* * *
Постников свое слово сдержал. Стеколкина арестовали в кабинете мэра. Когда его вели через приемную, секретарша Юля заметила, что у чиновника нервно подергивается правое веко. Ей даже стало Вячеслава Антоновича немного жаль.
Глуховская тюрьма находилась на Воловой улице в доме номер десять, недалеко от тупика Коммунаров. Из окон детского дома можно было наблюдать за прогулками заключенных в тюремном дворе. Взяточника привезли прямо в тюремную камеру, потому что КПЗ при милиции заняли пять бомжей, учинивших погром на рынке.
Стеколкин уселся на жесткий топчан и заплакал. Почему-то ему стало жалко не себя, а своих болонок, которых теперь утром никто не выведет.
Деньги, сладкая еда, возможность чувствовать себя большим человеком в собственном кабинете, свысока поглядывая на просителей - все это осталось на воле и здесь теряло всякий смысл. Даже если он сумеет через год, два, откупившись, выбраться на свободу, эти два года из приятной достойной жизни придется вычеркнуть. Это там, у себя в кабинете, сидя в удобном кресле, можно почитывать в газетках уголовную хронику и удивляться, как матерому преступнику дали всего три года. Тут, за решеткой, голова работает совсем по-другому. Три года для заключенного целая вечность. Нужно не только дождаться свободы, но и суметь выжить в нечеловеческих условиях. В камере и минута тянется в десять раз дольше.
Часы Стеколкину оставили, и он иногда машинально поглядывал на стрелки. Через час железная дверь отворилась, и в камеру вошел Курдюк.
- Чего разревелся, как баба? - С порога пристыдил он друга.
- Как ты допустил, Ваня? - Слезливо вопрошал заключенный.
- А что я мог сделать? Паперный признался, есть его письменные показания.
- Какой мерзавец, - злобно изрек Стеколкин и шмыгнул носом.
- Его Постный прижал. Ты бы тоже при таком раскладе сдал родного брата, - усмехнулся полковник: - Где документы на участки? Надо с девчонкой рассчитываться.
- В кабинете, под томиками Ленина в шкафу. Хорошо, что успел оформить….
- Добро, возьму. Хочу сегодня с ней встретиться. - Курдюк вынул из кармана завернутый в бумагу кусок сырокопченой колбасы, ломоть хлеба и бутылку пива: - Закуси с горя. Завтра тебе передадут нормальной еды. Да и камеру сменят. Я распорядился, чтобы для тебя в кастелянской прибрали и телек поставили. Больше пока ничего сделать не могу.
- Ты к этой сучке поедешь, попроси ее с афганцем поговорить.
- О чем, Слава?
- Как о чем? Если они снюхались, пусть просит своего дружка. Коленев может повлиять на Постного, и меня выпустят.
Курдюк почесал затылок:
- Что-то в этом есть. Да, кстати, я пальчик нашему медику на экспертизу снес. Попросил как бы неофициально.
- Ну и что?
- Он в заморозке у нее лежал? Понимаешь?
- Пока нет…
- Это значит, Кащея они давно ухлопали. И письмо фальшак. Мне из Москвы позвонили. Это не рука Гены. А чья рука, я теперь знаю. Представляешь, афганцу наш художник Василек письмо Кащеева нарисовал.
Стеколкина сообщение не заинтересовало:
- Ну что из этого?
- Ты здесь совсем отупел. Если письмо состряпал Коленев, ясное дело, он играет с девчонкой вместе.
- Поосторожнее бы надо с ней.
- Теперь уж чего осторожничать… - Усмехнулся Курдюк: - Мы теперь в одной упряжке.
- Так-то оно так… Я только роли афганца никак не пойму.
- Хули тут понимать? Он вдовец с денежками, она тоже не пустая. Вот и спелись.
- Думаешь, он и про нашу бумагу знает? - Веко у Стеколкина снова начало подергиваться.
- Девка свою игру ведет, а его использует. Поверь нюху старого мента.
- Хорошо бы… - Вздохнул Стеколкин. - Коленев страшный человек, проведает о Постном, нам всем не жить.
- Бог не выдаст, свинья не съест. Сейчас важно момент не упустить. Заводик прихватить, автопарк… Не мы, другие найдутся. А после драки кулаками махать дело пустое. Ну, бывай. - Курдюк поднялся, потрепал по плечу друга и вышел из камеры. Оставшись в одиночестве, Стеколкин шмыгнул носом. Не обнаружив в кармане платка, высморкался двумя пальцами и утер нос рукавом. Веко у Стеколкина больше не дергалось, и плакать он перестал. У чиновника появилась надежда. А если у человека есть надежда, он может не терять присутствия духа даже в тюрьме.
