– Тогда меня здесь и близко не было. А Томми я не видела уже четыре месяца. А ты все врешь.
С этими словами она пошла прочь.
– Двадцать долларов! – крикнул ей вдогонку Босх.
Она остановилась.
– За что?
– За адрес. Я не шучу. Мне и вправду нужно с ним поговорить.
– Давай!
Он вытащил деньги из кошелька и отдал ей. Если за ним сейчас наблюдает местная полиция нравов, они, должно быть, недоумевают, гадая, зачем он дает проститутке двадцатку.
– Поищи в "Грандвью", – сказала она. – Номера дома я не знаю, но это на верхнем этаже. И не говори, что я тебя послала. Он сразу меня уволит.
Положив деньги в один из болтающихся карманов, она пошла прочь. О том, где находится "Грандвью", спрашивать не стоило. Босх проводил ее взглядом, наблюдая, как она исчезает в переулке между двумя зданиями, вероятно, направляясь за дозой. Сказала ли она правду? И зачем он дал ей деньги, если сейчас ему и так все скажут? К тому времени, когда он вернулся к автомату, оператор уже повесила трубку.
Снова набрав оператора, Босх получил адрес, по которому находился полученный им номер телефона. Номер Р-1, "Грандвью апартментс", на бульваре Сепульведа, в Шерман-Оукс. Получается, что он попросту выбросил двадцать баксов – потратил их на кокаин. Босх повесил трубку.
Сев в машину, он закончил просматривать почту. Половину составляла реклама, вторую половину – счета по кредитным карточкам и послания от кандидатов-республиканцев. Еще одна открытка приглашала на банкет по случаю присуждения наград Гильдии исполнителей фильмов для взрослых, который должен был состояться на следующей неделе.
Босх вскрыл счет от "Американ экспресс". То, что это незаконно, нисколько его не смущало – Черроне был преступником, обманывавшим службу надзора за условно осужденными. Жалоб от него не поступит. В этом месяце сутенер задолжал "Американ экспресс" 1855 долларов и 5 центов. Счет оказался аж на двух страницах; среди прочего значились два платежа за авиабилеты в Лас-Вегас и три – от "Секретов Виктории". С этой фирмой Босх был немного знаком – время от времени он просматривал у Сильвии каталог высылаемого ею по почте нижнего белья. За один месяц Черроне заказал по почте белья почти на 400 долларов. Деньги, уплаченные бедной женщиной за квартиру, которую Черроне использовал как прикрытие для службы надзора, были истрачены на закупку белья для проституток. Это возмутило Босха, но одновременно навело на одну мысль.
"Грандвью апартментс" были законченным воплощением калифорнийской мечты. Здание было выстроено вдоль торговых рядов, что позволяло его обитателям попадать в магазин прямо из квартиры, избавляя от необходимости пользоваться автомобилем – этой важнейшей составляющей южнокалифорнийской цивилизации. Оставив машину в гараже торгового центра, Босх через заднюю дверь прошел во внешний вестибюль жилого комплекса. Здесь все было облицовано итальянским мрамором, а посередине стояло большое пианино, игравшее само по себе.
Как показалось Босху, это была песня из классического репертуара Кэба Келлоуэя – "Каждый, кто ко мне приходит, должен поесть".
На стене, возле ведущей к лифтам стеклянной двери, висели список жильцов и телефон. Возле номера Р-1 значилось имя "Кунц". Босх принял это за шутку. Сняв трубку, он нажал соответствующую кнопку. Когда женский голос сказал "Алло!", Босх произнес:
– "Юнайтед парсел сервис". У меня тут посылка.
– А! – сказала женщина. – От кого?
– Ну, тута написано… не, не могу прочитать, чего-то вроде секретаря Виктора или что-то в этом роде.
– Ах вот оно что! – со смехом сказала она. – Нужно расписаться?
– Да, мэм, мне нужна расписка.
Вместо того чтобы впустить его внутрь, она сказала, что спустится сама. Простояв возле стеклянной двери пару минут, Босх вдруг понял, что обман не пройдет – он был в костюме и с пустыми руками. Когда сверкающие хромированные двери начали открываться, он повернулся к лифту спиной.
Сделав шаг в сторону пианино, он сделал вид, будто настолько восхищен его видом, что не замечает прибытия лифта.
– Вы из ЮПС?
