Вошедший сержант-конвоир не поднимая глаз, подошёл к осужденному. Виталий Говорухин встав, отвернулся от подполковника, заложив руки за спину стоя по стойке смирно.
Аничкин строго посмотрел на конвоира тот, понимая его взгляд, поспешил вывести Говорухина.
Подполковник, в след, решая, что это будет к месту, добавил:
– Одиночка! "Человек – Сейф!.."
– Если что, знай, ко мне всегда можешь достучаться, я буду следить за тобой пока ты "Мой".
– Это то, что я могу для тебя сделать. Нравишься ты мне, осужденный, Говорухин!
Продолжая стоять с открытым лицом с нескрываемым любопытством, пристально смотрел в след тому, кто заставил нервничать, ожидая реакцию Виталия Говорухина. Тот, опустив голову вниз, не оборачиваясь, вышел, за ним поспешил, толкая в спину, сержант-конвоир.
Дверь за ними закрылась.
Подполковник Аничкин, вытирая испарину со лба рукавом кителя, сплюнул в сторону.
Зашагав семимильными шагами к сейфу, подойдя, дергая шеей, что могло лишь сказать одно, уж очень накручен, взял стоящий на нём графин.
Дрожащей рукой, наливая воду в стакан, стал взахлеб пить, вытирая ладонью капли воды на губах, вслух зло, проговаривая, – Возись со всеми, мать их!.. Возмущенно:
– Со мной, кто бы так в Чечне…
– Сопли вытирай им "сморкачам" на их чистенькой морденции, не унимаясь: "Ангелы серые!"
Стряхивая из стакана на пол последние капли воды застыл в немом оцепенении, глядя долгим взглядом на закрытую дверь…
…Тусклый свет в коридоре тюрьмы ничего не говорил о времени суток, хотя уже наступило утро.
Была естественная суета, распорядок выполнялся строго по режимному расписанию.
Рыжеволосый охранник среднего возраста, немного полноватый с мясистым подбородком, дыша в затылок заключенному, вглядываясь в упор в спину суровым взглядом глубоко посаженых глаз, вёл заключенного по коридору.
Изредка подталкивая вперёд дубинкой.
Наконец они остановились возле камеры. Охранник, приоткрыв тяжелую дверь, не поднимая глаз, пробурчал:
– К стене!..
Заключенный прилип к стене, белый как полотно от злости кивнул через левое плечо неопределенно в сторону, с напряжением в голосе спросил:
– И что ты, дядька – такой злой?
Охранник, молча наотмашь открыл дверь камеры.
Виталий перед тем, как войти, глядя в темноту с сарказмом подметил:
– Ты же человек!
Тот на мгновение задумался, соизмеряя взглядом осужденного с ног до головы, мол: "кто бы говорил…"
Зло, толкнув в спину грубо вталкивая в камеру, рявкнул:
– Не тебе мне читать проповеди, тоже мне праведник! – зубоскалясь. – Племянничек! "Кум тебе может и крестный дядька!" – с сарказмом. – А у меня здесь, таких как ты родственников, "серых ангелов"… По пальцам не счесть. Бессчётно!
Виталий обернувшись, глядя на охранника устремляя взгляд сквозь него вдаль, задумался, его, словно пробило, унося в туннель времени…
…В то ушедшее в прошлое, утреннее время, когда разразилась, та их первая ссора. Свидетельницей дрязг, как всегда была кухня, достаточно вместительная, как раз для разборок и дебатов. На ней можно было в случае чего и развернуться:
"Стандартный набор кухонной мебели абсолютно не был помехой…"
Открытая створка окна давала одному и другому в минуты всплеска эмоций быть услышанными.
Тогда всё началось, как обычно с немытой посуды, что лежала горой в мойке…
…Он, Виталий ссорился с женой, Ириной, такой молодой и симпатичной и, казалось бы "милой". Блондинка, не смотря на свои 29 лет, выглядела топ-моделью, но всё это шло вразрез с её далеко не ангельским нетерпимым характером. Он, как старший всё – таки на тот момент ему было около 35, в ссоре пасовал. Как мог, тушил пламя раздора.