* * *
В последние дни Мака стала замечать странные взгляды своего телохранителя. Ей показалось, что он не читает свою книгу, а украдкой ее изучает.
- Ты чего пялишься, Трофим?
Он покраснел, но нашелся быстро:
- Вы красивая женщина, как не посмотреть.
Мака скривила губы:
- Я перед тобой столько время торчу голая, а ты только заметил?
- Почему? Я сразу заметил. Поначалу стеснялся, а теперь немного привык.
- Может, ты меня и трахнуть хочешь?
- Что вы, Мака? Я же ваш работник.
- Ну и что?
- Помню Пятака с его коленкой. У меня нет ни малейшего желания получить пулю.
- А если я тебя сама позову?
- Не позовете.
- Почему так думаешь? Ты парень вполне…
- У вас есть лучше.
- Все замечаешь. Ты случайно в мой конвертик и коробочку не заглянул?
- Какую коробочку? - "Искренне" удивился Трофим.
- Ладно, иди. А смотреть на меня можешь сколько угодно. Мне это даже приятно, - разрешила Мака и вернулась к себе в спальню.
Большую часть суток она проводила в постели. Сюда, словно в кабинет, к ней являлись с докладом ее работники, тут же она принимала Голенева. Олег не позвонил. Сама звонить Стеколкину она не хотела. Следующий шаг должны сделать они. Мака умела ждать. И дождалась. После обеда в кащеевский кооператив на мотоцикле с люлькой прикатили два милиционера. Молоденький сержант потребовал, чтобы его провели к хозяйке.
- Мака, к вам мент. - Доложил Трофим.
- Чего ему надо?
- Сказал, по личному делу.
Мака нехотя набросила халат и вышла в гостиную. Сержанта привели следом.
- Вас просили приехать в деревню Щеглы на лодочную станцию. - Сообщил он, переминаясь с ноги на ногу.
- Кто меня просил? - Решила уточнить девушка.
- Полковник Курдюк.
- Почему именно туда?
- Не знаю. Кажется, на лодочной станции намечается какое-то мероприятие по случаю вступления нашего мэра в должность. Товарищ полковник там будет по службе.
- Во сколько?
- В шестнадцать ноль-ноль.
- Хорошо, я подумаю.
- Как доложить?
Мака усмехнулась:
- Так и доложи, захочу - приеду, захочу - нет.
Милиционер хмыкнул и направился к двери. Мака услышала, как во дворе затарахтел мотоцикл. Она вернулась в спальню и вызвала Трофима.
- Подготовь банду Косяка. Без пятнадцати четыре я еду в Щеглы. "Мерседес" отмой до блеска, и пушку держи при себе.
- Будем воевать с милицией? - Улыбнулся Трофим.
- Что-то ты стал больно разговорчивым. Мы так не договаривались.
- Извините.
- Так-то лучше. А теперь иди, я буду одеваться.
Трофиму очень хотелось спросить хозяйку, почему раздеваться в его присутствии она позволяет, а одеваться нет. Но телохранитель решил не напрягать ситуацию и молча вышел.
* * *
Без пятнадцати четыре ворота кащеевского кооператива раскрылись, и на улицу вырулил автомобильный кортеж. Впереди в черном "мерседесе" ехала Мака, следом за хозяйкой тянулись два БМВ и микроавтобус. Соблюдая дистанцию в пять метров, машины покатили в сторону от города. Через полкилометра свернули на проселок, который тянулся вдоль реки Глуши. Не доезжая деревни Щеглы, переехали мост и спустились к берегу. Строение лодочной станции светилось свежеструганными досками. Их совсем недавно покрыли специальным лаком, и этот лак в лучах низкого осеннего солнца блестел, утомляя глаза. На берегу стоял длинный прицеп с лодками. Лодки тоже сверкали свежей краской, поскольку пришли прямо со склада и воды попробовать не успели. Мака отметила на борту каждой звучное название. Одна лодка называлась "Слава", другая - "Победа", третья - "Молния". Борта остальных разглядеть не смогла. На пригорке, недалеко от здания самой станции имелась большая круглая беседка. В ней дремал одноногий дед Корольков, которого хозяин лодочной станции за мизерную плату нанял сторожем. Корольков сообразил, что кащеевская банда лодки воровать не будет, а скорее всего, возьмет дань с хозяина. И решил, что это его не касается. Мака дала знак водителю БМВ. Он остановил машину, за ним остановились остальные. Трофим подогнал "мерседес" к зданию лодочной станции, а сопровождающие остались метрах в тридцати. Из двух БМВ и микроавтобуса выгрузились "партизаны" Жоры Косяка, да так и остались торчать рядом с машинами в ожидании дальнейших указаний.
