- Он родился в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Родители были эмигрантами из Франции. Очень умен. Студент-стипендиат. Окончил Гарвардскую школу бизнеса, прежде чем решил стать священником. Очевидно, нежно любил родителей и старшего брата Эмиля, который заботился о нем, когда родители умерли. Других детей в семье не было. Судя по всему, Эмиль отчасти несет ответственность за то, что Бретан стал священником. Эмиль сам подумывал об этом и, очевидно, смог передать свои чувства младшему брату, прежде чем передумал и занялся бизнесом.
- Понятно, - сказал я. - А теперь он оказался замешанным в деле, связанном с этим… сомнительным предприятием в Бразилии.
- Именно так.
- Тогда вполне разумно было бы начать следствие со стороны, так сказать, принимающей.
- Мы уже начали действовать в этом направлении. Но нам хотелось бы не просто вернуть свои капиталы. Нужно найти самого отца Бретана. Мы так и не смогли разобраться во всех деталях операции и, что вполне естественно, хотели бы предотвратить ее повторение.
- Готов поспорить, что он уже в Бразилии или на пути туда.
- Мы предполагаем, что он все еще в Европе. Он поступил бы донельзя неосторожно, предсказуемо, если бы сразу же поехал к брату. Кроме того, нам кажется, что он хотел бы увидеть, какой будет реакция Церкви на кражу, прежде чем предпринять дальнюю поездку. Если бы мы передали информацию для публикации, его лицо мгновенно стало бы известно всем на свете. Он понимает, что, утаивая информацию, мы оставляем за собой право открыть ее в любой момент, что может расстроить его планы, связанные с переездами. Лично я сомневаюсь, что, скрывая информацию, мы сможем держать его в состоянии отчаяния бесконечно долго, но уверен, что последствия предания гласности этого происшествия будут почти катастрофическими.
- Я вас понимаю. В конце концов, именно меня выбрали для того, чтобы найти его.
- Нет, мистер Уайли. Вы один из тех, кому мы хотели бы поручить поиск касающейся этого человека информации.
- А кто другие? - спросил я.
Он улыбнулся, и я тоже изобразил на лице улыбку (довольно жалкую), потому что его слова много сказали мне о том, как легко могут люди загнать друг друга в угол, если они думают одинаково.
- Вам это знать необязательно. Было решено, что вы, учитывая ваше образование, лучше, чем другие, справитесь с опросом ряда его друзей и знакомых.
Сказав это, он передал мне четыре листа бумаги с аккуратно напечатанным текстом и схемой. Текст являлся списком из пяти фамилий с указанием рода деятельности, местонахождения и отношений с нужным мне человеком. У троих, однако, точный адрес отсутствовал. Они были духовными лицами и жили в Ватикане. На трех листах были карты, на которых кто-то обозначил их жилища и указал время, когда этих людей можно застать дома. Я никогда не мог понять, почему в государстве даже такого размера никто не удосужится дать улицам названия или хотя бы номера.
- С этими людьми кто-нибудь уже разговаривал? - поинтересовался я.
- Нет.
- Кто-нибудь из них знает о краже?
- Нет, если им не сообщил об этом сам преступник.
- Понятно. Я должен придерживаться какой-нибудь определенной легенды, которая вас устраивает?
- Легенды?
- Я же должен буду как-то объяснить, почему задаю вопросы.
- О, - сказал он. - Остается надеяться на вашу изобретательность. Вера и совесть не позволяют мне советовать человеку лгать.
Я еле слышно хихикнул, а он покраснел и потупил взор.
- Хорошо, - сказал я. - Справлюсь. Что-нибудь еще?
- Не упоминайте о деньгах и о том, что связаны с нашей службой, - сказал он, вставая со стула. - Информацию передавайте незамедлительно, лично мне.
Он протянул руку, я пожал ее.
- Я свяжусь с вами.
- Доброго вам дня.
