Осень 1994 года. Подполковнику ФСК Прохору Гаю поручено внедрить своего агента в преступную группировку Никиты Ковьяра. Помимо всего прочего, бандиты имеют связи с японской тоталитарной сектой "Аум синрикё". Люди Ковьяра базируются на Дальнем Востоке, но сфера их деятельности простирается намного дальше. Агентом должна стать девушка, приехавшая в Приморье из Москвы под видом сводной сестры начальника охраны Ковьяра - Эдуарда Косарева. Больше всего на Дайану Косареву похожа Оксана Бабенко - сотрудница частного охранно-сыскного агентства…
Содержание:
-
КНИГА 1 1
-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Андрей Озирский 1
-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 17
-
-
КНИГА 2 50
-
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 50
-
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ 76
-
-
НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ К ТЕКСТУ 100
Инна Тронина
Отторжение
КНИГА 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Андрей Озирский
Андрей Озирский
Сегодня утром я повернул камни на своём перстне так, что сверху оказались сапфиры. Это был сигнал окружающим о том, что шеф в дурном настроении. В моей фирме теперь каждый знал, что первым делом нужно смотреть на перстень. Я его и заказал специально - чтобы никто из сотрудников ненароком не попал под горячую руку. А, следовательно, не остался обиженным.
Встать не с той ноги может каждый - здесь нет греха. Да и на дню настроение может не один раз смениться. Я, как только перестаю ненавидеть весь белый свет, сразу перевожу наверх рубины. И тогда - милости просим! Я прохожу мимо секретарши Светланы Ружецкой, словно невзначай демонстрируя ей перстень. А она, в свою очередь, даёт отбой остальным. И в агентстве тут же начинается нормальная жизнь.
Это значит, что можно шуметь, разговаривать, хохотать, кататься по офису на креслах, пить кофе и даже пиво. А если есть в чём нужда, можно идти к шефу с просьбой. В "рубиновом" настроении он никому не опасен. Более того, приветлив и дружелюбен. Бывало даже, что сотрудники получали автомобиль в кредит, за счёт фирмы. Но для этого нужно было иметь давние и неоспоримые заслуги.
Дождливым сентябрьским утром я ехал с Фонтанки в Лахтинский разлив - на службу. Вокруг стоял серый туман, воняло выхлопами - даже на взморье. Руки болели так, что хотелось отломить их и выбросить. В черепе от такой погоды тоже было дымно. Раздражало всё, даже вымершая площадь у станции метро "Чёрная речка". Листва, ещё по-летнему зелёная, блестела от дождя. Тихие сонные "сталинки" образовывали длинное ущелье улицы Савушкина. Меня начало клониться в сон, несмотря на две чашки кофе, выпитые дома за завтраком.
Теперь на службу меня возил Аркадий Калинин - дорогой друг и верный соратник. Три года назад он был тяжело ранен, и теперь мог работать только водилой. Аркаша не прошёл милицейскую комиссию, из-за чего очень загрустил и едва не запил. Пулю в спину он получил на Ланском шоссе именно по моей милости, когда сопровождал на "стрелку" с бандитами.
По счастью, Аркашка тогда выжил. И я тоже выкрутился из страшненькой ситуации, а потому смог предложить другу место в своей фирме. Более того, я предоставил ему возможность в рассрочку, за полцены, приобрести отличный "бумер". Тогда, по дороге на Ланское шоссе, я в шутку пообещал подарить Калинину свою "пятёру", когда куплю новую машину. И надо же - сбылось! Только не подержанную "Ладу" вручил ему на день рождения, а новую сверкающую иномарку…
Вот и Аркадий сник, молчал всю дорогу. Не знаю уж, что у него там произошло. Может, с женой поругался, и или просто нездоровится. Сегодня пятое сентября, а похоже на глубокую осень. Такие люди, как мы, много раз раненые и заштопанные, да ещё и контуженные, очень плохо на это всё реагируем.
Когда наш джип "Чероки" проезжал мимо поворота на улицу Оскаленко, Калинин буркнул себе под нос:
- Когда гаишников сегодня ждёшь?
