Но вот несколько девиц как бы невзначай отвернулись, увидев Ружина, какой-то малый, весь "вареный", жеманный, оторвался от небольшой пестрой группки, спешно засеменил к лестнице. Ружин усмехнулся: не надо меня бояться, у меня сегодня своих забот хватает. На лифте доехал до третьего этажа, прошел в конец коридора, очутился в квадратной комнате с креслами, диванами, низким столиком. Навстречу поднялась женщина с ухоженным лицом, улыбнулась:
- Проходите,- открыла тяжелую дубовую дверь. И здесь диваны, кресла, ковер, ворсистый, мягкий, просторно, у огромного окна изящный тонконогий стол, не наш, не советский, чересчур игривый, не деловой. За столом мужчина лет сорока, лицо узкое, загорелое, короткая стрижка, с боков седина, светлый костюм, черный галстук - Кадаев, директор гостиницы. Он встал, застегнул пиджак, улыбнулся приветливо, протянул руку:
- Здравствуйте, Сережа, рад, что не отказали, пришли. Я соскучился. Суетишься, суетишься, а поболтать по душам и не с кем. Вы как спасение.
- Спасибо,- сказал Ружин.
- Садитесь. Кофе? Коньяк? Водка? Ружин покрутил головой.
- Вы чем-то расстроены?
Ружин пожал плечами, сказал неопределенно:
- Работа.
Кадаев подошел к стене, открыл бар, вынул початую бутылку чего-то дорогого, налил в крохотную рюмку и повернулся к Ружину:
- Я вот по утрам просыпаюсь, и страх охватывает, знаете, прямо пальцы стынут, умирать скоро, а собой и не жил, понимаете? Собой, нутром своим, душой своей, чтобы почувствовать, что живешь именно в данную минуту, в это мгновение, и что жизнь - самое замечательное, что может быть. Понимаете меня?
Ружин усмехнулся, закурил, не спросясь, затянулся, продекламировал:
- Я хочу быть кумиром вселенной, я хочу ничего не хотеть… Подавите желания и ощутите жизнь. Способ один, других нет. Кадаев сделал глоток:
- Чересчур за многое и за многих я в ответе - жена, дети, родственники, друзья, постояльцы в конце концов. Допустим, я начну жить по большому счету, а что будет с ними? Кстати, о друзьях…
Ружин опять усмехнулся:
- Легкая интеллектуальная разминка, а теперь о деле, верно? Так учил Дейл Карнеги. Я правильно произношу? Кадаев засмеялся:
- Я вас люблю, Сережа. Вы все понимаете.- Он присел на краешек стола, запросто, по-свойски, улыбку убрал, заговорил доверительно: - Да, о деле. Вот какая штука. Вы на днях задержали одного мальчишку, дурак-несмышленыш.
- Колесов?
- Да. Он сирота. Тяжелое детство. Я принимаю в нем какое-то участие. Он родственник одного моего близкого друга.
- Кого?
- Ах, Сережа, разве это имеет значение…- грустно улыбнулся Кадаев.
- Втемную не играю,- Ружин затушил сигарету, встал.
- Сыщик есть сыщик,- скорбно вздохнул Кадаев.- Брат жены Лавинского.
- Директор "Югвино"?
- Замечательный человек. Жена - красавица, молодая. Вы меня понимаете? - Кадаев положил Ружину руку на плечо, добавил, понизив голос: - Квартира, на которой вы задержали мальчишку, ее. Как не хотелось бы, Сережа, чтобы квартира фигурировала в документах.
Ружин покрутил головой медленно, шея напряглась.
- Вы же однажды помогли нам… мне,- вежливо настаивал Кадаев.- Заткнули глотку этой дуре, которая болтала, что я получал доход с проституток, что именно я-то и продаю их фирмачам. Забыли?
- Ну, во-первых, вы мне симпатичны,- вновь садиться Ружин не стал, стоял, глядя в окно, неожиданно безразличный.- Во-вторых, я не моралист и не считаю проституцию большим злом. Но здесь наркотики, а это я считаю злом. Кадаев усмехнулся:
- Дело, наверное, не только в симпатиях и убеждениях.- Он сделал еще глоток.- Были причины и другого характера, верно?
- Нет,- весело возразил Ружин.- Неверно. Я принял от вас японскую видеоустановку, тоже исходя из своих убеждений. Сыскная работа незаслуженно мало оплачивается в отличие от других видов человеческой деятельности.- Он поклонился в сторону Кадаева.- Надо соблюдать пропорцию.
