Наши парни едут позади в "ситроене". Мы добираемся до нужного полицейского участка буквально за считаные минуты, потому что наши друзья в униформе включили мигалку на крыше. Останавливаемся возле неприметного серого здания в череде таких же, выходим из машины. Парни следуют за нами по пятам – и мы впятером, следом за Жаном и Николя, входим в участок.
Потом мы еще минут двадцать сидим в холле – в толпе таких же разномастных ожидающих. Маша ушла куда-то с нашими полицейскими, и все, что мы можем, – ждать. Мимо нас снуют какие-то люди в униформе, среди которых много женщин. В помещении – шумно, накурено и намусорено.
– Смотри, у них на вооружении, оказывается, "Зиг-Зау-эр Зиг Про", – говорит вполголоса Леха. – Их производят в Швейцарии, магазин на пятнадцать патронов, девять девятнадцать пара. В США такими тоже пользуются. Отличная пушка! Хотя… зачем им тут пушки? Им же стрелять нельзя даже тогда, когда кого-то рядом убивают. Можно только зачитать права. Блин, демократия во Франции дошла до предела…
Интересно, что такого сделал Паша, если его забрали в участок?
– Знаешь, в том же "Такси" участок выглядит намного опрятней, – с другой стороны говорит мне Андрей. – А здесь – такой хламовник…
Появляется Маша. Мы кидаемся к ней с расспросами.
– Я его не видела, но его сейчас выведут. Умора – банкир у них торчит с самого утра. Вы будете смеяться, но его взяли где-то недалеко от метро "Rue du Вас" – знаете почему? Он похож на какого-то местного преступника в розыске. А Паша, как полицию увидел, ломанулся от них дворами. Но в тапках-то далеко не убежишь… Ну а уже здесь он им наплел с три короба – что у него друга убили, что его какая-то парижская проститутка подставила… Вроде даже плакал и просил не сажать в тюрьму. В общем, они решили, что он малость не в себе. Мы вовремя приехали. Я подписала нужные бумаги – кажется, они даже обрадовались, что мы его забираем. Мне местный дежурный сказал – французы не любят неприятностей с русскими туристами…
В этот момент дверь, ведущая куда-то вглубь участка, открывается, мы оборачиваемся – и… Грибоедов бы позавидовал возникшей немой сцене. Паша, которого под руку держит Жан, видит нашу компанию и превращается в соляной столб.
Растерянность на лице банкира сначала сменяется удивлением, а потом – диким ужасом. Он тычет в нас пальцем, и выдавливает из себя ошалелое:
– Ва…дик?
В тот же миг мы бросаемся его обнимать.
– Дружище, слава богу! – орет Андрей, повисая на его левой руке.
– Где же ты был? – хватается за другую Леха.
– Паша! – синхронно виснем мы с Машей у банкира на шее, окончательно его обездвижив.
– Ну, чувак, ты дал жару! – басит Вадик.
Еще немного – и наш банкир окончательно спятит прямо посреди участка. Пока Маша рассыпается в благодарностях доблестной французской полиции, мы, не отпуская Пашу из объятий, выводим его на улицу и тащим подальше от цитадели закона.
Завернув за угол, мы усаживаем банкира на первую попавшуюся лавку. Здесь к нему возвращается дар речи. Он матерится так, что голуби разлетаются во все стороны – а потом, подскочив, бьет Вадика под дых. Потом уже матерится Вадик, мы хватаем Пашу за руки, к нашему веселью присоединяется Маша – и, наконец успокоившись, Паша опускается на лавку.
– Сигарету будешь, красавчик? – протягиваю я ему пачку.
Услышав мой голос, он поднимает на меня глаза – и уже в который раз за последние двое суток испытывает шок.
– Юля?
– Наташа, – говорю я. Видя, как банкир напряженно всматривается в мое лицо, я добавляю: – Я в парике была.
– А ты кто? – потрясенно тычет Паша пальцем в Машу.
– Маша, – отвечает та.
– Люди, вы вообще кто? Это что, какая-то скрытая камера? – выдавив из себя улыбку, интересуется банкир. – Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?
Он с возмущением выдергивает сигарету из пачки, которую я все еще держу. Андрей щелкает зажигалкой.