Я вышел и решил провести начало этого доброго дня в поисках места, где можно было бы посидеть, покурить и подумать, - было слишком рано, чтобы застать кого-либо из трех интересующих меня священнослужителей дома.
В списке значился владелец одного из римских кафе - Джакопо Рамаччини. Я решил доехать на такси до его "Золотой ладьи" в надежде выпить вина, поесть спагетти и получить информацию.
"Золотая ладья" оказалась маленьким подвалом без окон, к тому же плохо освещенным, - скорее всего, чтобы не видно было грязи. Двое мужчин за столиком в углу отвлеклись от игры в карты и бутылки вина, чтобы положить головы на стол и захрапеть. Еще одним живым существом в подвале был толстяк в переднике неопределенного цвета. Он читал газету, держа ее в шести дюймах от толстых очков, и вполголоса ругался.
Когда я вошел, он опустил газету на колени и резко повернулся в мою сторону, продемонстрировав два весьма примечательных шрама на лице: один пересекал лоб от брови до линии волос, другой по дуге проходил по левой щеке - вероятно, улыбка у него получалась весьма любопытной, если, конечно, он когда-нибудь улыбался.
- Да? - воскликнул он. - Что вы хотите?
- Бокал белого вина, - сказал я, передумав заказывать спагетти. - Вы - мистер Рамаччини?
- Да, - ответил он, направляясь к узкой барной стойке. - А что? Кто вы такой?
Я не стал смотреть, откуда он извлек бокал. Просто не хотел знать.
- Я - Овидий Уайли, - представился я, подходя к стойке.
Он поставил передо мной бокал и налил вина.
Он очень внимательно рассматривал меня, особенно, как мне показалось, мою одежду.
- Откуда вы приехали? - спросил он. - Разве мы знакомы? Я вас никогда не видел.
- Из Нью-Йорка. - Я перевел взгляд на изображения святых на стене над его левым плечом, потом снова посмотрел на него. - Приехал сюда по делу. Приятель упоминал ваше имя, поэтому я решил зайти и передать вам привет.
- А, из Нью-Йорка, - сказал он и улыбнулся, показав, что моя догадка оказалась верной.
Интересно, что при улыбке шрамы у него на лице шевелились, и создавалось впечатление, что пластилиновую голову кто-то одновременно и очень медленно сжимал и скручивал.
- Нью-йоркская одежда, я правильно догадался! - продолжил он. - По какому делу? Какой приятель?
- Я занимаюсь продажей произведений искусства. Приезжаю в Рим несколько раз в год на аукционы. А приятеля зовут Эмиль Бретан.
- Искусство - это хорошо. Искусство - это красиво и приятно. Но я не знаю никакого Эмиля Бретана.
Я сделал еще один глоток, на вкус он был лучше, чем первый.
- Понимаю, - сказал я. - Он живет в Бразилии. Никогда вас не видел. Но его брат Клод Бретан, священник из Ватикана, много раз упоминал вас в своих письмах и всегда называл другом.
- Правда? - спросил он.
- Правда.
Улыбка стала ехидной.
- Священник, ах этот проклятый священник! - воскликнул он. - Да, он постоянно обедал здесь. Может быть, он собирался стать святым или принести покаяние. Понимаешь, здесь нельзя есть. Лично я обедаю в кафе на другой стороне улицы.
Потом он стал долго и громко смеяться. Один из храпевших пошевелился, но затем продолжил свою песню, правда уже на другой ноте.
- Священник! - хихикнув, воскликнул он. - Каждый раз, когда он приходил сюда, все заканчивалось спором.
- По какому поводу? По поводу качества блюд?
- Нет, конечно нет. Он готов был есть помои и никогда не жаловался. Мы говорили в основном о религии и политике.
- Вот как? - сказал я.
- Да, ему нравилось спорить. Кстати, он был иезуитом.
- Я знаю.
