И он бесцеремонно вытолкал обоих спасателей из "операционной".
Они присели на крыльце, закурили. Через некоторое время к ним подошел Степаныч.
– Ну, как там наш больной? – спросил он. – Не загнулся еще?
Витек начертил в воздухе беломориной непонятную загогулину:
– А, этот Ватсон, кишка клистирная, мудрит чего-то.
Витек знаками пригласил друзей нагнуться к нему поближе.
– Знаете, кого мы привезли?
– Гусь-Березовского? – сострил в меру сил Степаныч.
Витек интригующе прищурился.
– Канай сюда! – махнул он рукой приятелям.
Под его руководством они забрались на бетонный блок фундамента у окна медпункта.
– Гляди, кто на стенке висит! Степаныч и Федя прильнули к окну. Прямо на них со стены смотрел депутат государственной Думы Александр Белов.
– Гадом буду, это ж он! – Федя указал пальцем на стену.
Степаныч почесал затылок.
– Ох, мать вашу! Чую, погибель мы на свою голову накликали. Депутатов просто так не отстреливают и в мешках на помойку не выбрасывают.
– Так что же его, обратно везти? – озадаченно спросил Витек.
– Гляньте, что Ватсон творит! – воскликнул Федя.
Доктор вскипятил шприц, набрал в него лекарство и ввел его себе в вену. Когда тройка спасателей ворвалась в его кабинет, Доктор встретил их живым задорным взглядом.
– Ну-с, – сказал он, потирая руки, – теперь полный порядок. Можно и поработать. Так где тут у нас больной? Давайте его быстренько на стол.
И снял с огня лоток с инструментами.
III
Генерал-лейтенант Хохлов с задумчивым видом стоял перед огромной картой Чечни и прилегающих районов, занимавшей половину стены его большого кабинета. Мятежная республика представлялась ему ключ-камнем, на котором, собственно, и держатся арки и своды. Выбей его, и все рухнет к чертовой бабушке. Вот ведь не повезло России с беспокойным соседом!
Впрочем, и соседу с нами тоже, и даже в большей степени. Достаточно вспомнить операцию "Чечевица", начавшуюся, по иронии истории, 23 февраля 1944 года, в День Красной армии. Тогда под предлогом учений более ста тысяч штыков войск НКВД были введены в непокорную республику. Почти мгновенная высылка за тридевять земель полумиллионного народа, "зараженного антисоветскими настроениями" – это подвиг, достойный самого сатаны. А ведь активных "моджахедов Гитлера" на тот момент было всего четыре-пять тысяч человек. До боли знакомая цифра!
Вот и сейчас боевиков загнали в горы, но их силы еще не сломлены. Нужно ждать ответных действий.
От размышлений его оторвал зуммер селекторного вызова, вслед за которым раздался голос секретарши:
– Андрей Анатольевич, к вам полковник Введенский. Вы его примете?
– Пусть войдет, – ответил генерал и вернулся в свое кресло за огромным, как военный полигон, прямоугольным столом, стоявшим напротив входа в кабинет.
На пороге появился как всегда серьезный и сосредоточенный Введенский с пухлой папкой руках.
– Разрешите? – спросил он с отстраненной вежливостью.
– Присаживайтесь, Игорь Леонидович, – пригласил генерал, указывая на один из стульев, стоявших около его стола, – Я бы хотел послушать ваши соображения по делу Каверина. Официальное следствие ведь забуксовало, не так ли?
– Так точно. И не просто забуксовало, оно безнадежно увязло… – констатировал Введенский без тени разочарования в голосе.
Он положил папку на полированную поверхность стола, открыл ее и сел, спокойно глядя начальнику в глаза. Генерал насупил широкие, как у Брежнева, брови.
– Я что-то не понимаю, Игорь Леонидович, вашего настроения. Вы, похоже, рады гибели нашего ценного и весьма перспективного агента?
Введенский так хорошо изучил характер своего начальника, что весь ход предстоящей беседы просчитал заранее, и теперь внутренне усмехнулся, поздравив себя с угаданным началом партии.
