Вернувшись к своему БМВ, он сел за руль и устало спросил:
– Ну что, это стоило двадцати с чем-то лет ожидания?
– Да, потрясающий храм.
Максим рассмеялся и пригласил ее поужинать.
***
Алина медленно открыла глаза, прямо перед ней обнаружилась батарея, к которой были привязаны веревкой руки и ноги Алины. Она распрямилась из позы зародыша, потянулась, повернулась спиной к батарее и осмотрелась. Она еще не окончательно пришла в себя и страха не испытывала.
Комната как комната, скорее всего съемная, фотографий, ненужных сувениров, личных вещей, позволяющих идентифицировать их владельца – не было ничего в этом роде, валялось несколько мужских шмоток: джинсы, на кровати чистые носки, под кроватью грязные. В дальнем углу комнаты лежал маленький красный комочек, похожий на женские трусики. Все не сильно, но грязное – пол, стол, подоконник, до откровенной затхлости далеко, кое где блестят отдельные поверхности или даже части поверхностей, где видимо начиналась грандиозная уборка, но до конца не доводилась. "Пытается", – подумала Алина, и тут в комнату зашел Дима, у него усталый и озабоченный вид. Пока он переставлял стул от стола поближе к Алине и садился на него, Алина напряглась и вспомнила вчерашние события, все еще немного туманно, но суть была уловлена, Алина глухо, не открывая рта, засмеялась.
– Разве это смешно? – при первых же Диминых словах, стало ясно, что он пьян, насколько, понять было сложно.
– Это третий раз, когда меня связывают. Если не считать те разы, когда меня связывал Капитан во время секса.
– Этот раз будет последним.
– А угрожали убить меня… раз пять или шесть. Уже со счета сбилась, – соврала она, пять, ровно пять раз, она коллекционировала эти угрозы.
Дима откинулся на спинку стула, закрыл глаза, левой рукой массировал себе висок. Алина села, прислонившись к батарее, и приняла максимально допустимо расслабленную позу. Дима открыл глаза, подался вперед и заговорил:
– А я все-таки убью.
– Валяй, сейчас.
– Пока не могу – меня мучает… жалость. Но со временем, и не важно, сколько его понадобится, я это сделаю. Мне только нужно осознать, что ты и есть та самая Алина, про которую мне рассказывал твой брат, и не только он. Я знаю, что ты тварь, да, но ты выглядишь так невинно, ты такая маленькая…
– Хватит оправдываться, ты просто слабак. Убей, и дело с концом.
Дима отпрянул от неожиданности. Он боялся, что она будет плакать и умолять его отпустить, и ему будет сложнее убить ее, но когда она стала буквально напрашиваться на смерть, удивительно, но Диме стало еще сложнее решиться на хоть что-то. Он долго смотрел на нее, а потом сказал:
– Знаешь, в твоих глазах нет доброты, но нет и злобы, никаких ярко выраженных человеческих чувств, только затравленность, даже не отчаяние. У тебя глаза маленького дикого зверька.
– Если нужно меня убить – убей сейчас. Не нужно унижать ни меня, ни себя. И ещё ты пьян, проспись – потом поговорим.
Дима поднялся, достал из ящика стола скотч, заклеил не сопротивлявшейся Алине рот и вышел из комнаты. Почти сразу Алина услышала звуки открытия и закрытия входной двери на ключ. Тогда она попыталась вытащить руки из веревки, ей не хватило совсем чуть-чуть, но из-за боли она прекратила попытки. Она постучала костяшками пальцев по батарее, звук вышел глухой и тихий.
Через день Дима вернулся, он был трезв и доволен. В руках его был бумажный пакет:
– Здравствуй, обезьянка.
Алина не спала, она лежала, повернувшись лицом к батарее, и услышав Димины шаги, села. Запах мочи ударил Диме в нос, и он остановился посреди комнаты. Морщась, он подошел ближе, кинул пакет рядом с Алиной и рывком отклеил скотч с ее лица. Она дернулась и зажмурилась от боли, но не вскрикнула. Дима сразу отошёл на безопасное расстояние.
– Тебя не было почти сутки, чего ты хотел, – Алина говорила так, будто мало того, что ей не стыдно, но даже забавно нагадить в Диминой квартире, – если не будешь следить за мной нормально – здесь станет невозможно находиться.
– Для тебя. Я могу снять еще одну квартиру, а тебя оставить здесь.
– Максим найдет меня.
– Я скажу твоему брату, что мы с тобой встречаемся, и ты переехала ко мне, а с ним говорить не хочешь после ссоры. Поешь, там в пакете.
