- Хозяйка была жива?
- Я не убивал!
Дверь лифта распахнулась, Боря Вакуров поджидал начальство на улице. Лева подошел к нему и, глядя на Толика Бабенко, быстро заговорил:
- Девушка и Сергачев ответят перед законом или нет - сейчас неизвестно. А Бабенко, на мой взгляд, имеет с собой валюту либо что-то еще противозаконное. По дороге в управление глаз с него не спускай, не дай выбросить. Приедешь - сразу в кабинет, и понятых, все, что у него в карманах, изымешь и оформишь.
Вакуров кивнул, подошел к Бабенко, подождал, пока тот сядет за руль, усадил Веру и пропустил Сергачева на заднее сиденье, сам сел рядом с Толиком. "Хорошо действует мальчик, очень вежливо и профессионально", - отметил про себя Лева, провожая взглядом отъезжающих.
Жара спала, воздух чуть остыл, но стал плотнее, дышалось так, будто прижимаешься лицом к выхлопной трубе автомобиля.
- Лев Иванович, у меня же машина, - сказал Качалин.
- Водитель приедет и будет ждать, - ответил Лева.
- Мы предупредим вахтера, она передаст, что мы уехали. - Качалин поздно сообразил, что Вера тоже уехала, договорил до конца и сконфузился.
Гуров кивнул, слабо улыбнулся, и их диалог закончился. Без дополнительной информации, без дополнительного толчка извне Лева увидел всю картину преступления, все действия в их нелепой, циничной, но логической последовательности. Ключи в кармане Качалиной и телефонный звонок заняли свои места, то есть встали там, где им и положено было находиться. Лева вздохнул, расправил плечи, выпрямился, словно опустил непосильную ношу. Казалось, она раздавит его, дороге нет конца, а вышло - пронес даже лишнее.
- Лев Иванович, это ваша? - спросил Качалин.
Черная "Волга" с торчащей из крыши антенной стояла рядом с Гуровым, а он, задрав голову, смотрел за горизонт.
Из машины вышел невысокий плотный мужчина в форме следователя прокуратуры, доброжелательно посмотрел на Качалина и Гурова, кивнул и, взяв Леву под руку, отвел в сторону.
- Здравствуйте, Петр Семенович, - сказал Лева, мысленно подбирая слова для четкого и короткого доклада.
- Здравствуй, Лев Иванович. - Следователь хотя и смотрел снизу вверх, но выражение у него было покровительственное. - Извини старика, что припозднился, день выдался неприятный. Рассказывай.
- Дрянная история. Ударили сгоряча, разбили височную кость, смерть наступила мгновенно. Нелепая дилетантская попытка инсценировать несчастный случай. Протоколы осмотра экспертами оформлены, орудие убийства обнаружено, изъятие оформлено, все отправлено к нам. Свидетели там же, вы можете ознакомиться с документами и всех допросить.
- Понял. - Следователь взглянул на прогуливающегося неподалеку Качалина.
- Муж, - сказал Лева.
Следователь оглядел Леву, лукаво подмигнул:
- Лев Иванович, все так просто, тебе было легко, - но тон его и выражение лица говорили о том, что он прекрасно понимает, как инспектор устал.
Лева улыбнулся благодарно, кивнул.
- Вы поезжайте, я дождусь нашу машину и буду тотчас. - Он встретился со следователем взглядом, увидел в его глазах то ли просьбу, то ли требование, не выдержал и сказал о главном: - Надеюсь, что познакомлю вас с убийцей.
- Спасибо. - Следователь кивнул, вернулся к машине и уехал.
Буквально через несколько минут подошла "Волга" МУРа.
- Моя, персональная. - Лева пропустил Качалина вперед, сел рядом. - Пожалуйста, домой.
Новый, незнакомый Гурову водитель, тоже сомлевший от жары, посидел некоторое время, не двигаясь, ожидая, когда этот парень назовет точный адрес. Гуров молчал, водитель тронул машину, долго бурчал совершенно нечленораздельное, что в переводе на общечеловеческий язык означало: "Ты, парень, уже совсем зарвался. Вызываешь оперативную машину, чтобы тебя с дружком к бабе возил. У меня один дом, туда и доставлю, там хоть генерал, хоть сам диспетчер… пусть меня убьют".
