Инспектора было не так-то легко одурачить. Он со своими черными, как угольки, глазами производил впечатление образованного человека. К тому же узкий, мексиканский, разрез его глаз предостерегал, что с ним не стоит играть в игры. Чтобы противостоять этому мачо, нужно быть таким же хитрым и сильным, как неудержимые в ярости и в выпивке мужчины его родины. Горничная опустила веки, уличенная сразу в двух злодеяниях: она опоздала на работу и пыталась обмануть инспектора.
- Я пришла пять минут назад.
- Вы к чему-нибудь прикасались?
- Нет, я всегда первым делом варю кофе. Хосите чашеську?
- С удовольствием выпью! - ответил ассистент, который как раз проходил мимо. - Интересно, каков вкус кофе у богачей?!
- Точно такой же, как и у твоего бедняцкого кофе, - оборвал Тамплтон.
- Да я так просто сказал, патрон.
Инспектор, посмотрев на часы, продолжил:
- Вы каждую пятницу приходите с утра?
- Да. Я здесь всегда ровно в восемь, а сегодня утром дочурка моей дочери, ей всего шесьнадцать лет, а она уже беременна на третьем месяце, ее насяло тошнить, и мне пришлось…
- Да, да, хорошо, - прервал инспектор. - Я не спрашиваю объяснений по поводу опоздания. Скажите лучше, обычно вы застаете хозяина дома, когда приходите?
- Нет, обычно он уходит раньше, он не завтракает дома с тех пор, как его жена…
- С тех пор как его жена - что? - спросил инспектор, который притворился, что не слышал о смерти Луизы Гибсон.
Кто знает, а вдруг он выведает что-то новое по этому делу.
Горничной не понравился взгляд инспектора. Он нехороший, этот мужчина, он нечестен. И к тому же он заставлял ее ощущать неловкость.
- С тех пор, как он вдовец. В прошлом году бедный доктор Гибсон потерял свою жену в автомобильной катастрофе.
- Ах вот оно что! Не могли бы вы теперь пойти разбудить своего хозяина?
- Очень хорошо, очень хорошо, - сказала она неуверенно.
Мексиканка испытывала страшную неловкость: как же разбудить хозяина, если за все время работы на него она никогда этого не делала? Она покинула гостиную.
- Похоже, вчера у доктора было небольшое пиршество с дамой, - заявил ассистент.
Стоя перед кофейным столиком, он указывал на два бокала, бутылку водки "Смирнофф" - все это, а также упаковка мнемониума и инструкция лежало там, где Гибсон оставил это накануне.
Приблизившись, инспектор заметил губную помаду на одном из бокалов и усмехнулся. Теперь-то он у него в руках! Во второй раз доктору Гибсону ускользнуть от него не удастся! Если губная помада на бокале и та, которой пользовалась девушка, ставшая жертвой преступного нападения, идентичны, к тому же если совпадут отпечатки пальцев - этого, возможно, будет достаточно для предъявления обвинения.
В самом деле, как сможет психиатр объяснить присутствие своей пациентки у себя в доме в тот вечер, когда было совершено изнасилование? А тот факт, что он выпивал с ней? И то, что она была обнаружена в его машине, неподалеку от его дома, в запачканных кровью мужских перчатках, в действительности принадлежавших Томасу? В случае если тест на ДНК выявит, что это кровь Томаса, тогда у психиатра будут большие проблемы. Кто, кроме него, мог запачкать перчатки его же кровью и надеть их на Катрин в вечер, когда на нее было совершено нападение? Нет, все это представляло собой целую серию слишком подозрительных совпадений. Напрасно доктор Гибсон или его адвокат будут выдвигать различного рода объяснения, ни один судья и ни один из присяжных им не поверит.
Да, на этот раз он влип! Удивительно, как человек со столь тонким мышлением мог допустить такие грубые ошибки. Хотя чувство вины все же порой возникает даже у самых жестоких преступников, у людей, лишенных чести и совести. Оно гложет их до тех пор, пока они сами, почти добровольно, не компрометируют себя, идя в прямом смысле на убийственный риск.
Осмотрев диван, инспектор сделал первое любопытное открытие: длинный волос, по всей видимости женский.
- Нужно взять на экспертизу, - приказал он своему ассистенту. - У тебя с собой полиэтиленовые пакеты?
Стажер, зазевавшись на роскошные резиденции квартала, забыл все принадлежности в машине.
- Я вернусь через минуту.
- Возьмешь образцы здесь, - сказал инспектор, указывая на маленькое светлое пятно на диванной обивке.
- Сперма? - спросил заглянувший в гостиную полицейский, взволнованный этой находкой.
- Нет, замороженный йогурт!
- Замороженный йогурт?
- Да нет же, идиот, это не йогурт и не сперма, разве что несколько сперматозоидов доктора, если они не такие же ничтожные, как у Бой Джорджа! Это, возможно, женская секреция, если ты понимаешь, что я имею в виду!
- А-а, - ассистент был изумлен наблюдательностью, проявленной патроном. - Женская секреция!
Он ушел за чемоданчиком, поскольку предстояло взять обычные образцы: отпечатки пальцев, образцы волос, ткани, коврового ворса, разные компрометирующие предметы.
Тамплтон наклонил голову и затянулся сигаретой. Стажер был симпатичным малым, но далеко явно не продвинется.
Глава 16
Когда наконец Томас проснулся, то сначала отпрянул назад. Он не сразу узнал трясшую его за плечо мексиканку, ее широкое лицо и вытаращенные от волнения глаза напугали его настолько, что от удивления и оцепенения он вскрикнул.
Женщина вышла. Гибсон постепенно пришел в себя, затем, позвав горничную, извинился, а так как он намеревался спросить ее о причине столь своевольного решения разбудить, она его опередила:
- Полисия!
- Полиция?
- Да, внизу полисия! Они сесясь же хотят вас видить, доктор. Вот посему я вас разбудила. Я изьвиняюся…
- Да нет же, все в порядке, Эстрелла. Я понимаю. Скажите им, что я иду.
Она отправилась в гостиную. Заметив, что спал одетым, доктор нахмурил брови. Это было не в его правилах, так как обычно он спал совершенно обнаженным. Он провел рукой по лицу, голова раскалывалась от боли. Неужели он вчера пил? Ничего такого он не припоминал. На самом деле Томас осознал, что вообще ничего не помнит - ни что он делал, ни где был и с кем - ничего!
Это обеспокоило его: с ним никогда не случалось ничего подобного. От всего этого ему стало не по себе, потом он почувствовал страх. Но медлить было нельзя: полиция ждала его в гостиной! И все же он зашел в ванную, посмотрелся в зеркало и обнаружил, что выглядит ужасно: лицо было бледным, почти восковым. Умываясь холодной водой над одной из двух больших раковин, он обнаружил на руках глубокие царапины.
Откуда они? Как он мог так пораниться? На него напали? Однако повреждения вовсе не походили на те, что получают в драке. Он бы сказал, что так можно пораниться, свалившись с велосипеда, а ладони рук оцарапаны об асфальт.
Он вытер лицо и руки полотенцем, наскоро причесался и направился в гостиную, терзаясь вопросами. Что такого мог он сделать, чтобы спровоцировать приход сил правопорядка? Еще он спрашивал себя, пил ли он накануне. Томас дыхнул себе в кулак: от него несло водочным перегаром! Возможно, это все объясняло. Он слишком много выпил, что в последние месяцы с ним случалось все чаще, и отключился. Ему приходилось слышать от пьющих друзей, что такое бывает. Но с ним самим такое случилось впервые. Отключка. Так оно и есть! Потеря памяти. Обо всем просто забываешь. Тогда, наверное, по дороге он попал в аварию, что объясняет раны на руках.
Войдя в гостиную, Томас был неприятно удивлен, увидев, что ассистент Тамплтона кромсает стоявший там черный кожаный диван огромными ножницами.
Хозяин дома возмутился.
- Эй, вы! Что вы делаете? - закричал он, от негодования потрясая руками в воздухе.
Вильямс продолжал выполнять задание. А вот его патрон с удовольствием вмешался:
- Он делает свою работу, доктор!
Томас обернулся и узнал инспектора Тамплтона, после кончины жены именно он отравлял ему жизнь в течение месяцев. Он, безусловно, жаждет доставить новые неприятности. Может, это все просто дурной сон? Зачем этот инспектор явился в его дом с одним из своих помощников, да еще в сопровождении двух полицейских в форме, которых он только что заметил? К чему подобная делегация? Решительно, можно подумать, что ночью он не иначе как совершил ужасное преступление!
Томас не ответил инспектору, - возможно, он промолчал из-за того, что храбрость оставила его. В этот момент на кофейном столике, рядом с двумя пустыми бокалами, которые ассистент еще не успел положить в пластиковые пакеты, он заметил упаковку мнемониума: вид этого препарата вызвал у него необычную реакцию. Он не мог с уверенностью сказать, видел ли его раньше, однако это что-то ему напоминало. Но что? Он не знал.
Томас подошел к столику и увидел инструкцию по применению препарата, со вчерашнего вечера валявшуюся там развернутой. Крупными буквами там значилось: Медикамент будущего - счастье в одной таблетке . Тем не менее доктор не вспомнил, о чем, собственно, речь, пока не прочитал ниже: Пациент полностью забывает случай, легший в основу травмы .
Интуитивно он связал в единое целое: бокалы на столе, опорожненная бутылка водки, упаковка мнемониума… Должно быть, он принял таблетку и лекарство заблокировало его память. Так вот что произошло! Никакого другого объяснения его отключке не было.
В это время молодой Вильямс продолжал вырезать из кожаной обивки дивана десятимиллиметровый квадрат!
- Кто дал вам на это право? - спросил его психиатр.
И снова Тамплтон пришел на помощь своему ассистенту:
- У меня есть ордер на обыск, этого достаточно, чтобы перевернуть ваш дом вверх дном. - И он предъявил документ, на который Томас даже не взглянул. Выдержав паузу, словно для того, чтобы усилить эффект разыгрывающейся драмы, инспектор с усмешкой добавил, держа в руке вторую бумагу: - Я также располагаю ордером на ваш арест по подозрению в нападении и изнасиловании вашей пациентки Катрин Шилд, которая этим утром была найдена в вашем "мерседесе" на пляже рядом с вашим же домом. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Новость явно шокировала доктора. Но так как Гибсон был почти уверен, что принял таблетку мнемониума и в результате ничего не помнил, он не возразил ни единым словом, к радостному удивлению инспектора, который, без сомнения, принял эту пассивность за признание вины. Это было слишком хорошо, слишком просто! В конце концов, он может засадить его в тюрьму и тут же добиться полного признания в том, что связано со смертью жены.
- Не хочу усугублять ваше отчаяние, доктор, но у меня такое впечатление, что последующие годы жизни вы проведете в тюрьме.
Томас не поддался на провокацию, он тут же задал вопрос:
- Как она?
- Кто?
- Катрин, конечно!
- Она вне опасности. - Инспектор настолько растерялся, что не сразу понял, о чем его спросил доктор.
Томас явно почувствовал облегчение. Не так важно, что он мог или не мог сделать со своей пациенткой за время долгих часов своей отключки, главное, что он ее не убил!
Во взгляде инспектора появилось новое выражение. Решительно, этот врач знает свое дело! Какое сострадание к пациентам! По меньшей мере он умело играет свою роль. Да, именно так, он делает все, чтобы усыпить бдительность полиции, как было при расследовании смерти его жены. Но на этот раз у него ничего не выйдет: слишком много против него улик.
Инспектор сделал знак полицейским. Дюжий верзила подошел с наручниками.
- Вы собираетесь надеть на меня наручники? - спросил Гибсон, указывая на полицейского.
В это время инспектор обратил внимание, что руки врача покрыты ссадинами и порезами. Он взял его за правую руку, попросил показать левую и спросил:
- Вы поранились, доктор?
- Я… по всей видимости, да, - пробормотал Томас.
- Что значит "по всей видимости"?
- Я не могу вспомнить.
- Вы не помните?
- Нет.
- Мы обнаружили следы крови на сиденье вашей машины рядом с пострадавшей. А на ней были мужские перчатки. Перчатки из черной кожи, "порше". Это вам о чем-нибудь говорит, доктор? К тому же кровь запеклась и на перчатках.
Томасу стало дурно. Кожаные перчатки были той же марки, что и его собственные перчатки для вождения! Что и те, которые были на руках жены во время роковой аварии! Что за странное совпадение! Какой жестокий поворот судьбы!
Инспектор подвел итог:
- Если тест на ДНК покажет, что на сиденье и на перчатках ваша кровь, вам, доктор, понадобится очень хороший адвокат.
Глава 17
К тому времени когда наконец приехал адвокат, Томас уже почти час томился в узкой камере полицейского участка. Свое новое унижение он переживал меньше часа, а первым было то, что пришлось выдержать взгляды соседей, когда его вывели из собственного дома в наручниках, в сопровождении двух полицейских, как обыкновенного преступника - кем он, возможно, и являлся. Как знать?
Он встретил доктора Джеймса Робертсона с явным облегчением. Они знали друг друга уже на протяжении двадцати лет, вместе кутили, учились в одном университете и, даже если они виделись нечасто, им всегда было приятно снова встретиться. За исключением, конечно, встреч при обстоятельствах, подобным нынешним.
Доктор Робертсон сразу же отозвался на зов друга о помощи, улизнув с крайне важного заседания в своей адвокатской конторе.
Очень энергичный, всегда загорелый, с густой, аккуратно подстриженной бородой и веселым взглядом, этот мужчина излучал сияние. И только почти лысая голова выдавала, что ему уже сорок пять.
- Спасибо, что приехал так быстро, - сказал Томас, облегченно вздохнув.
- Пустяки, старина!
Полицейский проводил Томаса и адвоката в маленькую комнату, чью скудную меблировку составляли деревянный стол и два стула без спинки. Ну по крайней мере они могли поговорить без свидетелей. Мужчины сели.
Помолчав минуту, в течение которой они смотрели друг на друга улыбаясь, с явной теплотой, Томас сказал:
- Ты хорошо выглядишь.
- Да я защищаюсь! Я пока еще не встретил женщину, на которой захотел бы жениться. Не тороплюсь. Сначала долго присматриваюсь, изучаю… - ответил Робертсон шутливым тоном.
- Да, так надежнее, так надежнее, - повторился Томас, зная о том, какой успех у женщин имеет его друг, потрепанный недавним разводом, который оказался для него разорительным, хоть он и являлся адвокатом: сапожник всегда без сапог? В его оправдание следовало сказать, что он допустил ошибку - по крайней мере в этом смысле, - женившись на коллеге.
- А ты как, уже не переживаешь так из-за Луизы?
- Да, я думаю о ней теперь не больше ста раз в день.
- Это прогресс, - сказал с нотой симпатии его друг. - Время лечит.
На мгновение оба замолчали.
- Мы можем спокойно поговорить, не опасаясь, что нас потревожат? - спросил Томас своего адвоката. - Есть вероятность, что они подслушивают?
- Нет, тем не менее я никогда не полагаюсь на честность полиции, - объявил адвокат, с этими словами он достал из своего портфеля желтый плеер марки SONY и две маленькие колонки. Он поставил все это на стол между собой и Томасом и нажал на пуск. Тут же зазвучал дьявольский рок в исполнении одного из кумиров их молодости, причем с такой силой, какую нельзя было и предположить, судя по размерам проигрывателя.
- Это должно уладить проблему, - сказал доктор Робертсон, в то время как Джимми Хендрикс чувственным голосом пел: "'Scuse me, while I kiss the sky!"
- Allright! - сказал Томас, в который раз пораженный оригинальностью и изобретательностью своего старого школьного друга.
- Ты помнишь Вудсток? - спросил Томас. - У меня тогда были волосы до самых плеч!
- А у меня вовсе не было волос! - сказал адвокат, коснувшись рукой своей гладкой лысины.
Мужчины разразились смехом. Затем, успокоившись, доктор Робертсон достал блокнот. Время для забав истекло. Ситуация была серьезной. Адвокат достал из внутреннего кармана шикарную позолоченную ручку "Монблан", подаренную богатым клиентом.
- Ну рассказывай, что же произошло на самом деле?
Томас широко раскрыл глаза и сжал губы.
- Я ничего не помню! Я только знаю, что меня обвиняют в изнасиловании одной из моих пациенток. Этим утром ее нашли в моей машине в конце пляжа, прямо перед моим домом. Изнасилованную и избитую…
- О! Какая прелесть… Но что могло произойти? Как так получилось, что ты ничего не помнишь?
- Та же самая проблема, что и с Джимми Хендриксом…
- Нар…
Адвокат не осмеливался полностью озвучить свою мысль. К тому же он был удивлен, так как даже в университете, во времена когда практически все принимали или по крайней мере пробовали наркотики и травку, Томас даже слышать о них не хотел. Он был слишком добропорядочным, слишком дисциплинированным и почти не поддавался модным веяниям.
- Наркотики? Ты? - закончил вопрос адвокат, нервно проводя рукой по лысому черепу, будто по воображаемым волосам.
- Да…
- Я не знал, что ты начал… Это из-за Луизы, ты страдал?
Томас догадался, что неправильно понят.
- Да нет же, я принял экспериментальный препарат, мнемониум. Он… как бы попроще объяснить… он действует на главный центр памяти. Иными словами, это лекарство заставляет тебя забыть о том, что ты пережил в течение предыдущих двенадцати часов и, по всей вероятности, нескольких часов, которые следуют за его приемом. Если дело обстоит именно так, то, возможно, вчера вечером я принял этот препарат. Но я ничего не помню. Ни когда, ни зачем - ничего. Я только заметил вскрытую упаковку у себя дома сегодня утром и сделал вывод, что именно так и было.
Доктор Робертсон нахмурил брови:
- Это глупо, очень глупо! Не представляю, как мы обеспечим тебе алиби, если ты ничего не помнишь!
- Я тоже не представляю, поэтому и позвал тебя.
- В таком случае нужно, чтобы ты ничего не говорил полиции. Ничего и ни при каких компрометирующих обстоятельствах. Я останусь с тобой на предварительный допрос, который не следует откладывать надолго.
- А если они решат, что я хочу что-то скрыть?
- Они могут думать все, что им взбредет в голову! Главное - не скомпрометировать себя. Просто говори, что не помнишь. Впрочем, это самое правдивое признание из того, в чем ты меня уверяешь.
- Я ничего не делал, я уверен! - возразил Томас.
- Ты, может, ничего и не сделал, но на суде будут иметь значение впечатления, образы, которые перевесят твое заявление.
- На суде? Ты думаешь, что дело дойдет до суда?
- Знаешь, мой бедный Томас, необходимо, чтобы ты спустился на землю, в противном случае я начну и вправду думать, что ты наслушался Джимми Хендрикса! Ты в полицейском участке. Тебя арестовали. У них очень серьезные обвинения против тебя. Я могу попытаться добиться твоего условного освобождения на предварительном допросе, но суда тебе в любом случае не избежать.