- Значит, он рассказал обо мне брату? Здорово. Кому-то в Южной Америке известно мое имя, и в Нью-Йорке тоже. Похоже, "Ладья" приобретает международную известность. Может быть, обо мне напишут в "Плейбое"!
Он снова засмеялся, а я сделал глоток вина.
Он наконец успокоился, вздохнул и сказал:
- Ты уже встречался с этим священником?
- Нет, только что прилетел. Намеревался встретиться сегодня вечером.
Он вытянул руку, схватил меня за предплечье.
- Послушай, - сказал он. - Послушай. Может быть, когда встретишься с ним, предложишь поужинать у меня? Все будет вкусно. Если почувствуешь, что он злится на меня, скажи, что за ужин платит Джакопо. О'кей?
- Почему он должен на тебя злиться?
Он достал откуда-то бокал и налил себе вина. Выпил одним глотком и наполнил оба бокала.
- Потому что мы поругались, - сказал он, рыгнув. - Кажется, я его обидел. Скажи ему, что я не хотел. Уже несколько недель я его не вижу. Скажи, что он - мой лучший клиент.
- А из-за чего вы поругались?
- Религия и политика, как всегда. Понимаешь? Все итальянцы любят обсуждать дела Папы, даже священники. Он считал, что знает, как все изменить. И мы поругались. Как всегда.
Мы оба сделали по глотку.
- Расскажи о его идеях, - сказал я, взяв предложенную сигарету. - Не хочу при первой же встрече произвести на него плохое впечатление.
Я дал ему прикурить, прикурил сам.
- Ну, понимаешь… Он не возражал против разводов, абортов, против контроля за рождаемостью… Рассуждал о демографическом взрыве, о бедности, а я отвечал, что на все воля Божья. Но мы часто соглашались друг с другом. Поэтому он не должен злиться на меня за то, что мы иногда спорили, верно?
- Верно, - согласился я. - Если он придерживался столь передовых взглядов, то, как я понимаю, говорил и о непогрешимости Папы, об обете безбрачия… - Я замолчал, оставив фразу незаконченной.
- Да, - сказал он и кивнул. - Он всегда говорил, что Папа всего лишь епископ Римский. О другом говорил редко. Кажется, я как-то раз затронул эту тему, и он согласился со мной. - Он допил вино и снова наполнил бокал. - Да. Согласился. Но поругались мы совсем по другому поводу. Мне не хотелось говорить со священником о таких интимных вещах. Это здесь ни при чем.
- Понятно, - сказал я, допив вино. - Когда встречусь с ним, постараюсь не затрагивать эти темы.
Взглянув на часы, я поднял бокал.
- Мне пора. Спасибо за помощь.
- Передай ему мои слова.
- Обязательно передам.
Я нашел приличное место, в котором можно было поесть, расставил перед собой поданные блюда и попытался привести в порядок мысли.
На первый взгляд мне удалось кое-что выяснить с первой же попытки. Удача? Я мысленно пожал плечами и попытался еще раз обдумать очевидные факты. Судя по всему, отец Бретан был в некотором смысле радикалом и нуждался в человеке вне Ватикана, с которым мог бы поделиться своими взглядами. Слишком очевидная и мгновенно обнаруживаемая связь. Гениальный священник разочаровался, рассердился и решил нагреть Церковь на кругленькую сумму, прежде чем смыться. Такое случается и в других крупных организациях. Почему Церковь должна быть исключением? Плата за долгие унылые годы служения ложным идеалам и так далее и тому подобное. Все возможно. Джакопо, если только он не гениальный актер, не знает о бегстве священника. Я был склонен поверить ему, потому что у него не было очевидных мотивов лгать, кроме банальной корысти. Я решил глубже разработать эту версию, но пока выбросил ее из головы и сосредоточился на других вопросах.
