Старичок(изумляется). Милиция!.. Боже мой, в какой связи, Мишенька?
Миша. Почем я знаю!
Старичок. Ох как интересно!.. Так надо спросить. (Направляется к Знаменскому. На остальных не обращает внимания.) Разрешите полюбопытствовать, что привело вас... в эти края?
Знаменский. Дела.
Старичок. Личного порядка или по казенной надобности? Если вопрос неуместен, прошу прощения, но я, признаться, столь заинтригован...
Знаменский. Большого секрета нет: по казенной надобности.
Старичок. Ай-я-яй, что-то случилось?
Знаменский. Ничего кошмарного. Позвольте в свою очередь вопрос: что заставляет вас посещать... здешние места?
Старичок. Ваше недоумение извинительно - разумеется, и ароматы и, так сказать, ландшафт... Но - библиомания! Вам незнакома эта страсть? Старые журналы, книги... Первые издания... экземпляры столетней и двухсотлетней давности!.. Ни в одной букинистической лавке не сыщешь того, что порой попадается среди макулатуры! Но, разумеется, ценой великого терпения. Терпения и труда... (Взглядывает на небо.) Простите, как бы не пошел дождь...
Старичок поспешно уходит.
Кибрит. В сущности, счастливый человек...
Появляется Воронцов и следом - Ферапонтиков. Оба совершенно невозмутимы.
Воронцов. Здравствуйте, товарищи.
Знаменский. Вы заведующий?
Воронцов. Еще нет. Одну секунду. (Скрывается в дверях конторы, возвращается, натягивая поверх элегантного костюма рабочий халат.) Вот теперь к вашим услугам.
Знаменский (указывает на Ферапонтикова) А этот товарищ?
А это товарищ Ферапонтиков - наш старший кладовщик и фактически бухгалтер. С кем имею честь?
Знаменский. Следователь Главного управления внутренних дел Знаменский. Эксперт Кибрит. С нами еще сотрудники УБХСС. Своего участкового, надеюсь, знаете?
Воронцов. Здороваемся. Но... такая представительная делегация. Что-то стряслось?
Знаменский. Сегодня с вверенной вам свалки вывезены две машины промышленного металла в отливках. Что можете сказать по этому поводу?
Воронцов(на секунду задумывается). Возможно... (усмехнувшись) Здесь, знаете, все возможно, товарищ майор.
Знаменский. Да?
Воронцов. Да.
Знаменский. Тогда позвольте опечатать вашу документацию.
Воронцов. Пожалуйста! (обращаясь к Ферапонтикову.) Товарищ Ферапонтиков, окажите всяческое содействие!
Ферапонтиков и сотрудник УБХСС уходят в контору
Знаменский. Как же все-таки на свалку попало промышленное сырье?
Воронцов(невинно). Кто-нибудь привез. Как же иначе?.. Право, зря вы ждете от меня объяснений. Мое дело - принять что везут. А чего только не везут! Принять и распорядиться, чтобы рассортировали. Одно под бульдозер и в землю. Другое сжечь. Третье - на переработку. При въезде - специализированные пункты вторсырья, вероятно, заметили?
К Медведеву подходит и что-то тихо говорит один из его сотрудников. Медведев чуть заметно кивает Знаменскому.
Знаменский. Что ж, давайте смотреть ваше хозяйство.
Воронцов. Можно, но трудновато. По-настоящему нужен экскурсионный автобус. (Искренно смеется.) Тут у меня поместилась бы, наверное, целая Дания с каким-нибудь Люксембургом в придачу. (Трогается вперед во главе процессии.) Обратите внимание на разнообразие экспонатов. Все мыслимые отбросы цивилизации!.. В своем роде даже поучительно. Вы полюбуйтесь. (Указывает на кровать с шарами, продранный диван и останки секретера.) Давно ли это считали ценностью, берегли, передавали в наследство? Теперь вышвыривают. Рост благосостояния, смена мод - где еще увидишь все с такой наглядностью?.. Сюда бы экономистов, социологов - громадный материал для изучения.
Знаменский. Вам нравится ваша работа?
Воронцов. Нравиться нечему, но она весьма полезна. Мы возвращаем обществу то, что оно неразумно растрачивает. При хозяйском отношении эта гигантская помойка может дать многое...
Из-за кучи неразобранного хлама неожиданно выныривает Томин. Игнорируя остальных, обращается к Воронцову.