Кадаев печально покачал головой, встал, поставил рюмку в бар, сказал сухо:
- Мы можем обойтись и без вас. Это просто. Но я знаю, что вы полезете в драку и на каком-то этапе успешно, вас ценят, у вас имя. Значит, война. А это создаст неудобство, я не люблю неудобства, я люблю комфорт.- Он, сузив глаза, оценивающе посмотрел на Ружина.- У меня есть прелестный домик в двадцати километрах отсюда, маленький, правда, но каменный, вокруг ни души. Предоставляю кредит.
Ружин не ответил, опять взглянул в окно, оно выходило на хоздвор гостиницы, увидел подъехавшую машину, человека, вылезающего из нее, засмеялся неожиданно, повернулся к Кадаеву, сказал:
- Я хочу ничего не хотеть…
Развел руками и торопливо вышел. Направился не к лифтам, а к черной лестнице, спешил. Внизу в дверях столкнулся с Рудаковым. Тот от изумления застыл.
- А ведь я поверил поначалу, что у вас есть сын,- сказал Ружин,- что он был наркоманом, что слезы вы лили, что маялись. Потом проверил. Нет, все же только дочь, одна дочь, благовоспитанная, музыкант, в вашей чистой биографии. А жаль, что не было сына, жаль, что слезы не лили, не маялись…
Не ожидая ответа, вышел. В машине лег грудью на руль, проговорил тоскливо:
- Зачем? Зачем, а?
…Ружин и Колесов вышли во двор управления, встали у машины Ружина. Колесов щурился - два прожектора ярко освещали двор, у гаражей два милиционера возились с мотоциклом, беззлобно ругались, подвывала овчарка в вольере, протяжно, тоскливо. Колесов поежился, сделал несколько энергичных движений, разминаясь. В дверях показались Лахов и Горохов. Горохов остановился, посмотрел на горящее окно на третьем этаже, сказал, ни к кому не обращаясь:
- Сто третий, сто третий, как слышишь меня? Прием. На груди у него, под курткой, глухо зашуршала рация, пробился низкий голос:
- Слышу нормально. Порядок.
Из окна высунулся мужчина в белой рубашке, крикнул:
- Будь спокоен, не подведет!
- Я тебе уже не верю,- пробормотал Горохов.- Самоделкин… Подойдя к машине, добавил, обращаясь к Ружину, обиженно, жалуясь:
- На прошлой неделе это старье принимало "Маяк" вместо базы.
- Разберемся,- пообещал Ружин, посмотрел на часы.- Все. Время.
Прежде чем сесть в машину, Колесов сказал:
- Еще одно условие…
- Условие? - удивился Ружин.
- Ну… просьба,- Колесов дернул щекой.- Мне надо выпить. Ломает…
Ружин вздохнул, произнес искренне:
- Несчастный мальчик. Посмотрим.- Он подтолкнул Колесова к дверце.
В машине Колесов уточнил еще раз:
- Сначала в "Кипарис". Он там бывает чаще всего.
- Ох, шеф, глухой номер,- посетовал Горохов.- Он давно уже где-нибудь… тю-тю, в Барнауле водку пьет.
- Нет,- возразил Колесов.- Он здесь. Он ничего не боится. Он говорил, что его никто никогда не тронет, именно здесь не тронет.
Ружин промолчал. Он смотрел на дорогу. Лицо его было злым, несколько раз вздернулась верхняя губа - нервно.
- И к тому же парень не знает ни его фамилии, только имя, да и то туфтовое наверняка - Альберт, ни телефона, ни адреса,- поддержал Колесова Лахов. Тот сам его находил. Верно? - Он повернул голову к Колесову. Тот кивнул, облизнул сухие губы, потер глаза, слезились.
В "Кипарисе" обычный галдеж, сутолока, пестрота. Зал полутемный в красно-фиолетовых тонах, музыка негромкая, официанты быстрые, много иностранцев. Посидели за угловым столиком минут двадцать, пили кофе, пепси-колу. Колесов умоляюще смотрел на Ружина:
- Ну дайте хоть соточку…
- Потом,- коротко ответил Ружин, посмотрел на часы.- К полуночи опять сюда заедем.