Женщина оказалась блондинкой – очаровательной даже в синих джинсах и светло-голубой хлопчатобумажной рубашке. Их взгляды встретились, и Босх сразу понял, что она раскусила обман. Женщина немедленно попыталась закрыть стеклянную дверь, но Босх сумел вовремя проскочить внутрь.
– Что вы делаете? Я…
Решив, что она собирается закричать, Босх зажал ей рот. В ее глазах появился страх; теперь она уже не казалась столь привлекательной.
– Все в порядке. Я не причиню вам вреда, мне нужно только поговорить с Томми. Давайте поедем наверх.
Он медленно убрал ладонь; она не закричала.
– Томми здесь нет, – шепотом сказала она.
– Ну, тогда мы подождем.
Он мягко подтолкнул ее к лифту и нажал кнопку вызова. Женщина оказалась права – Черроне на месте не оказалось. Тем не менее Босху не пришлось долго ждать. Он едва успел осмотреть богато обставленную квартиру с двумя спальнями, двумя ванными, чердачным помещением и садиком на крыше, как Черроне вошел в свою квартиру.
Держа в руке журнал "Мир скачек", Черроне переступил порог своего жилища как раз в тот момент, когда Босх вернулся в гостиную с балкона, выходящего на бульвар Сепульведа и забитый машинами Вентура-фривей.
Сначала Черроне улыбнулся Босху, но затем его лицо стало напряженным. Такое часто случалось с Босхом – вероятно, из-за того, что преступникам казалось, будто они его узнали. Возможно, это и вправду было так. В последние годы – и даже на этой самой неделе – фотографии Босха часто появлялись в газетах и на ТВ. Гарри считал, что большинство преступников из тех, кто вообще читает газеты и смотрит новости, тщательно следят за попадающимися там изображениями копов. Очевидно, они считают, что это дает им какое-то дополнительное преимущество, но на самом деле такое знакомство порождает одну лишь фамильярность. Улыбнувшись Босху как старому приятелю, Черроне только потом понял, что это, вероятно, враг – полицейский.
– Именно так, – сказал Босх.
– Томми, он заставил меня его впустить, – сказала девица. – Он сказал, что…
– Заткнись! – рявкнул Черроне. – Если у вас есть ордер, – обращаясь уже к Босху, сказал он, – вы не должны быть здесь один. Если ордера нет – выметайтесь.
– Тонко подмечено, – сказал Босх. – Садись. У меня есть к тебе вопросы.
– Пошел ты со своими вопросами! Убирайся отсюда!
Усевшись на черный кожаный диван, Босх невозмутимо достал сигареты.
– Том, если я уйду, то только затем, чтобы встретиться с твоим куратором из службы по надзору и позаботиться о том, чтобы тебя засунули обратно за решетку за обман с местом жительства. Служба надзора очень не любит, когда им говорят, будто живут в одном месте, а на самом деле живут в другом. Особенно когда речь идет о человеке с деньгами и о "Грандвью".
Черроне швырнул журнал прямо в девицу.
– Вот видишь? – сказал он. – Видишь, в какое дерьмо я из-за тебя вляпался?
Девица предпочла промолчать. Сложив руки на груди, Черроне стоял посреди комнаты и, казалось, не собирался садиться. Он был хорошо сложен, но уже начинал полнеть, что было вовсе немудрено, учитывая, сколько дней он провел в Голливуде или Дель-Мар, потягивая коктейли и наблюдая за пони.
– Ну и чего же вы хотите?
– Я хочу знать насчет Бекки Камински.
Черроне, кажется, искренне недоумевал.
– Ну, Отличница Секса, блондинка с такими сиськами, которые ты, наверно, заставил ее увеличить. По твоей инициативе она стала участвовать в видеобизнесе, продолжая подрабатывать на стороне, а потом пропала.
– А что с ней такое? Это было очень давно.
– Как мне сказали, двадцать два месяца и три дня назад.
– Ну и что? Если она наговорила на меня какую-то гадость, это все ерунда. Тащи это в суд, парень. Мы еще посмотрим…
Вскочив с дивана, Босх сильно ударил его по лицу, затем перекатил через черное кожаное кресло и швырнул на пол. Черроне сразу посмотрел на девицу, и Босх понял, что полностью овладел ситуацией. Унижение иногда дает больше, чем приставленный к виску пистолет. От удара лицо Черроне стало багрово-красным. У Босха горела рука.
