Квиесис рассеянно смотрел в окно. Что там наболтал этот Паруп? Свадьбы не будет?.. Неужели действительно Алиса после разговора с ним еще посмела сказать, что не хочет замуж? Не может быть! Это же абсурд - теперь, когда брачный контракт, слава богу, уже подписан. Ну ничего, он вышибет из нее эти капризы…
Из репродуктора послышался голос. Наверно, какая-нибудь лекция, последние известия передают позднее. До рассеянного слуха Квиесиса доходили лишь отдельные слова. В них не было ни смысла, ни содержания. Отрывистое попискивание ключа говорило гораздо больше. Тире, точка, два тире… Радиограмма летела в Сантаринг. Получит ли ее шурин сегодня до ночи? Может, он сейчас у себя на плантации?.. О чем это рассказывает диктор?
- Что? - воскликнул Квиесис. - Что он несет?! Этого не может быть!
Передатчик замолк. Рука Артура неподвижно сжимала телеграфный ключ.
- К черту этот писк, будь он неладен! - Квиесис, казалось, рехнулся.
Он кинулся к приемнику, стал вертеть ручку настройки, хотя станция и без того была слышна хорошо, прижался ухом, отскочил назад.
А в тишину, как удары молота, падали слова диктора - потрясающие, непостижимые:
- Повторяем: в Латвии установлена власть трудящихся. Жители с цветами встречают советские танки. Коммунистическая партия вышла из подполья. Освобождены все политические заключенные. Массовые демонстрации. Сформировано народное правительство. В ближайшее время ожидается национализация предприятий.
- Что же теперь будет? - тихо спросил Артур.
Квиесис был не в состоянии отвечать. Ему не хватало воздуха. Да и сам он еще ничего не мог толком понять - так внезапно оглушил его этот удар. Точно неожиданно рухнул дом и похоронил человека под развалинами. Теперь Квиесис лежал, придавленный к земле, силился дышать, силился постичь свершившееся. Да, так что же, в сущности, произошло? В какой момент зашаталась почва под ногами? А не был ли первый толчок год тому назад, когда русские военные корабли бросили якоря в Лиепае и Вентспилсе? Но тогда ведь все знали, что это ненадолго. Зря, что ли, премьер-министр ездил в Германию, вел переговоры с Гитлером? Ничего особенного не грозило, полагали, что в худшем случае придут немцы, выставят русских и наведут порядок. Все должно оставаться по-старому… Придут! И пришли, да только не немцы.
Голова налилась тяжестью.
- Что будет? Не знаю, что будет…
Вдруг он взорвался:
- Большевики разденут нас донага, вот что будет! Будь проклят этот час!
Квиесис в бессилии упал на койку радиста. Снаружи бушевал шторм, по радио передавали какой-то марш. Артур не спеша застегнул тужурку. Какое имеет значение все это?..
Квиесис заметил, что Артур направился к двери. Ему было жутко остаться одному, один на один с ужасными словами, которые, подобно лязгу танковых гусениц, все еще гремели в ушах.
- Останьтесь, Артур! Куда вы идете, Артур?
- Я?.. Я к капитану, господин Квиесис… доложить…
- Да, правильно… надо поговорить с капитаном Вилсоном… с Парупом… надо обсудить, как быть дальше, - беспомощно бормотал Квиесис.
Надо поговорить с Парупом. Паруп теперь его компаньон, пускай тоже пошевелит мозгами… Квиесис вздрогнул. Паруп… Ведь у Парупа теперь отнимут дома… Бедный Паруп… Бедная Алиса… Такой выгодный брак, и теперь все идет прахом! От этой мысли у Квиесиса закололо в левом боку - у Парупа отберут дома, на-ци-о-на-ли-зи-ру-ют. А "Тобаго"? Что будет с "Тобаго"?!
Вот когда он ощутил всю жестокость удара. Не чей-то дом рухнул. Рухнул его собственный дом.
- Мой корабль! - простонал Квиесис. - Все пропало! Пропал труд всей жизни!