- Как же это произошло, Игорь Петрович? - спросил Лева.
- Вы о чем? - Качалин задумался и от вопроса вздрогнул.
- Я неправильно сформулировал вопрос. - Лева опустил стекло, но ветер не освежал, а влажно прилипал к лицу. - Как вы ударили жену бронзовой статуэткой, я знаю.
- Вы что? Что вы говорите?
- Помню, в детстве я разбил бинокль отца. - Лева замолчал. - Извините, глупости говорю. Мне кажется, вы не можете поверить в происшедшее, все хотите проснуться и не можете, верите, упрямо верите, что проснетесь. Я говорю жестокие слова, но я не в силах изменить реальность.
- Я не убивал Елену. - Голос Качалина прозвучал тускло и бесцветно, таким слышится голос робота, когда читаешь научную фантастику.
- Понимаю, вы ударили. - Лева вздохнул и замолчал, он тоже устал, говорить, в общем-то, бессмысленно. Качалину к жизни не возвратить.
Светофор подмигнул зеленым, водитель остановил машину, что было абсолютно не в его привычках. Он работал на оперативной машине чуть больше недели, использовал право преимущественного проезда где только мог, а уж на мигающий зеленый останавливаются только частники с травмированной психикой и двумя дырками в талоне предупреждений. Водитель стремился растянуть дорогу до управления максимально. Этот парень, так водитель называл про себя Гурова, рассуждал об убийстве, как нормальные люди говорят о том, что неплохо бы выпить пивка. "Жди, так он тебе и расколется, если и порешил свою бабу", - злорадно подумал водитель.
- А почему вы?.. Почему вам такое?.. - Договорить Качалину не удавалось. - Как вы смеете?
- Мы нашли статуэтку в мусоросбросе. - Лева не хотел ничего доказывать, он свою работу закончил, следователь сделает свое дело.
Гуров обманывал себя, не отдавая отчета, наверное, от усталости. Конечно, ему хотелось поставить точку, кивнуть следователю: мол, преступник сейчас пишет признание, придется подождать, извините, он скоро закончит.
- Божок стоит на этажерке, каждый может схватить, - быстро заговорил Качалин. - Почему я? Сергачев в двенадцать находился в квартире, вы же знаете.
- Разве я говорил, что мы нашли именно китайского божка? "Я вроде гробовщика, забиваю последние гвозди, - подумал Гуров. - Но ведь он убил человека, довела его жена до последнего удара или нет, решать суду. Мое дело восстановить последовательность событий, вытащить на божий свет госпожу истину".
- Вы сказали "статуэтка". - Качалин защищался по инерции…
- Там же стоят бюстик Пушкина, фигурка теннисистки.
- А нет именно божка, - перебил Качалин.
- А вы в гостиную не заходили и не можете знать, что на этажерке отсутствует. - "У тебя такая профессия, Гуров, тут уж ничего не поделаешь", - оправдывался Гуров. - Поверьте, Игорь Петрович, у вас нет возможности защищаться, выкручиваться. Вы сказали, что Сергачев в двенадцать находился в квартире. Во-первых, это неправда, во-вторых, я вам о телефонном звонке не говорил, вы напрасно его организовали. Как говорят юристы: попытка с негодными средствами. Понадобится, мы звонившего найдем, он не захочет стать соучастником и расскажет, как вы его уговорили. Игорь Петрович, вы же знаете этого человека, он расскажет? - Лева заставил себя заглянуть в плоское лицо Качалина. - Вот видите, обязательно расскажет.