Другой ресторан - "Морской", цвета соответствующие, зал бирюзово-голубой, пастельный, глаза отдыхают. На сцене варьете девушки в тельняшках и черных клешеных юбочках, ноги длинные, стройные. Лахов залюбовался, не заметил, как остальные поднялись в кабинет директора, спохватился, помчался по ступеням. В кабинете окно в зал. Виден весь. Директор суетился, предлагал кофе, коньяк, заглядывал в глаза. Колесов сглатывал слюну.
- Потом,- опять сказал Ружин, и они двинулись дальше.
На окраине города, на взгорке среди деревьев грузинский ресторан под открытым небом "Мцхета". Один зал под навесом, деревянные дощатые столы, грубо сколоченные стулья, стилизация: несколько круглых столиков с пеньками вместо стульев прямо среди деревьев. Столики скрыты друг от друга густыми кустами, это затрудняет задачу. Машину поставили на стоянке, с трудом нашли место. Возбужденные голоса, грустная грузинская мелодия, музыканты играют прямо на улице, между крытой площадкой и открытыми столиками в полумраке тенями снуют официанты, посетители, вокруг ламп слоится тонкий дымок от мангалов, сигарет… Ружин и Колесов прошли вдоль площадки, потом обратно. Колесов крутил головой по сторонам. Ружин махнул рукой стоявшим поодаль Лахову и Горохову, показывая, что они с Колесовым идут к открытым столикам… За одним громкая компания перебивает друг друга тостами, за другим две пары озираются с любопытством, за третьим две яркие раскрашенные девицы, три крепких парня. Парни вскинули глаза, посмотрели трезво, хотя сидят, видно, давно, пьют, напитков на столе в избытке. Колесов поспешно зашагал назад. Ружин догнал его, дернул за руку:
- В чем дело?
Колесов помял кадык, сглотнул:
- Там… один из его горилл, самбист, Петя, Петруччо. Он узнал меня, мне кажется…
- Какой? - Ружин спрашивал быстро, отрывисто.
- Белобрысый, в полосатом свитере.
- Та-а-ак,- протянул Ружин, спросил с надеждой: - А может, не узнал?
Колесов пожал плечами:
- Обычно он передавал мне порошок. Как не узнать…
- Пошли,- Ружин потянул его за собой. Подойдя к оперативникам, сообщил:
- Там один из его людей, белобрысый в полосатом свитере. Будем пасти.
Ружин подтолкнул Колесова к Лахову:
- Отведи его в машину и побудь с ним.
- Но…- возмутился Лахов.
- Давай, давай,- махнул рукой Ружин. Он был возбужден: начиналось дело.
Расстроенный Лахов, взял Колесова под локоть, повел вниз, к стоянке. Ружин и Горохов не спеша, прогулочно, с флегматичными физиономиями двинулись к открытым столикам. Музыка кончилась, оборвалась разом, только еще какие-то мгновения ныла флейта, едва слышно, тоскливо, через мгновенье ее заглушил ресторанный шум, неровный и веселый.
- Мы очень строгие,- сказал Горохов.- От нас дамы шарахаются. Они таких не любят, давай улыбаться.
Он обаятельно, белозубо заулыбался. Высокая девушка в белом узком платье, идя навстречу, засмеялась ответно, прошла мимо, оглянулась несколько раз. Ружин расправил плечи, пошарил ишуще глазами по сторонам. Зацепил взглядом группу из трех смеющихся мужчин. Те покосились, смех оборвался, вытянули лица мрачно. Через несколько шагов оперативники попали в круг света, растянули губы еще шире. Несколько танцующих неподалеку пар остановились, настороженно уставились на них. Продолжая улыбаться, Ружин процедил Горохову:
- Ты идиот.
Шагнул в темноту, сплюнул, вытащил сигарету.
- Шеф, я хотел как лучше,- Горохов невинно растопырил глаза.- Чтоб мы не отличались от них…
Опять послышался звук флейты. Ружин осмотрелся, музыкантов не было.
- Ты слышал? - спросил он.
- Что? - не понял Горохов.
- Будто музыка… Показалось…- Ружин затянулся, потер висок.
- Показалось,- повторил Горохов.
За кустами кто-то громко выругался, истерично вскрикнула женщина, мужчина опять выругался, заорал, что он кого-то убьет, послышался звук удара, возня, опять женский вскрик.
