- Ознакомьтесь, гражданин Разин…но как же много я из него узнал.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
О ПРИВЛЕЧЕНИИ
В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО
Следователем районной прокуратуры Мухой Владимиром Владимировичем рассмотрены материалы уголовного дела № 23678, возбужденного 16 августа 1996 г. по факту обнаружения трупа Смирницкой Эльвиры Феликсовны.
Установлено:
Следствием собрано достаточно доказательств для предъявления гр. Разину Константину Александровичу, прож. по адресу: г. Санкт-Петербург, ул. Будапештская, д. 43, кв. 376, рожд. 14 июня 1966 г. в том, что он совершил убийство, т. е. умышленное причинение смерти другому человеку из корыстных побуждений, а именно 15 августа 1996 г. в период с 3-00 по 4-30 пришел по адресу: г. Санкт-Петербург, п. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 26, где из корыстных побуждений кухонным ножом нанес один удар в жизненно важный участок груди и причинил телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей, после чего завладел имуществом потерпевшей, а именно: часы женские из желтого метана марки "Лонжин" с браслетом, серьги парные из желтого металла в виде сердечек, перстень из желтого металла с камнем красного цвета, перстень из желтого металла с камнем синего цвета, после чего с места преступления скрылся и похищенным имуществом распорядился, сокрыв (закопав) на своем дачном участке по адресу: г. Санкт-Петербург, пос. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 28, совершив преступление, квалифицирующееся ст. 105, ч. 2, п. "а".
Текст настоящего постановления доведен до моего сведения путем личного прочтения. Мне разъяснены в устной форме мои права в качестве обвиняемого.
- Распишитесь внизу, что ознакомлены. - Дождавшись, когда я дочитаю весь этот бред, слегка переведу дух и подниму на него выпученные от удивления глаза, прокурор протянул мне дешевую ручку.
Я едко хмыкнул, но решил, что сейчас не время для споров, и лишь бросил вопросительный взгляд на продолжавшего молчать адвоката - не подстава ли это? Я сейчас опасался всего чего угодно. Живицкий несколько раз кивнул и впервые за всю нашу встречу проскрипел несколько слов:
- Рекомендую поставить подпись, Константин Александрович. Она ничего не решает, но поможет мне скорее решить вопрос с переводом вас из ИВС в СИЗО. А там, поверьте мне, на порядок лучше условия содержания.
Уж в этом-то я был уверен. Хуже, чем здесь, быть нигде не может. Я взял ручку…
Довольный прокуроришка запихал в свой неподъемный портфель постановление с моей подписью и взамен его извлек на свет Божий другую бумажку.
- Еще одна формальность.
- Что еще? - недовольно пробурчат я.
- Ознакомьтесь. Это ваша расписка в том, что вы подтверждаете свои вчерашние показания, которые давали еще в качестве свидетеля.
Я снова бросил вопросительный взгляд на адвоката. Он снова кивнул головой, и я снова взялся за ручку, старательно припоминая, а не наболтал ли вчера перед видеокамерой и понятыми чего-нибудь лишнего. Вроде бы ничего. Так и черт с ним, с этим прыщавым Мухой, пусть подавится еще одним документиком. Не зря же он приперся сюда…
Прокурорский следак засунул в портфель и эту, подписанную мною, бумажку, удовлетворенно вздохнул и поднялся из-за стола. - Гражданин Разин, я с вами на сегодня закончил. Встретимся снова, когда будут готовы результаты дактилоскопической экспертизы. Возможно, завтра уже. У вас ко мне есть вопросы?
- У меня нет к вам вопросов.
- К адвокату у вас есть вопросы? Вы можете побеседовать с ним наедине, когда я выйду.
- У меня ни к кому нет вопросов. - огрызнулся я. И добавил: - Пока нет никаких вопросов. Потом появятся, когда все осмыслю. Когда чуть-чуть попривыкну к тому дурдому, в который попал.
Видимо, прокурор незаметно нажал на кнопку вызова охраны снизу столешницы, потому что дверь в комнату распахнулась и на пороге объявился старшина-вертухай.