Томин. Товарищ начальник, разрешите обратиться по личному вопросу?
Воронцов. Да?
Томин. Два полусамовара добыл! Куда с ними?
Воронцов(без удивления). Полусамовары?
Томин. Один без нутра, другой без ног и без этого... извините, крантика.
Воронцов. В палатке номер три примут как металлолом.
Томин. Товарищ начальник, они же - тульские! Можно их за антукви... антиково...
Воронцов. Здесь, любезный, не художественный салон. Скажи спасибо, что пускаю.
Томин, бормоча извинения, скрывается за кучей.
Воронцов. Вот таков контингент! Штатных рабочих не хватает, приходится терпеть подонков... частных старателей. Особенно не пофилософствуешь, редкий случай - с культурными людьми... (Поддерживает Кибрит под локоть.) Осторожно - тут у нас немножко захламлено.
Воронцов выглядит искрение радушным и галантным, предостерегает Кибрит от луж и торчащих из земли железок, мановением руки заставляет посторониться бригаду рабочих, разбирающих кучу мусора, но все норовит повернуть группу Знаменского не в ту сторону, куда она направляется вслед за идущим впереди сотрудником УБХСС.
Воронцов(Указывает на библиомана, копающегося в макулатуре.). Рекомендую - мечтатель. Живет надеждой откопать нечто с автографом Пушкина или Гоголя.
Кибрит придерживает Медведева, и они останавливаются возле старичка.
Кибрит. Нашли что-нибудь интересное?
Старичок. Пока - комплект "Myрзилки" за тридцать четвертый год. Но эта партия - с чердака: видите голубиный помет? Раз с чердака, значит, ломали старый дом. А старый дом, - значит, поглубже может быть все, что угодно!.. Гм, письмо с ятями... (Кладет в карман.)
Медведев. А зачем вам письмо?
Старичок. Не мне. Есть один любитель.
Кибрит. Коллекционирует чужие письма?
Старичок. Нет, барышня... старые письма. Это совсем другое. Они уже не чужие, они - история. У него есть подборка с фронтов первой мировой войны - трагично, волнующе. Уверяю вас, это достойно публикации!
Кибрит. Желаем вам удачи.
Медведев. До свидания...
К Медведеву и Кибрит подскакивает бойкий "старатель".
Старатель. Чем интересуетесь? Случайно, не от Виталия?
Медведев. Нет. А что интересного есть?
Старатель. Сундуки - антикварные, жардиньерка, эта которая для цветов; дверные ручки - "львиная лапа" на цельную квартиру... пуговицы старинные гусарские имеются... две керосиновые лампы, попорченные, конечно, но, если желаете, дам адресок: поправят и стекло подберут...
Медведев. Мы посоветуемся и еще заглянем на днях.
Старатель исчезает.
Кибрит. Прямо остров сокровищ!
Кибрит и Медведев догоняют остальных, когда Воронцов ногой раскатывает рулон выброшенных афиш.
Воронцов. Заслуженный деятель искусств... лауреат... и прочая и прочая... (С оттенком злорадства.) И даже не расклеили. Прямиком сюда! Не хватит ли скорбных зрелищ, товарищи? Вернемся.
Медведев. Еще несколько шагов, и мы у цели.
Воронцов. У цели?
Медведев. Вот, прошу сюда.
Все подходят к большой куче тряпья, употребляемого на многих производствах как обтирочные концы.
Знаменский. На ваш взгляд, это - бытовое тряпье или производственное?
Воронцов(спокойно). Для бытового слишком однородно.
Знаменский. Совершенно согласен. Теперь проверим, нет ли чего внутри.
Сотрудники УБХСС разгребают гору тряпья. Под ней обнаруживаются металлические стружки и отливки.
Воронцов. Об этих штучках и все волнения? Значит, вы нашли, что искали. Рад.
Знаменский. Но им здесь не место, не так ли?
Воронцов. Вам видней... Впрочем, здесь как-то всему находится место...
Медведев. Товарищ Воронцов, разговор серьезный!
Воронцов. В вашем голосе - обвиняющие нотки. Напрасно. Я не могу вникать в содержимое всех помойных ведер города. У меня не магазин, не склад - у меня свалка. Понимаете - свалка! Привозят и сваливают. Таможенный досмотр не практикуется.
Знаменский. Усвоил... Товарищ Медведев, пригласите понятых!