– Не рад, но оцениваю сложившуюся ситуацию как наиболее оптимальную. Хуже могло быть, лучше – вряд ли.
Теперь генерал посмотрел на Введенского не столько хмуро, сколько заинтересованно.
– Поясните вашу точку зрения и, пожалуйста, с максимальной полнотой.
Полковник Введенский знал, что больше всего генерал ценит в сотрудниках компетентность, самостоятельность в суждениях и точность. Никаких "по-моему" или "если я не ошибаюсь". Только четкие выводы, основанные на достоверной, проверенной информации. Он начал с главного.
– На деле Каверин не был ни ценным, ни перспективным сотрудником. Он умело имитировал деятельность, это правда, но во всем преследовал личные, корыстные цели. Более того, на момент своей гибели он даже представлял для нас опасность. Выборы он проиграл, и тем самым исчерпал свою ценность как потенциальный агент влияния. При этом он попытался свести счеты с Беловым самым неприемлемым способом. Бойня, которую он устроил, получила большой резонанс. Если бы кто-то узнал, что он наш агент, у нас были бы серьезные неприятности. В последнее время Каверин стал совершенно неуправляем.
– А Белов? – перебил его генерал. – Разве он управляем? Вы же лично запретили ему мстить Каверину. Но он проигнорировал ваше, а, следовательно, и наше предупреждение.
Введенский замялся. Ему не хотелось объяснять генералу, что, передавая Белову приказ отказаться от мести Каверину, он уже тогда не верил, что тот его исполнит…
– Белов был не управляемым, а прогнозируемым человеком, – сказал Введенский ровным голосом. – Это, согласитесь, гораздо лучше. Прогнозируемым человеком легко управлять. Ему только нужно создавать соответствующие условия. Каверин переиграл себя самого, загнал себя в угол. А то, что он предпочел убить не Белова, а его друзей, говорит о психическом расстройстве. Позер, актер погорелого театра. Кто знает, с каким зверем в его лице нам пришлось бы столкнуться в дальнейшем? Мне, например, было совершенно ясно, что Белов не простит ему этой бойни.
Генерал слушал Введенского со скептическим видом, изредка постукивая по столу тупым концом красного карандаша.
– Так что же, может быть мы должны Белова благодарить? – скептически усмехнулся Хохлов.
Введенский напомнил генералу, что Белов уже восемь лет состоит под наблюдением их организации. Семь лет, с девяностого года, находится в разработке. Проанализировав историю этих двух агентов, полковник сделал неутешительный вывод: ими была совершена ошибка, ставить надо было на Белова, а не на Каверина. Не на того поставили, не на того. Теперь, с высоты накопленного опыта ясно, что надо было двигать Белова.
Генерал посмотрел на полковника с неподдельным интересом.
– Вы говорите бойня. Но ведь и бойню надо уметь организовать. Убийцу-то найти не удалось! Что у нас на него есть?
Это вопрос был Введенским специально глубоко проработан. Убийцей оказался водитель и охранник семьи Белова – Максим Карельский. Каверин держал Карельского на крючке и использовал его как агента глубокого внедрения. Следует признать, что опером Каверин был, что называется, от бога. Максим Карельский был "законсервирован" им на несколько лет. Каверин проявил удивительную выдержку, не дергал своего агента по пустякам, благодаря чему Карельский добился неограниченного доверия со стороны Белова. Каверин мог использовать его с куда большей отдачей. Но его подвела животная ненависть к Белову. Победа соперника на выборах переполнила чашу терпения бывшего опера, и он отдал приказ своему агенту на уничтожение самых близких друзей своего врага. И, фактически, приговорил себя к смерти. Он убил не просто друзей Белова, а очень близких ему людей. И это не могло остаться без ответа.