- В одиннадцать.
Сейчас мне особенно не хотелось жить. Я мысленно посетовал на то, что ни один бандит не добил меня до конца. Лежал бы сейчас на Серафимовском кладбище, рядом с женой Ленкой. Там сейчас тихо, пустынно. Пахнет травой и землёй. Кругом надгробья, кресты, венки, еловый лапник. И вечный покой. Спи себе рядом с Еленой, как когда-то в постели. Палая листва под головой, а травушка щёки гладит. Ни клиентов, ни бандитов, ни гаишников. А ведь последние вполне могут зарубить мой бизнес, лишить доходов и любимого дела. И, кстати, сами же во всём виноваты.
Шелестят деревья, вороны каркают, дождик шуршит. Изредка громыхнёт электричка по одноколейке, и снова - ватная тишина. Навстречу простучал колёсами трамвай номер тридцать семь. Оба вагона почти пустые; в каждом по пять-семь человек. Там тоже стёкла обильно "плачут", как и у нас. Ну и тоска - ни вдохнуть, ни выдохнуть…
- Чем кончится, интересно? Смогут гаишники нагадить?
Аркадий, хоть и видел мой перстень, не удержался.
- Не знаю. Постараюсь договориться с ними.
Калинин скрипнул своей шофёрской кожанкой - чёрной, с сизым отливом. Она от прадеда перешла по наследству. Настоящий раритет, не какая-нибудь декоративная. Грубовато скроенная и небрежно сшитая, а стоит дорого. Только Аркадий ни за что с иней не расстанется - это семейная реликвия.
Новый трамвай - синяя "двойка" с рекламой мороженого "Валио" - был настигнут нами и без труда оставлен позади. Калинин покосился на мой перстень и умолк. Он знал мою вспыльчивость и отходчивость, а потому решил подождать до лучших времён. Я чувствовал себя двоечником, которого вызывают к завучу, а то и к директору школы. И если моя мать, царствие ей небесное, подписывала все замечания не глядя, то теперь я могу огрести по полной. И огребу, скорее всего, потому что у этих гаишников имеются связи где-то наверху.
Всю жизнь надо мной довлеет начальство. Старшие чины на таможне и в милиции. Режиссёры и постановщики трюков - на съёмках. Разрешительный отдел МВД, налоговые инспектора, государственная власть… И ни разу я не сумел доказать свою правоту, хоть и старался. Мог только уйти на другое место, и там лучше не становилось. И сейчас тоже…
Богат я, а что толку? Теперь отвечаю не только за себя, но за штат сотрудников. Если прикроют лавочку, все останутся без работы. И винить будут меня - не гаишников. Как тоскую я по пьянящей, яркой и залихватской бедности прежних лет, когда был свободен и смел. Я и сейчас не трус, но вынужден юлить и договариваться. Положение обязывает считаться с общепринятыми правилами, что для меня - хуже смерти.
Дождь припустил сильнее. Заблестел асфальт, к которому уже прилипли жёлтые листья. Я хотел напомнить Калинину о том, что пора включить дальние фары, но он сделал всё сам. Стало совсем темно - не то утро на дворе, не то вечер. Сначала проскочили какое-то длинное - на весь квартал - здание в два этажа. Поставить его на попа - получится небоскрёб. А так - только место занимает. Дальше мелькнул поворот на ЦПКиО, к буддийскому храму. Справа, перед зданием районной администрации, торчала уродливая, облезлая лиственница. Я в очередной раз удивился, почему её до сих пор не спилили. Она росла тут и во времена моего детства - когда мы ездили в парк кататься на коньках.
Тогда я был другим. На что-то в жизни надеялся. Набежала тучка - и уплывёт; вновь засияет солнце. А теперь еду в тумане, который, похоже, никогда не рассеется. Вспоминал трамвай "двойку" тех лет - с синим и красным огнями, как мой перстень. А потом - разноцветные гроздья лампочек над катком. Как всё было просто, ясно, легко. Жили скромно, но не тяготились этим. Думали, что счастье обязательно придёт к нам. А оказалось, что из всей нашей тогдашней компании в живых остался один я. А им было бы сейчас не больше тридцати семи. Как на войне побывали…
Я видел, что Аркадий борется с собой, хочет о чём-то спросить. Ничего, подождёт. Он потом целый день будет отдыхать в ожидании новой поездки - играть на компьютере или смотреть телевизор в холле. А мне придётся, ещё до визита гаишников, разобраться с текучкой. Каждое утро началось с того, что Светлана составляла для меня перечень неотложных дел.