Мака из "мерседеса" не выходила.
Через минуту к лодочной станции в клубах пыли подкатил милицейский УАЗ. Курдюк тяжело вывалился из передней двери и медленно направился к "мерседесу". Мака кнопкой приоткрыла окно.
- Ты зачем свою армию привезла? - Поинтересовался полковник.
- Потому что ты хам. А хамам доверять нельзя. - Ответила Мака.
- Ладно, не лайся. Знаешь, кто старое помянет, тому глаз вон. Выходи, побалакаем. - Курдюк взялся за ручку дверцы "мерседеса", но Мака его одернула:
- Убери лапы. - И кивнула Трофиму. Тот быстро покинул водительское кресло и, приоткрыв дверцу, помог хозяйке выбраться.
- Нам бы с тобой с глазу на глаз. - Намекнул Курдюк, выразительно посмотрев на телохранителя.
- Где? - Поинтересовалась Мака.
- Пойдем на станцию. Хозяин приедет позже, там сейчас никого. - И Курдюк кивнул на свежевыструганные доски крыльца.
- Подожди здесь. - Приказала Мака Трофиму и решительно поднялась на ступеньки. Начальник милиции едва успел подняться за ней и распахнуть дверь.
Внутри пахло деревом и лаком. Мака поморщилась:
- Окно хоть открой. Я здесь задохнусь. - Полковник послушно распахнул окна.
В центре большой комнаты стоял длинный стол и больше десятка стульев. Вдоль стен Мака заметила кожаные диваны, а в правом углу у окна новый конторский стол и сейф. Она поняла, что это и есть место хозяина станции. В левом углу в навал лежали спасательные круги и жилеты.
- Садись, в ногах правды нет. - Курдюк указал на диван.
- Постою, от лежки и отсидок жопа устала. Бумаги принес?
- Как договорились.
- А бабки?
- Мака, это уж слишком…
- Я же предупредила, за хамство придется платить.
- Давай обойдемся без воспитательной работы с массами. Ты и так не в накладе. А наличности у нас нет.
- Где Стеколкин? Я ждала его.
- Вот об этом я и хотел с тобой парой слов перекинуться.
- Валяй, но сначала документы на участки.
- Они в машине. Могу принести.
- Ладно, потом. Чего ты хотел?
- Стеколкин в камере.
- Что? - Мака смерила полковника подозрительным взглядом: - Ты посадил друга?
- Пришлось. Постный раскопал взятку и заставил Славу расколоться. Дело очень скверное. Помоги.
- Я?
- Да, ты можешь.
- Каким образом?
- Ты же знакома с Коленевым?
- Допустим.
- Упроси его повлиять на Постного. Они же друзья детства. Да и зависит мэр от афганца. Завод на его денежки построил. Коленеву не откажет.
- А мне что за дело?
- И тебе есть полный резон. Сделаешь, я закрою глазки на письмо из Нью-Йорка.
- При чем тут письмо?
- Его же твой дружок с Васильковым состряпали. Сечешь? Это уже после того, как вы Кащея…
- Не пугай. Я тебя, с твоими страшилками, в гробу видела. Ты же меня понимаешь, Ванька?
- Ладно, не лезь в бутылку. Как человека прошу.
- Если я скажу "да", сколько?
- Мака… - Курдюк развел руками: - Ты же теперь с нами. Засудят Стеколкина, мало ли как пойдет. Он трусоват, болтать начнет, да и вообще, без него будет трудно. Он в бумагах хорошо соображает.
- Мне нет смысла. Пока мэром Постников, заводик мне не светит. Уберете его, тогда и поговорим.
- Попробуем.
Мака вдруг расхохоталась:
- Конечно, попробуете. Подписи ваши под его трупом уже стоят.
Курдюк обиженно засопел:
- Славка мог бы это сделать.
- Этот слюнтяй?
- Да. Он хорошо плавает, а Постный плавать не умеет. Мы договорились во время пикника устроить лодочную прогулку. Славка сядет с мэром, раскачает лодку, а дальше сама понимаешь…
- У вас мозгов, как у куриц. Вам бы яйца нести…
- Почему?