Помнится, Ирина, стояла в расстёганном шёлковом халатике, под ним была видна лёгкая откровенная ночная сорочка, и она такая вся взъерошенная, как воробей, волосы, небрежно спадающие на плечи, короче, одним словом: "Красотка!"
Стоя, как надзиратель, дула на пальцы рук со свеженанесенным лаком, взгляд был разъяренной женщины, и это всё сопровождалось истеричным криком:
– Придурок!.. С цепи сорвался? Лак не высох! Ведь только накрасила…
…Да, да, именно так всё и было…
Ирина дула на ногти.
Он, схватив её, толкнул к мойке, та в ответ кинулась на Виталия с кулаками и визгом.
Виталий оттолкнул так, что она сильно ударилась о мойку. Ирина громко нарочито заорала: "Дети!.. Ваш любящий папочка бьёт вашу мамочку. Идите, посмотрите на изверга!"
Она любила устраивать при них сценки.
Дети, малыши, практически погодки, 3 и 4 годика, с испугом, ничего не понимая, вбежали в кухню.
Он и она, не смотря на их присутствие, сцепились, как сорванные с цепи собаки, готовые разодрать друг друга прямо у них на глазах. Опомнившись, Виталий, отстраняя жену, схватил её в захват, рукой затыкая рот.
Она, вырываясь, кусала руку, взяв из мойки грязные тарелки, бросала по одной на пол. Тут же в разные стороны полетели осколки. От неожиданности Виталий выпустил Ирину из рук, ошарашено отшатнувшись к окну.
Жена не унималась, взяв новую тарелку, бросила в Виталия, тот, изловчившись, уклонился.
Летящая тарелка, зависнув в полете, плашмя упала на пол. Разбившись вдребезги.
Ирина из сушки вынимала одну за другой новые тарелки и со злостью и остервенением вновь бросала на пол, встав подбоченившись, отдуваясь, как может только истеричная женщина, сдувая со лба спадающую челку, с сарказмом кричала:
– Сильный, да?! Женщину может обидеть и дурак!..
– Дебил!..
Дети были напуганы её поведением, испуганно ревели, боясь, что они родителям абсолютно не нужны.
Виталий, моргая глазами, стоя в оторопи, сраженный наповал агрессией жены крутил пальцем у виска, силясь вставить слово"
– Ты что с глузду сзъихала?! Ненормальная!.. Совсем что ли крыша поехала? Ведь здесь дети!
Дети не понимая поведения взрослых, с рёвом подбежали к матери и к отцу.
Ирина, раздраженно схватив их за руки, резко и зло отшвырнула к двери, с криком осаживая:
– Стекло! Пошли вон отсюда!
Виталий, придя в себя, глядя на Ирину, свёл скулы. Оборачиваясь к окну закрывая створку окна, как бы из осторожности мельком выглянул из него вниз…
Стоя в растерянности, молча скрипя зубами, старался понять мотивацию поведения Ирины. Кажется, поняв, подошёл к жене.
Зло глядя ей в глаза, с неподдельным отвращением произнёс:
– А ты – "Сука! Щука!.." На пользу тебе пошло!.. Публика тебя заждалась внизу, давай сыграй свою роль обиженной жены, истеричка!.. – подстегивая. – Давай, давай!
Он с презрением глянул в сторону окна, кивая:
– Выгляни на бис, тебя заждались аплодисменты! – издеваясь, захлопал в ладоши. – Просим! Просим!.. Народ! Просит и хочет зрелищ!
Ирина, в кураже ехидно улыбаясь, вынув пояс из кармана халата, дрожащими руками подвязалась, летая по кухне, как "фурия" на метле.
Виталий, на нервах сорвавшись с места, поспешил на выход, сильно хлопнув дверью, вышел из кухни…
…От внезапно нахлынувших негативных воспоминаний, что-то отвлекло, он прислушался.
Сильный грохот дверью, лязганье ключами в замке, привели Виталия в действительность.
Перед ним наглухо закрытая дверь. От злости и досады начал стучать, барабаня кулаками, от бессилия прислонившись к ней головой.
Его, как никогда изъедала тоска, обернувшись спиной к двери, пиная, тут же сник перед приговором судьбы.