- Уведите задержанного, - распорядился Муха, и я, не дожидаясь особого приглашения, поднялся со стула и, заложив руки за спину, направился к двери. Вертухай отодвинулся в сторону, освобождая мне дорогу из комнаты.
- Разин, секундочку, - друг окликнул меня прокурор.
Я остановился в двери и обернулся. Муха уже вылез из-за стола и с портфелем в руке не слеша подошел ко мне. Позади него стоял мой адвокат.
- Вот что еще хотел вам сказать. - Муха нехорошо улыбнулся. - Всего пару слов. - Зловеще так улыбнулся, подлец. - Насчет дурдома. Лучше бы вы и правда угодили туда. Поверьте мне. Уж я-то знаю… Все, уводите его старшина.
Меня ткнули в спину, и я медленно поплелся в свою "камеру-VIP". Не в состоянии хоть немного поверить в то, что сейчас произошло. И в то, что мне довелось узнать о себе. В голове долбила набатом лишь одна фраза. Монотонно и гулко, не желая оставить меня в покое наедине с другими мыслями "Лучше бы вы попали в дурдом".
Лучше бы, Разин, вы попали в дурдом!!!
* * *
Остаток дня я провел словно в бреду. Безучастно валялся на нарах в своей одиночке, тупо глазел в потолок и пытался убедить себя в том, что вся эта грандиознейшая ошибка раскроется уже до конца недели, а еще через месяц я буду вспоминать о своем путешествии в ад с легкой усмешкой.
Убедить не получалось. Не получалось, хоть ты сдохни!
Действительно, "сдохни"… В конце концов, я додумался до того, что решил: если и сегодня меня выведут на "ночные работы", я сделаю вид, будто согласен, дождусь момента и попытаюсь прибить кого-нибудь из ментов. Даже если не на смерть, то искалечить удастся наверняка. А потом будь, что будет. Уж лучше смерть, чем огульное обвинение в убийстве; чем подобное существование; чем постоянное лицезрение довольной прыщавой рожи моего следака.
Вечером я получил еще одну миску баланды. На этот раз я разглядел, что же это такое, внимательнее - жидкий отвар из капусты, в котором плавала рыбья кожура. Хлеба, насколько я понял, сегодня мне больше не полагалось, а свою утреннюю пайку я съел без остатку. Поэтому пришлось довольствоваться лишь тем, что, зажмурившись, выхлебал чуть теплую баланду через край, после чего опять завалился на нары и попытался заснуть.
Какое заснуть! В голову лезла какая-то едкая чепуха, и как я ни желал переключиться хоть на какую-нибудь приятную мысль, все было впустую. Не удавалось даже поразмышлять об Ангелине - как она там без меня? Пытается ли хоть как-то навести обо мне справки? Хоть как-то помочь? Хоть что-нибудь сделать? Или просто сидит отрешенно дома, безразличная ко всему? Голодная и без денег. Ведь она не работает, да и не приучена что-нибудь делать. Не сумеет справиться даже с должностью санитарки. Или уборщицы. Разве что идти на панель, чтоб прокормиться… Я вздрогнул от этой мысли. И до боли ударил кулаком в бетонную стену.
Нет, в голову ничего путного не приходило.
Не знаю даже примерно, сколько же я так провалялся, прежде чем ко мне наконец пришел беспокойный сон. Мягко сказать, беспокойный - мне грезились сплошные кошмары; я несколько раз просыпался в холодном поту… и опять засыпал… и опять просыпался… Пока окончательно не освободился от этого полубредового состояния.
И снова пялился в потолок. И опять донимал себя гнусными мыслями о своем незавидном будущем.
Когда в окошко на двери мне просунули очередную миску баланды и кусок черствого хлеба, я понял, что наступило утро. И даже немного разочаровался, что прошлой ночью меня никто не пытался выдернуть из камеры и потоптать ногами. Все мои планы вцепиться кому-нибудь в горло, а потом быть забитым насмерть благополучно рухнули. Ничего, впереди еще много подобных возможностей.
