Тем же днем Тягач сходил в парикмахерскую, постригся и попросил сделать клинышком его довольно сильно отросшую бороду. По его просьбе парикмахер вместо роскошных запорожских усов оставил тонкую ниточку волосяной поросли. И взглянув на себя в зеркало, Тягач остался доволен: с поверхности посеребренного стекла на него смотрел довольно симпатичный крепыш полуинтеллигентного вида.
Ему бы ещё очки для понта, тогда совсем станет выглядеть как инженер или учитель. Ну что ж, об очках следовало подумать.
Теперь можно было отправляться в фотоателье. Он, конечно, не очень большой специалист, но зэки кое-что подсказали, как можно довольно легко при неторопливом и терпеливом усердии скрупулезно заменить фотографию в документе на нужное тебе изображение. Да и задумывая побег, он разузнал, как сводить и наносить необходимые штампы. Все сошло просто, и уже через три дня его взяли на работу на ведомственную автобазу и прописали в общежитии. Но он сразу снял комнату и, несмотря на настойчивые приставания пожилой хозяйки, ещё не потерявшей сексуальной активности, с полным правом мог считать, что все складывается вполне благополучно.
Марию Михайловну, свою нынешнюю супругу, он приметил через месяц после начала работы на автобазе. Она трудилась в финансовом отделе бухгалтером, и он, забежав туда для того, чтобы выяснить недоразумение с первой оплатой, сразу обратил на неё внимание. Мария была одета скромно: в черную юбку и белоснежную шелковую кофту. И собранные сзади в пучок волосы довершили для Тягача сложившийся в его представлении образ скромной и достойной женщины. Так было, наверное, потому, что в детстве он был влюблен в учительницу русского языка, которая точно так же одевалась и делала себе похожую прическу. В данном случае Тягач не влюбился сразу, а сугубо по-мужски остановил свой взгляд на понравившейся женщине. А она с чисто женской интуицией уловила проявленный к ней интерес и в свою очередь отметила, что этот бородатый молодой мужик ещё очень и очень неплох. С этого дня между ними начался обычный среди представителей разных полов обмен взглядами и многозначительные обмолвки. Затем Тягач назначил свидание и они стали встречаться. А через месяц подали заявку о регистрации брака в загс. Тягач переехал к ней домой. И это было неудивительно: одинокий крепкий мужчина и овдовевшая два года назад привлекательная женщина - чем не пара? О себе Тягач наплел вполне правдоподобную историю, а о Марии Михайловне знал лишь то, что училась, вышла замуж, детей не было, а муж скончался от сердечного приступа. Но он и не мог предположить, что эта скромная с виду женщина отнюдь не придерживалась строгих правил в отношениях с поклонниками.
Встретила она своего первого мужа Михаила у него дома на вечеринке, куда пришла совсем с другим парнем, который легко её уступил на ночь хозяину квартиры. К её удивлению, малоопытный в любовных забавах Михаил сразу в неё влюбился и сделал ей вскоре предложение. И она, после недолгих раздумий решив, что ничего лучше не найдет, зарегистрировала брак и переехала к Михаилу.
Жили тихо, спокойно. А через четыре года муж случайно узнал, что его благоверная встречается тайком со своим начальником на автобазе, где работает. Ну и сердце не выдержало. А на вид вроде здоровый был мужик.
О смерти мужа от инфаркта ей сообщила соседка по дому, возвращавшаяся из булочной и увидевшая толпу возле лежащего ничком тела.
Как ни странно, Мария остро переживала смерть человека, которого, казалось, совсем не любила и не уважала. Она смутно помнила похороны, где было больше сослуживцев, чем родственников. Первое время ей ещё позванивали знакомые Михаила, но месяца через два она почувствовала свое одиночество. Когда она жила с Михаилом и ходила с ним в гости, то напропалую кокетничала с мужчинами, и те охотно отвечали на её легкомысленные шуточные заигрывания. Но положение изменилось, как только она стала вдовой. К свободным женщинам мужчины относятся более настороженно: ведь это совсем иное дело, чем завести никого не обязывающий роман с замужней дамой. И вскоре Мария после двух быстротечных связей с женатыми мужчинами поняла, что и не нужна никому всерьез, а идти на прежние необременительные контакты в её тридцать лет уже не очень-то хотелось.