Ружин кинулся на звук, за ним Горохов. Около столика, где недавно сидел Петруччо, дрались. Двое парней, сцепившись, катались по земле. Одна из девиц, вопя, пыталась их расцепить. Петруччо нигде не было. Что-то неестественное было в этой драке, через секунду Ружин понял - парни даже и не пытаются встать, словно им чрезвычайно нравится вот так вот обнявшись кататься по траве.
- Туфта,- бросил он Горохову и прямо через кусты ринулся к выходу.
Полосатый пуловер Петруччо они увидели сразу, как только выбрались за заборчик ресторана. Он, согнувшись, энергично размахивая руками, несся к стоянке автомашин. Ружин и Горохов побежали вслед. Гравий горстями летел из-под подошв. Их крепкие тренированные ноги оказались быстрей, Петруччо еще возился с ключами возле дверцы, а оперативники уже влетели на территорию стоянки. Ружин на ходу вынул пистолет.
- Стоять! Не шевелиться! - крикнул он хрипло. Петруччо метнулся за машину, и через мгновенье раздался выстрел. Оперативники повалились на асфальт. Еще выстрел, пуля шваркнула перед лицом Ружина. Он перекатился на несколько метров, укрылся за колесом "Волги", крикнул громко:
- Брось, Петруччо, бесполезно! У меня рация, уже перекрывают город…
В ответ опять выстрел.
- Ты дурак! - заорал Ружин.
Горохов возился с рацией, Ружин слышал, как он повторял:
- Сто третий, сто третий, как слышите меня?
- Ну что? - нетерпеливо выкрикнул Ружин.
- "Голос Америки",- жалобно ответил Горохов.
- Что? - озлобился Ружин.
- Вместо базы она принимает "Голос Америки", рассказывает о демонстрации отказников в Москве…- Горохов нервно хихикнул.
Ружин ударил кулаком по асфальту и притворно заплакал, постанывая.
- Завтра, рано-рано утром,- сказал он,- напишу рапорт. Министру. Он будет слезный и горестный, он будет правдивый и поэтому нелицеприятный, он вызовет раздражение и злобу, но я все равно напишу.
- Правильно,- отозвался Горохов.- Наддай жару. Никто работать не хочет.
- И про тебя напишу,- заявил Ружин.- Я многое знаю. А потом переведусь в участковые, в дальний район, там море, добрые люди, виноград, курочки-хохлаточки…
- Про меня не надо, шеф,- попросил Горохов.- Я еще молодой… Перспективный…
- Курочки-хохлаточки…- мечтательно проговорил Ружин.
- А он не рванет с той стороны? - встревожился Горохов.
- Там обрыв,- печально пояснил Ружин.- Пусть рванет, и рвет себе, и рвет…
Ружин услышал топот, подтянулся на руках, выглянул из-за колеса - вдоль ряда машин бежал Лахов, в руке он держал пистолет.
- Ложись! - гаркнул Ружин, и в то же мгновение грохнул выстрел. Лахов рухнул с кряканьем, неуклюже, гулко ударился о бампер "Волги", завыл - значит, живой. Он сделал движение - и опять выстрел, Лахов застыл, почти умер.
- Где Колесов?! - рявкнул Ружин.
- В машине,- Лахов перевел дыхание, сплюнул.- Куда он денется?
- С кем я работаю…- простонал Ружин.
- Не стреляй, не стреляй! - закричал кто-то с той стороны, откуда появился Лахов. Голос звучал тонко, чрезвычайно напряженно и оттого, казалось, сдавленно.- Они не сделают тебе ничего плохого! Только поговорят… Не стреляй!