– Она никуда не приходила, и ты прекрасно это знаешь, – нагнувшись над лежащим сутенером, сказал он. – Ее нет в живых, и ты знал это еще тогда, когда давал сообщение об исчезновении. Ты просто хотел себя подстраховать, и я хочу знать, откуда ты это знал.
– Послушай, мужик, я не…
– Ты ведь знал, что она не вернется. Откуда ты это знал?
– Просто интуиция. Она не появлялась уже несколько дней.
– Такие ребята, как ты, не приходят в полицию из-за одной интуиции. Такие, как ты, не заявляют в полицию, даже если их квартиру разгромят в пух и прах. Как я уже говорил, ты просто хотел подстраховаться. Ты не хотел, чтобы обвиняли тебя, поскольку знал: живой она не вернется.
– Лады, лады, это была не просто интуиция. Хорошо! Был один парень. Я никогда его не видел, только слышал его голос. Голос был знакомый, понимаешь? После того как я послал ее к нему и она не вернулась, меня осенило. Я его вспомнил. Раньше я посылал к нему другую девчонку, и она тоже умерла.
– Кого?
– Глубокую Норку. Я не помню ее настоящего имени.
Босх помнил. Глубокая Норка – это был псевдоним порноактрисы Николь Кнапп, седьмой жертвы Кукольника. Откинувшись на спинку дивана, он сунул в рот сигарету.
– Томми, – сказала девица, – он курит.
– Заткнись, дура! – сказал Черроне.
– Ну ты же говорил, что здесь нельзя курить, кроме как…
– Заткнись, идиотка!
– Николь Кнапп, – сказал Босх.
– Ну да, кажется, так.
– Ты знал, что копы говорили, будто ее убил Кукольник?
– Ага, и я тоже так считал до того момента, когда Бекки исчезла, и тогда я вспомнил того парня и что он говорил.
– Но никому об этом не сказал. Ты не стал вызывать копов.
– Как ты уже говорил, парень, такие ребята, как я, копов не вызывают.
Босх кивнул.
– И что же он сказал? Тот, кто звонил, – что именно он сказал?
– Он сказал: "Сегодня у меня особая потребность". Оба раза. Именно так – оба раза он говорил одно и то же. И голос был какой-то странный. Похоже, он еле двигал губами или что-то в этом роде.
– И ты все равно ее послал.
– Я не сообразил этого до тех пор, пока она не вернулась. Послушай, парень, я же сделал заявление. Я сообщил копам, в какую гостиницу она ушла, но они ничего не сделали. Винить нужно не только меня. Черт возьми, ведь копы заявили, что этот парень пойман, что он мертв! Я и считал, что все в порядке.
– Для тебя или для девушек, которых ты толкаешь на улицу?
– Послушай, ты думаешь, я послал бы ее, если бы все знал? Я ведь много в нее вложил.
– Уверен, что да.
Посмотрев на блондинку, Босх подумал о том, сколько времени понадобится, чтобы она стала выглядеть как та на улице, которой он дал двадцать лет. Он догадывался, что все девушки Черроне кончают именно так – стоят на улице с поднятым пальцем либо вообще уходят из жизни. Он снова перевел взгляд на Черроне.
– Ребекка курила?
– Что?
– Курила. Она курила? Ты ведь жил с ней, ты должен это знать.
– Нет, она не курила. Это отвратительная привычка. – Черроне со злостью посмотрел на блондинку. Бросив окурок на белый ковер, Босх встал и растоптал его ногой. Подойдя к двери, он уже было открыл ее, но вдруг остановился.
– Черроне, ты помнишь женщину в той дыре, куда тебе присылают почту?
– А что с ней такое?
– Она больше не будет платить за квартиру.
– О чем это ты говоришь?
Встав с пола, он уже несколько оправился от унижения.
– Я говорю, что она больше не будет платить тебе за квартиру. Время от времени я собираюсь ее навещать. Если она будет платить, твой куратор из службы надзора получит сигнал и твой обман вылезет наружу. Условный срок будет отменен, и ты вернешься в тюрьму. А оттуда будет сложно управлять твоим бизнесом. На каждом этаже всего два телефона, и коллеги следят, кто ими пользуется и как долго. Думаю, тебе придется с ними делиться.