Он, сползая вниз по двери, сев на корточки со страхом посмотрел прямо перед собой с немым вопросом: "ЧТО ЖЕ БУДЕТ ДАЛЬШЕ?!"
Глава 4. Заполнение пустоты
…Темень вечера вошла в квартиру полновластной хозяйкой.
Свет, льющийся от бра, был приглушён. Эмма, в траурной одежде съежившись калачиком, лежала на угловом диване. Она тихо плакала. За окном через открытую форточку было слышно, как льет дождь, монотонно стуча по стеклам окна.
Женщина глядя в одну точку на фотки детей, лежащие рядом с ней, с нежностью трогала рукой, роняя на них слезы, беспрестанно спадающие вниз по щекам крупными каплями. На фото дети – здоровые и улыбчивые. Девочка, дочь, Аллочка, 10 лет, в новогоднем костюме "снегурочка". И сын, 8 лет, Артур, в матроске. На пол выпала третья фотография, мужа, пилота…
5 лет назад…
В зале на угловом диване сидели дети, Аллочка и Артур, смотрели по телику любимые мультики.
Аллочке стало неудобно лежать на диване, она никак не могла выпрямить ноги, чтобы свободно в своё удовольствие смотреть телик. Настырно сталкивала на пол Артура.
Малыш, хмурясь, зло дал сдачи, избивая сестру. Та, поднимая крик, как можно громче закричала, переходя на визг:
– Мам, а что он мне не даёт нормально посмотреть мультики! Достал уже! Выгони его отсюда!
Артур, тут же спрыгивая с дивана, усаживаясь на ковре, как ни в чём не бывало, продолжил смотреть телик, нервно клацая по кнопкам, меняя каналы.
Аллочка всё не унималась, продолжая выкрикивать:
– МА-А! Ну, что он мне мешает…
Открыв дверь, влетев, она, Эмма, одетая по-домашнему с выпачканными по локоть в муке руками, в испуге осмотрела комнату, думая о самом наихудшем, но: "Слава Богу, всё стояло на месте…"
Артур, вскакивая с места, с недовольством тут же бросил на пол пульт, быстренько садясь на одно из кресел. Она, разводя руками, возмущенно крикнула:
– Ну, что вы у меня, как маленькие! Не можете между собой договориться, ведь вы же – брат и сестра.
С укором глядя на дочь и сына, про себя мимолетно отметив, что те сидят, как ни в чем не бывало. Это уже хоть как-то немного успокоило.
Дочь, лежа на диване, свернувшись калачиком, как-то вдруг испуганно притихла, чтобы на неё мать обратила внимание и лишний раз заступилась за неё, это её манера "выходить сухой из воды", чтобы только ей не попало первой, как старшей.
Сын, поджав ноги, весь взъерошенный тоже не менее неё перепуганный, словно врос в кресло, замерев в ожидание.
Эмма, подойдя к лежащему на ковре пульту, взяв в руки, строго глядя на детей, несвойственно ей, не сдерживая гнева, в крик приказала:
– Всё! На кухню, будем обедать! С Вами не соскучишься! Вот папа приеде…
Нечаянно нажав на пульт, вздрогнула.
По телевизору показывали новости. На экране появилась картинка документальные кадры…
…Запись очевидца, выведенная с мобильного телефона: упавший самолет врезается в дом, последствие – клубы пыли, поднятые столбом к небу.
Эмма с нарастающей тревогой с напряжением всматривалась в кадры…
…Диктор, миловидная женщина лет 30, строго смотрящая прямо на Эмму, поставленным голосом, как – будто именно ей, докладывая обстановку, говорила:
– По информации источника СМИ: На одной из окраин города в 10 час утра самолёт, летевший чартерным рейсом, при невыясненных обстоятельствах упал на жилой дом, пассажирам спастись не удалось.
В самолёте находились шесть человек, во главе с пилотом Игорем Борисовым.
Эмма не понимая, стала клацать по кнопкам, прибавляя звук. Сухой голос доводил до сведения: "На месте ведётся расследование причин аварии…"
Не понимая, Эмма смотрела то на телевизор, то на ничего непонимающих детей. Те испуганно переглядывались, молча глядя на неё, боясь верить глазам и ушам.