- Он не расскажет…
- Вы начинаете говорить глупости. Вы, после того как ударили, - Лева перестал употреблять слово "убийство", - говорите и делаете глупости, топите себя. Совершенно идиотская инсценировка, отрицали приезд, затем этот звонок…
- Толик Бабенко приезжал до меня и видел труп! - Качалину показалось, что он нащупал твердое дно и сейчас выйдет на берег. - Вы ничего не сможете доказать! Бабенко видел труп! Елену убили до моего приезда! Правда, она всегда…
- Безусловно, - перебил Лева. - Я согласен: истину спрятать трудно, в вашей ситуации невозможно. - Он разозлился: "Себя мучает и меня". - Бабенко виделся с Еленой Сергеевной, разговаривал с живым человеком, трупа не видел, даже не знает, как он лежал, о чем и написал в своем объяснении. Бабенко испугался, решив: раз вы обнаружили труп, то подозрение сразу падет на него, дурака Толика Бабенко, и начал врать. Привести его в сознание - дело несложной техники. Я вам, Игорь Петрович, попытаюсь помочь, вы решайте, как себя вести дальше. Не перебивайте меня, постарайтесь понять. Наши разговоры с вами юридической силы не имеют, вы лгали, изворачивались, все это лежит в области нравственности, дело вашей совести. Факты же таковы: вы ударили предметом, который попался под руку, следовательно, в ваших действиях не было заранее обдуманного намерения. На допросе начнете врать, изворачиваться - уличат вас непременно, все докажут, плюс вы оставили труп, бежали. Все вкупе произведет на суд самое мрачное впечатление.
- А так я предстану перед судом весь в белом. - Kачалин натужно рассмеялся.
Водитель от неожиданности рванул руль, машина чуть не вылетела на тротуар.
Лева похлопал водителя по плечу и сказал:
- Три года назад я расследовал убийство. Погиб хороший человек. Мне рассказывали: преступник, оправдываясь, порой говорил: "Что выросло, то выросло".
Неожиданно Качалин схватил Леву за руку и зашептал:
- Растет дерево, трава растет. Я человек! Я счастья хочу! А она плевать на меня хотела! Я - в тюрьму, а она другого приведет. Сносила туфли - новые купит! Я приехал и совета попросил, говорю: мол, плохо мне… А она улыбнулась жалостливо и говорит: "Всегда хорошо не бывает. Ты мужчина, решай свои проблемы сам". - Качалин всхлипнул, отодвинулся на край сиденья и совсем тихо закончил: - Так я и прожил свою жизнь.
"Волга" остановилась у подъезда, водитель повернул ключ зажигания и сказал:
- Вы дома, прошу!
- Спасибо.
Лева вышел из машины, подождал Качалина, указал на подъезд, кивнул водителю и вошел следом за Качалиным.
Николай Псурцев
СУПЕРМЕН
Часть первая. 20-26 июля
Сегодня тихо и безветренно, покойно и солнечно с самого утра. Днем в каленом сизо-белом небе висели два-три облачка, дырявые, косматые, да и те обречены были, растаяли к вечеру. А еще ночью шел дождь, злой и студеный. И вчера он шел, и позавчера. Тяжелый, он побил цветы, кустарник, издырявил, а затем и зацементировал пляжи, жестоко разогнал пригревшихся отдыхающих, выхолодил прибрежную кромку моря, изувечил дороги глубокими обширными лужами.
И конечно, берег в этот день был пустынный и скучный, и не отливал песок золотом слепяще и весело, и не томилось в нем больше тепло, такое желанное и уютное, был он серый и мокрый и утрамбованный почти до твердости заезженного проселка. Все ждали, когда он размякнет, высушится. Когда это будет? К ночи? Завтра?
…Вдоль пляжа неслась машина, ревела сердито, мощь свою выказывая. Ружин гнал "Жигули" почти на предельной скорости. Неожиданно затормозил, вывернул вбок, так, чтобы закрутилась машина волчком, веером высекая из-под колес мокрый песок, завертел восьмерки на полном ходу; подбадривая себя хриплыми вскриками, вдруг врезался в воду, въехал как на амфибии по самые дверцы, развернулся по дну, бешено вспенивая бегущие к берегу волны, и погнал вдоль пляжа, с шипеньем рассекая воду.
Лера охала, вскрикивала, то и дело зажмуривалась в испуге, вдруг хваталась за руль, а при резком повороте опрокидывалась на Ружина, непроизвольно обнимая его.
- Умница. Не надо скрывать своих потаенных желаний,- объявлял Ружин и добавлял, веселясь: - Еще разок, пожалуйста,- и снова на предельной скорости клал машину в вираж.