В чем на самом деле заключалось мое задание? Я периодически должен был связываться с управлением через офицера контрразведки, служившего в посольстве. Монсеньер Зингалес сказал, чтобы я передавал полученную информацию лично ему. Тогда мне показалось, что это касалось только Ватикана, но теперь я вовсе не был уверен в этом. Он, конечно, знал, кто именно прислал меня сюда, и понимал, что я передам в управление всю информацию. Что именно Рим и ЦРУ пообещали друг другу?
Вспомнились слова Коллинза: "Я хочу внедрить вас в Ватикан". Какая чушь. К тому же больше он об этом никогда не упоминал, но настаивал на незамедлительных и подробных отчетах. Интересно, что случится, если я скажу об этом монсеньеру Зингалесу? Потом память благоразумно перенесла меня в Нью-Йорк, и я понял, что никогда не получу ответа на этот вопрос. Ладно. Пошли все они к черту. Для меня одного хозяина уже более чем достаточно.
Два следующих визита закончились ничем, но третий оказался весьма удачным. Дело было так: я решил навестить троих священников из списка и, вспомнив о привычке римлян ужинать несколько позже, чем привык я сам, вернулся в отель, чтобы принять душ и поспать.
Я не стал пытаться звонить и предупреждать о своем визите, мне не хотелось, чтобы мои собеседники заранее подготовили ответы.
Мне и повезло, и не повезло - в зависимости от того, как посмотреть. Повезло, что я застал двоих священников дома и отпала необходимость наносить им повторный визит. Не повезло, что я не получил никаких результатов. Первому священнику было далеко за семьдесят - сутулые плечи, темные глаза, редкие волосы, похожая на наждачную бумагу кожа, проблемы со слухом. Нет, он давно не видел отца Бретана. Они часто играли в шахматы, не реже раза в неделю. Отец Бретан очень прилично играл в шахматы (ха!), но несколько месяцев назад перестал заходить, ссылаясь на занятость. Священник понятия не имел о том, что Бретан исчез, сожалел об этом. Он будет молиться за него. Мне он посоветовал сделать то же самое.
Второй был помоложе. Грузный, краснощекий, с водянистыми глазами. А еще у него была дурацкая привычка запрокидывать голову, когда он говорил. Смотрел он на меня сквозь нижние половины бифокальных очков, предположительно ему следовало обратиться к офтальмологу за новым рецептом. Да, он слышал, что отец Бретан покинул Ватикан. Их связывала любовь к опере, они вместе посещали некоторые постановки и слушали записи. Нет, он не имел ни малейшего представления о том, куда его друг уехал и почему. Всегда был такой благонравный и радеющий о делах Церкви. Они давненько не виделись. Напряженная работа и все такое прочее. Он тоже будет молиться за него. К сожалению, ничем другим помочь не может.
Я пересек несколько улиц под грохочущим, сверкающим вспышками молний небом, перепрыгивая через потоки воды, которые с журчанием исчезали в люках. Отыскав дом, в котором жил последний в списке священник, я стряхнул воду с плаща и зонта в вестибюле.
- Отец Леон Манчини? - спросил я высокого мужчину с резкими чертами лица, открывшего дверь на мой стук.
- Да, я - отец Манчини, - сказал он, внимательно рассматривая меня.
- Меня зовут Овидий Уайли, - представился я. - Мне нужна информация об отце Клоде Бретане. Вас мне порекомендовали как его друга.
Он наклонил голову, поднял брови и прищурился. Я с трудом выдержал его пристальный взгляд, хотя мне очень хотелось отвернуться.
- Да, можно и так сказать, мистер Уайли, - наконец произнес он. - Могу я узнать, чем вызван ваш интерес?
- Его брат Эмиль давно не получал от него вестей. Узнав, что я направляюсь в Рим, он попросил меня расспросить о брате людей, которых тот упоминал в своих письмах. Вы - один из них. Буду весьма признателен, если вы уделите мне несколько минут.
Он открыл дверь полностью и отошел в сторону.
- Позвольте взять ваши вещи.
- Благодарю.
Я вошел в чисто прибранную однокомнатную квартиру. Он исчез куда-то вместе с моим мокрым плащом и зонтом.