Пока Введенский излагал эту достойную пера Шекспира печальную повесть, генерал время от времени кивал головой, то ли одобряя компетентность своего подчиненного, то ли ловкость, с какой бывший опер сумел обмануть Белова и его команду. Выслушав подчиненного, генерал снял очки и протер их, хотя на них не было ни единой пылинки.
– Мы ведь были не единственными, кто предостерегал Белова от вендетты? – задумчиво спросил он.
– Так точно, – согласился Введенский, – Белова просили воздержаться от ответных действий в адрес Каверина его коммерческие и политические партнеры. В частности господин Зорин. О том же его просили и криминальные авторитеты.
– Но он их послал на хрен? – с неожиданным озорством вставил генерал. – Так же как и нас?
– Послал, – без тени улыбки подтвердил Введенский. – Но принял меры предосторожности.
– О каких мерах предосторожности вы говорите? – не понял генерал. – Ведь он, его жена и сын погибли.
Введенский позволил себе не согласиться с этим утверждением и объяснил, что по его мнению это далеко не так. Хотя это из области предположений, но, по его мнению, скорее всего это была инсценировка…
Направлявшийся на похороны друзей Белов и его автомобиль были обстреляны на мосту из гранатомета. После аварии на дне реки под мостом была найден сильно покореженный взрывом и падением с большой высоты автомобиль "линкольн". Салон машины был пуст. И ни единого трупа: ни тела водителя, ни Белова, ни его жены и ребенка найти не смогли. Само по себе это еще ни о чем не говорит. Течение, и все такое… Могло унести… В общем, согласно официальной версии, все они погибли…
– Происходящее было зафиксировано телекамерами телевизионных агентств, – комментировал свое сообщение полковник. – Сговор с журналистами маловероятен. Они его откровенно недолюбливали… У меня есть версия, объясняющая случившееся, но это из области предположений… Разрешите доложить? – Получив согласие генерала, Введенский продолжал:
– Полагаю, что единственным человеком, способным организовать инсценировку покушения на таком уровне, может быть известный продюсер и каскадер Александр Киншаков. Он сейчас в Америке. Работает со Спилбергом. Так вот, вскоре после гибели, сейчас я придерживаюсь официальной версии, Белова и его семьи, странным образом погибают Каверин, его близкий друг и давний враг Белова Артур Лапшин и непосредственный исполнитель убийств друзей Белова – Максим Карельский. Подозрения в первую очередь пали на начальника беловской службы безопасности Дмитрия Андреевича Шмидта. Он отставной офицер спецназа МВД, человек без нервов. В "бригаде" Белова Шмидт исполнял самую грязную и кровавую работу. Сейчас у него есть все шансы стать наследником Белова.
– Его арестовали? – поинтересовался генерал.
– Нет, задержали и отпустили. На время убийства Каверина и остальных фигурантов у него оказалось стопроцентное алиби. Улик против него никаких. Самурайская верность погибшему хозяину по нашим законам серьезным мотивом считаться не может. Кроме того, сразу после этого убийства жена и сын Белова по чужим документам вылетели в Нью-Йорк. Дальше их след был потерян.
Генерал помолчал некоторое время, переваривая информацию, а затем спросил, следует ли из всего вышесказанного, что Белов жив?
– Интуиция подсказывает мне, товарищ генерал, что он не погиб, -уверенно сказал Введенский – И если она меня не обманывает, и Белов жив, то я его найду.
– Добро, – генерал откинулся в кресле. – Кого из людей возьмете в свою группу?
– Думаю подключить к этому делу оперативников Воскобойникова и Змиенко. Толковые ребята. Разрешите идти?
Генерал жестом дал понять полковнику, что больше не задерживает. Введенский собрал бумаги в папку и покинул кабинет. Генерал, вероятно, сильно удивился бы, если бы узнал, что все листы в папке Введенского были девственно чистыми.
IV
Кроме генерала Хохлова и полковника Введенского судьба Александра Белова не на шутку волновала еще одного весьма солидного человека. Им был высокопоставленный чиновник и с недавних пор член Совета безопасности России Виктор Петрович Зорин.
