Затем Бородин пригласил свидетелей в компьютерный класс и устроил просмотр видеофильмов, запечатлевших физиономии квартирных воров и грабителей: однако никто не увидел среди этой публики знакомых лиц.
Что ж, еще вся оперативная работа еще впереди. А пока сами собой напрашивались три версии:
1. Кражу могли совершить лица, проживающие в соседних домах.
2. Либо сюда пожаловали гастролеры из какого-то другого района, воспользовавшись услугами местного наводчика.
3. Одним из участников кражи мог быть Агарков.
В пользу последней версии свидетельствовал способ проникновения воров в квартиру: похоже, что они воспользовались ключами-дубликатами, которые мог изготовить Агарков по слепкам.
С Агаркова Бородин и решил начать.
3
Продавцы Художественного салона сказали ему, что резчик по дереву с фамилией Агарков им не известен, и посоветовали обратиться в Союз художников.
В Союзе художников, когда Бородин туда зашел, оказался человек, приятель которого увлекался резьбой по дереву и участвовал в недавней зональной выставке деревянной скульптуры.
Созвониться с резчиком оказалось делом одной минуты. И вот:
- Записывайте адрес!..
Спустя еще полчаса Бородин подходил к одиноко стоявшему среди заснеженных развалин двухэтажному бревенчатому бараку, который казался необитаемым. Почти все оконные стекла были выбиты. Однако приглядевшись, Бородин приметил в одном из окон второго этажа кое-какие признаки жизни: занавесочки, стакан, большой китайский термос и даже растение в горшке на подоконнике.
Через разверстый дверной проем Бородин вошел в густой сумрак подъезда. Пригляделся. Нетренированному человеку нелегко было бы подняться по хлипкой лестнице без перил, с выбитыми через одну и через две ступеньки. Но Бородин легко одолел это препятствие. Очутившись на площадке второго этажа, он постучал в единственную дверь. У остальных бывших квартир двери отсутствовали, и даже полы были разобраны, остались одни лаги.
Кто-то крикнул из глубины единственной обитаемой квартиры:
- Открыто!
Бородин дернул на себя дверь и очутился в тесной прихожей, одна стена которой была сплошь увешана одеждой, а другая заставлена натянутыми на рамы холстами. Из дверей комнаты высунулась голова: длинные нечесаные лохмы, жиденькая козлиная бородка и приветливо посверкивающие маленькие глазки - "разночинец".
- Проходи! - и никаких вопросов.
В прокуренной комнате, вся меблировка которой состояла из обшарпанного продавленного дивана, стола, двух табуреток, задвинутого в дальний угол мольберта и стеллажей с книгами, альбомами, иконами, глиняными и резными деревянными фигурами на полках, находились пять человек разного возраста, пола и обличья. Стены комнаты были плотно увешаны картинами, изображавшими что-то непонятное.
Бородин сразу положил глаз на смуглого синеглазого брюнета в изрядно потертом джинсовом костюме. Он примостился на корточках у ног полулежавшей на диване женщины лет двадцати пяти, одетой в мужскую рубашку и широкие штаны с цветными вставками. Мужчина держал в руке стакан с густым дымящимся чаем. У женщины в тонких, без маникюра пальцах дымилась сигарета.
- Ростислав Антонович? - обратился Бородин к брюнету, предварительно поздоровавшись во всеми присутствующими.
Мужчина легко поднялся, поставил на край стола стакан с чаем и спросил:
- Чем обязан?
- Просили вам привет передать, - сказал Бородин.
- Что ж, передавайте, коли просили, - разрешил Агарков и в свою очередь поинтересовался: - Сами-то кто будете?
- Старший оперуполномоченный уголовного розыска, - представился Бородин. - Мы можем поговорить наедине?
- Ого-о!.. - протянул кто-то.
А кто-то даже присвистнул. И только Агарков не изменился в лице, невозмутимо спокойном и слегка ироничном.
- Такого гостя у нас еще не было! - радостно воскликнул "разночинец" и, подойдя вплотную к Бородину, спросил с неподдельным радушием: - Хотите чаю?