Радист сочувственно смотрел на хозяина, на его внезапно осунувшееся лицо, выражение которого непрестанно менялось - полное недоумение, отчаяние, ненависть, боль, отупение. Наконец щеки Квиесиса вновь обрели естественный цвет. Слава богу, что судно не в Риге, как дома Парупа, а на полпути в Америку. Туда до него не добраться. Пока что "Тобаго" его собственность! А если команда потребует немедленного возвращения на родину, что тогда? В Риге эти проклятые большевики ведь отберут "Тобаго", так же как, наверное, уже успели присвоить остальные пароходы… Этого допустить нельзя!
Команда ничего не должна знать! Во всяком случае до поры до времени.
- Артур, мальчик мой!..
- Да, господин Квиесис?
- Давай подумаем вместе, что теперь делать…
- Да, господин Квиесис… Ума не приложу. Это просто ужасно…
- Нам всем грозят ужасы. Но мы, латыши, не отступаем перед бедствиями. До последнего дыхания исполняем свой долг. И мой святой долг коммерсанта - выполнять обязательства. В Сантаринге ждут груз. И я доставлю его, что бы там ни было! После этого отпущу команду на берег. Пусть их убираются в красный рай, если хотят! Я никого не лишу этой радости.
- Правильно, господин Квиесис, так я им и передам, что в Сантаринге каждый может действовать как хочет.
- Подождите, Артур, вы еще молоды, плохо знаете людей. Этот сброд может додуматься до того, что захочет в виде подарочка прихватить с собой "Тобаго", чтобы подмазаться к новым властям… Я о себе не думаю, Артур, много ли надо старому человеку… Я думаю об Алисе. Я буду беден, как церковная крыса, не смогу даже платья купить моей ненаглядной Алисе… Артур, ведь вы ее любите… Неужели вы будете в состоянии равнодушно смотреть, как она терпит нужду? Помогите ей!
- Ради мадемуазель Алисы я все… Но что я могу сделать?
- Вам ничего не надо делать, мой мальчик, ничегошеньки. Вы только не смейте никому рассказывать… И без этого никакого сладу нет с командой. Они способны отобрать у меня судно!..
Эта мысль была невыносима. Забыв, что перед ним радист, Квиесис изливал свою боль:
- Мое судно! Самое лучшее, самое современное в Латвии! Я продал "Кримулду", продал "Намейкиса", продал все, чтобы купить "Тобаго". Он мой, он кусок моей плоти! - Тут он опомнился. - Артур, так вы обещаете? Я полагаюсь на вас!
- Да, господин Квиесис… Но я не имею права… В море, на судне ничего нельзя делать без ведома капитана… Я обязан доложить капитану…
- Никому! Даже Алисе! Вилсон мне друг, но у него нет вашего характера, нет вашей школы. Вы умеете ставить интересы отечества превыше всего, а он еще может проболтаться. Попадет это судно в лапы большевикам или нет - зависит от нашей выдержки… Я знаю Алису, она этого не забудет, она сумеет отблагодарить вас.
Квиесис был убежден, что говорит правду. В конце концов, небольшой романчик Алисы с этим симпатичным парнем сравнительно скромная плата за такое судно, как "Тобаго".
Казалось, Артур все еще колеблется.
- В чем дело, Артур? Или, может, я ошибся? Вы не любите Алису?
- Но Алиса… она не любит меня… у нее есть другой…
Квиесис горько усмехнулся:
- Чепуха! Паруп вам больше не конкурент. Неужели вы действительно думаете, что моя дочь способна выйти замуж за этого пьяницу?
- Нет. Но тот, кого она прячет в своей каюте…
Перспектива визита к Алисе порядком смущала Вилсона. Басням про любовника он не верил. Скорее, барышня из милосердия взяла какого-нибудь безбилетника к себе в каюту. Разве мало таких, кто не может найти себе работы в Латвии? Вилсон сам полвека тому назад так же пробрался на корабль и пустился на поиски счастья. В пути никто его не кормил, и уже на второй день пришлось вылезти из убежища, пойти с повинной к капитану… Теперь он сам капитан. Вилсону отнюдь не хотелось вмешиваться в Алисину затею. Однако отказаться от выяснения, в чем там дело, он не имел права - хозяин остается хозяином…
- Ну, что вы мешкаете, капитан Вилсон? Скорее! - сердито подгонял его Квиесис.