Они не видели, как бесшумно, выключив мотор на спуске, катил по шоссе вдоль пляжа сине-желтый милицейский мотоцикл с коляской и со старшим сержантом в седле. Одной рукой старший сержант держался за руль, другой расстегивал шлем, стирал со лба пот. Жарко, а старший сержант в теплом кителе, и галстук тугой петлей сжимает его горло. Приказали позавчера по случаю дождей и холодов в кителе на смену заступать, а сегодня не отменили, вот и парится старший сержант, не смея пуговку расстегнуть - дисциплинированный, сознательный, примерный. Остановил он мотоцикл там, где кусты погуще, чтоб со стороны пляжа трудно заприметить его было, снял шлем, подправил влажные короткие волосы и принялся бесстрастно наблюдать за ружинскими кренделями.
- Я больше не могу,- сказала Лера, мертво вцепившись в сиденье. Ружин сделал очередной вираж, крутой, с рисковым креном.- Я умру, прямо здесь. И тебя посадят. Убийца.
- Меня оправдают,- возразил Ружин.- Я докажу, что ты нимфоманка и садомазохистка. У нас этого не любят.
- Дурак,- сказала Лера.
- Хо-хо-хо,- отозвался Ружин.- Не любишь правду…
- Я тебя ненавижу,- почти не разжимая губ, проговорила Лера.
- Раз так,- Ружин пожал плечами,- я могу выйти.- Он вдруг бросил руль, открыл свою дверцу.
Лера вцепилась в него, закричала испуганно:
- Не надо, Сереженька!
Ружин захлопнул дверцу, положил руки на руль, заметил удовлетворенно:
- Значит, все-таки я тебе нужен?
- Конечно же нет,- Лера отвернулась к окну, хмурясь.
- Нет? - переспросил Ружин.
- Нет,- подтвердила Лера.
- Тогда смерть,- сказал Ружин.- Для обоих. Я давно думал об этом. Она соединит нас навечно.- Он разогнался с ревом, мощно. -До скорого свидания!
Машина неслась на темную, мокрую скалу, с острой верхушкой. Лицо у Ружина недвижное, маска, глаза без выражения, прозрачные, солнце бьет в лобовое стекло, и стекло оттого белое, будто молоком залитое. Лера закричала истошно, обреченно. Высокий, звенящий голос сорвался на хрип. Ружин вдавил педаль тормоза. Машина, качнувшись, застыла перед самой скалой. Лера обхватила руками голову, сморщилась некрасиво, заплакала, тихо, безнадежно.
- Ну зачем? - сказал Ружин скучно.- Зачем, а?
…Старший сержант сплюнул, проследил за полетом плевка, внимательно рассмотрел место падения, аккуратно засыпал плевок и, обтерев со лба пот рукавом кителя, надел лежавшую в коляске фуражку.
Лера достала сумку с заднего сиденья, вынула косметичку, смотрясь в зеркальце, платком вытерла щеки, промокнула глаза, выпятив нижнюю губу, подула на них.
- Ты за что-то мстишь мне? - спросила она.- За что? Ружин оживился.
- Мщу,- кивнул он.- За тех добрых и порядочных парней, которых ты совратила и обесчестила.- Он повысил голос, заговорил торжественно-обличающе: - За тех, кто поверил тебе и которых ты обманула! Я мщу за поруганную честь, за отцов-одиночек…
- Я не шучу,- перебила его Лера.
- А я шучу,- ухмыльнулся Ружин.- Шучу, понимаешь? Я веселый. Ты не замечала?
- Поехали,- сухо сказала Лера.
- Поехали,- согласился Ружин.
Машина тронулась и покатила к шоссе, почти к тому самому месту, где хоронился старший сержант в кителе и с мотоциклом. Скрипуче пробуксовывая на отлогом подъеме, автомобиль наконец выбрался на шоссе. Сержант надвинул фуражку на лоб, перегнулся, достал из коляски жезл, ударил им, будто дубинкой, несколько раз по ладони левой руки и неторопливо пошагал навстречу. Когда машина была метрах в двадцати, он махнул жезлом.
- Ну вот еще,- сказал Ружин и прибавил газу. Сержант невольно отпрыгнул в сторону. Опомнившись, засвистел что есть силы, мелко подергивая головой от напряжения.
- Во соловей,- усмехнулся Ружин, взглянув в зеркальце заднего обзора.- Ща фуражка слетит.