Она на подкошенных ногах еле дошла до кресла. Обвисая плетью, буквально свалилась в него.
Дочь, сорвавшись с дивана, опрометью подбежала к ней с криком:
– Мама! Мамочка!..
Кивая головой в сторону телевизора, всхлипывая, закричала:
– Папа!..
Не сдерживая слёз, зарыдала.
Артур перелез через журнальный столик, который стоял между двумя креслами, целуя, обнял мать.
Эмма, рыдая, бормотала, монотонно повторяя:
– Он погиб… Он погиб. Не может быть!..
Сын, забрав пульт из рук матери, выключил телевизор. Обнимая мать, тихо заплакал, до конца возможно не понимая, что произошло все это именно с отцом.
Дочь глядя на зловещий чёрный квадрат экрана телевизора, громко рыдала, умывая лицо горькими слезами.
Мать, закрыв глаза, безутешно плача причитала:
– Да на кого ж ты нас покинул…
Мысленно стала искать ниточку ведшую к нему, нащупав, не хотела обрывать, она, силясь, всматривалась в своё прошлое…
…Тогда она, ещё совсем молодая девушка, едет в поезде в Москву, чтобы найти свой жизненный путь, обрести свою самодостаточность. Ей необходимо поверить в себя, доказать, прежде – всего, своим родителям, что судьба в её руках. Она уверенна, что молодость и желание добиться чего-либо в жизни – самый главный двигатель. Пусть, даже имея в руках навык профессии "штукатура – маляра", она сможет быстро освоиться в Москве, ведь там столько строительных компаний. А ей нравится преображать жилье из бетонной коробки в уютное "гнездышко", вкладывая своим трудом энергетику своей души.
И она, Эмма, ничуть не стыдится своей приобретенной профессии.
Не зря целыми днями и вечерами сидела перед компьютером в поиске квартиры в аренду, сделала анализ преимуществ жизни в Москве и кажется, уговорила родителей, заверив их, что там, вдали у нее большие шансы, чтобы начать самостоятельную жизнь.
Она по большому счёту, хочет стать дизайнером интерьера, непременно будет на него заочно учиться.
Мать в полном отчаянии. Отец – внешне суровый, волевой, ответственный человек, как – то ещё крепится.
Тогда он работал прорабом на стройке, видя, что дочь не пропадёт в большом городе. Замечая, что в ней есть жилка настоящей трудяги. Внутренне колебался: "отпустить или не отпустить?!" И он уже втянутый в ссору жены с дочерью, уговорил таки жену не препятствовать той, считая, что дочь выросла.
Он как глава семьи всё же дал ей право – выбора. Говоря, что Москва строилась на слезах, вот таких, скороспелых птенцов, пусть, съездит и попробует: почем фунт лиха. Так они её отпустили.
Однако отец перестраховывается, решаясь хотя бы как-то помочь решить ее жилищный вопрос. Втайне связался со своей бывшей сокурсницей МИСИ, Мариной Климушкиной, что на недавней встрече выпускников, дала ему свой мобильный телефон. Созвонившись с ней, Марина сразу же пообещала "взять девочку под опеку, а чтобы та не расслаблялась, решила, что надо сказать, якобы возьмёт квартиранткой", считая, что к тому же девочка и впрямь сможет самостоятельно пожить, пообвыкнуть, так как её квартира будет пустовать две недели. Как говорится настоящий "карт-бланш" девчонке, по приезду сможет осмотреться и попытаться устроиться на работу.
Эмма смело отправилась в путь, покидая свой любимый, Новосибирск.
И вот она едет с большими планами, вступить на свой путь, предстать и в своих глазах взрослой.
В купе она знакомится с Олегом Панкратовым, ему тогда было 24 года. В непринужденной обстановке они ещё теснее знакомятся, между ними как бы, между прочим, завязался дорожный роман.
Он ей рассказывает, что едет из Томска, где жил после Армии, там же два года работал таможенным инспектором. Все было у него хорошо, но болезнь матери, частые сердечные приступы, заставляют его вернуться в родные пенаты. В Ярославль.
