Глава 7
Вениамин Строчкарев ночью так и не уснул. Редактор газеты "Бульварное кольцо" ворочался в своей постели, часто шествовал на кухню, где выкуривал зараз по две сигареты, и к рассвету почувствовал себя совершенно разбитым. Волновался опытный журналист ожиданием денег. Передав накануне вечером охраннику госпожи Соловьевой конверт с фиктивной обложкой субботнего номера, где фотография претендентки на депутатское кресло красовалась рядом с портретом больной несчастной старухи, он вернулся домой. И не успел разуться, как раздался звонок. Неизвестный поинтересовался, чего хочет владелец "товара". Редактор назвал сумму. Звонивший сообщил, что свое редактор получит. Но для этого он должен в девять утра прибыть в редакцию, дожидаться там курьера с долларами в полном одиночестве и иметь при себе негативы снимков и текст распечатки. А так же позволить специалисту, который прибудет вместе с курьером, в его присутствии вычистить все связанное с этим материалом из базы данных компьютера редакции. Иначе ему ничего не светит. Строчкарев согласился и всю ночь не сомкнул глаз. То перед ним в туманной дреме представали дорогие курорты с красивыми девушками, где он сможет провести долгожданный отпуск, то к ложу подступали таинственные киллеры с топорами в руках, готовые разрубить его на куски. Обычно, с трудом поднимаясь с постели к десяти утра, сегодня он вскочил в начале седьмого. Ополоснув себя в душе и побрив физиономию, в семь часов он уже сидел на кухне при галстуке и в одиночестве потягивал кофе. Очередную диву по имени Марина Стольчак он на днях вытурил и снова остался в холостяках. Больше чем на три месяца семейного счастья его не хватало. Марина, как и все его предыдущие пассии, приехала завоевывать столицу в качестве поп-шлюхи с надеждой на его протекцию. Несколько недель она подвывала в ночных клубах, но ни разворот с ее прелестями, выданный фотографом Афониным крупным планом, ни податливость мужскому натиску клубной администрации из днепропетровской потаскушки звезды не сделали, и роль домашнего ангела она играть перестала. В качестве раздраженной хабалки, чем, по сути, очередная лирическая песня Строчкарева и являлась, Вениамин ее терпеть не собирался, и тут же указал на дверь. Прихватив его запонки с мелкими камешками, Марина Стольчак исчезла из его жизни навсегда. И сидя на кухне и предвкушая куш за шантаж кандидата в Думу, он мечтал о следующей длинноногой жрице, принявшей его за своего бога и кумира.
Сообщать о предстоящей сделке автору материала Жене Руничу редактор воздержался. Рассудив, что сто тысяч долларов, при ближайшем осмыслении, не такие уж и большие деньги, он решил потянуть с разговором, а потом, под предлогом угроз со стороны жертвы, тему снять. А от Рунича отделаться обычной премией за горячий материал.
Все эти мысли и блуждали в его творческом воображении за утренним кофе. Предпринимать шагов для выполнения условий встречи с клиентом ему не пришлось. В субботу в редакции, кроме секретарши Вали, никто не работал, а Валя являлась не раньше одиннадцати. Так что с девяти утра он имел два часа одиночества. Что касалось второго условия, то компьютер с базой данных находился в его кабинете, и он без помех имел возможность допустить к нему специалиста.
В восемь пятнадцать Строчкарев сложил чашку с блюдцем в мойку и, убедившись с балкона, что его "Опель" за ночь не сперли, прихватил кейс с дубликатом скандального материала и вышел из квартиры. Жил он на третьем этаже и вниз на лифте никогда не спускался. Сбежав один пролет лестницы, посторонился, чтобы пропустить поднимавшегося по ступеням работягу с трубой в левой руке. Но тот ловкостью не отличался, и дорогу жильцу сразу не освободил. Строчков так и не понял, что произошло. Он почувствовал, что ноги перестали слушаться, а в глазах потемнело. "Работяга", тем временем, вытер нож от крови редактора о его же галстук, для страховки размозжил ему голову трубой, и, забрав из безжизненных рук кейс с компроматом, побежал вниз.