Я не умывался уже больше двух суток, а моя рожа покрылась жесткой щетиной, но все свои туалетные принадлежности, которые прихватил с собой, я видел в последний раз при входе в ИВС, когда меня фотографировали в профиль и анфас, снимали мои отпечатки пальцев и выдергивали из моих кроссовок шнурки. И после этого передавать мне мыло или зубную щетку никто не собирался. Все равно в камере не было водопровода. Так же как и канализации… Кстати, о ней - то бишь о параше. Я попытался представить, кто же потащит ее выносить. Поведут меня самого под конвоем? Или впрягут в это грязное дело кого-нибудь из моих соседей-бомжей? А может, менты?.. Ха-ха-ха, только не это!
Узнать это мне так и не довелось…
- Разин, на выход!
Я, обученный уже по полной программе, поспешил, хлюпая расшнурованными кроссовками, к двери. Уткнувшись физиономией в стену, дождался, пока вертухай у меня за спиной вдоволь нагремится ключами, и, жмурясь от яркого света, вышел в помещение для охраны. Я был совершенно уверен в том, что снова явился по мою грешную душу прокуроришка Муха. Или адвокатик Живицкий. И меня вызывают в комнату для допросов.
Но все оказалось иначе.
Я это понял сразу, как только обнаружил на столе у охранников полиэтиленовый пакет со своими пожитками. Весь, так сказать, мой багаж. С бритвенным станком. С зубной щеткой и пастой. С двумя кусочками мыла - хозяйственным и туалетным. Что еще у меня там припасено? Три смены белья, полотенце, свитер, шерстяные штаны, тапки, несколько пар носков, письменные принадлежности… Что еще? Да не помню! Меня собирала в эту дорогу Лина, пока я на кухне подписывал протоколы. Кажется, она еще положила в пакет что-то из жрачки. Только вот не знаю, что. Вряд ли это было что-нибудь путное. Скорее всего, какой-нибудь фруктовый бисквит в целлофане. На другое фантазии жене просто бы не хватило. А мне бы сейчас обычного хлебушка. Хотя сойдет и бисквит. Только его, наверное, сожрали менты.
Вот ведь сытые рожи! Я перевел взгляд с пакета на двоих мусоров - один из них с автоматом, - которые, пристроившись на двух стульях, придвинутых к стене, с интересом пялились на меня. "Добро пожаловать, дорогие, - с радостью подумал я. - Никак конвой по мою душу? Рад вас видеть. Заждался. Наконец хоть какие-то перемены. И куда мы поедем?"
- Так, засмотрелся… Здесь распишись. - Вертухай ткнул толстым пальцем в бумажку, дожидавшуюся меня на столе рядом с пакетом.
- Это чего? - удивился я.
- Распи-ы-ысывайси давай! Без вопросов, греб твою мать. Это за то, что шмотье свое получил. В целости, так сказать, и сохранности. - Вертухай хлопнул ладонью по моему пакету так, что он сплющился.
- Так надо проверить, - неосторожно заметил я, чем вызвал целую бурю негодования.
- Ты чё, охренел вообще, доходяга?!! - завопил вертухай и сделал такую зверскую рожу, что я приготовился к тому, что меня снова будут бить. Но ему, наверное, было лень. Или он просто стеснялся конвойных. Хотя вряд ли… - Ты что, думаешь, время есть ждать, пока ты вшивятник свой перероешь? Или считаешь, что тут хлам твой кому-нибудь нужен? - Он стоял, опершись на стол огромными лапами, и голосил, брызгая мне в лицо капельками слюны. - В натуре считаешь так, чмошник? Не слышу!!!
Именно так я и считал. Но вслух говорить об этом не стал - зачем еще раз получать напоследок по почкам? И без этого второй день мочусь кровью. Я просто молча взял ручку и расписался там, куда ткнул пальцем охранник. Потом дождался, когда меня, и так уже сто раз обысканного, снова обыщут конвойные и скуют мне за спиной руки.