В Квиесисе все кипело. Даже родной дочери он не позволит стать на его пути! В этот момент он совсем забыл, что сам недавно предлагал Алисе расплатиться с Парупом той же монетой. Он знал лишь одно - поведение дочери угрожает его единственному шансу сохранить судно. Спрятать в каюте любовника и еще позволить уличить себя! Просто непростительно! И особенно при нынешних обстоятельствах, когда так много зависит от отношений Алисы с радистом.
- Открой, Алиса! Я все знаю!
В минуты гнева голос Квиесиса мог вселить страх в кого угодно.
- Я не открою. - Алиса ответила спокойно, но твердо.
Квиесис испытующе посмотрел на капитана.
- Мадемуазель Алиса, прошу вас, будьте благоразумны, - сказал Вилсон. - В противном случае я буду принужден сломать дверь. Господин Квиесис имеет право потребовать этого… Даю вам слово, вашему пассажиру ничто не угрожает.
- Что делать? - прошептала Алиса. Дрезинь пожал плечами.
- А что нам еще остается? Надо открыть… Очень жаль, что так получилось, что тебе из-за меня…
- Павил! - перебила его Алиса, но Дрезинь уже успел отпереть дверь.
В каюту, словно разъяренный вепрь, ворвался Квиесис.
- Какой позор! Какой позор! Разве я так тебя воспитывал?! Тебя любит порядочный человек, а ты бог знает с кем!..
Лишь теперь он метнул взгляд на Дрезиня. Измученное заросшее лицо, помятый костюм - нет, он никак не походил на любовника.
- Я… я запрещаю тебе! Ты кому веришь больше, своей дочери или тому мерзавцу?
- Паруп - дело прошлое! Он тебе больше не жених.
- Значит, ты уже знаешь, что Паруп шпион, агент охранки… И ты не откажешь Павилу в убежище только потому, что он коммунист?
- Коммунист?! Большевик?! - Глаза Квиесиса налились кровью. Сейчас это слово казалось ему воплощением всех зол. - Алиса, ты сошла с ума! Убежища? Ха, ха! Чего только нельзя вбить тебе в голову!.. - Приступ ярости Квиесиса постепенно переходил в истерику. - Он же специально пробрался на "Тобаго", чтобы подстрекать мою команду! Он красный комиссар! Ему поручили отобрать у меня судно! Но пока еще оно мое! Мое, мое, слышите? Пока еще я здесь хозяин!
Команда утомилась. Не от аврала - задраивать люки дело привычное. Гораздо труднее было переносить все усиливающуюся качку, которая не давала ни поесть спокойно, ни раздеться, ни выспаться как следует. Даже если и удавалось задремать, мускулы все равно оставались в напряжении - того гляди, свалишься с койки. На вахту люди шли неотдохнувшие, изломанные.
Матросы были злы, неразговорчивы. Тошнило от спертого влажного воздуха кубрика, разлитой похлебки и кофейных луж, сырой одежды, раскиданной в беспорядке. Даже сменившийся с вахты Курт больше не убирал свои резиновые сапоги на место - все равно через минуту они будут путешествовать по всему кубрику.
В первый момент матросы не обратили внимания на Августа, который еще в дверях возбужденно крикнул:
- Слушайте! Слушайте, эй, вы! Только что зайца нашли. Вы бы посмотрели на него! Парень - будь здоров! Тайком границу Латвии перешел. Из тюрьмы удрал. Разделался с десятком фараонов. Прыгнул в Даугаву и доплыл до "Тобаго". И теперь влип.
Август лишь мельком слышал о Дрезине, но ему очень хотелось подать новость в ореоле романтики.
- Твой таинственный корабль уже отправился на дно? - без энтузиазма поинтересовался Курт. - Что у тебя за новое чтиво?
- Я твои проклятые книги насмолю и заткну ими тебе глотку! - разозлился боцман.
- Ну, чего вы ерепенитесь, - оправдывался Август. - "Таинственный корабль" - мура! Заяц-то коммунистом оказался!