- Кто придумал эти дурацкие свистки? - сказала Лера.- Звук у них неправильный, истеричный, безвкусный. От него хочется бежать, а не останавливаться. Глупые люди. Вот если бы ГАИ флейты дали.
- Или в крайнем случае горны,- заметил Ружин.
- Нет, флейты лучше,- мотнула головой Лера.- Они нежнее, мелодичней…
- А горны громче,- не отступал Ружин.- Их лучше слышно.
- Дело не в громкости,- разозлилась Лера.- А дело в отношении к людям… Флейта говорит: "Остановитесь, пожалуйста, дорогой товарищ, к моему глубокому сожалению, я должен проверить у вас документы…" А горн, что и свисток: "Стоять! Документы давать! Всех расстрелять!"
- Нет,- не согласился Ружин,- у горна все-таки звуковой оттенок более уважительный и солидный, чем у свистка…- Он взглянул в зеркальце и подивился: - Резво шпарит. Ну-ну,- сказал он и надавил на акселератор.
Шоссе ушло в сторону от моря, потянулось в гору, вдалеке замелькал серпантин. Ружин уверенно и красиво вписывался в повороты. Сержант стал отставать. На втором витке он съехал с шоссе и двинул напрямик, по грязи, камням, мокрой траве. Мотоцикл ревел, буксовал, выбрасывая из-под колес комья мокрой земли и наконец завалился набок, придавив сержанту ногу. Сержант заорал, и лицо у него сделалось свекольным.
Но вот, вдоволь наизвивавшись и набранившись, неразборчиво и невнятно, но чрезвычайно грубо и зло, сержант выбрался все-таки из-под мотоцикла и, держась за фуражку, спотыкаясь, помчался наверх, к шоссе. Успел-таки. Замызганный, свирепый выбежал на середину дорогу, расставил ноги, расставил руки, залился визгливым свистом, задрожал от победной радости.
Лера, скривившись, закрыла уши руками, а Ружин ухмыляясь, метрах в двадцати от сержанта резко надавил на тормоз. Заскрипели колодки, зашипели колеса, машину повело слегка юзом, и остановилась она возле самого сержанта. Бампер уперся прямо ему в ноги. Ружин открыл дверь, но выходить не стал.
- Угости сигареткой,- попросил он.
- Что? - оторопел сержант.
- Целый день за рулем,- Ружин помассировал шею.- А ни одной сигаретки так и не выкурил. Хочется, понимаешь ли, до смерти…- Ружин удивленно уставился на сержантовы галифе: - А чего грязный-то такой? - спросил сочувственно.
- Документы! - вскипая, выцедил сержант.
- Документы? Ну давай, показывай,- добродушно улыбнулся Ружин и протянул руку.
- Твои документы! - сержант слабо шевельнул закаменевшими от злобы губами и вдруг заорал: - Быстро! Давай быстро!
Ружин вылез из машины, успокаивающе выставил ладони, зачастил бархатно: - Тихо, тихо, тихо…- Извлек из кармана куртки документы, протянул сержанту. Тот нетерпеливо вырвал их и стал жадно рассматривать, одновременно мстительно восклицая:
- Въезд в заповедную зону! Неповиновение работнику милиции! Превышение скорости!.. Дорого заплатишь!
- Сержант, сержант,- миролюбиво проговорил Ружин,- послушай, здесь такое дело…- Он наклонился к уху милиционера и что-то энергично зашептал. Шептал долго. Лицо сержанта понемногу прояснилось, губы размягчились, запунцовели, он то и дело поглядывал сквозь стекло на Леру, наконец, кивнул головой, и тогда Ружин вынул из кармана сиреневую купюру и протянул ее сержанту, тот опять кивнул и положил деньги в карман. Получив документы, Ружин кинул их через открытое окно на сиденье, затем опять полез в куртку и вынул оттуда красную книжицу. Раскрыл ее, показал сержанту, представился:
- Капитан милиции Ружин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска. Теперь твоя очередь,- Ружин протянул руку.- Документы.
Удивительные порой процессы происходят в человеческом организме, все вроде уже дотошные врачи объяснили, ан нет, все равно изумляешься, когда видишь, как лицо человека в мгновенье меняет цвет, как в мультфильме. Был сержант бурачковый, а стал сержант крахмальный, даже глаза обесцветились.