Он развязал ей руки. Алина открыла пакет, достала из него бутылку воды, бананы и еще один пакет с курицей гриль, она жадно набросилась на воду и бананы. Дима оттащил стул, все еще стоящий перед Алиной подальше в центр комнаты.
– Надо поговорить. Во-первых, не пытайся сбежать. Когда меня нет, это невозможно, ты должна была уже понять. Когда я дома, иногда я буду отклеивать тебе рот, но станешь кричать – я буду тебя бить и снова заклеивать его. Иногда, чтобы ты поела или сходила в туалет, я буду развязывать тебе руки и ноги, но и тогда не пытайся сбежать, потому что я сильнее тебя.
– Нет никого сильнее меня, – продолжая жевать сказала она, – Я вас всех переживу – потому что у меня нет чувства собственно важности. То, за что мы больше всего переживаем – теряем в первую очередь – так вот я не боюсь смерти и не считаю себя чем-то важным для этого мира и людей.
Дима не понял половину слов, но не стал переспрашивать, ему было все равно. Он дал Алине сходить в туалет, помыться, дал смену одежды – свой старый тренировочный костюм, потом связал так, чтобы она не могла пошевелиться и положил у двери в комнату, а сам помыл пол у батареи, где держал ее связанной. Сделав это, он обернулся и решил, почему бы не помыть остальной пол. Кончилось тем, что он провел генеральную уборку всей комнаты, руководствуясь странным сонмом мыслей: ему хотелось выглядеть перед Алиной более респектабельным, грязная комната, казалось ему, выставляет его слабым перед ней, не организованным. К тому же, когда он был здесь один, то не особенно обращал внимание на окружающее его. Свое жилище, пусть не идеально гигиеничное – было родным и уютным, а теперь с Алиной, все казалось чужим, неудобным, хотелось все поменять, и уборкой Дима пытался сделать квартиру пригодной для жизни с новой соседкой. А еще он просто не знал, что еще делать, пока она была здесь с ним в комнате, может и правда снять новую квартиру, но тогда ему придется тратить время, чтобы приходить сюда и кормить ее и водить в туалет, плюс, если Макс заметит, а он точно узнает, он стал подозрительным после ссоры с Алиной, то как ему объяснить, что он встречается с Алиной, она к нему переехала, а он съехал? Нет придется жить здесь, просто он будет реже бывать дома или, а какого черта, она не сможет ему помешать. В принципе: он оглядел в первый раз за все его проживание здесь, чистейшую свежую комнату, теперь в такой чистоте Алина кажется эдаким экспонатом, красивым экспонатом современного искусства. Если почаще ее мыть и дать ей нормальную женскую одежку по размеру – она будет эстетична, будет радовать глаз… Диме пришлось ударить себя по лбу, чтобы прекратить подобные размышления. Мне нужно ее убить! Напомнил себе он. И чем скорее, тем лучше. Ее пребывание здесь – дело времени. Малого времени. Завтра – послезавтра он сделает это.
Когда Дима не смог найти, чтобы еще вычистить, он вернул Алину на ее место, ослабил путы, чтобы она могла сидеть и лежать вытянувшись, а сам встал посреди комнаты, задумавшись.
– Почему вместо того, чтобы образумить брата, ты ему помогаешь? – спросил Дима.
– Образумить Максима? Хуевый из тебя психолог.
– У тебя есть смысл жизни?
– Скажу, если дашь мне пару пледов.
Дима усмехнулся, достал из шкафа плед и кинул Алине. Она устроила из него гнездо и зарылась. Ее лицо изобразило собой предельное удовлетворение, она была сыта, чиста и в тепле, возможность скорого умерщвления, хм, нужно радоваться настоящему моменту.
– Смысл жизни. Нет, не знаю, а он вообще существует? Что там показывают в фильмах… любовь, самовыражение… Мама, помню, много об этом рассказывала, но Максим говорит, что всё мамины слова чушь… Кажется, мой отчим любил мою мать, ты бы видел, что с ним стало. Может кто-то ради чего-то и рождается, ну а я родилась просто для того, чтобы пожить и умереть. Я никогда ничего у Господа Бога не просила, вот и он от меня ничего не требует. Живу, как живу, если кому я не нравлюсь – убейте, – Алина посмотрела на Диму подначивающе, – Если сможете, а не можете, так не мешайте жить.
Дима сделал вид, что не понял подколки.
– Мне твой брат рассказывал кое-что о тебе, боюсь даже предположить, о чем он не рассказывал.