- Спасибо, не надо, - Бородин выжидательно и требовательно смотрел на Агаркова.
- Уважьте хозяина! - не трогаясь с места, попросил тот Бородина. - Чай превосходный, цейлонский. Участковому очень нравится, он сюда частенько заглядывает.
- По какому поводу? - спросил Бородин, принимая стакан с чаем.
- Дом надо сносить, а я не выселяюсь! - словоохотливо пояснил "разночинец". Электричество уже отключили, воду, канализацию. А теперь участковый за меня взялся. Но я тут законно живу, у меня ордер. Хотите, покажу?
- Ладно, Витя, успокойся. Разговор этот бесполезный, - сказал Агарков и спросил у Бородина: - Кухня устроит?
В кухне не на что было присесть. Агарков вернулся в комнату и принес оттуда табуретки.
- От кого привет? - поинтересовался он.
- От Зверевой Раисы Алексеевны, - сказал Бородин.
- Вот как!.. - озадаченно произнес Агарков. Вытянув из пачки сигарету, он предложил закурить и Бородину, но тот помотал головой. - Чего это она к вам обратилась? На розыск, что ли, подала?
- Вы не могли бы сказать, где были днем семнадцатого ноября? - спросил Бородин.
Агарков нахмурился.
- Что-то случилось?
Бородин молча, со значением кивнул.
- Надеюсь, жива-здорова? - снова спросил Агарков.
- Жива-здорова, - сказал Бородин. - Но вы мне не ответили, а уже столько вопросов задали.
- Да… Где же это я был в тот день? - задумался Агарков и громко позвал: - Витя! - а когда тот нарисовался в проеме кухонной двери, спросил у него: - Вить, не помнишь, где я был и что делал семнадцатого ноября?
- Ну, сразу-то… - хозяин квартиры почесал затылок. - Это какой день был?
- Среда, - подсказал Бородин.
- Так-так… Постойте… - И вдруг встрепенулся: - Презентация ж была! Новую экспозицию открывали!
- А, ну да! - вспомнил и Агарков. - Презентация, - и пояснил Бородину: - Это мы так, между собой называем. Просто состоялось открытие выставки наших молодых художников. В фойе Дома работников культуры. Там у нас постоянно действующая, так сказать, картинная галерея…
- В котором часу открылась выставка? - спросил Бородин.
- В пять вечера.
- А где вы были в три часа дня?
- Да там же! - сказал Витя. - Надо ж было все подготовить, каждой картине найти подходящее место.
- Кто-нибудь еще мог бы подтвердить, что вы были там в это время? - спросил Бородин у Агаркова.
- Ну, там постоянно находится Лида. - Так сказать, хозяйка галереи. - Можете у нее спросить. Еще были художники… - Агарков назвал несколько фамилий.
- Хорошо, - кивнул Бородин и, записав фамилию Лиды и художников, а также телефон Дома работников культуры, сказал Агаркову: - Больше к вам нет вопросов.
- А что все-таки случилось? - спросил тот.
Бородин прищурился на него одним глазом:
- Лучше спросите у нее сами. Или больше не намерены встречаться?
- Вообще-то нет… - Агарков вдохнул. - Не по пути нам, - он кивнул в сторону комнаты: - Вы ж видите, как я живу. Все имущество в одном чемодане. Ну еще работы.
Витя по-свойски похлопал его по плечу и сказал Бородину:
- Жаль, здесь нет его работ. Но можно съездить посмотреть, - и он вопросительно глянул на Агаркова: - Как ты на это смотришь, Слава?
Тот покачал головой:
- Они же упакованы.
- Да и я спешу, - сказал Бородин. - Давайте уж в другой раз?
- Это будет нескоро, - сказал Витя. - Он ведь на днях в Париж улетает!
- В Париж? - не поверил Бородин.
- На международную выставку, - пояснил Витя. - У него в кармане заграничный паспорт! Слава, покажи!
- Да будет тебе! - смущенно отмахнулся Агарков.