Друзья детства помогли ему, в короткий срок, госпитализировать его мать в кардиологическую клинику. Он со вздохом говорит, что мир не без добрых людей, кажется, что уже здоровье матери в безопасности.
За воспоминанием они становятся "голыми", как сама – "правда".
Ночь, луна, подыгрывали им, играя на струнах их душ, виртуозно исполняя сонату любви. Сближая теми откровениями из детства, юности. В отблеске луны, голубые глаза Эммы, становятся настолько притягательные, кажется, что от них исходит магия, завораживают, поглощают, как отблеск лунного диска в пролете окна.
К концу своей поездки, они становятся двумя половинками одного целого. Дают обещания друг другу – быть в дальнейшей жизни самыми близкими людьми.
Однако радужное настроение омрачает задержка поезда, на два часа. Олег и Эмма нервничают. Каждого в Москве ждут. Эмму по ранней договоренности, хозяйка квартиры, Марина, что должна ей показать квартиру и передать ключи. Она, ждёт от неё звонка. По приезду в Москву, Эмма должна с ней связаться по телефону, подъехать, забрать ключи, так как та буквально с часу на час должна ехать в Мексику, знакомиться с потенциальным женихом. Время буквально в обрез.
Олега же должен ждать на выходе, на своей машине его друг детства, Николай, чтобы отвезти прямо с вокзала в клинику к матери.
Наконец, они прибывают на вокзал, трогательно прощаются в тамбуре вагона, пишут на листках номера своих мобильных.
Проводник, открывая дверь вагона, этим по живому разрывает две судьбы.
Олег, показывает на часы, как бы этим говоря, что опаздывает. Эмма его прекрасно понимает, подталкивает первым на выход. Каждый спеша ступает на перрон.
Москва, их встречает – шумом, гамом, хаосом. Толпа несёт в две разные стороны. Каждый сквозь суету толпы кричит имя другого, каждый кивает, потрясая листком бумаги, на котором написан номер мобильного телефона, каждый издали кивает, что обязательно перезвонит.
Олегу звонит Николай, говорит, что не смог более его ждать, срочно надо было ехать на работу, он работает "опером" УБОП, так что без обид…
Олег, торопится в клинику к матери, стремительно направляясь к стоянке такси, в спешке ловит машину, уезжает.
Эмма, подхваченная снующей толпой, в том непредсказуемом хаосе, теряется в глубине метро.
Находясь в метро, звонит по мобильнику Марине, та говорит, что она во времени очень ограничена, ждёт на выходе из метро "Кузьминки", оговаривая, чтобы Эмма постаралась подъехать, как можно быстрее, через полтора часа у неё вылет, а через 30 минут она должна пройти регистрацию в аэропорту.
Эмма на нервах, бросает телефон и листок с контактом Марины в сумку. Спеша идёт сквозь толпу, с беспокойством оглядываясь по сторонам, не может сориентироваться по месту, совершенно теряясь.
Москва её пугает своей мощной энергетикой, своим учащенным ритмом настолько динамичного движения. Толпа, обволакивая, поглощает. Она путается в ногах снующих москвичей, приезжих, непрошено оказавшись в переходах.
Эмма бессильна перед серой движущейся массой, окончательно растерявшись, не зная, как ей выбраться из этого потока людей и, в конце – концов, сесть в нужную электричку. В переходе ей подсказали, в каком направлении ей нужно идти, она поспешила к эскалатору.
Стоя на нём, с рассеянностью осматриваясь по сторонам, пугаясь такого наплыва людей, ощущая в ушах гомон и гул, отчаялась, такое впечатление, что попала в улей.
Достав мобильный телефон, звонит Марине, та недоступна, время на таймере уже не в её пользу, она машинально кладет телефон в сумочку, за ней со стороны наблюдает парень.
На выходе с эскалатора, незнакомый парень, сбивает Эмму с ног, тут же помогает ей встать. Она с пониманием принимает его извинения. Садится на "Таганке" в электричку, едет на станцию "Кузьминки", там её должна ждать Марина, с которой она договорилась о встрече. Хочет достать из сумки мобильник, но его там нет, сумка прорезана, как ей теперь кажется, тем молодым парнем. Денег в сумке тоже не оказалось.