Но Петруччо все-таки выстрелил. Колесов закрутился волчком на месте, упал ломанно, по частям, медленно, как в рапиде, покатился по пыльному асфальту…
Какое-то время Ружин наблюдал за ним без выражения, как за курочками-хохлаточками, снующими в загоне, потом привстал, бросил Горохову, отрывисто, зло:
- Прижми его выстрелами, чтоб не смел высунуться, гад! За багажником "Волги" он перескочил металлический заборчик, мимоходом оглядел толпу на взгорке, у ресторана, музыка уже не играла, никто не шумел, было тихо… Бегом обогнул стоянку и очутился у обрыва, вдоль которого расположился длинный ряд машин. За одной из них прятался Петруччо. Ружин прошел вдоль автомобилей еще несколько метров, бесшумно, крадучись. И, когда до Петруччо осталось метров двадцать, свистнул,- Горохов принялся беспорядочно стрелять,- потом вскочил на капот одной из машин, едва не поскользнувшись, перепрыгнул на крышу и, стремительно перескакивая с крыши на крышу, помчался к Петруччо. Он обвалился на него всем телом, ухнув, прижал к земле, перехватил руку с пистолетом, расслабленную от неожиданности, саданул ее два раза о металл машины, пистолет выпал. Ружин привстал, вынул оружие, стволом надавил Петруччо на испуганный, помутневший глаз, заорал яростно, визгливо, имитируя истерику:
- Альберт, где Альберт?! Адрес? Адрес?.. Глаз вышибу!.. Петруччо что-то прохрюкал, от ужаса почти теряя сознание, захлебываясь слюной, потом все-таки выговорил трудно различимой скороговоркой:
- Ракитная, шесть, квартира восемь..
Ружин встал. Горохов надел на Петруччо наручники. Подошел Лахов, а за ним и Колесов. Ружин с радостным удивлением вскинул брови.
- В руку,- сказал Лахов мрачно.- Кость не задета.
- Хорошо,- сказал Ружин, повернулся к Горохову: - Беги, вызывай группу, дождемся их и на Ракитную…
Рудаков сидел выпрямившись, словно школьник на первом уроке. Руки на столе, напряженные, жесткие, как деревяшки, пальцы давят плексиглас, веки тяжелые, смотрит поверх голов, не моргает, сдерживаясь. Напротив него на стульях Ружин, Горохов, Лахов. Ружин устроился свободно, как за праздничным столом, уверенный, бесстрастно смотрел в окно. Горохов и Лахов нервничали - то кисти помнут, то поерзают, скрипя стульями.
- Будем назначать служебное расследование,- наконец, заговорил Рудаков. Ситуация безобразная. От кого, от кого, а от Ружина не ожидал. Опытный, грамотный, и такое дилетантство. Начальник управления в бешенстве. Звонки сыпятся со всех сторон.- Он помолчал, сжал пальцы, затекшие, разминая. Значит, так. Первое. Неквалифицированно проведенное задержание, стрельба в общественном месте, то есть угроза жизни третьим лицам. Второе - преступная халатность, ранение задержанного. Ко всему прочему, задержанного вывозили без согласования с руководством…
Горохов и Лахов, плохо скрывая удивление, посмотрели на Ружина. Тот пошевелил бровями, шутовски, усмехнулся.
- Да, да,- продолжал Рудаков,- без согласования… Третье - незаконное задержание и арест Гарабова Альберта Александровича на Ракитной. Заподозрить Гарабова в сбыте наркотиков,- Рудаков развел руками, покрутил головой, удивляясь,- нелепость. Подняли пожилого человека с постели, растревожили весь дом, уважаемый человек, заслуженный юрист, юрисконсульт межколхозной заготконторы…
- Две машины, "Мерседес" и "Волга",- в том же тоне неожиданно подал голос Ружин,- дача с подземным гаражом, пять сберкнижек на предъявителя.
- Молчать! - побагровев, крикнул Рудаков, хлопнул ладонью по столу, отдышался, вытер пот со лба белым чистым платком, аккуратно сложил его, разгладил ладонями, чуть склонив голову, слабо улыбнулся чему-то, посмотрелся в круглое зеркальце на подставке, которое стояло на столе возле лампы, поправил волосы, повернулся влево, вправо, остался доволен, ясно взглянул на сотрудников, опять заговорил: - Петруччо, он же, судя по дактилоскопии, Боркин Алексей Васильевич, живший по подложным документам и разыскиваемый за квартирные разбои в Нальчике и Таллинне.
- Поэтому и стал палить, как бешеный,- тихо заметил Лахов.
- Поэтому,- согласился Рудаков.- И еще потому, что вы вели себя как первогодки… Так вот, Боркин отказался от показаний на допросе у следователя…
Ружин подался вперед, сдвинул брови, следя за движением губ Рудакова.
- …Он пояснил, что назвал первый попавшийся адрес, потому что думал, что Ружин убьет его.
- Чушь! - вскинулся Ружин.- Гарабова опознал Колесов.
- В шоке,- улыбнулся Рудаков.- В состоянии нервного расстройства… Без понятых, приватно. Ружин откинулся на спинку стула.
- Вот так, значит,- сказал.- Я понял… Я все понял.