Аркадий с шиком свернул к подъезду агентства. Охранник Саша Бобков выскочил из дверей - в ночном камуфляже и в фирменном берете с нашивкой - эмблемой нашей фирмы. На поясе у него болтались кобура и электрошокер. Распахнув передо мной дверцу джипа, он встал навытяжку. Мне всё это совсем не нравилось, приходилось мириться. Раз я - директор, значит, надо терпеть. Тем более, мои ребята не станут ломать комедию перед нелюбимым шефом.
На крыльцо вышла и наша уборщица, мадам Ульянова. Она всегда улыбалась мне издалека, как родному. Я ей помог спасти сына от тюрьмы - оттого и почёт. Да ещё взял её в фирму после сокращения на работе. А, между прочим, мадам Ульянова окончила Саратовский университет имени Чернышевского. Это мне ещё и в плюс - даже уборщица с высшим образованием.
Пока, вроде, у них всё хорошо. Её сын, Владимир Ильич, теперь работает машинистом метро. Там за ним следят строго. Так что больше не напьётся и не устроит драку в чужом подъезде, как в тот раз. Теперь парню есть, что терять. Они с матерью долго жили в жуткой коммуналке, а теперь получили квартиру на Комендантском*. Так что полы драить мадам Ульянова умеет. Терпеть всякие неудобства - тоже.
Они с Бобковым увидели сапфиры на перстне и тихо слиняли. Я, одетый под чикагского гангстера, прошёл в приёмную. Плевать, что скажут гаишники - я сам себе хозяин. В раскрытое окно дул с залива влажный тёплый ветер; звенели планки жалюзи. В углу стоял пылесос "Ровента" - уборщица уже закончила свои дела. Если повезёт, я успею не только подготовиться к встрече с гаишниками, но и решить несколько мелких проблем.
План работы на день окончательно утверждали после доклада секретаря. Иногда я ошибался и автоматически называл Светлану Оксаной. Просто потому, что совсем недавно у меня в гостевом помещении проживало целое семейство из Москвы. Самая старшая сестра сидела в приёмной. Та, что помладше, была уборщицей. Именно её и заменила мадам Ульянова. Были ещё два маленьких брата, но они никем не работали.
Привёз я их из Москвы четверых, а уезжали уже пятеро. Моя бывшая секретарша родила дочь. Ребёнка нужно было регистрировать по месту прописки матери - в Москве. За это время Оксана обещала решить, стоит ли возвращаться в Питер. Может, надо устраивать свою судьбу в столице, если получится. Сказать честно, я скучаю. Мне не хватает "пяти олимпийских колец". Такое прозвище дали весёлой семейке в фирме, потому что имена всех пятерых начинались на букву "О".
Конечно, Оксана не была бы собой, если бы не попросила у меня какое-нибудь задание - на время вынужденного простоя. Она категорически отказалась от всякой помощи и пожелала получать деньги только за работу. Младших детей она держит строго, хоть и самой только исполнилось девятнадцать. И постоянно внушает им мысль о недопустимости халявы - в любом виде. И так получилось, что их семья сейчас работает на мою фирму - в полном составе.
Для этого дела требовались дети - как можно больше. Слежка за домом на Дружинниковской улице в Москве не должна была открыться раньше времени. А поскольку нужный дом находился недалеко от Звенигородки, где жило семейство Бабенко, можно было прогуливаться там с коляской сколько угодно. Что мои посланцы и делали - каждый день по два раза.
