- Да, я знала Саррочку, она была хорошая девочка, рассудительная, скромная, никогда ничего дурного за ней не замечалось. И при том совершенное дитя! - рассказывала сыщику Чеснова, - Тут соседский Колька канарейку на блошином рынке купил, так она эту канарейку из ложки поила. А как семейство их в Сестрорецк перебралось, она каждый день за кушаньями приходила. Я, знаете, живу тем, что людей кормлю: сейчас вот большой ремонт в бельэтаже рязанская артель ведёт, я всех и обслуживаю, девять душ. Так что и десятого человека накормить для меня не проблема. Саррочка как зайдет, бывало, так и примется рассказывать мне про свое житьё - бытьё. Да и то сказать - без родной матери растёт… росла, то есть… а с мачехой - то не ахти как сладко. Сам - то Беккер, хоть и добрый человек, а одно слово - рохля, подхалим, все лакейничал перед хозяином. Саррочка мне жаловалась, что Миронович ей всё рассказывал о своих любовницах, да о том, что он со своей женой не живет и что у него несколько любовниц. Разбойник, говорит, ненавижу его.
- За что она его ненавидела? - поинтересовался Черняк.
- Про то не сказывала, врать не буду. Он хотел, чтоб Саррочка в кассе жила, а она говорит… говорила, то есть… что ей даже жалованья не надо - лишь бы не оставаться в кассе. Только из - за старика - отца и работала. Лучше бы, говорит, в Сестрорецк уехать или даже целый день сидеть и работать, скажем, швеёй, чем жить в кассе ссуд.
- А в день убийства Сарра тоже сюда заходила?
- Да, ненадолго. Нарядная такая была! Платьице на ней праздничное, сапожки. Только грустная что - то очень была, говорит, тоска заела.
- А отчего тоска, не объяснила?
- Нет, не объяснила. Мне сказала, что и сама не понимает. Может, просто чувствовала свою близкую кончину? Ох - хо - хо… Сказала, накануне просила отца, когда он в Сестрорецк собирался, чтоб отвез ее туда, а он ей так ответил, что она и повторить не решилась.
- А потом?
- А что потом - ничего. Простилась и ушла.
- А о предстоящем вечере ничего не говорила?
- Нет, не говорила.
- А Мироновича вы вчера видели?
- Нет, во дворе с ним не сталкивалась, а в окно мне смотреть недосуг - видите же, какая у меня круговерть!
- Вот что, Рахиль, всё, что Вы говорите весьма важно. Вас пригласит к себе господин прокурорский следователь и Вы ему всё расскажите, вот как мне сейчас.
- Когда же это будет? - поинтересовалась Чеснова.
- К Вам явится квартальный, либо его помощник и сообщит о дне и часе допроса, скажет куда явиться и кого найти - одним словом, всё объяснит. Ваша задача всё правильно выполнить и повторить этот рассказа.
- Мы люди маленькие, закону не перечим, коли надо, так явимся и повторим.
Спускаясь по черной, пропахшей кислыми щами лестнице, Черняк представил себе, как вот точно так же вчера шла по этой лестнице Сарра Беккер - маленькая еврейская девочка, у которой сердце сжималось от необъяснимой тоски. Может, и в самом деле человеку дано почувствовать свою близкую смерть? А может, она всем нутром чувствовала угрозу, исходящую от хозяина? Черняк был очень рад тому обстоятельству, что появился важный свидетель и что именно ему, Викентию Черняку, довелось его отыскать.
3
Между тем важнейшим моментом расследования была проверка alibi хозяина ссудной кассы. Следователь Сакс отрядил на это дело Гаевского с Ивановым. Те взяли извозчика, на котором и проехали весь путь из кассы на Невском до дома номер 4 по Болотной улице, где кваритровал Миронович. Вообще в Петербурге Болотных улиц было пять, а кроме них также два Болотных переулка и даже Болотный проток; Миронович жил на Болотной, расположенной в Московский части, в тихом питерском районе, известном под названием Коломна. Чистое время езды до его дома составило 23 минуты, правда, как рассказывал Миронович, он не сразу поехал домой, а какое - то время провёл на Невском проспекте, разговаривая со знакомыми. Стало быть на эти 23 минуты следовало накинуть еще сколько - то.