- Это правда? - спросил Бородин у Агаркова.
- Да, пригласили, - нехотя ответил тот и достал из кармана куртки заграничный паспорт.
Бородин с интересом полистал его, посмотрел на фотографию. Возвращая паспорт, поинтересовался:
- Вы кто по специальности?
- Свободный художник, - улыбнулся Агарков. - А вообще-то по образованию юрист. И папа был юристом.
Бородин понятливо улыбнулся на шутку.
- Сейчас не работаете по специальности?
- Смотря что понимать под работой, - Агарков едва заметно передернул плечами. - Но это долгий разговор, а вы торопитесь.
- Да, к сожалению, надо бежать, - покивал Бородин и спросил, со значением поглядев Агаркову в глаза: - Нашей общей знакомой привет не передавать?
- Полагаюсь на вашу проницательность, - улыбнулся Агарков.
- Все понял! А вы, Витя, держитесь до упора, вам обязаны предоставить взамен жилплощадь, - и, пожав им на прощание руки, Бородин покинул гостеприимный дом.
Итак, одна версия отпала.
4
Улица Каляева по своей конфигурации напоминает клюшку хоккеиста, длинная часть которой тянется параллельно улице Бебеля, а загнутый конец врезается в нее почти перпендикулярно. На завороте, широко раскинув корпуса-крылья, стоит девятиэтажный дом под номером 27. А следующий, тоже девятиэтажный и тоже угловой, одним крылом значится по Каляева, 31, а другим по Бебеля, 128. У этих двух больших домов общий, замкнутый с трех сторон корпусами-крыльями двор, довольно просторный, вмещающий два подземных гаража и детский комбинат с игровой площадкой, обнесенной высокой металлической оградой.
Так вот, квартира Зверевой находится в доме по Каляева, 27. А похищенные вещи были занесены в один из подъездов на Бебеля, 128. Предположительно, в одну из квартир на третьем, четвертом или пятом этажах.
Бородин вошел в подъезд около семи часов вечера. В нескольких квартирах никого не оказалось дома (впрочем, не исключено, что кто-то, поглядев в глазок, не захотел или побоялся обнаружить свое присутствие).
И тем не менее уже в самом начале обхода, в квартире на третьем этаже он получил интересную информацию от пятнадцатилетней девчушки, которая именно семнадцатого ноября встретила на лестнице незнакомого мужчину с двумя большими сумками в руках.
Девчушка бежала вниз, а он поднимался навстречу. К сожалению, она не обратила внимания на его лицо. Зато посмотрела на сумки. Одна была синего цвета, другая коричневая. Обе сумки были чем-то туго набиты и застегнуты на "молнии".
- Лифт, что ли, не работал? - спросил Бородин.
- Нет, почему? Наверное, работал.
- Тогда почему ты спускалась по лестнице?
- Потому что быстрее! Пока этот лифт придет… - ответила девчушка, задрав кверху обсыпанный конопушками нос и с нескрываемым любопытством разглядывая сыщика золотисто-карими, по-взрослому серьезными и умными глазами.
Глаза у девчушки были взрослые, а ростом и комплекцией сошла бы за двенадцати-тринадцатилетнюю. Густые огненно-рыжие волосы были подстрижены коротко, под мальчика. Люба Пермякова. Матери нет, умерла. Живет со старшим братом, который работает шофером на междугородних перевозках. Сейчас он в рейсе.
- На какой этаж поднялся тот мужчина, не обратила внимания? - спросил Бородин.
Люба помотала головой, подумала и сказала:
- Когда я выходила из подъезда, он еще топал.
- А встретились на каком этаже?
- Между третьим и вторым.
- Быстро он шел или медленно?
- Торопился. Через две ступеньки шагал.
"Мог и до шестого этажа дойти, если не выше", - подумал Бородин.
- Ты точно помнишь, что это было семнадцатого ноября?
- Точно! - уверенно ответила Люба.
Это был ее день рождения, и брат дал ей десять тысяч на подарок. Вот она и побежала в "комок".