– Ну ты же хотел почувствовать вкус жизни, оторваться в Париже по полной… – все еще морщась от боли, говорит Вадим. – Пожалуйста! Спешиал фо ю, как говорится.
– Так это что – те самые французы из агентства? – обводя нас глазами, спрашивает банкир у Вадика.
– Ну, типа того, – говорит тот.
– Вы не фига не французы. Вы охуели! – говорит Паша. – Я, пока в кутузке сидел, всю жизнь, от самого раннего возраста, вспомнил. А вы это все… специально подстроили?
Мы улыбаемся ему в ответ. Если честно, то мы все несказанно рады видеть его живым и невредимым.
– Мы не французы, но мы из агентства. Предоставляем VIP-клиентам эксклюзивные услуги – адреналиновую встряску в лучших местах этой планеты. Вы, кстати, стали почетным пятидесятым клиентом, – говорю я.
Андрюха и Вадим вскидывают на меня удивленные глаза. Про пятидесятого клиента – это я на ходу выдумала. Пусть банкир почувствует себя вошедшим в некий элитный клуб…
– Пятидесятым? – обалдело переспрашивает банкир. – И вы… всех вот так вот подставляете, как в кино? А… вот эта история, с полицией, тоже ваша работа?
– Ага, – говорит Вадик, глазом не моргнув.
– Охуеть, – потрясенно качает головой банкир.
– Это новый вид психотерапии, – объясняю я. – Эмоциональная перезагрузка. Мы просто переняли западную технологию, у них народ так уже лет семь отрывается. А у нас… пока все только начинается.
– В общем, чувак, мы специально для тебя такую вот программу придумали. Чтобы жизнь медом не казалась, – ржет Вадик. – Как, повеселился?
Паша старательно пытается собрать мысли в кучу.
– Да уж… – говорит он. – Вадик, но я от тебя такого не ожидал. Я тебя уже… в последний путь проводил! И себя тоже. У них же вроде нет моратория на смертную казнь?
Видимо, сидя в камере, Паша успел проститься со всем белым светом.
Пока мы общались с банкиром, Андрей сбегал к машине, принес вещи Паши, уложенные в пакет.
– Думаю, вам надо переобуться, – говорит он, поставив пакет на землю. – А ваша дорожная сумка – у нас в салоне.
– Да, кстати, это ведь твое? – улыбаюсь я и достаю из своего рюкзачка пухлый Пашин бумажник.
Маша тут же протягивает его паспорт, в который вложены билеты.
– У тебя обратный рейс скоро, не забыл? – интересуется Вадим.
Глядя на свои вещи и документы, Паша окончательно приходит в себя. Он берет из моих рук бумажник, зачем-то открывает и закрывает его, потом смотрит по очереди на каждого из нас.
– Так сколько я вам должен? – спрашивает он.
– Десять тысяч евро. Разумеется, если ты считаешь, что я выиграл спор, – говорит Вадик, закуривая новую сигарету. – Ты их, кстати, все равно на представительские расходы спишешь.
Думаю, Паша имеет полное право послать нас всех подальше, поймать такси и уехать в аэропорт. Возможно, именно так он и сделает. У нас вообще не было никакой гарантии, что он поведется на этот спор. Но Вадик сказал, что в случае чего возьмет все расходы на себя…
– В общем, так, чуваки, – говорит Паша, подумав. – Я отдам вам этот червонец и оплачу все ваши накладные расходы при одном условии – чтобы мой директорат прочувствовал все то же самое. Вместе с приводом в полицию.
– Не знаю, как банкир, а мы хлебнули адреналина выше крыши, – говорю я, когда пару часов спустя в аэропорту Шарль де Голль мы провожаем Пашу на рейс.
Мы стоим и смотрим, как его спина исчезает в коридоре, ведущем к залу таможенного контроля.
– Натаха права. Нам же просто повезло, что мы нашли этого Пашу! – говорит Маша. – А если бы его правда убили? Вадик, ты вообще соображаешь, чем все могло закончиться? Мы же все время импровизируем, балансируем на краю… Ты не думаешь, что пора нам завязывать со всеми этими штучками?
– Завязывать?