- Присаживайтесь, - сказал он, вернувшись и махнув рукой в сторону комнаты. - Кофе не желаете?
- Нет, спасибо.
- Он уже готов, я как раз собирался выпить чашку.
- В таком случае - да, - сказал я, сев на стул. - Предпочитаю черный.
Он принес кофе, передал мне чашку и покачал головой.
- Боюсь, я не знаю, где он и почему уехал. Вы меня очень удивили сообщением о его отъезде.
Я сделал глоток.
- Вы не заметили, что последнее время он был чем-то расстроен или недоволен? - спросил я.
Помедлив с ответом, он сказал:
- Нет. Мне так не показалось.
- Может быть, чем-то фундаментальным? - предположил я. - Допустим, его перестала удовлетворять нынешняя политика Церкви… Или недовольство было вызвано работой, которую он выполнял?
- Лучше бы вы не спрашивали об этом, - сказал он. - Судя по всему, вы понимаете, какие последствия вызовет честный ответ. Он ведь даже не пытался скрывать свои взгляды на некоторые проблемы, о которых было бы лучше промолчать. Он не одобрял позицию Церкви по многим весьма существенным вопросам…
- Может быть, по большинству, а не по многим?
- Возможно. - Он вздохнул. - Я не понимаю, почему он не пожелал лишиться сана, хотя такая возможность существует. Мне кажется, он всегда считал себя истинным католиком. Не в его правилах собрать вещи и тайком сбежать.
Он пожал плечами и отхлебнул кофе. Я дождался, когда он поставит чашку на стол, а потом задал вопрос, который мог либо закончить разговор, либо помочь мне узнать нечто ценное:
- Как, по вашему мнению, он относился к обету безбрачия?
Он покраснел и выдержал довольно долгую паузу.
Я понял, что интуиция меня не обманула.
- Ну… - неуверенным тоном произнес он. - Вопрос достаточно спорный…
- Он придерживался другого мнения. Вернее, выступал против. У него была любовница, я прав?
- Нет! - воскликнул он. - Я имею в виду…
- Я спрашиваю не из праздного любопытства, - медленно произнес я. - Просто очень важно найти его, причем как можно скорее. Меня не интересует его личная жизнь, я затронул эту тему просто для того, чтобы вас разговорить. У меня есть основания полагать, что он встречался с некой женщиной, а вот зачем - я не знаю. Мне нужны ее имя и адрес. Не исключено, что она поможет мне найти его.
- Насколько это важно?
- Очень, очень важно. Это все, что я могу сказать. Если вы сообщите мне, кто она такая и как ее найти, поверьте, я буду крайне осмотрительно использовать эту информацию. Я просто хочу с ней поговорить.
Он помолчал, закурил.
- Не хочу, чтобы ему грозили неприятности любого рода, - сказал он через некоторое время. - Как я могу быть уверен, что вы не детектив или адвокат?
- Никак не можете, - сказал я. - Но это не так.
Он некоторое время молчал, потом произнес:
- Подождите минуту, - и вышел из комнаты.
Скоро он вернулся и протянул мне сложенную пополам узкую полоску бумаги.
- Возьмите, - сказал он. - Возможно, это то, что вам нужно, возможно - нет. Знаю только, что он однажды передал мне эту записку и сказал, что вечером его дома не будет, но если кто-нибудь захочет через меня связаться с ним, я должен позвонить по этому номеру и передать сообщение.
Я взял бумажку, взглянул на нее и убрал в карман.
- Спасибо, - поблагодарил я и встал. - Полагаю, мне пора уходить.
Он кивнул, вышел из комнаты и вернулся с моими вещами.
- Доброй ночи, - сказал я, надевая плащ.
- Доброй ночи, мистер Уайли.
Он сделал вид, что не заметил протянутой руки. Я спустился по ступеням в вестибюль и вышел на темную мокрую улицу.