- Надо будет знакомцев Мироновича отыскать и порасспросить, долго ли они языки на Невском чесали, - заметил Гаевский, отпустив извозчика.
- А я о другом подумал, - ответил Иванов, - Видишь, подъезд к дому очень неудобен. Надо бы на конке проехать.
- Извозчик всегда быстрее конки.
- Ну да, ну да, - покивал Иванов, - только русские не зря говорят: прямо короче, а в обход быстрее. Так что обратную дорогу проделаем на конке.
На Болотной Миронович жил в большом доходном доме, занимая просторную квартиру во втором этаже по парадной лестнице. Осмотрев дом снаружи, сыщики отправились за квартальным надзирателем и сначала порасспросили его о Мироновиче. Квартальный ничего толком сказать о ростовщике не смог, что само по себе было и неплохо; с его слов стало ясно, что Миронович не напивался, не буянил, никогда не шумел, столкновений с полицейской властью не имел.
Затем, в сопровождении квартального сыщики направились в квартиру ростовщика.
Как оказалось, вместе с ним проживала мещанка Мария Фадеевна Федорова и двое их детей. По всему было видно, что в доме царит достаток и жизнь в нём течет сытая и упорядоченная. Мария Фадеевна была ещё молодой и притом весьма привлекательной женщиной, о таких говорят - "бабенка в соку" - она была пышнотела, румяна, имела прекрасную кожу. По - видимому, её нисколько не тяготило положение неофициальной жены, она выглядела и вела себя как настоящая купеческая жена. Пригласив визитёров из полиции к столу в большой зале, она кликнула прислугу, девочку Машу:
- Сбегай в дворницкую за самоваром. И Надежде скажи, пусть сладости несёт: пастилу, зефир, пряники, господа чай будут пить!
Маша, нескладный подросток с лицом сплошь усеянном канапушками, со всех ног помчалась исполнять приказание, и через пару минут самовар уже дымил на столе, уставленном раной снедью.
- Угощайстесь, господа, у нас чай особенный, с липовым цветом. А вот и варенья накладывайте: брусничное, малиновой, вишня, - хозяйка услужливо подвигала к гостям узорные стеклянные вазочки, - Хотя, что же это я? Сейчас по рюмашечке коньяку сделаем.
- Нет - нет, мы коньяку не будем, - моментально отозвался Гаевский, - у господина Иванова изъязвления желудка, а у меня полипы на гортани… но вот господину квартальному надзирателю, пожалуй, рюмашечку можно.
Квартальный, явно смущенный тем обстоятельством, что сыщики отказались выпить, тоже принялся отнекиваться, но Гаевский его остановил:
- Ты не артачься, выпей. Мы с господином Ивановым в окно будем смотреть, скажем, что ничего не видели.
Квартальный явно не понимал манеры Гаевского шутить с серьезным лицом и потому терялся.
- Да я уж знаю - знаю вашу службу полицейскую. - с улыбкой отозвалась Фёдорова, - Мой Иван Иваныч тоже в полиции послужил изрядно. Неплохое место. Впрочем, человеку с головой везде будет тепло, правда ведь? А коньяк, кстати, очень хорош, Иван Иванович в нём толк знает…
На столе появился хрустальный графин с полуштофом жидкости чайного цвета.
- А в каком чине ваш муж вышел в отставку? - поинтересовался Иванов.
- Ой, этого я вам точно не скажу. Но форма ему оченно даже шла к лицу. Вы его видали? Он собой мужчина представительный. - женщина говорила охотно, как человек, нашедший, наконец, благодарного слушателя.
- Хороша у вас квартира, Мария Фадеевна, - начал издалека Гаевский, - А сколько платите?
- Пятьдесят пять рублёв и за полгода вперёд, тогда домовладелец даёт хорошую скидку, - отозвалась Фёдорова, - Мы с Иван Иванычем живём на этой квартире всего - то год с небольшим, а до этого жили на Невском, там сейчас касса ссуд. Это вообще - то было моё помещение, батюшкино наследство, но Иван Иваныч говорит, давай откроем ссудную кассу, место проходное, Невский проспект, вокзал неподалёку, публика богатая ходит… Что ж, вот и открыл. А и то сказать - предприятие доходное, надежное! Не прогадали!