Одна из бандитских групп устроила явку в доме 11-а, где помешался магазин "Мишель". Сначала встречались непосредственно в торговом зале, а потом сняли над магазином квартиру. Теперь вот семейство Бабенко и болтается там подолгу - и с коляской, и без. Конечно, их подменяют и другие наблюдатели. Но всё равно ребята - молодцы. Кроме Оксанки, все малолетки. Но им пришлось рано повзрослеть. В октябре прошлого года они остались круглыми сиротами. Тогда же выяснилось, что Оксана ждёт ребёнка…
- Шеф, у вас в приёмной дама сидит. Уже час, наверное, - сообщил Бобков тоном дежурного первоклассника.
- Какая дама? - удивился я.
Неужели так равно явилась клиентка? Значит, дело важное. Возможно, что срочное. Тогда она должна хорошо заплатить. Если Бобков её не знает, она здесь никогда не бывала.
- Пиковая! Роковая женщина - сразу видно. Даже дрожь по позвоночнику…
Цели её визита охранник знать не мог. Первичный опрос осуществляла Светлана в приёмной. Там клиенты, как правило, и дожидались меня. Агенты теперь здесь не появлялись - в целях безопасности. Их принимали в деревянном лахтинском домишке. А там, где раньше обитало семейство Бабенко, теперь жила Светлана с дочерью Марьяной. Ребёнка не брали в детский сад до достижения трёх лет. В яслях малютка непрерывно болела, из-за чего Светлана лишилась прежнего места - в кассах "Аэрофлота". Оставалось дождаться конца октября и с лёгким сердцем отдать Марьяну в младшую группу.
Девчонка тихонько возилась в дальнем углу приёмной - одевала куклу "Барби" в бальное платье. Я привёз ей куклу со всем гардеробом. Моя дочка Лёлька уехала в интернат при элитарной дошкольной гимназии. В куклы она вообще не любила играть, но зато бегать с пистолетами и автоматами обожала. В интернате Лёльке так понравилось, что она не хотела уезжать и на выходные.
Дети в гимназии уже перезнакомились, и сейчас приступили к занятиям. Предметов было навалом, но Лёлька не жаловалась. И я был доволен - меньше времени останется на шалости. Пусть занимается аэробикой и учит языки - всегда пригодится. А внешностью её и так Господь не обидел.
- Пиковая дама? Старуха, что ли? - удивился я.
Как правило, пожилые люди мою фирму не жаловали, а меня называли рвачом.
- Да нет, лет тридцать пять.
- Что она сказала? - Я понятия не имел, кто это может быть.
- Говорит, что по личному делу. Не клиентка, а просто знакомая.
- Опиши её. - Мне стало совсем интересно.
- Рослая, яркая, эффектная. В китайском плаще нежно-изумрудного цвета. Внешность восточная. И фамилия на то же указывает…
- Она представилась? - Я уже узнал женщину. - Инесса Шейхтдинова?
- Да, именно! - обрадовался Бобков.
- На ней чёрные леггинсы и португальские туфли под крокодила?
- Точно!
- Она на машине? Ты показал, куда поставить?
- Да, на кремовой "восьмёрке". Загнали её на парковку, под навес.
- Ладно, иди, - разрешил я. - Тебе сейчас сменяться.
Бобков козырнул и быстро выбежал из коридора. А я отправился своей дорогой, прикидывая, что потребовалось Инессе Шейхтдиновой. Николаевой она так и не стала - несмотря на то, что вышла замуж за моего друга Сашка. Просто так, от скуки, она сюда не поедет. Значит, случай серьёзный.
В приёмной меня ещё не замечали, и потому разговаривали громко, свободно.
- Вот и загубили государство, потому что ещё двадцать лет назад плевали на безопасность!
Мадам Ульянова - в синем халате, галошах и резиновых перчатках - стояла посреди помещения. Около её ног, как живая, отдыхала "Ровента". Приёмная благоухала бактерицидным шампунем. Листья пальм покачивались от ветра - Светлана тоже открыла окно. Под одним из этих экзотических деревьев и сидела Инесса Шейхтдинова. Светлана Ружецкая несла свою вахту за секретарским столом.
- Вы думаете, за что меня в психушку засадили?