- Кто?
- Да говори ты толком, книжная душа! - "прикрикнул на него Галениек.
- Сколько раз вам говорить? Тот, кого Квиесис велел посадить под замок.
- Посадить? Кого? - не понимал Курт.
- Ну того… Сказал же, коммуниста.
- Кто тебе наплел все эти басни?
- Да про это уже вся Европа знает! Алиса рассказала Валлии, Валлия Цепуритису, он - мне…
- Трепешься! С каких пор Алиса такая умная?
- Так его нашли у нее в каюте. Сама прятала, а теперь на попятную…
- Ясно, - сказал Галениек. - Разве можно на баб полагаться? Лучше бы к братве пришел.
- А куда ему деться? Все равно здесь будет жить, когда кэп определит его на работу. - Курт задумался. - Робу я ему мог бы дать, а сапог у меня самого одна пара.
- Да вы что - спятили! - Август потерял терпение. - Никуда его не выпустят. Повезут обратно в Ригу и сдадут полиции. Его посадят!..
- Это ты Зигису расскажи, я не сегодня родился, - перебил его Галениек. - Сам отсидел шесть месяцев за контрабанду. Но меня поймали в порту. В море человек может делать что хочет…
- Контрабанда - другое дело. Это чистая коммерция, - сказал боцман. - А от политики - руки прочь. Хоть на суше, хоть на корабле, все одно! От политики - подальше.
- А я тебе говорю, что у них этот номер не пройдет! - распалялся Галениек. - Это им не плавучая тюрьма, а порядочный латвийский пароход!
- А Цепуритис что про это говорит? - спросил Курт у Августа.
- Что ему сказать, - развел руками боцман. - Закон есть закон.
- Ну, это мы еще поглядим! - Галениек поднялся. - В море человек есть человек. Пошли, братва, к Цепуритису, надо выручать малого!
…Каюта Квиесиса была самая роскошная на судне. Иначе и не могло быть. И Квиесис гордился этим. Он гордился треугольным письменным столом орехового дерева, помещавшимся в углу под иллюминатором; трехстворчатым зеркальным шкафом, сделанным лучшими краснодеревщиками; широкой кроватью, заменившей тут обычную для остальных кают койку. Но больше всего Квиесис любил похвастаться драпировкой, которую самолично выбирал в лучшем магазине Дублина: и шторы, и обивка кресел, и портьеры, и покрывало на кровати - все было из синего шелка, напоминавшего залитое солнцем море.
И на этом великолепном покрывале, как был, в костюме и ботинках, лежал и беспокойно ворочался Квиесис.
Океан то и дело пригоршнями швырял воду в иллюминатор. Упругие брызги зарядами дроби стреляли по толстому стеклу, и у Квиесиса было такое чувство, будто он не в запертой каюте, а в крепости, осажденной противником.
В дверь постучали.
- Отец!
Опять Алиса!
- Отец, открой дверь!
- Я сейчас не могу с тобой разговаривать. Не могу и не желаю.
- Открой! - крикнула Алиса. - Открой, иначе… я сама не знаю, что сделаю, если…
- Что ты от меня хочешь? Даже на своем судне нет больше покоя. Все в заговоре, все бунтуют!
Квиесис отвернулся и закрыл ладонями уши. Некоторое время еще смутно слышался стук, потом все стихло.
Квиесис сел, скинул пиджак. Ему было нестерпимо жарко. Пылали щеки, уши, виски. Лоб покрылся испариной. И каюта качалась. Это не морская болезнь, нет, море ему нипочем. Квиесис поглядел на ковер. В глазах замельтешило, красный узор завертелся вихрем, превратился в пламя.
Алиса просто ненормальная. Чего она там только не наговорила! Впору подумать, что она влюблена в этого красного. Эх, лучше бы насчет этого не заикаться! Вот Алиса и взбеленилась. Теперь угадай, что она выкинет назло отцу. Разве Квиесис не знает свою дочь? Кто еще мог бы так вскинуть голову и заявить: "Да, я люблю его. Сперва сама не сознавала этого, а теперь поняла!"