- Хороший доход даёт касса? - подкинул новый вопрос Гаевский.
- Да, хороший. Нам на жизнь хватает. Не бедствуем.
Сказанное было правдой. Во всем облике этой квартиры, с ее парчовыми гардинами, хрусталём в полированной горке, зеркалах в оконных проёмах, столовом серебре, с которого хозяйка потчивала гостей, ощущались сытость и полное довольство жизнью.
- А что, касса требовала много сил? - не унимался Гаевский.
- Как и всякое серьёзное дело. Сначала сами вертелись, потом Иван Иваныч нанял приказчика, и стало полегче. Но все равно он целыми днями там пропадал. Уедет, бывало часов в полдевятого утра, а приедет - уж ночь на дворе, часов в 10, а то и 11 вечера.
- А вчера он во сколько вернулся?
- Да так же, в 10 с хвостиком. Мы уже отужинали. Я Машку за самоваром в дворницкую послала. Он переоделся в халат, обувь переменил и вышел к столу. Я еще чуток с ним посидела, да и спать пошла, а он тут еще оставался, чай пил, с Машкой разговаривал.
- Вы уж меня извините, Мария Фадеевна, что в душу лезу, - с улыбкой проговорил Гаевский, - но раз уж заговорили об Иване Ивановиче, так скажите: он с прислугой добрый человек? не обижает домашних - то?
- Не - ет, не обижает. Не та у него натура. Строг, конечно, требует чтоб лишних свечек не жгли, да хозяйство чтоб разумно велось - так на то ж он и хозяин дома! А детям и гостинцев всегда привезет, и меня не забудет. Слова плохого о нём никто не скажет.
- А вы знали Сарру, дочку приказчика?
- А на что она мне? Я в кассу не езжу, в дела мужа не суюсь. Слышала, что убили ее. Жалко, конечно, девочка ещё совсем была.
Гаевский стрельнул глазами на Иванова. Последний, сидевший до того с отсутствующим видом, мгновенно оживился.
- А от кого Вы это слышали? - спросил Иванов.
- Так Иван Иваныч заезжал домой пообедать и рассказал, как кассу ограбили. И про дочку Беккера тоже. Дело - то такое… как смолчать!
Сыщики мгновенно переглянулись.
- А когда же это он приезжал? - поинтересовался Иванов.
- Да недавно, часу ещё не прошло. Похлебал зелёного супа без хлеба и даже не прилёг после обеда, умчался куда - то. Сказал, что дело, видно, на месяц - другой придётся прикрыть, пока касса будет опечатанной стоять. Поехал в газету объявление давать о досрочном возврате залогов. Видимо, это необходимо.
- Да, таков порядок. Касса не сможет какое - то время работать и залоги следует предложить клиентам досрочно выкупить, - кивнул Иванов, а потом неожиданно перескочил на другое, - Скажите, а как Вы время определяете?
- Так вот же ходики, на стене висят.
- И Вы пришли в эту комнату и на них посмотрели, когда Иван Иваныч вчера вернулся?
- Да нет, - смущенно отвела глаза Мария Фадеевна, - я вчера на них и не смотрела вовсе. Просто знаю, что все было, как обычно, как каждый вечер бывает. Вот и все.
- Мария Фадеевна, а отчего вы живете невенчанные? Уж простите меня за такой вопрос, но наверное, многие интересуются… - продолжал расспрашивать Иванов.
Нить разговора перешла к нему. Его манера вести беседу резко отличалась от манеры Гаевского: сухо, без улыбки он выстреливал мало связанные между собой вопросы и как будто даже не слушал ответы. Подобное впечатление, разумеется, было неверным; просто выработанный многими годами опыт научил его скрывать от собеседника конечную цель своих расспросов.
- Да что уж… Кому б другому не простила. Но вы - то я знаю, не из пустого любопытства интересуетесь - работа у вас такая. А невенчанные потому, что он уже венчался, да только с женой уже давно не живет. Но вы не подумайте ничего такого - он ей дает на содержание, и детям тоже. Чай, не чужие, своя кровь. А мне и не жалко. У него до меня еще одна жена была, уже после той, первой. И её с детями он тоже не пустил по миру. А иначе и не по - христиански вовсе!