* * *
Никто не обратил внимания, как в шестнадцать тридцать по московскому времени с трассы Москва - Симферополь на кольцевую автодорогу свернула видавшая виды "Нива" с двумя спящими пассажирами, а за ней и вовсе непрезентабельный "Москвич" Ижевского завода, в котором на заднем сидении тоже дремали двое. Прокатив на запад столицы меньше десяти километров, обе машины заехали на автостоянку, и их водители оплатили недельное пребывание на ней своих транспортных средств. Оба автоветерана отметили пятнадцатилетний юбилей, и, кроме сострадания, даже у коварных угонщиков никаких чувств вызвать не могли. Сами же владельцы в надежности своих стальных коней не сомневались. Степан Хорьков - потому что перед дорогой в очередной раз перебрал движок "Москвича", смазал и проверил все узлы ходовой части и подвески. По той же причине не сомневался в своем внедорожнике и сидевший за рулем "Нивы" Сергей Скворцов. Готовил его вездеход в дальний путь тот же Степан. Поэтому решение оставить машины на стоянке путешественники приняли вовсе не из-за боязни поломок. Пробудив своих пассажиров, они дождались, пока те неторопливо покинут согретые сном сиденья, выгрузили из багажников вещи, состоящие из шести одинаковых рюкзаков образца афганской компании, и, старательно заперев все дверцы, вышли на трассу. В качестве пассажиров Сергея Скворцова и Степана Хорькова в Москву прибыли четверо бойцов летучего отряда - бывший подрывник Гоша Сапилов, радист-вертолетчик Слава Куприянов, мастер спорта по вольной борьбе, отставной спецназовец Владимир Ткачев и его неразлучный друг, бывший снайпер Василий Татаринов.
Вся компания прошагала вдоль оживленной трассы метров двести и расселась на травке насыпи. Через десять минут на обочине рядом с ними притормозил "Жигуленок" Мамонова и микроавтобус Павла Вислоухова.
Оба глуховчанина по-домашнему присели к прибывшим с юга путешественникам, и со стороны могло показаться, что это случайная встреча старых знакомых. Но на самом деле о свидании на Кольцевой они договорились заранее, посчитав, что это место трудней всего отслеживать любопытным, если таковые найдутся. Всякий притормозивший автомобиль, а тем более пешеход, на скоростной трассе сразу бросается в глаза.
Мамонов тут же выложил Сергею Скворцову и его попутчикам всю информацию, которую получил в результате недельного наблюдения за домом Маки и особняком Казиева в Хамовниках, превращенным Соловьевой в свой избирательный штаб.
События двух последних дней показались начальнику Летучего отряда особенно любопытными.
Вчера вечером, по словам Дениса, к дому Маки подкатил синий "Опель". Раньше он этой иномарки не видел. Не видел он окружении Маки и мужчину в роговых очках, который вышел из "Опеля" с большим белым конвертом в руках. Дверь в парадное открывалась кодом, которым мужчина явно не владел, поскольку долго жал на кнопку переговорного устройства. К нему явился один из бритоголовых братков Маки и, забрав конверт, захлопнул перед носом очкарика дверь. Тот вовсе не расстроился, а, весело насвистывая, уселся в свой "Опель" и отчалил. Довольно скоро после его визита из парадного вышла сама Соловьева и резво прыгнула в поданный для нее лимузин. Денис посмотрел на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого вечера. Он покатил за Макой на юг Москвы и очень удивился, когда понял, что они прибыли к Онкологическому центру. Мака вышла из машины одна и быстро зашагала к главному входу. Мамонов надеялся, что Мака его в лицо не знает, и рискнул отправиться за ней. В столь позднее время больных обычно не навещают. Но Мака на вахте устроила громкий скандал, требуя, чтобы ее пропустили к матери. Прижимая руки к сердцу, "несчастная женщина" взывала к совести черствых стражников. Мол, бедная мама вот-вот скончается, так и не простившись с дочкой. Когда крики и жалобы не помогли, она достала бумажник.