Сцена девятнадцатая
Дача Воронцова. Та же комната, где еще недавно делили добычу. Бах, Ферапонтиков, Моралёв, кладовщики - все в некотором унынии. Воронцов старается их "накачать".
Воронцов. Значит, на складе вас только о такой ерунде и спросили?.. Ну, настоящий допрос впереди. Когда велено явиться?
Моралёв. Завтра к трем...
Воронцов. У мальчика мокрые штанишки. Ребенок напугался!
Моралёв. Легко говорить...
Воронцов. А кто виноват? Может быть, я? Или синьор Фермопальчиков? Или это на Баха подали жалобу в милицию?
Моралев порывается что-то сказать.
Воронцов. Цыц! Знаю, что тебе не нужны ржавые ведра и бумажный хлам. Но когда ты поумнеешь, деточка? Из собственного кармана должен был заплатить! Хоть втридорога, раз видишь, что на общественницу нарвался, может шум поднять...
Моралев. Если б я знал...
Воронцов. Молчи. Теперь всё тебе выйдет боком. И твой ЗИМ тоже. Есть солидные родственники или знакомые, которые могли дать взаймы?
Моралев отрицательно качает головой.
Воронцов. Кто у тебя вообще есть, кроме брата-портняжки?
Моралев. Мама с папой... в колхозе...
Воронцов(усмехнулся, потом задумался). Хозяйство?
Моралев. Ну... само собой, огородик, крыжовник... кур с десяток, корова...
Воронцов. Всё продать. И пусть затвердят назубок: из года в год торговали редиской, укропом, чем там еще... крыжовником, копили по рублю, теперь продали скотину - и деньги из рук в руки сыновьям на машину. Понял?
Моралев. Корова-то по три ведра моло...
Воронцов. Зоологические детали меня не интересуют. Далеко колхоз?
Моралёв. Сто сорок километров.
Воронцов. Спешно гони брата. Живо-живо, пошевеливайся! К утру чтобы он вернулся! Ну, что стоишь столбом?.. Всё равно умнее тебе ничего не придумать.
Моралев. Да, видно уж так... до свидания...
Воронцов. Звони.
Моралев уходит.
Воронцов (без паузы). Борис Львович, источник металла Петровка попытается определить. Это реально?
Бах. Теоретически - да, на практике очень мало вероятно. Продукция у нас не массовая, широкой известности не имеет. Правда, сплавы не стандартны, но не уникальны. Есть несколько предприятий, где пробуют и ищут в том же направлении.
Воронцов. Тогда, думаю, большой опасности нет. Можете быть свободны. Шляпу пониже, нос выше. Вас ждет тот же грузовичок, который сюда привез.
Бах уходит.
Воронцов (Грише). С шофером встречался?
Гриша. Встречался, Евгений Евгеньич. Парень вовсе без понятия. Как оно было, так в ГАИ и выложил: что велено было спросить Гришу и грузить, чего Гриша укажет.
Воронцов(после короткого раздумья). Позвони часов в пять, дам адрес, выпишут тебе задним числом больничный. Высокая температура, головокружение и прочее. С хворого спроса нет - мало ли куда ткнул пальцем в горячке. Понял?
Гриша. Спасибо, Евгений Евгеньич!
Воронцов(Ферапонтикову). Бронзу, что осталась, под бульдозер. Закопай так, чтоб ее и с того света не разглядели. Обтирочные концы все до одного собрать и сжечь - да не там же, а где подальше. И пепел, что называется, по ветру!
Ферапонтиков. Сделаем, Евгений Евгеньич. Только... протокол ведь есть, что, дескать, нашли...
Воронцов. Я этот протокол подписал, как Мурлыка, левой задней. Хороший адвокат его за липу выдаст, а с понятыми поладить можно. (Мише, который беспокойно ерзает.) Ну?
Миша. Евгений Евгеньич, еще один в форме с утра заявился. Выпытывал, когда кто на мусоровозах работал... которые с дворовых помоек...
При упоминании о мусоровозах Ферапонтиков вздрагивает.
Воронцов. Да? (Думает.) Это что-то другое, сейчас не в счет.
Ферапонтиков(тихо). Миш, чего про мусоровозы-то? Поточнее?