К половине десятого он добрался до девятого этажа. Никто из опрошенных, кроме Любы, мужчину с сумками не видел.
Но тут, на девятом этаже, одна интеллигентная старушка с выкрашенными в лиловый цвет волосами вспомнила, как в один из дней - недели три с тех пор, пожалуй, прошли - сидела она после завтрака на скамеечке возле подъезда, и в это время подъехала легковая машина. А немного погодя из подъезда вышли двое молодых мужчин с большими дорожными сумками. Погрузились в машину и уехали.
Внешность мужчин старушка смогла описать лишь приблизительно: "простые рабочие лица". Цвета сумок - синий и коричневый. Вернее, не совсем коричневый, а ближе к бежевому. Машина же была красного "пожарного" цвета. В марках старушка не разбирается. На номер тоже не посмотрела. Да если бы и посмотрела, то навряд ли бы запомнила.
- Память стала совсем никуда, - пожаловалась она. - Иной раз на почтовом конверте свой адрес надо написать, так не поверите: за дверь выглядываю, чтобы на номер квартиры посмотреть… Постойте-ка!.. - Она задумалась, приложив ко лбу растопыренные пальцы. Ее маленькие руки с наманикюренными ногтями походили на птичьи лапки.
Немного погодя старушка подняла на сыщика выцветшие глаза и, заговорщически понизив голос, сообщила:
- Там ведь еще мальчик стоял и смотрел на машину. Он в нашем подъезде живет. Хорошо бы вам его найти: у его отца точно такая же машина, только другого цвета.
- Не вспомните, в какой квартире живет этот мальчик? - спросил Бородин, чувствуя, как внутри все напряглось.
Старушка махнула на него обеими руками, словно отгоняла наваждение:
- Бог с вами! Я ж говорю: свою квартиру забываю, какой у нее номер! - Помолчав, добавила: - Красивый мальчик такой. И мать у него красивая, в каракулевой шубке ходит. Шубка черная, а берет белый, из меха нутрии, очень ей идет…
- На каком они этаже - тоже не вспомните?
Старушка ласково улыбнулась:
- Нет, миленький, не вспомню!
- Мальчику приблизительно сколько лет?
Старушка подумала. Затем просветленно посмотрела на Бородина:
- Как-то я у него спросила, в каком классе он учится. Сказал - в шестом. У него такие выразительные черные глаза! И волосы тоже черные, кудрявенькие. - И уж совсем тихо: - Еврейчик…
На седьмом этаже Бородин имел разговор с красивой женщиной-еврейкой. На все его вопросы она отвечала вежливым "нет": ничего не видела, ничего не слышала. И даже за порог своей квартиры не пустила.
Было уже около одиннадцати, когда он снова позвонил в ту квартиру. Не снимая с двери цепочки, женщина все также вежливо осведомилась, что еще могло понадобиться работнику милиции в такое позднее время. Ведь она же сказала, что ничего не видела, ничего не…
Бородин спросил про мальчика. Женщина, все так же из-за цепочки, ответила, что мальчик уже лег спать, потому что ему рано в школу. И в этот момент Бородин услышал:
- Мама, кто там?
- Я сыщик, мальчик! - представился ему через цепочку Бородин. - Мне надо у тебя спросить кое-что очень важное!
- А что? - заинтересованно спросил мальчик, подойдя к двери.
Бородин ответил таинственным шепотом:
- Об этом нельзя говорить громко…
Женщина откинула цепочку и впустила Бородина в прихожую. На ее недовольный взгляд он не обратил внимания.
- Тебя как звать? - спросил он мальчика.
- Илья, - ответил тот.
- А я Сергей Александрович, - представился ему Бородин. - Так вот, Илья, ты мне здорово поможешь, если припомнишь, как недели три назад к вашему подъезду подошла красная легковая машина, и в нее сели двое дяденек с большими сумками.
- "Шестерка", да? - спросил мальчик.
- Точно?
- Точно, если красная! - уверенно подтвердил мальчик. - Номер двадцать два семнадцать?