– Да, да, да. Я дрянь, маленькое исчадье ада. Слышала много раз, только с чего это ты стал меня судить, а? Я ведь про тебя тоже много чего знаю. Так какого черта, ты меня носом в грязь тыкаешь?
Дима напрягся.
– У меня есть цель. Всё, что я делаю, не просто так, а для благого дела.
– Для какого такого благого дела ты подсаживаешь людей на наркотики?
– Что? Я, не, ты…
– Успокойся, я знаю. Виктор давно заставлял Максима этим заняться, но брат сам не хотел, думал перекинуть на меня, но я отказалась, решила, что это уж слишком. И тогда Макс обратился к тебе. А ты согласился.
– Я не могу тебе объяснить. Не сразу, но со временем то, что я делаю, обернется в хорошую сторону.
– Уверен? А ты хоть раз видел благие плоды своих грязных трудов, а? Видел? Сам то веришь в то, что говоришь, веришь в то, что делаешь?
Дима замотал головой.
– Замолчи.
– Кажется, ты просчитался, парень.
– Замолчи! – он с ненавистью посмотрел на нее, но взял себя в руки, в конце концов не она виновата в том, что… хотя нет, она и Максим, и все они виноваты в том, что происходит с этим миром, это они приносят в него ненависть, страх, отвращение.
– Думаю, ты просчитался, парень. Максим становится мрачнее день ото дня и его мечта его не спасает, так будет и с тобой. Позавчера Максим наконец открыл глаза и понял, что вокруг мрак, он отрицает пока, что он всему виной, но он не дурак. И ему придется сделать выбор: идти дальше во тьму или выбираться на поверхность. У тебя сейчас такой же момент откровения, как и у брата. У тебя есть идеалы, но на что ты готов пойти ради них? Убьешь человека? Как считаешь существует идеал говна?
– Что? К чему ты это?
– Нет, ну серьезно.
– Я думаю нет.
– Почему?
– Разве может быть что-то идеально отвратительное?
– Идеальное убийство.
– Это кино какое-то?
– Это, например, продуманное до мелочей, изощренно изобретательное, и так, что тебя не поймали.
Дима примерился:
– А еще оно запускает цепочку событий, приводящих ровно к тем результатам, что ты запланировал. Допустим. Но говно, это уж совсем.
– Есть же всякие извращенцы, что прутся от ужасов и мерзостей, у них есть свои идеалы.
– Я устал, я не понимаю к чему ты клонишь.
– Я к тому, что в идеал шоколадного пудинга нельзя вставить ограбление продуктового магазина, чтобы раздобыть ингредиенты. А значит, мое убийство может сопутствовать идеалу только говна. Твой идеал – это говно?
– Ты серьезно думаешь, что это поможет остаться тебе в живых?
– Я уже знаю, что ты не сможешь, никогда, как не старайся. А это я просто развлекаюсь, – действительно, Алина думала прямо противоположное тому, что говорила про идеалы, но она таким образом проверяла Диму, расшатывала его, чтобы сделать слабым, и понять, какой нужно притвориться ей, чтобы освободиться. Это будет долгая игра, поняла она. Дима запутался, он нервничает, но его окончательная поломка также, как и его приход к убежденности и уверенности в своем пути – одинаково могли грозить ей смертью.
В итоге ничего у Алины не получилось, Дима не ввязывался в игры разума и разговаривать с Алиной дольше пары минут отказывался. Чтобы он хотя бы иногда не заклеивал ей рот, Алине пришлось перестать пытаться выудить из него что-то. И просто быть. Ждать. Фантазировать о будущем она не умела, помнить смаковать было нечего, только, только если о Капитане, но она старалась не думать о нем, ведь одновременно со сладостью это был и яд – не обязательно было любить ее, но хотя бы не бросать вот так без "пока". Если бы он не уехал – то уже давно забеспокоился о ней и нашел ее.
Дима сходил принять душ и вернулся в комнату переодеться, из шкафа были вытащены необходимые вещи и кинуты на кровать, он уже хотел было скинуть мокрое полотенце с бедер, но замер. Он чувствовал ее взгляд.
– Отвернись.
– Ну извини парень, ты – единственное мое здесь развлечение, так что включи музычку и не торопись.