Воронцов. Всем внимание! Пока идет шухер, с Моралевым и Бахом ни малейших контактов. Связь через меня... На допросах держаться железно. Побольше трепа - и ничего определенного. "Да" и "нет" не говорите, черного-белого не берите, вы поедете на бал?.. В общем, барыня прислала сто рублей, ясно?.. И без паники. Никого не взяли! Улик - на копейку! Из-за кражи на помойке Петровка пупок надрывать не станет. На месте следователя, послушав сейчас наш разговор, я бы вообще на это дело плюнул. Все. За работу!
Сцена двадцатая
Кабинет Знаменского. Идет допрос Моралева. Он испуган, но старается прикрыться развязностью.
Моралёв. На доставке мебели населению ничего было. Население за поллировку трясется, чтоб не поцарапали, а шкаф, известное дело, в новую квартиру никак не влазит, хоть его пили. Тут старшой намекнет, что надо подмазать десяточной, - и дверь на глазах шире становится...
Знаменский. Что ж с такой хорошей работы ушли?
Моралёв. С начальницей расплевался. Не выношу, когда баба командует.
Знаменский. Так. А мясокомбинат чем не понравился?
Моралёв. Ребята непьющие подобрались, скукота. В получку тянешь один, как дурак... Дальше чего там?
Знаменский(заглядывал в список). Гардеробщик в ресторане.
Моралёв. Ездить далеко было, никакого расчету.
Знаменский. Охота к перемене мест. Некрасиво всё это смотрится, Моралев.
Моралёв. Каждый ищет, где глубже.
Знаменский. Там иногда и тонет... А ведь начинали благородно: шофером на "скорой помощи".
Моралев. Про "помощь" лучше не говорите!
Знаменский. Что так?
Моралёв. Противно вспоминать, каким идиотом был!
Знаменский. Спасать людей - идиотизм?
Моралев. Спаса-ать... Это в кино насмотрелись. Там если какой в белом халате, его хлебом не корми, только дай кого спасти! А в жизни ему начхать, загибайся сколько влезет.
Знаменский. Похоже, крепко вас врачи обидели. Бюллетень, что ли, с похмелья не дали?
Моралев. Эх, вы... я тогда почти в рот не брал! "Бюллетень"... Сидите себе в кабинетике, и снится вам, что люди вокруг честные и распрекрасные. Все-то они трудятся, все строят и все друг дружку спасают! Один Моралев - сачок и вообще подлюга, детишек обижает. Это только с наивных глаз, гражданин майор!
Знаменский. По-вашему, я в этом кабинетике подлецов не видел? На любой вкус... Ладно, расскажите лучше про "скорую помощь", что там стряслось.
Моралев. Можно и рассказать, если интересуетесь. Значит, пошел я в "скорую". Врать не буду - не с одного благородства. Нравилось полихачить от души. Езжай хоть по осевой, хоть на красный свет, никто не вякает. Между прочим, в "скорую" с разбором принимают, но я им доказал. Пусть молодой был, а шоферил уже как бог. Ну, вот... Ночью один раз женщину вез, с сердцем что-то... и черт меня дернул на носилки заглянуть... Ну ни дать ни взять мать родную увидел. Только помоложе. А тут она еще простонала и вроде позвала: "Саня!" Аж сердце ёкнуло: у меня брат Александр, так мама его, бывало, тоже Санькой... Я врача спрашиваю: выживет? Он говорит - целиком вопрос времени... Ну, гнал я тогда! Такое вытворял, будто вторая жизнь в запасе... Довез. Санитары бегом ее в приемный покой. И - на следующий вызов. Потом заскочил узнать... И тут меня поленом по башке: померла. У врачей, говорят, пятиминутка была. Пока до твоей знакомой руки дошли, она и тю-тю... Круто я тогда сорвался. Плюнул на ихнюю "скорую", а матери телеграмму отстукал: "Срочно сообщи здоровье". Представляете, дурак?
Знаменский. Я бы от души посочувствовал, Моралев, если бы не одно твердое убеждение. Ведь вы не перепроверили, правда ли это?
Моралев. Чего же проверять, когда ясно.
Знаменский. А мне вот неясно. И не верю я, что врачей не вызвали с какой-то пятиминутки к умирающей женщине! Вам было обидно, было жаль ее - может быть, до слез - верю. Но потом вы из этого случая сделали себе для всего оправдание - всему дальнейшему. Вот вам почему этот случай дорог.
Моралёв. Не оправдание, а глаза у меня открылись тогда! Понял, что жить надо красиво и себе на пользу.
Знаменский. Ладно, поговорим и про жизнь себе на пользу. У следствия к вам много неприятных вопросов.