Ничего-то девчонка не знает, ничего не понимает в жизни. Интересно, что бы она делала, если бы узнала, что "Тобаго" - это теперь все, что у них осталось, что в нем единственная надежда спастись от нищеты? Она бы живо отвернулась от того, кто уже протянул руку и собирался прикарманить ее добро. Ей бы и в голову не пришло полюбить человека, для которого цель жизни в том, чтобы все отнимать у других, в том числе и у нее. Проклятые коммунисты! Мало того, что они уже отняли отечество, так теперь, того гляди, отнимут и судно. Они даже его семью разрушают.
Если бы можно было довериться Алисе! Тогда бы она сама больше не мучилась и отца не изводила. Вдвоем им было бы гораздо легче. Но рассказать ей правду он не смел. Алиса женщина. Женщины легко распускают язык. Нет, нет, лучше повременить. Когда-нибудь настанет день, и она поймет, что отец вовсе не злодей. Она еще попросит у него прощения за сегодняшнюю дерзость.
В дверь опять постучали. Квиесис не отзывался. Пускай стучит, все делается ради ее же блага.
Но стук не прекращался. Он становился все настойчивее, не давал покоя.
- Ну, кто там опять? - в конце концов не выдержал Квиесис.
Одновременно заговорили несколько мужских голосов. Квиесис уже было собрался отпереть дверь, но вовремя понял, что явились представители команды с требованием освободить Дрезиня.
Взбешенный этой неслыханной наглостью, он снова улегся на кровать.
Паруп не был моряком. Качаться от нескольких бутылок шампанского или оттого, что весь корабль под тобой ходуном ходит, - это все-таки совершенно разные вещи. И нельзя сказать, чтобы качка особо благоприятно воздействовала на его внутренности. Становилось тошно уже от одного того, что горизонт вдруг проваливался куда-то в преисподнюю, а через мгновение снова чернел где-то над головой. Найти хотя бы одну неподвижную точку, за которую можно уцепиться взглядом! Но все, даже командный мостик и мачты, даже нос корабля и трапы, скользило, скакало, падало и опрокидывалась. Тут уж действительно лучше напиться по-настоящему.
И все же Паруп, судорожно хватаясь за поручни, пробирался к радиорубке. В последнее время она притягивала его как магнит.
При взгляде на Артура хотелось развернуться и изо всех сил треснуть по этой дурацкой роже. Ничего себе, славную кашу заварил радист! Правда, этот простофиля не виноват, что столь тонко задуманное предприятие окончилось неудачей. Свою роль он сыграл, как настоящая марионетка. Виноват он сам, Паруп. Надо было предвидеть, что Дрезинь полезет на рожон. Дрезинь - коммунист, а от таких можно ожидать все, что угодно, только не нормальных поступков. Да, снова допущена ошибка. И непростительная, если принять во внимание его долголетнюю службу в политическом управлении.
Во всем этом одно хорошо - больше не надо прикидываться. Алиса обозвала его шпионом, и теперь он выложит свои козыри. Пусть называет как угодно, но женой его она все-таки станет. Он-то сумеет найти способ, как прижать эту избалованную девчонку.
- Привет, маэстро! Как видите, даже ураган не может меня удержать от столь приятного визита.
- Хотите радиограмму отправить? - беспокойно спросил Артур.
- Я и радиограмма? С каких это пор? Просто скучно. Хотелось послушать, что нового в возлюбленной стране предков.
- Не знаю. Приемник испортился.
- Так, так, не везет любителям музыки. А коротковолновый?
- Тоже… все полетело… И никак не могу найти причину. Не работает, хоть ты что тут… Боюсь, что до Сантаринга останемся без связи, - сказал Артур. Радист был бледен.
С трудом передвигая ноги, Паруп вошел в кают-компанию. Достал из буфета коньяк и впервые в жизни осушил бутылку до дна - методично, рюмку за рюмкой. Оказывается, гораздо легче прикидываться пьяным, чем по-настоящему напиться. Мысль продолжала работать четко, четко до тошноты. Совсем как в тот вечер, когда ему так безумно хотелось забыться после разговора с Ригнером. Неужели предсказание немца так скоро сбылось?