Онасталанегромконапевать:
"All the ways you never ever had
I want, I want you bad
You know I'll never make you sad
I want you bad, I want you bad
Striptease for me, baby"
Дима хотел было выйти, но какого черта, это девчоночья работа кричать, ой, нет, прикройся, и закатывать глаза, как будто они видят бомжа, сношающегося с кабачком. У меня все в порядке с фигурой и с членом, все колебался Дима, так какого черта?! Но он просто не мог обнажиться перед ней, это экзистенциальным образом отдало бы его в ее власть, но не мог и выйти из комнаты – это означало бы поражение. Медлить дальше – тоже значило бы проиграть в глупой, но насущной игре, кто главный в этой квартире. Эта девчонка устанавливала правила, даже будучи привязанной к батарее. Дима уже хотел было решиться снять полотенце, но тут понял, что возбудился, еще одна проблема, как объяснить его возбуждение? Только одним: он извращенец, либо он любит, когда смотрят, либо его возбуждают связанные девушки. Слишком долго думает, слишком! Дима распахнул полотенце, в конце концов, его член еще только напрягся, но не стоял стоймя. Полотенце упало ему под ноги, Дима начал одеваться.
– Неплохо, – Алина издевательски засмеялась, – я так и знала, что тебя заводят людские страдания. Может даже, когда будешь убивать меня, словишь мощный оргазм.
Дима одернул футболку и странно посмотрел на Алину, так, что она смутилась, что с ней редко бывало. А Дима не после всего того, что он знал об Алине, а после именно ее последней фразы понял, что:
– С тобой точно все не в порядке. Мне жаль тебя.
– Так убей меня, и дело с концом!
Дима грустно покачал головой и заклеил ей рот.
– Мне правда жаль. Не думаю, что ты такой родилась. Но уже поздно что-то менять. Потерпи еще немного, завтра, да, завтра точно. Я принесу таблеток, или ты хочешь, чтобы я тебя застрелил? Подумай, как тебе будет лучше. Да, завтра.
Весь оставшийся вечер и ночь Алина не могла заснуть и думала о Димином взгляде. Такой же, каким одаривал ее Андрей в последнее время, до того, как они занялись сексом. Этот ужасный взгляд, будто она была не девушкой, а неким существом, вдвойне гадким, что залезло в тело милой девочки и притворяется; в этом взгляде была глубокая тоска о том, чтобы цветок радовал глаз и приятно пах, не более того, чтобы он не нес в себе опасности шипов, яда плодов, криков хозяина клумбы. Всем этим парням так хотелось, чтобы небо было голубым, трава зеленой, слова обозначали ровно то, что значилось за ними во всемирно утверждённых словарях. Видя ее, им становилось не по себе, потому что они жили в своих ограниченных мирках, не хотели знать правду, думала Алина, только она одна из всех них понимала, как все устроено, и не страдала от этого, да, она была самой сильной из них всех, и она всех их еще переживет, но уж лучше бы ее пристрелили сейчас же, только не чувствовать на себе этот взгляд – будто весь мир хотел изгнать ее из себя, мир, который произвел ее на свет, не ненавидел ее, как не ненавидишь, что-то произведенное собой же на свет, но хочешь избавиться, чтобы не видеть больше своей неудачи.
Дима пришел следующим утром, он не ночевал дома с тех пор, как Алина в нем появилась, он отпустил ее в туалет, помыться, дал еды. Они избегали смотреть друг на друга, Дима соврал, что не смог достать глушитель на пистолет, на самом деле лежащий в сейфе маленькой комнаты, он уже хотел начать врать про таблетки, но Алина тихо его опередила:
– Я бы предпочла пистолет.
Он покивал головой и сказал, что тогда придется еще немного подождать.
Больше Алина не издевалась над Димой, а Дима был максимально вежлив.
***
– Я сказал твоему брату, что мы встречаемся, и ты живешь у меня. Но прошла уже неделя, а он вроде совсем не беспокоится.
Дима, выжидая, сам не зная чего, посмотрел на Алину. Она не была удивлена.
– Он доверяет мне, в этом дело, уверен. И у него сейчас много дел с храмом и работой, – он постарался утешить ее.
Алина покивала головой.
***
Дима страшно выматывался, он работал на Удава и на Максима, он постоянно врал, а вершиной над всем довлела необходимость разобраться с Алиной. Он не мог заснуть, пока она была там, и не мог не ночевать дома. Чтобы Максим не заподозрил чего, он не мог снять еще одну квартиру, не мог ночевать у девушек, он метался из стороны в сторону на матрасе в маленькой комнате.
Когда он развязывал Алину перед дверью ванной, чтобы она помылась, он дежурил рядом с пистолетом в руке, выходить она должна была медленно, сама одевала наручники на руки, остальное доделывал Дима, ставя пистолет на предохранитель. Но в этот раз он заснул. Прямо на полу в коридоре, прислонившись к стене рядом с дверью в ванную комнату.