- Что ж вы, такая молодая, красивая женщина, сошлись с таким… в годах уже…
Мария Фадеевна хитро и довольно глянула на сыскного агента и, сложив губы тробочкой, подула на поднесенный в болюдце чай. Выдержав паузу, она проговорила кокетливо:
- Да разве в мужчине важна молодость? Я вот раньше чего хорошего в жизни видала? В няньках у чужих людей служила. А теперь вот у меня и дом, и детки, и муж. Ну, разве что невенчанный… А вообще Иван Иваныч - мужчина хоть куда, даром что усы седые. - она мелко засмеялась, показав ровные белые зубы.
- А как он был вчера одет?
- В то же, что и сегодня. Одежду не сменил.
Предупредив сожительницу Мироновича о возможном вызове на допрос к следователю, полицейские откланялись и вышли во двор. Отослав квартального на розыск местных дворников, Гаевский повернулся к Иванову:
- Что - то много у нас проколов, Агафон. Как же это может быть, что Миронович спокойно ушёл с места преступления и предупредил домашних, а - а? Куда пристав смотрел?
- Пристав сидел на ломберном столике, - усмехнулся Иванов, вспомнив "летучее совещание", устроенное Саксом, - Но это, конечно, бардак какой - то. Главное состоит в том, что Миронович обернулся туда - сюда и никто из полицейских в кассе не заметил его отсутствия. А ведь он должен был отсутствовать не менее часа!
- Хороший у него тыл, правда? - спросил Гаевский, имея в виду поведение Фёдоровой.
- Я в этом даже не сомневался. К этой женщине через сожителя пришло богатство. Она его не сдаст.
Дворницкая располагалась в самом углу двора в полуподвальной комнате, изгибавшейся буквой "Г". Одна дверь в нее вела из - под лестницы первого этажа подъезда, а другая - со двора. Несмотря на настежь открытые форточки, в ней было душно от трех закипавших самоваров, установленных в ряд на длинной печи. Солнце совсем не проникало в тёмные оконца, выходившие в тесный двор, застроенный дровяным и каретным сараями.
Дворников оказалось двое, оба лет 50–ти, рослые, немногословные.
Старший из них, Егор Шишкин, смуглый мужчина с насупленными черными бровями, придававшими ему хмурый вид, возился с печкой, и отвечал на вопросы полицейских словно по принуждению, вяло. Младший, вызванный квартальным с улицы, примостился на колченогом табурете, смотрел на визитёров выжидающе.
- Да, г - н Миронович вернулись вчера в 22.30. Это точно, - уверенно сказал Шишкин.
- Вы на часы посмотрели? - Иванов демонстративно оглядел помещение. Никаких часов не было в помине. - Откуда время - то могли знать?
- Напротив нас, через дорогу - гостиница "Александрия", так ее как раз на ночь запирали. А они всегда закрываются в полодиннадцатого.
- Ну, хорошо, а сам Миронович в каком расположении духа был? разговорчив?
- Да я его только через окошко и видел, - подал голос сидевший на табурете дворники, - У него от парадной свой ключ, он сам вошел. Я еще и говорю Егору - счас за самоваром пришлют. И точно!
- А он что, пешком был, не на извозчике?
- На извозчике он не часто приезжает. К нам подъезд неудобный. Чаще всего Миронович пешком от остановки конки ходит, - продолжал отвечать младший дворник, - Иногда, правда, на своем шарабане ездит. Он тут у нас, во дворе в каретном сарае обычно стоит. Но вчерась господин Миронович был пешком - это точно.
- Ты его хорошенько разглядел? - Иванов повернулся к дворнику всем телом.
- Да как сказать "хорошенько"? Темно уж было, а у нас фонарь перед подъездом когда зажигается, светит входящиму в спину, лица не особенно видно.
- Так что, ты не уверен? Может и не он был?
- Почему не уверен? Уверен. Вроде он. По всему, по фигуре, по одежде…
- А ворота на ночь закрываете? - неожиданно спросил Гаевский.