Вадим оглядывает нас удивленным взглядом.
– Завязывать! С ума сошли! Ни в коем случае! Мы просто набирались опыта. Проверяли мою теорию практикой. Оттачивали мастерство. Постигали детали и просекали нюансы. А вот сейчас самое время делать настоящий бизнес.
LEVEL TWO
1
У меня неоновые ладони. Неоновые колени. Носки моих кроссовок омывает неоновое море, разливающееся от барной стойки. Динамики выдают сумасшедший ритм, который заставляет тело вибрировать в такт. Волна звука поднимается откуда-то из преисподней, щекочет мои пятки, пробегает нервными пальцами вдоль лодыжек, мурашками забирается по позвоночнику, отзывается где-то в печенке и уходит в потолок почти на грани ультразвука. Вокруг меня, слева и справа, этажом ниже и этажом выше, движется, дышит, танцует, целуется, курит, разговаривает, выясняет отношения страдающая бессонницей, вздрюченная коксом и амфетаминами толпа.
Люди вокруг меня – одна большая бесконечная улыбка радости. Одна большая счастливая семья. Один большой бьющийся в экстазе организм.
– Еще? – улыбается мне бармен.
– Еще! – улыбаюсь я ему в ответ.
Передо мной – почти пустой бокал с персиковым соком. По обеим сторонам этого бокала – голые мужские ноги, обутые в высокие шнурованные ботинки на толстенном протекторе. Мой взгляд скользит по этим идеальным, пританцовывающим в такт музыке ногам вверх – и обозревает белоснежные плавки от "Calvin Klein", идеальный рельефный живот, покрытый легким светлым пушком, и копну пшеничных волос, которые падают обладателю этого роскошного тела на глаза.
И – да, да, конечно, я хочу протянуть руку и пройтись вдоль этой ноги – вверх, минуя колено, по бедру, еще выше, и положить ладонь на влажный от постоянного движения живот. Боюсь только, за подобную выходку хозяин идеального живота может вызвать охрану.
– Нравится? – говорит мне в левое ухо высокий, худющий, загорелый парень с выбеленными волосами, облаченный в белую майку и драные джинсы от "D&G".
– Мне – очень! – говорит мне в правое ухо брюнет в цветастом шарфе и джинсовом жилете от "Gucci", надетом на голый мускулистый торс.
Мальчик в ботинках улыбается мне сверху – он знает, что произвел на меня впечатление. Впрочем, для него это только работа. Go-go-денсеры в питерском клубе "Central Station" не интересуются девушками. Как и девяносто процентов остальных посетителей – если они, разумеется, не лесбиянки.
Еще нет и полуночи, а клуб уже забит под завязку. Бутылки в баре нахально выставляют напоказ округлые бока. Здесь и там светят в неоне плавки от Кельвина Кляйна, диджей за вертушками литрами хлещет минералку, толпа непрерывно движется по лестницам туда-сюда. Каждый освободившийся стул немедленно берется штурмом. Бармены не успевают смешивать коктейли. Протиснуться на танцпол практически нереально. В самой его середине я вижу ангела в блестящих шортах, с чьих крыльев осыпается белоснежное перо.
На ступенях, намертво сцепившись, целуются двое парней в цветастых рубашках. Рядом, прислонившись к стене, скучает парнишка в клетчатых брючках и белой водолазке. На вид ему лет шестнадцать, обеими руками он прижимает к животу плюшевого медвежонка. Мечта педофила… Мимо нас проплывает высокая белоснежная дива в балахоне и огромном белом парике, с накладными сиськами шестого размера и такими же гигантскими ресницами. Сдается мне, эта особа держится на каблуках лучше меня.
– Привет, красотка! – орут мои спутники (блондин и брюнет) и немедленно лезут к диве обниматься.
Та нещадно мажет их кроваво-красной помадой и басом интересуется, какого черта с ними делает эта рыжая крашеная сучка.
– Это Наташа, она из Москвы! – в унисон представляют меня блондин и брюнет. – Она наша подруга!
– Ну привет, что ли, натуралочка! – стискивает меня своими ручищами дива.
Воображаю, сколько стоит регулярно депилировать это большое тело пятьдесят второго размера.