В автозаке, который оказался подогнан вплотную к тому входу в подвал, через который меня провели в ИВС почти три дня назад, я обнаружил обоих своих знакомых бомжей. И встретили они меня, надо сказать, с распростертыми объятиями. Точнее, встретили бы, если бы у них, как и у меня, не были бы скованы браслетами руки.
- Ха, Константин! - радостно взвизгнул Артист. - Рад тебя видеть, братишка, не в белых тапках. Мы уж грешным делом подумали - доконали тебя легавые…
- Разговоры отставить, - без особого служебного рвения пробормотал один из двоих конвойных, которые сопровождали нас внутри фургона. Мы были отделены от них решеткой и не представляли для них никакого интереса. Они откровенно скучали. Отставили свои автоматы в сторонку и синхронно ковырялись в носах.
Артист не обратил на замечание никакого внимания.
- Давай, браток, потешь старика любопытного, - насел он на меня. - Чё там случилось тако? Куды тебя легавые дели?
Ну как же было его не потешить? Тем паче я здорово успел соскучиться по нормальным - ну, тем, что не таскают с собой дубинки и не лупят ногами по почкам, - собеседникам.
- Сначала избили, - стараясь говорить тише, доложил я. - Потом кинули в одиночку.
- А… избили - этта не страшны, - философски заметил Артист. - Оне эт аккуратно все делають. Больны, да аккуратно. Потом и не долго болить. А как одиночка?
- Скучно, - пожаловался я. - А так ничего. Почище, чем ваша. Со столом даже.
- Да ты чё?! - выпучили глаза оба бомжа. - Дык не бывает такого, шоб со столом! С мойкой там, с унитазом - этта да. Этта по всему Питеру, во всех ивээсках толчки как толчки, тока здеся Прасковьи…
- Вот вместо толчка, наверное, стол и поставили, - улыбнулся я.
- Та не… - пожал плечами Артист. - Везде был, понимашь, но шоб столы?! Бля буду, не видел. Этты какая-то особая камера, Константин. Для специальных гостей. - Он посмотрел на меня с уважением, и я приготовился к тому, что сейчас меня спросит о том, по какой я обвиняюсь статье. Но он промолчал и перевел разговор с толчково-парашных вопросов на более интересные темы.
За то время, пока мы ехали в автозаке, я узнал о том, что афганец, покалеченный мною, промучился с глазами всю ночь, а утром, когда раздавали баланду, менты его куда-то забрали. Назад он так и не вернулся.
- Либо в больничку, - сделал вывод Артист, - либо земы, наркоты, децл хрустяшек заслали. Вот и поехал афгаша бабу пялить свою да баранину хавать.
Потом мне рассказали, что оба моих попутчика проходят по одинаковым статьям. Хотя и по разным делам.
Артист слепил из хлебного мякиша муляж пистолета и, выпив для смелости "Льдяхи", отправился грабить - что бы вы думали?! - кухню детсада. Благополучно положил на пол посудомойщицу и повариху, забрал из холодильника десятикилограммовую коробку с полуфабрикатами тефтелей и спокойно отправился ее продавать. Правда, не будь дураком, решил ехать с товаром на другой конец города. Но в метро его прихватили менты. По-обидному прихватили - за неопрятный вид и отсутствие жетона. Проверили сумку, в которой нашли мелкооптовую партию свежего фарша, удивились и, сморщив носы, залезли к бомжаре в карман. А там муляж пистолета. Все ясненько. А еще яснее все стало через десять минут, когда пришла ориентировка на вооруженный разбой в одном из детских садов.
У Витьки все произошло гораздо проще. Никаких муляжей он не изготавливал, просто напился и пьяный попытался угнать велосипед у какой-то девчонки. Впрочем, о том, что натворил, сам он совершенно не помнит. Ему, когда проснулся с жесточайшего похмела в ИВС, обо всем рассказали менты. Оказывается, брел он, как неприкаянный, после нескольких пузырьков настойки боярышника через пустырь к знакомой помойке и вдруг обнаружил рядом с тропинкой велосипед, аккуратно прислоненный к большому кусту. Витька долго не думал. Сел и поехал. Притом, как ни странно, ехать у него получалось здорово - не то что идти. Он успел уже удрать с пустыря в жилой микрорайон, прежде чем его нагнала группа захвата из нескольких ребятишек. Велосипед отобрали, бомжу наковыряли колхозом по самое некуда, после чего, отморозки, вместо того чтобы отпустить его, несчастного, восвояси зализывать раны, сдали ментам.