Весну девяносто восьмого он встретил в тревоге. Время было нестабильное. Положение президента было непрочным, а позиции коммунистов, напротив, крепчали день ото дня. Война в Чечне как будто шла к концу, но боевики и не думали сдаваться, а доля чеченского капитала в российском бизнесе неуклонно росла. Сомнения вызывала и платежеспособность государства по своим кредитным обязательствам. Эта конструкция напоминала Зорину все ту же хорошо известную финансовую пирамиду, которая готова была вот-вот рухнуть. И требовался точнейший расчет, чтобы не погибнуть под ее обломками, но и не привлечь на себя преждевременным бегством огонь своих.
И вот час пробил. Президент заменил премьера. Вместо солидного, хотя и одиозного политика взял и вытащил вдруг, как шулер из рукава, какого-то мальчишку. Это означало одно государство готово объявить себя банкротом. И то, что старый политический зубр Черноморов никогда не допустил бы из соображений элементарной брезгливости, этот молодой сделает и глазом не моргнет. И еще чечетку сбацает. Ни стыда, ни совести.
Зорин невольно вспомнил Сашу Белова. Тоже ведь молодой, к тому же, что скрывать, бандит. Но порядочности у него было – на сотню политиков и министров. Зорин сам не всегда вел себя порядочно в отношении Белова, но в его надежности был уверен на сто пятьдесят процентов. А эти – гниль, болото. Хоть и с чистенькими манжетами. Нигде кровью, вроде бы, не замараны.
Который день Зорин терялся в догадках относительно гибели Белова и его семьи. Не до конца ему были понятны и обстоятельства расстрела Каверина со товарищи на стройке. Вот и сегодня, придя на работу в свой кремлевский кабинет, Зорин никак не мог избавиться от этой навязчивой идеи. Он нажал кнопку связи и приказал.
– Сережа, зайди ко мне.
Игнорируя табель о рангах, Зорин имел собственную службу безопасности. При тех делах, которыми он занимался, она стала ему просто необходима. Через минуту его телохранитель, он же начальник службы безопасности, переступил порог его кабинета.
– Вызывали, Виктор Петрович? – спросил молодой человек с лицом Шерлока Холмса, интеллигентное выражение которого странно контрастировало с телом боксера-тяжеловеса, отпущенным ему природой.
– Да, садись… – сказал Зорин, указывая на стул.
Зорин не спешил отдать приказ, обдумывая, как бы получше его сформулировать.
– Слушай, Сережа, ты помнишь убийство Саши Белова? – спросил он наконец. – Кажется, по поводу его смерти был какой-то репортаж с документальными кадрами?
Телохранитель кивнул.
– Совершенно верно, Виктор Петрович. Было такое дело. Аварию засняли случайно проезжавшие мимо журналисты.
– Случайно, говоришь? Нет, Сережа. В мире ничего не происходит случайно. Разыщи-ка мне этих журналистов или, по крайней мере, хотя бы одного из них. Но только самого разговорчивого. Я бы хотел задать ему несколько вопросов. А сейчас едем обедать.
Обедал Виктор Петрович Зорин в компании очень солидного человека из аппарата Государственной Думы. Его очень сильно интересовала судьба депутатского места Александра Белова.
– Что ж, пока нет подтверждения смерти депутата Белова, место за ним зарезервировано, – заверил Зорина собеседник. – В случае же подтверждения его смерти или по истечении установленного законом срока будут назначены перевыборы.
Его ответ удовлетворил Зорина. Он твердо решил, что на период смуты, наступления которой он ожидал со дня на день, самым спокойным местом будет кресло депутата Государственной Думы. И кресло это было у него в кармане.
Главное, что требовалось сейчас Зорину, это найти и обнародовать доказательства смерти депутата Белова в тот момент, когда он сам будет максимально готов к участию в выборах. Если же вдруг окажется, что Белов жив, его следовало найти и убить. Но сделать это надо руками какого-нибудь криминального авторитета. Например, того же Кабана.