Денис решил дольше не мозолить глаза и вернулся в машину. Мака явилась через полчаса и, усевшись в лимузин, так хлопнула дверцей, что та чудом не отвалилась. Так же она поступила, покидая свой "Мерседес" возле собственного дома. Из этого наблюдения Мамонов сделал вывод, что визит в Онкологический центр кандидатшу расстроил. Сегодня утром, несмотря на субботу, Соловьева чуть свет примчалась в Хамовники, куда вскоре прибыл Казиев в сопровождении двух иномарок с шестерками. Минут через сорок бандит со своим эскортом прибыл на Цветной бульвар, где его молодчики подожгли одноэтажный особняк редакции газеты "Бульварное кольцо.
- Не знаю, почему, но мне кажется, что сегодняшняя акция связана с ее вчерашним посещением Онкологического центра. - Закончил свой рассказ Мамонов.
- А что, если у нее там действительно мать? - Предположил Гоша Сапилов.
- У нее отродясь матери не было! - Возмутился подобным предположением Денис: - Это тебе в Глухове каждый скажет. Я думаю, что такую гадину женщина вообще родить не может. Эта падла вылупилась из змеиного яйца.
Павел не стал комментировать эмоциональный выпад Мамонова, а выдал Скворцову деньги, связку ключей и листок из блокнота. Ключи предназначалась для съемного жилья и двух стареньких "Жигулей" с московскими номерами:
- Они не будут так выделяться, как ваши южные. - Предупредил Павел: - Документы и доверенности в бардачках. А на листке адреса квартир и номера тачек. Хаты я вам снял две. Одну в Хамовниках с видом на штаб Маки, другую в переулке за метро Смоленская. Там, где находится ее дом.
- А где ты оставил тачки? - Поинтересовался Скворцов.
- По одной во дворе каждого адреса. Куда поедете сначала, решайте сами.
- Уверен, она сегодня дома отсыпается. Слишком рано поднялась. А обычно спит до полудня. - Высказал свое мнение Денис: - Во всяком случае, ее "Мерседес" в двенадцать дня стоял у подъезда.
Закончив беседу, вся компания расселась по машинам и уехала.
* * *
Денис Мамонов, несмотря на свою редкую проницательность, сегодня насчет Маки ошибся. Начинающий политик и не думала возвращаться в свою квартиру. Ее "Мерседес" к дому пригнал водитель. А сама Мака, в компании начальника избирательного штаба решила отметить благополучное завершение истории с компроматом. Казиев предложением патронши с удовольствием воспользовался. Они давно не беседовали по душам, а под разговорами подобного рода доктор философских наук подразумевал урегулирование финансовых вопросов. Пока Мака выдавала деньги лишь на свою предвыборную раскрутку, и в собственных карманах Ибрагима оседали крохи.
- Куда ты, девушка, хочешь поехать? - Спросил он Соловьеву.
- Куда-нибудь на воздух. Сам думай. - Благодушно разрешила Мака.
- Гарик, гони на Рублевку. - Бросил Казиев водителю и развалился на переднем кресле. Мака сидела сзади и без конца трепалась по мобильному. Стоило ей прекратить разговор, как позывные на мотив марша тореадора раздавались снова. Казиев слышал, как она называла министров Димками, Саньками и Ваньками, и про себя восхищался преобразованием бывшей шлюхи в деятеля государственного масштаба. Дождавшись короткого перерыва в ее трепе, он достал из кейса конверт с логотипом газеты "Бульварное кольцо" и бросил ей на заднее сидение:
- Прими, бля, подарочек от друга.
- Что это? - Наивно поинтересовалась Мака.
- Твой портрет с мамочкой. - Усмехнулся бандит.
- Молодец, Ибрагимчик. За мной не пропадет.