– Это трансуха одна, прикольная! – поясняет мне блондин, когда диву утаскивают в свою компанию какие-то парни. – Ну, зая, за тебя!
Я беру со стойки новый бокал с соком, и мы чокаемся. Парни, в отличие от меня, пьют шампанское. Я бы, кстати, тоже не отказалась от пары глотков алкоголя. Но… я стараюсь не пить на работе…
– Малютка, рад, что ты приехала, ужас! – целует меня блондин.
Блондин – Савелий, мой старинный приятель. Брюнет – Егор, его друг. Эта сладкая парочка уже года полтора вместе, снимают квартиру на Комендантском проспекте. Когда приезжаю в Питер развеяться (а делаю я это не меньше двух раз за сезон), я живу у них, и вместе мы успеваем облазить все самые злачные места города. Разумеется, "Центральная станция" – в числе заведений-фаворитов. К тому же, у Савелия знакомства в руководстве клуба – что мне сейчас особенно на руку…
Машка сбежала бы отсюда уже через пять минут. Я же всей душой люблю подобные заведения. Здесь всегда в моде джинсы и майки, нет скучающих девиц на шпильках, оценивающе обозревающих толпу, малолеток, косящих под крутых ганста-рэпперов, и престарелых ловеласов, косящих под малолетних ганста-рэпперов. В общем, если я действительно хочу повеселиться и потанцевать, я иду в гей-клуб.
Сегодня по моей просьбе Савелий и Егор, обычно одевающиеся более просто, вырядились в пух и прах. Блеск на губах, пудра, стразы в ушах, обилие аксессуаров.
– Дурацкий шарф! – жалуется Егор. Днем мы вместе перерыли весь имеющийся в распоряжении парней гардероб, и я втиснула его в узкие черные шелковые брюки, а на шею повязала яркий оранжево-голубой шарф. – Очки в придачу– и я просто Элтон Джон.
– Я тебя умоляю, – смеется Савелий, чьи пальцы увиты перстнями разного калибра. – Для Элтона ты слишком худощав и молод! И у тебя не такие кривые ноги!
– Зайцы, потерпите еще чуть-чуть, о’кей? – прошу я. – Кстати, кажется, клиент возвращается.
В толпе я вижу широкоплечего коренастого типа с темными, зачесанными назад волосами. На мужчине светло-серая футболка, простые удобные джинсы. Вслед за ним сквозь давку к нам пробирается высокий коротко стриженый парень в черной олимпийке с капюшоном. Смешно, но, кажется, олимпийка тоже от Кельвина Кляйна.
Мужчины – ровесники, обоим под тридцать, но высокий выглядит несколько моложе. Коренастый чувствует себя максимально дискомфортно, зато высокий улыбается во весь рот и, несмотря на толпу вокруг, умудряется пританцовывать. Увидев меня на стуле у бара, в объятиях Савелия и Егора, высокий мне подмигивает.
– Сортир тут – просто отпад! – говорит он.
– Лиза, – обращается ко мне коренастый, – мы уже можем ехать?
Он бросает неодобрительный взгляд на моих спутников, которые, как по команде, делают слащавые лица.
– Да, Миш, я уже все тут обсудила, – улыбаюсь я как можно более дружелюбно.
– А может, еще выпьем? – интересуется высокий.
– Да, выпейте с нами еще! – наперебой начинают канючить Савелий и Егор, безобразно манерничая. – Лиза, ну останься еще на полчасика!
– Витек, давай-ка двигать отсюда, – произносит Миша.
Он изо всех сил пытается скрыть неприязнь ко всему, что его окружает, но ему это не удается. Я сдерживаю ухмылку. Многие мужчины-гетеросексуалы уверены, что, стоит им очутиться в компании геев, как те непременно набросятся на них и жестоко изнасилуют.
– Не знаю, прикольное местечко, – наивно произносит Витя. – Веселое. Чего ты тушуешься?
Миша бросает на друга укоризненный взгляд.
В этот момент рядом с нами в толпе материализуется молодой парень в бейсболке, натянутой на самые глаза. Запястья его увиты фенечками, на шее – массивное украшение из серебра, в руках – профессиональная фотокамера. Не обращая внимания на остальных посетителей, он направляет объектив в нашу сторону.