- Конечно - с, как же без этого? Никто не войдет с улицы, пока мы засов не отопрем.
- А выйти со двора можно?
- Вообще - то да. И выйти, и даже выехать. Потому что изнутри и в воротах и в калитке есть крюк, который любой выходящий может открыть.
- Ну - ка, пошли, покажешь где шарабан Мироновича стоит! - скомандовал сыскной агент.
В сопровождении обоих дворников полицейские вышли во двор, подошли к большому квадратному каретному сараю. Из четырёх больших двустворчатых дверей лишь одна закрывалась новым навесным замком; перед ней - то дворники и остановились. Иванов подошел, неизвестно зачем подёргал его за дужку, хотя и так было ясно, что замок исправен.
- Открывай! - коротко скомандовал он.
- Никак нельзя - с, - с достоинством ответил Шишкин, - Без ведома хозяина открыть не имею права. Вот кабы разрешение…
Иванов только плечом повёл:
- Открывай, говорю!
Дворники стояли не шелохнувшись.
- Шишкин, ты откуда родом? - поинтересовался Иванов.
- Люберецкие мы, из Подмосковья.
- Я тебе обещаю, что отселю тебя из Питера в двадцать четыре часа в административную ссылку, - спокойно проговорил Иванов, - И не в Люберцы, и даже не в Олонец, а… знаешь куда?
Дворники молчали. Иванов, казавшийся до того расслабленным и похожим на ленивого толстого кота, вдруг стремительно и с неожиданной силой ударил старшего дворника ладонью в ухо, да так, что опрокинул здоровенного мужика на четвереньки. Шишкин только охнул да схватился обеими руками за повреждённое ухо.
- Ты, Шишкин, кому чинишь помеху? Агенту сыскной полиции при исполнении им служебных обязанностей… Я ж тебя, дурака, в порошок сотру.
Обернувшись ко второму дворнику, немо наблюдавшему за происходившим, Иванов негромко скомандовал:
- Эй, ты, живо тащи ключи!
Повторять более не пришлось. Через минуту дверь была открыта. Гаевский и Иванов внимательно осмотрели лёгкую одноосную коляску, стоявшую внутри, развешенные в разных местах элементы упряжи, разложенный на большом столе слесарный инструмент. В принципе, ничего подозрительного сыщики не нашли, по - настоящему их заинтересовали только двери. Недавно смазанные петли позволяли массивным створкам двигаться абсолютно беззвучно. Гаевский до такой степени заинтересовался этим открытием, что несколько раз их полностью открыл и закрыл. В конце - концов он поцокал языком и пробормотал:
- Честное слово, восемь лет живу в Петербурге, а первый раз вижу в каретном сарае такие двери!
Покончив с осмотром оба сыщика вышли из сарая.
- А где содержится лошадь, которую Миронович в шарабан запрягает? - спросил Гаевский у младшего дворника.
- Да вот тут же и стоит, - дворник указал рукой на соседнюю постройку, - Трое наших жильцов имеют свои экипажи, все кобылы тут. У Мироновича каурая двухлетка, справная лошадка!
Дворник Шишкин уже стоял на ногах, придерживаясь за ушибленное ухо рукой. Он с ненавистью посмотрел на полицейских. Гаевский, перехвативший его взгляд, не без издёвки заметил:
- Считай, что легко отделался, Шишкин. Сыскной агент Агафон Иванов был лучшим кулачным бойцом во Пскове, через этот свой талант и в Питере устроился. Глаз у него верный, а кулак - пудовый. Когда убийца с погонялом Петька Кирпатый напрыгнул по дурости на Агафона с кулаками, тот ему одним ударом пять зубов выбил и челюсть в двух местах сломал. Так что считай, что Агафон тебя просто погладил.
Выйдя за ворота, открытые в этот дневной час, сыщики отпустили квартального и остановились, решая куда направиться далее: в Управление сыскной полиции на Гороховую улицу, назад в ссудную кассу, в полицейскую часть или к следователю в прокуратуру. Уже первые шаги по расследованию принесли неожиданные открытия, о которых надлежало сообщить Саксу.