Все чаще и чаще она теперь вспоминала покойного супруга, и та простая, без особых выкрутасов и приключений совместная жизнь начала представляться именно тем, что ей в действительности было нужно. И ещё ей очень мешало жить растущее чувство вины перед Михаилом, словно она своими собственными руками столкнула его с обрыва в омут небытия. Личная жизнь у Марии не заладилась. Даже на простую интрижку с молодой вдовой мужчины шли теперь очень неохотно. Мария уже мечтала не о сказочном принце, а об обычном, рядовом человеке, желавшем разделить с ней повседневные заботы и тяготы. И когда появился новый водитель, проявивший к ней искренний интерес, она незамедлительно пошла ему навстречу. Когда дело дошло до загса, она поверила, что наконец-то удача ей улыбнулась и она теперь сумеет устроить свою судьбу. Правда, Марию насторожило, что новоявленный жених проявляет настойчивое желание сменить свою фамилию на её. Он объяснял это довольно обоснованно: его собственная фамилия не очень-то благозвучна, а её - Коршунова - вполне его устраивает. Но, собираясь узаконить свои отношения с этим человеком, она не возражала. Свадьбу сыграли по-скромному. Были только их сослуживцы с автобазы да приехала из деревни её сестра с мужем.
Сменивший и получивший настоящий паспорт, Тягач уже мог не беспокоиться, считая, что легализовался довольно надежно. Но, постоянно ощущая временность своего пребывания в этом городе, начал подготовку к возвращению на родину и возмездию своим врагам. Прежде всего для этого требовались деньги. У него же оставались лишь три крошечных золотых самородка, подаренных благодарным метеорологом. Сначала он занялся частным извозом, в служебное время перевозя пассажиров. Затем, видя, что случайный заработок не дает ему нужных сумм, договорился с диспетчером и не ставил автомашину вечером на автобазу, а в свободное время разъезжал как таксист. Но и это не позволяло приблизиться к сумме, которую он наметил как минимальную для осуществления мести: часть заработанных денег ему приходилось отдавать жене. Иначе он не мог бы объяснить ей свое ежевечернее отсутствие. И тогда Тягач, вспомнив рассказы зэков о многочисленных способах совершения преступлений, задумал остановиться на самом безопасном: грабеже пьяных. Принятию такого решения способствовал один случай. Прихватив вечером недалеко от ресторана подвыпившего пассажира, Тягач довез его по названному адресу и тут увидел, что пассажир отключился и спит как младенец. Он стал обшаривать карманы мужчины в надежде отыскать паспорт, чтобы доставить захмелевшего гуляку прямо домой. И обнаружил в его кармане пачку скомканных крупных купюр. Сначала он хотел взять только обещанные ему за проезд пятьдесят тысяч рублей. Но соблазн был слишком велик, и он отсчитал себе ровно половину денег незадачливого пассажира, оправдывая себя тем, что сверх доставки будет ещё возиться с этим пьяным субъектом. Признаться, возни особой не было. Гуляющие у подъезда старушки сразу опознали соседа и поспешили за его женой и сыном. Тягач помог дотащить пьяного человека до лифта и ушел, сопровождаемый словами благодарности его родственников. "Конечно, я мог бы выбросить его на улице. Но все же доставил домой. Попади он недобросовестным ментам или уличным грабителям, то наверняка обчистили бы, да ещё бы в вытрезвитель угодил. А так жив-здоров, и пятьдесят процентов от всех имеющихся денег у него остались".
Рассуждая таким образом, Тягач вполне успокоил свою совесть и даже почувствовал некоторую гордость за собственное благородство. Ответственности в данном случае он совсем не боялся: вряд ли сильно захмелевший человек способен вспомнить, где и с кем гулял и куда мог потратить деньги. А наличие оставшихся после гулянки денег начисто отметало саму мысль о краже.
В тот день Тягач за один раз добыл сумму, равную недельной выручке от частного извоза. И это вдохновило его на более активные действия. Теперь он отдавал предпочтение поиску исключительно одиноких пассажиров в сильном подпитии. И взял за правило брать себе не более пятидесяти процентов от суммы, имеющейся у пассажира. Его дела пошли в гору. Собираемые и хранимые в тайне от жены на сберкнижке накопления росли довольно быстро. И все же Тягач медлил, уверяя самого себя, что ещё собрал не так много денег, как ему может понадобиться: нужно будет купить машину, оружие, да и комнату снять. Но в глубине души он ясно понимал, что его удачная легализация и устоявшаяся приятная жизнь с женщиной, которая ему нравилась, притупили немного злость и ему уже не очень-то и хотелось покидать этот город и становящуюся все ближе и ближе Марию Михайловну.