– Улыбочку! – кричит парень в бейсболке голосом Андрюхи.
Савелий и Егор, как по команде, срываются с места и обнимают Мишу. Не успевает тот опомниться, как Андрей делает несколько снимков подряд.
Странно, но, кажется, Витя в кадр не попадает.
– Эй, ты чего? – взрывается Миша. – Ты чего, охуел? А ну стой!
Он отпихивает от себя ослепительно улыбающихся Савелия и Егора и пытается ухватить Андрюху за футболку. Но тот, высоко подняв над головой фотоаппарат, ныряет в толпу.
– Вить, ты видел, что он творит! Эй, педрила! – орет Миша. Половина клуба, как по команде, поворачивает головы в его сторону. – Отдай камеру!
Миша бросается в погоню, бесцеремонно расталкивая окружающих. Витя спешит за ним.
– Давайте, увидимся! – целую я друзей, и бросаюсь следом.
Андрей уже на лестнице, он стремительно спускается вниз, за ним следом, словно разъяренный носорог, скачет Миша, которого за руку пытается ухватить Витя.
– Миш, да постой ты, сейчас мы разберемся!
Я стараюсь не отставать.
Под вопли и мат окружающих, которых буквально расплющило по стенам, мы вчетвером скатываемся на первый этаж. Здесь народу меньше, Миша в два прыжка достигает Андрея и мертвой хваткой вцепляется в его локоть.
– Камеру отдай, мудила!
Андрей все еще держит камеру в высоко поднятой руке. А потом – раз! – опускает руку куда-то вбок, в толпу. Миг – и фотоаппарата у него уже нет.
– Какую камеру? – спрашивает Андрей.
Миша теряет дар речи. Потом просто приходит в бешенство.
– Ну все, сука, ты сейчас дождешься!
И тут начинается свалка. Миша пытается двинуть Андрею по лицу, Андрей ловко уворачивается, потом чей-то кулак все-таки достигает цели – но плюха достается случайно проходившему мимо парню с малиновыми волосами. Парень немедленно поднимает крик на весь клуб.
Только я вижу спину человека, который в этот момент покидает клуб с фотокамерой в руках. Это парень в очках-линзах, одетый во все черное. Проследив, как Леха скрывается за дверью, я встреваю в конфликт и тоже начинаю отчаянно голосить.
Мгновенно подоспевшая охрана разнимает сцепившихся Мишу и Андрюху.
– Этот козел меня фотографировал! Я на вас в суд подам! – кричит Миша широкоплечему, налысо бритому парню в костюме с бейджем.
– Да кто его фотографировал? – парирует Андрей, которого цепко держит за плечо второй охранник, с пирсингом в брови. – Он меня с кем-то спутал!
Мы с Витей, переглянувшись, в один голос пытаемся что-то объяснить. Весь этаж, забыв про свои дела, сквозь грохочущую музыку с интересом вслушивается в диалог.
– Господа, я вынужден попросить вас покинуть клуб! – прервав наши крики, громко объявляет лысый тип.
И, не слушая никаких возражений, нас почти под руки волокут к выходу.
Покидая заведение последней, я успеваю сунуть две бумажки по сто евро типу с бейджем. Тот степенно кивает мне и прячет деньги в карман.
Половина первого. Мы, поеживаясь, стоим на улице. В августе в такое время в Питере достаточно прохладно – впрочем, здесь прохладно всегда.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Позади нас светится вывеска клуба – развратно переплетенные мужские символы, кружки со стрелами. По улице, налетая с набережной канала Грибоедова, ветер гонит обрывки газет. Вдоль тротуара тянется вереница припаркованных авто, рядом с одним из них тусуется компания парней, пьющих пиво из банок.
– Отлично! – говорит, глядя на фонарь, Миша. – Съездили в Питер. Какого хера мы вообще приперлись в этот гадюшник?
– Лизе нужно было передать деньги знакомому, мы зашли-то всего на десять минут, – встает на мою защиту Витя.
– Десять минут. А завтра в интернете появятся снимки, на которых директор крупной транспортной компании развлекается в компании питерских гомиков!
Витя бросает на меня взгляд и хмыкает.