Кроме того, у Зорина были все основания бояться Сашу Белова. Когда-то тот собрал на Виктора Петровича серьезную компру, но в дело ее не пустил, поскольку партнером Зорина был друг Белова Виктор Пчелкин. Если бы Белов тогда попытался утопить Зорина, его удар пришелся бы и по Пчелкину. Поэтому Белов использовал свой компрометирующий материал не для разоблачения, а в качестве гарантии. Он удерживал Виктора Петровича от искушения нанести своим компаньонам удар в спину.
Но теперь Пчелкин был мертв, и Зорин, как опытный политик, ждал от Белова если не удара, то, по крайней мере, той же политики сдерживания, которая его так же раздражала. Конечно, при условии, что тот был жив.
Самого Сашу Белова за годы их тесных отношений он "кидал" не один раз и не стеснялся этого. Политика вкупе с бизнесом – вещи подлые, здесь не до сантиментов. Поэтому сейчас Виктор Петрович как само собой разумеющееся воспринял бы ответные действия Белова.
В принципе, они его не пугали, он всегда был готов к борьбе. Но необъяснимое исчезновение Белова путало все карты. Виктора Петровича оно не то, чтобы пугало, но вызывало подспудную тревогу. А не начало ли это многоходовой комбинации против него, Зорина?
Зорин не любил без крайней необходимости встречаться с бандитами, особенно с такими нецивилизованными – он называл их "неумытыми", – как Кабан. Но ничего не попишешь. Надо, так надо.
V
Сауна была закрыта на спецобслуживание. Здесь принимали дорогих в буквальном смысле этого слова и очень уважаемых гостей. За большим столом, накрытым прямо на краю бассейна, в шезлонгах возлежали воры – Тариэл и Алмаз. В бассейне плавали голые наяды. По мере надобности то одна, то другая из русалок выбиралась на сушу и исполняла обязанности официантки.
Алмазу все это очень не нравилось и выражение кислого недовольства не сходило с его лица. Он был вором старой формации, "нэпманским", как говорил он сам. Алмаз вел аскетический образ жизни. Его не трогала роскошь, не манили прочие земные радости. Из своих шестидесяти лет около сорока он провел за колючей проволокой и за тюремной решеткой. На свободу выходил редко и› ненадолго, свято исповедуя принцип: "Тюрьма для вора – дом родной".
Жил Алмаз в скромной однокомнатной квартирке где-то на окраине Москвы. Но власть его над криминальным миром была безгранична. По одному его слову поднимались на бунт или объявляли голодовку не то, что отдельные зоны, а целые регионы. Он даже имел право в одиночку короновать законных воров. Правда, в настоящее время он отошел от дел, уступив дорогу молодым.
Он сидел в шезлонге, плотно завернувшись в махровую простыню, пытаясь сохранить тепло в костях, выстуженных десятилетиями пребывания в карцерах и на лесоповалах… И все-таки советское государство с его безграничной мощью так и не смогло заставить его работать! Не уронил Алмаз воровской чести!
Старый вор сжимал ладонями большую металлическую кружку с чифирем – грелся. На запястьях его виднелось множество белесых полосок – шрамов. Это были следы его борьбы с администрацией зон и тюрем, поскольку единственное, что он мог противопоставить могучей системе государственного насилия в неравной борьбе за свои права – это вскрыть себе вены…
Голые девки выскочили из бассейна, исчезли ненадолго и вскоре появились с шампурами, унизанными сочным горячим шашлыком.
– Приятного аппетита, Тариэл Автандилыч… – Обращаться к Алмазу наяды побаивались, уж больно он был похож на Кощея Бессмертного, случайно зарулившего в сауну из страшной сказки.
Тариэл по-хозяйски похлопал одну из них по изящному бедру своей поросшей темным ворсом лапой.
– Э, идите, девочки, покушайте пока, – ласково сказал он со своим неизбывным кавказским акцентом, – нам тут поговорить надо, э!