По вечерам они ужинали вместе, и Мария Михайловна, любящая красивую жизнь, часто зажигала свечи, считая, что трапеза с бутылкой хорошего вина в такой интимной обстановке способствует сохранению остроты ощущений от физической близости. И правильно, между прочим, считала. Тягачу нравились эти частые знаки внимания с её стороны, спокойный тихий уют и бесконечные разговоры о сослуживцах и подругах. Нередко она кокетливо говорила о том, как за ней пытается ухаживать заместитель директора автобазы Синельников. Изображала она этого пятидесятилетнего мужика очень смешно, передразнивая, как он церемонно делает ей неуклюжие намеки. И Тягач весело смеялся, принимая тонкую женскую игру, рассчитанную вызвать у него ревность. Но Тягач и так проявлял к Марии постоянный интерес и ей не на что было пожаловаться. Дни шли за днями, и Тягач уже четко понимал, что ему не хочется покидать ни свою Марию Михайловну, ни этот приютивший его город. Он теперь часто вспоминал фразу из знаменитого фильма: "Хороший дом, хорошая жена! Что ещё надо человеку, чтобы встретить спокойную старость?"
И поймав себя на мысли, что ему уже окончательно расхотелось возвращаться в родной город и мстить, мучился сомнениями по ночам. Но тут один за одним произошли два случая, сразу напомнившие ему о взятых на себя обязательствах и не оставившие ему иного выхода. В пятницу вечером он колесил на своей автомашине по городу более часа и не мог найти выгодного пассажира, когда вдруг заметил на другой стороне улицы хорошо одетого мужчину с "дипломатом" в руке, лет двадцати пяти - тридцати, неверной походкой бредущего по краю мостовой и время от времени пытающегося резкой отмашкой руки остановить попутный транспорт. Не обращая внимания на правила уличного движения, Тягач с визгом развернул свою машину и подрулил к голосующему клиенту. Тот тяжело плюхнулся на заднее сиденье и назвал не городской, а пригородный район. Тягач осторожно поинтересовался, куда конкретно надо доставить пассажира, но тот грубо оборвал: "Там покажу. Я дорогу знаю. Давай вези!" Заметив, как бережно прижал к себе "дипломат" мужчина, Тягач сразу понял, что именно там его и ожидает главная добыча. Все шло как по маслу. Увлеченный охотой, он не заметил, как за посадкой в его машину подгулявшего пассажира наблюдает какой-то тип с раскосыми глазами. И потому не принял никаких мер предосторожности, действуя старым, неоднократно проверенным способом.
Стараясь не разбудить свою жертву, Тягач свернул на обочину и медленно, с осторожностью вытянул из рук пьяного пассажира "дипломат". Он открыл крышку чемоданчика довольно легко и чуть не ахнул, увидев его содержимое: рядом с боевым пистолетом иностранного производства лежали три довольно увесистые пачки долларов, стянутые разноцветными тонкими резинками. Тягач быстро прикинул: в каждой не менее трех тысяч долларов. "Вот это улов!" Пистолет мгновенно перекочевал к Тягачу, и вслед за ним с поспешной очередностью его карманы заполнились тремя толстыми пачками валюты. Затем он вывел слабо сопротивляющегося пассажира из машины, а тот, мало что соображая, бормотал что-то бессвязное, требуя немедленно предоставить ему какую-то Лильку. Рассчитывая, что ограбленный им мужчина вряд ли утром на трезвую голову сможет вспомнить, кто и куда его вез, Тягач резко тронул машину с места. Но несмотря на столь редкостную удачу, у Тягача на душе кошки скребли: "Как ни крути, а я грабанул явно не простого рядового лоха, а какую-то крупную рыбу. И если я затронул интересы серьезных ребят, то они будут меня искать тщательно. Значит, надо "капусту" упрятать подальше. А от ствола, по всем правилам, придется избавиться. Ну, скажем, кинуть в озеро возле городского парка, и, как говорится, концы в воду. Но, с другой стороны, пистолет сам приплыл мне в руки и отказываться от него грех. Все равно для расправы с Ветерком и Тушей нужно оружие. Так что будем считать, что судьба сама вкладывает мне в руки орудие возмездия. Хороший знак!"
Однако даже эта попытка убедить себя в помощи небес не заглушила чувства острой тревоги и беспокойства. По мере приближения к дому его стали все больше занимать мысли о том, как скрыть опасную добычу от Марии Михайловны. И в конце концов Тягач решил, что лучше хранящейся под ванной коробки со слесарным инструментом, оставшейся от прежнего хозяина, ему не найти. Придя домой, он направился в ванную комнату, закрыл за собой дверь и, пустив посильнее воду, чтобы заглушить лишние звуки, со скрежетом выдвинул тяжелую деревянную коробку и, открыв её, выложил на кафельный пол молотки, напильники, пакет с гвоздями. Затем на освободившееся дно поместил пистолет и валюту и сверху заложил свою добычу инструментом. По-вороватому поспешно задвинул ящик под ванную и, сполоснув для вида лицо, вытираясь на ходу полотенцем, вышел в комнату. Стол уже был красиво сервирован, и возле каждой тарелки лежали (умиляя его ежедневно) бумажные салфетки, сложенные по-особому треугольными конусами, напоминающими знаменитые египетские пирамиды.