- И за что? - спросила Светлана.
Мадам Ульянова выставила редкие зубы, а густые брови свела на переносице. Она была женщина крепкая, ширококостная, кудлатая, крашеная хной. Двигалась всегда стремительно, рассекая воздух выставленным вперёд правым плечом. Кривоватыми ногами она впечатывалась в паркет, в паласы и в линолеум. Казалось, под напором её бешеной энергии рухнут перекрытия, лопнут стёкла и провалится крыша. Потом выяснилось, что ей, физику по образованию, с трудом удалось освоить моющий пылесос. Девчонка Липка с ним справлялась играючи.
- Со мной в коммунальной квартире жил недобитый власовец! Я это точно знаю, хоть он и еврей был. Я всё разузнала о его прошлом. Он служил у немцев карателем, стрелял коммунистам в затылки. А после войны притаился. Ему удалось скрыться, а я решила вывести негодяя на чистую воду. Света, что бы вы сделали на моём месте?
Инесса молча шевелила пальцами бусы. Светлана растерянно кусала губы.
- Ну, в органы сообщила бы… Наверное, в КГБ. Это ведь не милицейское дело.
- Вот именно - в КГБ! - Мадам Ульянова сдёрнула с рук резиновые перчатки. - И каков результат? Ноль!
- Неужели? - удивилась Инесса.
- Представьте себе! Я попала на приём к лицу, ответственному за розыск военных преступников. Принесла ему пули…
- Какие пули? - испугалась Света.
- Те, что сосед в туалет подкидывал!
- А когда это было? - поинтересовалась Инесса.
- В семидесятых годах. Потом в милиции порох из них высыпали, составили протокол. Мне велели немного в коридоре подождать…
- Может быть, он патроны подкидывал? В пулях пороха не бывает…
Я выглянул из-за дверного косяка и заметил, что на руке Инессы нет обручального кольца.
- Ну, патрон, какая разница! Не в том суть. Они все уже были связаны круговой порукой! И гитлеровцев покрывали на самом высшем уровне… - Мадам Ульянова сунула перчатки в карман.
- И чем дело кончилось? Вам не поверили?
Светлана разыскивала что-то в ящиках стола. Со времени гибели мужа она ещё больше похудела, несмотря на рождение ребёнка. Высокая, круто завитая блондинка в синем брючном костюме и в белом блузоне, с широким обручальным кольцом на левой руке, она выглядела больной, измождённой. Светка рассказывала, что за сутки до гибели мужа потеряла кольцо, и нашла его только на девятый день.
- Не только не поверили, а вызвали психиатрическую "скорую помощь"! - Уборщица расхохоталась и хлопнула себя по коленям. - Прямо из коридора в дурдом забрали. А у меня дома пятилетний Володька. Муж уже сбежал к тому времени. Ладно, подруга забрала сына к себе, помогла, а иначе… Вот где корни нынешнего беспредела - там, в застое! Не прислушивались к сигналам, верили липовым справкам. В психушки сажали, кого не следует. Теперь, пожалуйста, над всеми бывшими райкомами - власовские флаги! Они победили. Одна радость - Финкельштейн не дожил. Помер пять лет назад от инсульта.
- Вам сказали, что он не был власовцем? Проверили это дело, или просто так вас забрали?
Инесса то и дело смотрела на часы. Видимо, она ждала меня с большим нетерпением.
- Сказали, что он, наоборот, политработником был на фронте. Имеет кучу наград. В плен никогда не попадал. Но всё это ложь, понимаете? Наглая ложь! Я через стенку слышала, как они с женой шептались…
- Здоровенько ночевали! - Я понял, что надо открыться. Иначе с мадам Ульяновой случится истерика. - Привет честной компании!..
Уборщица ткнула пальцем в пылесос:
- Сейчас только шампунь залью, и по приёмной пройдусь. А кабинет ваш готов. Я к восьми утра приехала…
Инесса шагнула ко мне:
- Андрей, доброе утро! Я вижу, пока посетителей нет. Примешь меня сейчас?
- А что случилось? - Я взял у Светланы папку с корреспонденцией.