Казиев хотел возразить, но в ее руке снова ожил мобильник, и он отвернулся. Ехали медленно. Если в городе субботний день позволял автолюбителям передвигаться без пробок, то к загородным трассам это не относилось. В первую половину дня москвичи рвались на природу. Знаменитое Рублевское шоссе тоже испытывало перегрузку. Разница наблюдалась лишь в марках авто, создававших лениво ползущую змею на выезде из города. Отечественных автомобилей в потоке не наблюдалось. Да и иномарки дешевле нескольких десятков тысяч долларов попадались редко. Но цена лимузинов скорости им не прибавляла, и Ибрагим злился. В другом месте он бы велел шоферу включить сирену с мигалкой, но пользоваться спецсигналами на правительственной трассе даже для солнцевского авторитета чревато осложнениями. Сзади и спереди тащились шикарные джипы и дорогие представительские лимузины. В каждом из них мог сидеть высокий чиновник правительства или чин ФСБ. Связываться с подобной публикой бандит остерегался. Но, миновав КПП перед Кольцевой дорогой, транспорт покатил шибче, и Казиев успокоился. А когда из дверей загородного ресторана, куда с шиком подрулил их лимузин в сопровождении двух иномарок с шестерками, выскочил холуй в русском национальном костюме и распахнул им дверцы, даже улыбнулся.
Доктор философских наук тут бывал часто, и его требования в ресторане знали. Бандит желал иметь отдельный зальчик с видом на Москву-реку и у входа в него - столик для своих людей. Шестерки могли закусывать и в тоже время охраняли его покой. Все это ему сегодня предоставили. Хозяина ресторана посещение крутого клиента не напрягало, заведение только что открылось, и гости еще не успели наполнить зал.
- Пусть разожгут камин. - Приказала Мака. Мобильный телефон продолжал надрываться мелодией из "Кармен", и она его отключила.
- Не боишься запариться? - Удивился Казиев.
- У нас в Глухове говорят: "Жар костей не ломит". - Ответила она и выложила на стол знакомый конверт с логотипом редакции. Казиев подозвал официанта и распорядился насчет камина. Через минуту в его чреве весело затрещали дрова. Мака подошла и бросила конверт в огонь:
- Вот и все. - Произнесла она, удовлетворенно разглядывая, как языки пламени пожирают компромат, переданный незадачливым шантажистом.
- Зря ты, девушка, маму обижаешь. Мама у нас одна, - высказался бандит. И при этих словах в его злых маленьких глазках на мгновенье промелькнуло нечто человеческое. Сам Казиев, как большинство кавказцев, к своей матери относился с большим почтением, и представить себе ее больную и брошенную на произвол судьбы не мог даже в страшном сне.
Мака поджала губы:
- Мать меня из дома выгнала. Мужика с дочкой поделить не смогла. И ни разу не поинтересовалась, как я выплываю в этом говне. Мне ее не жаль.
- Маму обижать нельзя, - упрямо повторил Казиев, расчесывая свой пробор перед зеркалом: - И если, бля, опять эта история выплывет, твои избиратели тебя не поймут.
- Не выплывет. Она скоро сдохнет. У нее уже метастазы. А от людей я ее спрятала. Утром в частную клинику увезли, аж под Питер. Пусть поищут…
Несколько официантов чередой внесли подносы с напитками и закусками. Мака продолжала стоять у камина. Бумаги убиенного шантажиста давно сгорели, и даже пепла от них не осталось, а она все продолжала взирать на огонь:
- Спасибо тебе, Ибрагим. Ты меня сильно выручил…
- Ладно, садись, девушка, выпьем, бля, покушаем. Друзья должны помогать друг другу. Только я к тебе, бля буду, со всей душой, а ты ко мне, бля буду, попой… - Перешел к делу Казиев.
- О чем ты, Ибрагим? - Насторожилась Мака.
- Сама, бля, знаешь. Я твоей херней занимаюсь, свои дела на хер забросил. Политика это хорошо, а капуста, бля буду, для меня лучше. Хули, бля, только в игры играть. Деньги надо зарабатывать.
- Я же плачу. - Возмутилась Соловьева: - Только за последний месяц около семисот тысяч на твой штаб перевела.