- Со взяточником, даже если Славка выйдет из тюряги, Постников не только в лодку, срать рядом не сядет. Он посадит с собой Олега.
- Ты думаешь подговорить афганца?!
- Тупой ты дядя. По-твоему, такой человек, как Коленев, может утопить друга детства?
- А что ты предлагаешь?
- Я подумаю.
- Ладно, думай. Только другого удобного случая может долго не представиться.
- Не надо меня лечить, не маленькая. Теперь тащи документы.
- А как со Славой?
- Сделаю. Но учти, половина его доли завода - моя.
- Он согласится. В тюрьме все становятся сговорчивыми. - Обрадовался Курдюк и быстро вышел на улицу. Через две минуты он вернулся с голубой канцелярской папкой:
- Все тут, даже подпись мэра имеется.
Мака хмыкнула, но раскрывать папку не стала.
- Теперь сматывайся. - Попросил Курдюк: - Сейчас придет хозяин лодочной станции, я должен с ним обсудить детали праздника.
Мака хлопнула полковника папкой по заднице и направилась к двери. На пороге обернулась:
- Пальчик понравился?
- Я мороженое мясо не очень люблю. Скотинку-то вы давно забили. Но это уже так, к слову…
- Оказывается, Ванька, ты не совсем идиот. - Похвалила милиционера Мака, и, громко хлопнув дверью, вышла.
* * *
Руфина Абрамовна представила Олегу Лену Ситенкову и, сославшись на дела, исчезла. Конечно, ради такого случая она могла бы дела отложить, но мудрая женщина решила оставить их вдвоем. Разговор молодым родителям предстоял деликатный, и она решила не стеснять их своим присутствием.
- Выйдем на воздух? - Предложил Голенев: - Хочу еще раз полюбоваться на наш двор после ремонта.
Лена не возражала. Они спустились по лестнице, и Олег повел Ситенкову через кухню.
- Тут же есть нормальное парадное? - Удивилась Лена. Она уже несколько дней не только работала учительницей, но и жила в детском доме.
- Простите, Лена, но я хочу, чтобы вы вышли во двор через мою волшебную дверь. - И Голенев рассказал молодой женщине, когда он, будучи ребенком, играл во дворе, всегда посматривал на эту дверь. И не только потому, что посудомойка Глуша выносила через эту дверь ломоть хлеба с солью или печеньице: - Я всегда думал, что именно из этой двери ко мне выйдет моя мама. Может быть, наша Ирочка думала так же, и тоже посматривала на эту дверь.
- Если вам так хочется, пожалуйста. - Улыбнулась Лена и вышла во двор через заветную дверь Голенева.
Олег вышел за ней:
- Какая мама Руфа молодец! Представляете, она восстановила двор моего детства. Даже волейбольную площадку. Только березы нет.
- Какой березы? - Спросила Лена.
- Видите карусель? Она как раз на пне той березы.
- Красивый у вас детский дом. Я слышала, вы помогли его отремонтировать?
- Больше Тихон помог. Это же и его дом. Давайте присядем. - Голенев, кивнул на маленький детский стол возле клумбы..
- Разве можно на столе сидеть?! - Возмутилась Лена: - Дети из окон увидят.
- Ну и что?
- Как что? Представьте себя школьником, а ваш учитель сидит на столе. Что вы подумаете?
- Подумаю, что моя учительница нормальный парень. - Рассмеялся Голенев.
- Парень?! Почему парень?
- Мы маму Руфу в детстве, естественно между собой, называли "свой парень". Это была высшая похвала взрослому человеку.
- Возможно, я когда-нибудь и заслужу такой комплемент от своих ребят, но не сейчас. Вы знаете, откуда я пришла?
- Да, Лена. Мама Руфа мне все про вас рассказала.
- Значит, вы меня поймете. Тетка явилась к ним из сумасшедшего дома и уселась на стол…
Олег не хотел продолжать этот разговор. Он заметил волейбольный мяч, забытый детьми, подбежал к нему, поднял и лихо запустил в кольцо. Положив мячик на место, вернулся к Лене:
- Ваш муж летчик?
- Да, он кончил летное училище. Наш техникум и их училище делили под общежития одно здание. А зал у нас был общий. В этом зале я с Пашей и познакомилась. Мы с ним целый вечер протанцевали, и у нас началась любовь.
- На чем он летал?
Лена смутилась:
- Ваши называли эти вертолеты "черными тюльпанами".
- Невеселая работа… Где он погиб?
- Его сбили под Кандагаром.
- Понятно… Там духи на нас "Стингеры" обкатывали…