минимум утраты политического влияния. Хотя он продолжает делать хорошую мину при плохой игре.
- Дорого стоили ему его дурацкие авантюры и неразборчивость в связях, - горячо возразила она.
"Господи, тебе ли говорить о связях", - подумал я и вслух спросил:
- А каковы подробности этой истории?
- Я не знаю никаких подробностей, - вдруг замкнулась она и повернулась лицом к окну.
- А зря. Передреев не будет молчать, если ему рассказать в целом о вашей связи с Зиминым и попросить что-нибудь рассказать о вас.
- Господи, кончится ли это когда-нибудь?! - вдруг взмолилась она, закрыв лицо руками. - Эти бесконечные угрозы и шантаж! Да не знаю я никаких подробностей, - прижав руки к груди, заговорила она. - У него были деньги, он решил подзаработать, ввязался в сомнительные финансовые операции, параллельно в кредит купил дачу и автомобиль, а когда прогорел, остался с большими долгами. При этом он, видимо, решил, что его политический вес и положение в губернии настолько сильны, что кредиторы могут подождать. А они, напротив, оказались нетерпеливыми и решительными. Фамилия Рыбак вам о чем-то говорит? В бандитских кругах его иначе зовут Таксист. Не знаю, где и когда Передреев связался с ним, но именно Рыбак являлся кредитором. Больше я ничего не знаю.
Я понимал, что Татьяна находится на грани сильного нервного истощения - события последнею времени стали на ней сказываться. И все же я не мог не задать ей еще один вопрос:
- Скажите, ваш супруг знал что-нибудь о вашей связи?
Она испуганно посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
- Или, может быть, догадывался о том влиянии, которое имеет на вас Евгений? - слегка изменил я формулировку. - Я спрашиваю не из праздного любопытства, это очень важно. Как вообще он относился к Зимину?
И тут события резко вышли из-под моего контроля.
- Все, не могу больше! - Татьяна с размаху треснула чашкой о пол, разбив ее вдребезги. - Сколько же можно, я же не железная! Я поняла, эти мерзавцы все хотят списать на меня. Не могу больше! - с этими словами она ринулась вон из кухни по направлению к прихожей.
Я, как мог, быстро бросился за ней и сумел схватить ее за руку в зале.
- Остановитесь же вы, ненормальная женщина! - почти закричал я.
- Пусти меня, - стала она вырываться и отталкивать меня.
Я схватил ее за плечи, потряс от души и спокойно спросил:
- Ну куда вы в таком состоянии? Врежетесь в первый фонарный столб…
Я еще раз с силой потряс ее за плечи. Она неожиданно перестала упираться, как-то обмякла, закрыла лицо руками и уткнулась мне в грудь, бормоча при этом:
- Они все спишут на меня, абсолютно все…
В мои планы не входило являться плакальной жилеткой для слез бывшей любовницы министра экономики, но, повинуясь скорее эмоциям нежели разуму, я все же обнял ее. И более мягко сказал: