Тут она замолчала. То, что она собиралась поведать, было мучительно. Было видно, что она собирается с силами.
- Степлтон встал, подошел ко мне, взял меня за ляжки и немного потанцевал. Я ему сказала: "Убери руки прочь, жалкая мразь!"
Банкир на самом деле был довольно низкого роста, но с его репутацией и известностью никто никогда бы не осмелился разговаривать с ним в подобном тоне, а тем более называть его так. В зале раздался едва сдерживаемый смех. Прокурор выдержал паузу, желая дать Катрин успокоиться, откровенность истицы позабавила и его, а затем продолжил, закусив губу:
- Мадемуазель Шилд, что произошло дальше?
- Ему не понравилось то, что я сказала, и он ответил: "Послушай, шлюхам полагается быть повежливее!" Я сказала, что не шлюха, что хочу, чтобы меня оставили в покое, хочу вернуться домой. Он перевел взгляд на своего переодетого друга и обратился к нему: "Да за кого она себя принимает, эта продажная тварь?" А тот ему ответил: "Это игра. Она изображает святую невинность, чтобы возбудить нас, понимаешь?" Поначалу он смеялся, а потом одним рывком спустил верх моего платья. На мне не было бюстгальтера, я принялась кричать. Тогда банкир сильно ударил меня по лицу. Я думала, он собирается меня избить. Я совсем обезумела. Он повалил меня на пол, попросил второго опустить крышку рояля и положил меня на инструмент. Коротышка снял с меня платье. Я сопротивлялась, но его дружок удерживал меня. Когда я пыталась вырваться, они оба били меня. Они все время смеялись и были возбуждены. Они сказали обо мне: "Она любит побои, мелкая шавка. Может, она мазохистка? Вик и правда преподнес славный сюрприз". В этот момент я почувствовала руку между своих ног, один из них стянул с меня трусики. Потом коротышка залез на скамеечку для рояля и…
- Я знаю, что это трудно, Катрин, но необходимо довести все до конца. Что он сделал потом?
Смахнув слезы, навернувшиеся на глаза, она собралась с силами и попыталась переступить через свое отвращение.
- Он спустил брюки и… изнасиловал меня, - закончила девушка.
В зале установилась такая тишина, что можно было услышать летящую муху. Все смотрели на побледневшего Степлтона, который, несомненно, должен был почувствовать напряжение этой тишины. На его лысом черепе выступили капельки пота.
- Продолжайте, Катрин, - сказал прокурор.
- Так как я сопротивлялась и кричала, чтобы он прекратил, мужчина, переодетый в женщину, удерживал меня на рояле, зажимая мне рот рукой. Они словно обезумели, смеялись, а коротышка все повторял: "Скажи, что тебе это нравится, маленькая негодяйка, скажи, что нравится!"
Измученная невыносимым испытанием, Катрин, не выдержав публичной исповеди, остановилась и разрыдалась. Эмоции в зале накалились до предела. Отец Катрин бросал убийственные взгляды в сторону Степлтона. Попадись этот мерзавец ему в руки всего на несколько секунд, он бы отомстил за честь дочери, во всяком случае заставил бы его сожалеть всю оставшуюся жизнь о том, что он совершил.
Мать Катрин достала из сумочки носовой платок и вытирала слезы. Ее одолевал жгучий стыд. Путаясь, она размышляла о своей вине. Возможно, ничего бы этого не произошло, если бы она поддерживала Катрин в ее профессиональных начинаниях, если бы она ее лучше понимала, больше любила!
Прожив всю жизнь в нищете, она никогда не питала теплых чувств к банкирам, с которыми часто вздорила, и рассказ Катрин лишь усилил ее ненависть к состоятельным мужчинам.
Как пыльный вихрь, эта ненависть разлетелась по всему залу. Этот лысый мерзавец - лицемер, монстр, который под прикрытием власти и денег скрывал свои постыдные наклонности!
Что же до присяжных, то они делали пометки и, казалось, разделяли всеобщее негодование.
Бледный как полотно, адвокат защиты подсчитывал размер ущерба. Доктор Шмидт предвидел, что показания Катрин могут оказаться разрушительными, но эффект намного превзошел его ожидания. На контрдопросе ему придется запустить целый фейерверк, разбив в пух и прах свидетельство молодой женщины, чтобы избежать последствий.
Судья Бернс некоторое время терпел неизбежные перешептывания в зале, затем несколькими ударами молотка восстановил тишину. Рыдания Катрин не затухали, и он наконец спросил:
- Мадемуазель Шилд, не хотите ли передохнуть несколько минут?
Катрин, подняв голову, попросила носовой платок, стенографистка суда спешно передала его. Девушка высморкалась, вытерла глаза и сказала:
- Я готова продолжить.
- Я знаю, как это мучительно, Катрин, вспоминать здесь, в суде, этот ужас, но не могли бы вы рассказать, что произошло дальше? - попросил ее прокурор.
- Ну вот, я почувствовала, что он… - Она глубоко вздохнула и, преодолев отвращение, храбро продолжила: -…Что он во мне, мне было больно, я умоляла его прекратить, сопротивлялась, но он не останавливался.
- Если я правильно понимаю, Катрин, он вполне отдавал себе отчет в том, что вы вовсе не согласны?
- Разумеется, в этом не может быть никаких сомнений.
- Значит, ни он, ни мужчина, переодетый в женщину, не могли подумать, что вы проститутка, которая разыгрывает сопротивление?
- Протест, ваша честь! Обвинение не доказало, что приглашенные женщины были проститутками!
- Протест принят.
- Хорошо, - согласился Кубрик, - тогда, Катрин, просто скажите мне: как вы считаете, могло ли ваше поведение дать мужчинам, находившимся с вами в комнате, повод думать, что вы согласны с происходящим?
- Абсолютно нет! Особенно в тот момент, когда я начала оскорблять коротышку. Я сказала ему, что он ничтожество, карлик. А он мне ответил: "Ты заткнешься, маленькая шлюшка! У меня есть деньги, я крупный банкир, а ты всего лишь потаскуха, которой платят за обладание ее телом!" И он закрыл мне рот рукой, чтобы я не могла говорить. У него был большой перстень со львом наверху. И я подумала, что, если мне не удастся как-нибудь выпутаться, он заставит меня его проглотить.
В зале многие присутствующие повернулись к Степлтону, чтобы посмотреть, есть ли у него кольцо, о котором идет речь. Перстня не оказалось. Однако с близкого расстояния можно было бы разглядеть на безымянном пальце левой руки полоску более светлой кожи, след от кольца, вероятно снятого перед процессом. Трудно сказать, было ли это отпечатком перстня, описанного Катрин, или случайным совпадением.
- Тогда, - продолжила девушка, - я укусила его за руку.
- За какую руку, Катрин?
- За левую.
Банкир снова нервным движением дотронулся до перевязанной руки. Все присутствующие заметили эту повязку, теперь она воспринималась скорее как компрометирующая деталь.
Банкир, который, как и остальные обвиненные, до сих пор придерживался предписания адвоката молчать, встал с налившимся кровью лицом и вспотевшим лбом. Его колотило.
- Это маленькая лгунья, все это ложь! Я расскажу вам, откуда взялась эта рана, - сказал он, показывая на перевязанную руку.
- Обвиняемый Степлтон, прошу вас сесть на место и замолчать, - вмешался судья Бернс.
Адвокат Шмидт тоже обернулся, рассерженный этим инцидентом, он был явно обеспокоен тем, что его клиент может еще что-то добавить. Считая, что бесполезно вызывать для свидетельских показаний всех четверых обвиняемых, он сделал жест, повелевавший банкиру сесть.
- Нет, я не замолчу, - сказал тот, - с меня хватит этого маскарада!
- Господин Степлтон, прошу вас немедленно сесть, иначе я обвиню вас в неуважении к суду, - пригрозил судья.
- Возможно, присутствующие здесь знают, что мой сын - эпилептик, ваша честь. К тому же я почетный президент государственного фонда помощи эпилептикам Нью-Йорка. Недавно, - продолжил банкир, - у него был приступ, я пытался вытащить ему язык, и он меня укусил.
Этот до сих пор казавшийся невозмутимо-холодным и бесстрастным человек весь покраснел. Внезапно он всхлипнул, словно переполненный чувствами. Потом он поднял голову, и все смогли увидеть по необычному блеску его зрачков, что он в самом деле плачет.
Его жена встала и, уткнувшись в розовый носовой платок, чтобы заглушить конвульсивные всхлипывания, покинула зал, опираясь на руку потрясенной сестры. Это выглядело несколько театрально и все же вряд ли могло быть заранее спланировано. И снова в зале пронесся ветерок перешептываний. Одной фразой банкир реабилитировал себя перед публикой и присяжными.
Судья вновь вмешался:
- Присяжные заседатели, я прошу вас никоим образом не принимать во внимание сказанное Степлтоном. Господин Степлтон будет иметь возможность высказаться, если его вызовут в качестве свидетеля. А пока его слова не имеют никакого веса. Что же касается вас, доктор Шмидт, то прошу впредь лучше контролировать своих клиентов, иначе я буду вынужден прибегнуть к строгому наказанию. Я ясно выразился?
- Я понимаю, ваша честь. Но обвинения, выдвинутые против моего клиента, носят настолько шокирующий характер, что подобная эмоциональная реакция вполне нормальна.
- Не в зале суда, - перебил его судья Бернс. Затем он повернулся к Катрин и спросил: - Мадемуазель Шилд, вы готовы продолжить давать показания?
- О да, - ответила Катрин.
- Катрин, - сказал прокурор, - последнее, что вы нам сообщили, это то, что укусили господина Степлтона за левую руку. Как он отреагировал?
- Ну, он вскрикнул и убрал руку, он отпрянул назад и… оставил меня.
- Вы хотите сказать, что с того момента он больше в вас не входил?
- Да. Но он был рассержен, нанес мне несколько жестоких пощечин - я думала, что он снесет мне голову. Мое лицо болело, а во рту я чувствовала вкус крови. Я поняла, что началось кровотечение. Я крикнула: "Вы меня убьете, прекратите, прекратите, умоляю вас!" У меня уже не осталось сил, я плакала, ощущая слабость. Но он был очень зол. Он мне сказал: "Ты заплатишь за то, что сделала, грязная тварь!" Он схватил меня за волосы и с помощью своего дружка перевернул на живот, и тогда я подумала, что умру. Я почувствовала сильную боль, будто что-то разорвалось, словно что-то с силой вдавилось в меня. И я поняла, что он вошел в меня… вошел в меня… сзади.
После небольшой паузы, пока Катрин приходила в себя, сморкаясь в платок, прокурор продолжил:
- Вы хотите сказать, что вас принудили к анальному сексу?
Какой стыд, что она должна признаваться в том, что перенесла подобное оскорбление!
- Да.
Она склонила голову. Казалось, силы ее покинули. В зале царила мертвая тишина.
- Катрин, - сказал прокурор, помолчав, - вы можете рассказать суду о том, что было дальше?
- Я почти лишилась сознания и уже не сопротивлялась. Тогда, не знаю, как это получилось, банкир остановился, и я почувствовала, как он выходит из меня. Он громко вскрикнул… я почувствовала на своих ягодицах теплую жидкость и поняла, что он только что кончил. Он засмеялся. Его друг тоже хохотал. Он сказал: "Мой дядя уже закончил". А коротышка ответил: "Посмотрим, сможет ли моя тетушка Лулу продержаться дольше". И они оба смеялись как ненормальные. Они перестали мной интересоваться. Мужчина в платье и парике больше меня не удерживал. Тогда я решила, что это мой шанс убежать. Я перевернулась на рояле, хотела встать, но мужчина в красном платье заметил это и занес руку, чтобы дать мне пощечину, но я тоже подняла руку, чтобы его ударить. Он наклонился, чтобы избежать моего удара, я задела его парик, и тот свалился с головы. Коротышка засмеялся и сказал: "Моя тетушка Лулу потеряла шевелюру!" Мужчина в красном платье ничего не ответил, он был явно недоволен, подобрал парик и снова его надел. Я хотела воспользоваться моментом и ускользнуть, но поняла, что в комнату только что зашел еще какой-то мужчина, в темных очках. У него в одной руке была клетка и очень высокий бокал с шампанским в другой.
- Вы можете опознать этого мужчину?
- Да, это вон тот, - сказала Катрин, кивнув в сторону Джозефа Харви.
Вопреки рекомендациям своего адвоката тот настоял на том, чтобы оставить черные очки, даже если это станет причиной предвзятого отношения жюри.
- Вы разглядели то, что было в клетке?
- Нет, он ее прятал, чтобы я не смогла увидеть, что находится внутри.
- Что вы делали в этот момент?
- Ничего, я была напугана. В любом случае первые двое взяли меня за руки, снова уложили на рояль на живот. Я кричала, не зная, что они хотят со мной сделать. Я слышала, как они смеялись позади меня, они все одновременно дотрагивались до меня. Я услышала, как третий мужчина сказал: "Вы увидите, что я собираюсь сделать с ее маленькой розовой попкой". Тогда я обернулась и увидела, как он склоняется надо мной и берет за ягодицы. Затем он поднялся и сказал: "Держите ее как следует, она попытается сопротивляться. Приобщим ее к кое-чему на самом деле новенькому, к такой маленькой мышке… Раздвиньте ей ягодицы". Тогда двое других…
Она замолчала, словно иссякла.
- Переведите дух, Катрин, я знаю, что это трудно.
- Двое других сделали то, что он сказал, а третий, тот, что был с клеткой, принялся, посмеиваясь, плевать мне между ягодиц. Он сказал остальным делать то же самое. И они все трое плевали мне между ягодиц. Можно было подумать, что это конкурс. Потом они прекратили. Я думала, что они закончили и отпустят меня, но вместо этого я почувствовала ужасное жжение между ягодицами. Это была такая дикая боль, что я лишилась чувств.
- Один из них вошел в вас?
- Нет, не думаю, но я не уверена. Как я сказала, я потеряла сознание.
- Вы помните еще что-нибудь, Катрин?
- Нет, я очнулась уже в машине на пляже. Было утро, приехала полиция, "скорая помощь"…
- Спасибо, Катрин.
Она хотела было вернуться на свое место, но судья Бернс предупредил ее, что еще рано и что защита захочет, возможно, провести контрдопрос. Скривив губы в нервной улыбке, Катрин села, все же чувствовалось, что она довольна тем, что с дачей показаний прокурору наконец покончено. Это потребовало от нее значительных усилий. Прокурор заговорщически подмигнул ей.
Томас был поражен.
Рассказ Катрин изобиловал шокирующими подробностями по сравнению с теми отрывочными сведениями, которые он смог вытащить из нее после изнасилования. Решительно, эффект, обещанный создателями мнемониума, длился недолго. Эффективность препарата была лишь временной. По всей видимости, он никогда не выйдет из стадии экспериментальной разработки!
Более странно то, что мнемониум столь сильно повлиял на Томаса, даже в большей степени, чем предвидели фармацевты. Возможно, потому, что Гибсон принял двойную дозу?
Масса деталей того, что произошло в канун рокового вечера 15 июля, несмотря на все, всплыла в его сознании: заседание комитета по дисциплине, состоявшийся перед этим разговор в кабинете директора… С другой стороны, он совершенно ничего не помнил о своем любовном фиаско, - возможно, его мужская гордость заблокировала неприятные воспоминания! Но особенно его тревожило, преследуя ночами и омрачая часы бодрствования, то, что он так и не смог приподнять завесу над той ночью, разогнать густой туман. Это позволило бы ему наконец понять, не мог ли он изнасиловать Катрин; сомнения продолжали терзать его, несмотря на прибывающие доказательства против четверых обвиняемых.
Доктор Шмидт встал, бросил напоследок взгляд в свои записи и медленно направился к Катрин.
На его губах играла хищная, самоуверенная улыбка.
Глава 59
- Мадемуазель Шилд, можете ли вы нам рассказать, как были одеты вечером пятнадцатого июля? - задал вопрос доктор Шмидт.
- На мне было белое платье.
- Это платье? - спросил он, показывая мятое и запачканное красноватыми пятнами крови платье, уложенное в пластиковый пакет, пронумерованный должным образом.
Катрин мельком посмотрела:
- Да.
- Мадемуазель Шилд, в полицейском отчете отмечено, что вас нашли утром шестнадцатого июля, в машине доктора Гибсона, присутствующего здесь.
- Протест, ваша честь!
- Протест принят.
- Когда вас нашли в машине, на вас не было бюстгальтера. С вами часто такое случается?
- Протест, ваша честь!
- Протест отклоняется. Мадемуазель Шилд, отвечайте на вопрос.
Катрин посмотрела в сторону Кубрика. В ходе подготовки этот вопрос не был предусмотрен. Он кивнул, чтобы дать ей понять, что она должна сказать правду.
- Иногда такое бывает.
- Этому есть какая-то особенная причина?
- Летом, когда жарко, мне так удобнее. Если бы вы были женщиной, то знали бы, что есть платья, которые лучше носить без бюстгальтера.
- Вы отказываетесь от бюстгальтера каждый раз, когда выходите в жару?
- Если бы я выходила с вами, то, пожалуй, надела бы.
В зале раздались смешки.
У доктора Шмидта был смущенный вид, его смущение усилилось, когда, к своему удивлению, он обнаружил, что один из его ассистентов тоже улыбается, что его разозлило больше всего. Он бросил на него свирепый взгляд. Этот бедолага хотел что-то возразить, но адвокат в два счета сбил с него спесь!
Катрин же посмотрела на Джулию, черпая мужество в ее светлой улыбке. Томас и не пытался скрыть свое веселье. Но молодая женщина искала прежде всего поддержки прокурора, обеспокоенная тем, что нарушила строгие указания, данные ей во время тщательной подготовки, которая, впрочем, во многом напоминала театральные репетиции, где любая реплика, интонация, выражение лица имели значение. Но склонность к иронии - эта черточка характера, стимулированная почти органической антипатией к доктору Шмидту, - все же проявилась.
Доктор Шмидт повернулся к судье Бернсу и сказал:
- Ваша честь, мне бы хотелось сейчас позвать профессиональную манекенщицу, которая поможет продемонстрировать присяжным и суду, как выглядела мадемуазель Шилд вечером пятнадцатого июля в платье без бюстгальтера. Оба платья, совершенно одинаковые по размеру, ткани, изготовлению и даже этикеткам, в чем ваша честь может убедиться.
- Можете приступать, - сказал судья Бернс.
Тогда доктор Шмидт повернулся к первым рядам публики. По его сигналу видная датчанка, роскошные вьющиеся белокурые волосы которой были собраны в хвост на затылке, встала, сняла шаль, которая скрывала широкие костлявые, почти мужские, плечи, и грациозно и с достоинством подошла к присяжным.
Мужчины, по большей части покоренные, робко заулыбались. Не каждый день случалось оказаться рядом с такой красивой женщиной с колдовским очарованием! Женщины, похоже, тоже отреагировали, но скорее всего на то, что эта необычайная, почти неестественная, красота была вызывающей.
Но ничего больше. Декольтированное, но без откровенного выреза, платье было сшито из такой легкой ткани, что можно было без труда разглядеть грудь топ-модели: по всей видимости, на ней не было бюстгальтера, что позволяло выставить напоказ большие груди с ярко-красными сосками, настолько упругие, что можно было предположить исключительную наследственность, либо, что более правдоподобно, работу опытного пластического хирурга.