"Все-таки моя Мария Михайловна молодец, умеет создать в доме атмосферу уюта и спокойной защищенности. Даже жаль будет её покидать". И если до этого дня Тягач думал о своем отъезде для воплощения справедливой кары подставившим его уголовникам как о чем-то отдаленном в пространстве и времени, то после сегодняшней удачи, когда у него появились деньги и оружие, больше тянуть уже не было причин. Вкусный ужин, выпитая рюмка водки и физическая близость со все ещё желанной женщиной несколько успокоили Тягача, и он быстро заснул, утомленный дневными переживаниями. Но среди ночи проснулся и, мучимый бессонницей, до утра боролся с беспокойством, явственно ощущая какую-то неведомую опасность.
И предчувствие его не обмануло.
С утра Филимонов мучился головной болью от страха перед Кулешом. Он плохо помнил, что было вчера. Да, состоялась важная встреча, и он получил собранную с бизнесменов валюту и должен был её сегодня передать Кулешу в "общак".
Братва уже давно подозревала, что Кулеш пользуется воровской кассой как своим собственным кошельком. Но против него не попрешь: за ним и воры в законе стоят, и прикрытие имеется среди властей, да и в "ментовке" свои люди служат. Так что приходилось помалкивать.
Впрочем, сейчас дело вовсе и не в том, кто "общаком" пользуется. Пропали деньги и ствол пропал, взятый им на всякий непредвиденный случай. С утра, едва разлепив веки, он сразу полез в "дипломат", стоявший в углу комнаты, и похолодел, даже не открывая, почувствовав его легковесную пустоту. Все ещё лелея слабую надежду, Филя бросился будить жену, хотя заранее знал, что она, смертельно боясь его кулаков, никогда не посмеет залезть не то что в "дипломат", но даже в карман висящего на вешалке пиджака. И, убедившись, что жена валюту не брала, а огромная сумма и оружие исчезли, он в отчаянии сел в кресло, чтобы хорошенько поразмыслить.
Если бы "дипломат" исчез, то можно было предположить, что он, отключившись, потерял его. А раз чемоданчик на месте, значит, кто-то просто обчистил. Но вот кто и где - сплошной туман. Конечно, не исключено, что его специально опоили и ограбили. Однако и этого не было. Обрадованный, что операция прошла благополучно и его не задержали при получении вымогаемых денег, он позволил себе расслабиться и, зайдя в бар, выпить граммов сто пятьдесят коньяку. Заодно, стоя перед стойкой, Филя перепроверился, нет ли за ним слежки: ведь сам Кулеш приказал быть осторожным и не привести за собой "хвоста". Вот он и зашел в этот бар. Там, кстати, его знали и не посмели бы человеку, близкому к Кулешу, подмешать в коньяк какую-нибудь гадость.
"Увы, теперь ясно, что я виноват: не придал значения словам старика Гофтейна, предупреждавшего, что он дает мне таблетки, несовместимые с алкоголем. А я всю послед-нюю неделю нервничал, глотал эти психотропные средства пригоршнями, да ещё и в этот день с утра, перед опасной встречей выпил пару "колесиков". И на какой хрен мне понадобился этот коньяк! Прав был Семен Рафаилович, эскулап наш придворный: "поплыл" я почти мгновенно. Что же дальше было? Стоп, кажется, я сообразил в свою машину за руль не садиться, а поймал "частника". А вот что дальше было, не помню. Хоть убей, не помню". Филимонов вздохнул и начал одеваться. Как бы то ни было, а деваться ему некуда: надо идти с повинной к Кулешу. О том, что с ним могут сделать за пропавшие деньги, предназначавшиеся для воровского "общака", ему даже страшно было подумать.
Филимонов поведал свою печальную историю прерывающимся от волнения голосом. И хотя знал, что разжалобить Кулеша невозможно, старался говорить смиренно, с покаянием, кляня на все лады подлого Семена Гофштейна, подсунувшего ему заморские сильнодействующие таблетки. По мере изложения своего рассказа Филя, внимательно наблюдающий за лицом Кулеша, все сильнее тревожился, не замечая никаких признаков волнения у человека, слывущего в преступной среде отъявленным психом, способным прийти в дикую ярость даже по более ничтожному поводу, чем пропажа крупной суммы валюты.