Бородин оторопело уставился на мальчика:
- Ты… и номер помнишь?
Мальчик скромно покивал.
- У Ильи феноменальная память на цифры, - тепло улыбнулась женщина.
- Может, и буквы помнишь? - с надеждой спросил Бородин, понимая, что хочет слишком многого.
И действительно, букв перед номером Илья не запомнил.
- Ты даже не представляешь, как мне помог! - сказал ему Бородин. - Теперь мне легче будет их искать!
- Кого искать? - спросил мальчик.
- Воров, которые садились в машину. А ты не помнишь, как они выглядели? Какие у них были лица? Как были одеты?
Нет, этого мальчик не мог сказать. Единственное, что он еще запомнил, на куртке у водителя была эмблема фирмы "Адидас".
- Куртка какая, кожаная? - спросил Бородин.
Мальчик пожал плечами.
- Цвета какого?
И этого он не помнил.
5
Ни на одном из водителей четырех красных "шестерок" с номером 22–17, зарегистрированных в городе, куртки с эмблемой фирмы "Адидас" не оказалось. И вообще никто из них не имел когда-либо такой куртки.
Либо была еще пятая красная "шестерка" из какой-нибудь соседней области, либо кто-то из тех четверых предусмотрительно снял и спрятал куртку.
Бородин проверил алиби всех четверых водителей и трое сразу отпали. А с четвертым оказалось достаточно побеседовать с "профессиональным" подходом, и через каких-нибудь полчаса ведущий инженер одного из бывших "почтовых ящиков" Леонид Федорович Цыпкин увяз по уши.
Сначала он божился, глядя на сыщика кристально чистыми голубыми глазами, что ни сном ни духом не ведает ни о каком доме по улице Бебеля и знать не знает никаких мужчин с дорожными сумками. Ему даже оскорбительно было слышать о том, что он кого-то подвозил за деньги.
Верно, в этот день он и в самом деле не был на работе, потому что его предприятие перешло на трехдневный режим. Но из дому он никуда не выходил, и это может подтвердить его жена.
Разговор происходил дома у Цыпкиных, и жена Леонида Федоровича с готовностью подтвердила его слова:
- Утром мы немножко поссорились… Ну, сами понимаете, какое сейчас нервное время, а Леонид Федорович, - она выразительно посмотрела на мужа, словно заранее извиняясь за свою излишнюю болтливость, - всегда все ужасно преувеличивает. Короче говоря, у нас случилась неприятность, и пока я переживала-плакала в спальне, он вот здесь, в этой комнате, нарезался, извините, совершенно по-свински и уснул прямо на полу. Вот здесь вот, - она кивком указала место между столом и сервантом, где ее пьяный муж улегся спать. - Разве не так было, Лёнечка?..
- До которого часа вы спали? - спросил Бородин у Цыпкина.
Тот вопросительно, как бы советуясь, взглянул на жену:
- Часов до четырех?
- Примерно до без четверти четыре, уточнила жена. В четыре ты включил телевизор и стал смотреть "Вести".
- А уснул во сколько?
- Ну… - и Цыпкин опять вопросительно посмотрел на жену.
- Где-то около десяти я ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Уж не знаю, сколько времени ты уговаривал эту поллитровку. Где-то около двенадцати я вышла, извиняюсь, в туалет - ты уже дрых… - подробно все расписала жена.
- Леонид Федорович, - спокойно заговорил Бородин, выслушав супругов. - Должен вас предупредить об ответственности за ложные показания. На тот случай, если вам придется выступать на суде в качестве свидетеля. К подсудимым закон в этом отношении гораздо снисходительнее: они вправе менять показания либо вообще ничего не говорить… Ладно, я пока не буду нажимать на эту педаль. Пока что вы для меня только свидетель и, следовательно…
- Да какой я вам свидетель! - завозмущался Цыпкин. - Я вам уже сказал…
- Слышал, что вы сказали, - кивнул Бородин. - Но другой человек видел, как в тот самый день вы ставили свою машину в гараж.
- Кто такой?