- Не на мой, бля, а на свой, - поправил ее доктор философских наук: - Тебе, что, бля, отчитаться за каждый грюн? Ты, девушка, расценок не знаешь? Только один канал за двадцать минут твоего базара, бля буду, пятьдесят штук к ним на хер слил. А разворот "Комсомолии" ни в курсе, во что обходится? А аренда залов? Ты на неделе по три раза, бля, встречи устраиваешь. А на пайку в зеленых каждому сказочнику? А наглядная ксива в типографиях? Нет, девушка, если посчитать, я не уверен, что, бля буду, своих не доложил… Мои пацаны по твоим делам за красивые глазки бегают? Я их, бля, только за сегодняшний фейерверк по штучке премировал. Редакцию газеты палить это не табачный киоск. О мокрухе, бля, уж не говорю, репортера мочить даром лохов нет.
- Подожди, не тараторь. - Поморщилась Мака: - Мы же вместе идем. Я выиграю, ты в доле. Забыл?
- Ты мне, бля, про потом песни не пой. Я сам петь умею. Ты мне про сегодня скажи.
Мака достала из сумки мобильный телефон, включила его и не мигающим взглядом уставилась на Казиева:
- Сколько ты хочешь?
- Стольник-то за месяц я, бля, заработал?
- Годится. - И она набрала номер: - Толян, переведи на "Узник совести" сто пятьдесят штук зеленых из Кипра. - И повернулась к Казиеву: - Для друзей я щедрая. Наливай, сам говорил, пора выпить и закусить.
- Больше базара нет. - Ухмыльнулся доктор философских наук и разлил коньяк: - Давай за тебя. Станешь, бля, президентом, амнистию всем нашим объявишь.
Мака загадочно улыбнулась:
- Напрасно смеешься. Я дама с размахом, а президентов те же бабки делают. Чем черт ни шутит, подсоберем, можно и рискнуть. Вон сколько по Европе баб развелось, и ничего, правят.
Высказаться Казиев не успел. В кармане бандита прозвучала музыкальная фраза из неувядающей "Мурки". Он достал телефон, выслушал и протянул Маке:
- Твой кассир до тебя дозвониться не может. Ты же свой отключила.
Мака взяла трубку:
- Слушаю тебя, Толян. Перевел?
Что ответил Толян, Казиев не слышал, но по тому, как лицо подруги потемнело и в глазах появился змеиный блеск, понял, что кассир ее не обрадовал:
- Что там у тебя?
- Бывший дружок кислород перекрыл. Недооценила я солдатика. Ладно, получишь от немца. Туда он не дотянется… - Мака залпом допила коньяк, встала и подошла к камину. Ибрагим понял, что она переваривает известие, и молча принялся за еду. Она вернулась за стол, поддела вилкой кружок отварного языка, пожевала и снова ушла к камину. Бандит продолжал тактично помалкивать.
- Помнишь наш первый разговор, когда я тебе предложила возглавить штаб. - Он кивнул, она продолжила: - Ты жаловался, что никогда не узнаешь, кто замочил твоего брата?
- Конечно, помню. Ты даже что-то намекнула, но я решил, понты наводишь.
- Твоего Алехана убил мой афганец.
- Врешь. Они не пересекались!
- Дурак ты, Ибрагим. Олег поехал мочить Кащеева, а твой брат оказался рядом. Вот они оба и погибли.
Глаза бандита налились кровью:
- Почему раньше молчала?
- Жалела солдатика. Чувства у меня к нему. А он меня продал…
- Теперь он покойник. Помоги достать.
- Соколик с молодой женой скоро вернется из Англии и своих сынков привезет. Дождись и действуй.
- Вот с них я и начну. Пусть он, блядь, помучается. Сначала их по одному буду резать, а его напоследок. И жену прикончу. Молодая, говоришь? Тем лучше. На его глазах сучку и прикончу.
- Он не теленок, смотри сам не подставься. Кащея он как мальчика сделал. Правда, с тех пор постарел, но пока еще списывать его рано.
- Ты о чем, женщина? Я, блядь, пол-Москвы под собой держу. Что мне твой солдатик!? Слово скажу, на куски разорвут.
- Мое дело предупредить. Ты мне живым нужен. - Улыбнулась Мака и с трудом удержалась, чтобы не добавить к прилагательному "живым" наречие "пока".