- Вот такие вот грызуны проклятущие нонче пошли, - жаловался Витек. - Раньше дети как дети. Сам двоих вырастил. А теперича чё? Звери и звери… Чу! - насторожился он. - Приехали вроде.
Машина притормозила, резко свернула налево и сразу остановилась. Я расслышал снаружи какой-то шум, металлический скрежет.
- Точно, прибыли на место, - заметил Артист, и я обратил внимание, как наши конвойные поспешили поднять с пола свои автоматы и положили их на колени.
- Разговоры отставить, - предупредил один из ментов, но я все-таки прошептал:
- Куда прибыли-то?
- Куда, куда? - хором ответили мне бомжи. - В "Кресты", братишка, прибыли. Так что готовсь.
Я лишь улыбнулся в ответ. Просто не знал еще, к чему надо готовиться.
Глава 5. Во что верят "кресты"
После кошмарного ИВС то, куда я угодил, показалось мне раем. Никто не лупил меня по почкам, никто не пытался ткнуть меня побольнее в спину. Весьма оперативно мы трое были отправлены в карантин - огромную камеру, где теснилось человек двадцать пять растерянных зеков. Разных национальностей и разных мастей, они расположились на нескольких нарах. Кто-то мирно беседовал между собой, кто-то просто замкнулся в себе. Но никто, как я ожидал, не пытался качать права. И ни один человек даже и не подумал позадавать мне вопросов, кто я и как здесь очутился. Отвечать пришлось позже - на вопросы ментов, - когда меня вызвали на медицинский осмотр.
Для начала меня заставили сдать всю одежду и голого внимательно обследовали на педикулез и кожно-венерические заболевания. И проверили руки на предмет дорог от уколов.
- Жалобы, хронические заболевания есть? - поинтересовался огромный врачина, который сам мог бы работать в конвое, и когда я ответил, что нет, он, не вставая из-за стола, обвел меня внимательным взглядом, попросил повернуться спиной, наклониться и раздвинуть ягодицы. Потом он чересчур тщательно обследовал мне ротовую полость и, по-видимому, оставшись довольным моим состоянием, пробасил: - Свободен. Здоров. Следующий.
Вот и все. Помаявшись с полчаса в душной каптерке, я получил обратно одежду и bhoвь оказался на нарах в камере карантина. Ко мне тут же подсел Артист, пробормотал: "Курнуть бы децл, братишка" - и рассказал, что Витьку отправляют в больничку. Тот закосил - а может, и нет - то ли под гепатитчика, то ли под спидника (Артист так и сказал: "под спидника") и теперь несколько дней будет отсылаться в чистой постельке, пока не придут результаты анализов и его не выкинут вон. Я сразу подумал, что со своим медицинским образованием мог бы косить под кого угодно - разве что не под психа - куда изобретательнее какого-то там бомжа и отдыхать в этой больничке не несколько дней, а, как минимум, месяц. Но вот не допер, идиот, поначалу. А теперь поезд ушел.
- А знаешь, я врач ведь, - зачем-то доложил я Артисту, и он выпучил на меня глаза.
- И какой?
- Реаниматолог.
- Реаниматор? В натуре, братишка? Ты здеся не пропадешь, если захочешь. При больничке пристроишься, коли не в падлу. Ну, конечно, поробить тама придется, так зато и при хавке нормальной, и при курехе. Там такие живут в ништяк самый. А коль к наркоте проберешься, так вовсе озолотишься, братан. Вот тока в падлу все это.
- Почему в падлу? - Я никогда не считал для себя зазорным лечить людей, кем бы они не были, и поэтому удивился.