Черроне молча смотрел на него, подавляя клокочущий внутри гнев.
– А когда я туда приду, будет лучше, если она окажется на месте, – добавил Босх. – Если я услышу, что она уехала обратно в Мексику, я буду считать виновным тебя и отправлю заявление. Если услышу, что она купила себе кооперативную квартиру, я тоже заявлю. Пусть лучше она будет там.
– Это грабеж! – сказал Черроне.
– Нет, козел, это не грабеж, а торжество справедливости.
Дверь он оставил открытой. Дожидаясь лифта, Босх снова услышал крик Черроне:
– Заткнись, дура!
Глава тринадцатая
Вечерние часы пик подходили к концу, но добираться до Сильвии пришлось довольно долго. Когда он вошел в дом, она сидела за столом в гостиной, одетая в выцветшие голубые джинсы и футболку, и просматривала школьные сочинения. Один из курсов, которые она вела в одиннадцатых классах, назывался "Лос-Анджелес в литературе". Сильвия всегда говорила, что строит свой курс так, чтобы учащимся захотелось получше узнать свой город: ведь большинство из них приехали сюда из других мест и даже из других стран. Однажды она сказала Босху, что в одном из ее классов школьники говорят на одиннадцати языках.
Положив руку на плечо Сильвии, Босх наклонился, чтобы ее поцеловать. Оказывается, Сильвия просматривала сочинения по книге Натаниэля Уэста "День саранчи".
– Ты ее когда-нибудь читал? – спросила она.
– Очень давно. В школе одна учительница английского заставила нас ее прочесть. Она была просто ненормальной.
Она ткнула его локтем в бок:
– Ладно, умник. Я пробую чередовать простое со сложным. Я задала им "Долгий сон".
– Наверно, они решили, что это произведение не зря называется именно так.
– Что-то ты сегодня веселый. Случилось что-нибудь хорошее?
– Честно говоря – нет. Сегодня там, наоборот, все рухнуло. А здесь… здесь все как раз по-другому.
Она встала, и они обнялись. Гарри гладил ее по спине так, как ей всегда нравилось.
– И что же там происходит?
– Все и ничего. Вероятно, меня втопчут в грязь. Сомневаюсь, что после этого я смогу найти работу даже как частный детектив – вроде Марлоу.
Она отстранилась.
– О чем ты говоришь?
– Точно не знаю. Так, есть кое-что. Нужно будет сегодня над этим поработать. Я займу письменный стол, а ты можешь остаться здесь со своей саранчой.
– Сейчас твоя очередь готовить.
– Ну, тогда мне придется нанять полковника.
– Черт!
– Учителю английского языка не пристало употреблять такие выражения. Что ты имеешь против полковника?
– Он все равно уже умер. Ну ладно, что ж поделаешь…
Она улыбнулась. Этот ритуал повторялся довольно часто. Когда наступала его очередь готовить, он обычно приглашал ее куда-нибудь в ресторан. Было видно, что она разочарована тем, что придется есть жареных цыплят, но сегодня произошло столько важных событий, что необходимо было как следует все обдумать.
Взглянув на выражение ее лица, Босху захотелось признаться во всем плохом, что он только совершил, но он знал, что этого не сделает. И она тоже знала.
– Сегодня я унизил одного типа.
– Да? И за что же?
– За то, что он унижает женщин.
– Все мужчины это делают, Гарри. И что ты с ним сделал?
– Сбил его с ног в присутствии его женщины.
– Вероятно, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты завтра приезжала в суд. Вероятно, Чандлер вызовет меня давать показания, но я не хочу, чтобы ты там присутствовала. Кажется, дело будет дрянь.
Она немного помолчала.
– Зачем ты так поступаешь, Гарри? Рассказываешь мне об одном и умалчиваешь об остальном. В некоторых отношениях мы так близки, а в других… Ты рассказываешь мне о типе, которого ты сбил с ног, но молчишь о себе. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Я хочу ясности, Гарри, а иначе скоро мы начнем унижать друг друга. Когда-то у меня именно этим и кончилось.
Кивнув, Босх опустил взгляд. Чересчур занятый другими мыслями, он не знал, что ей ответить.
– Хочешь полной ясности? – наконец спросил он.
– Конечно.
Она вернулась к своим сочинениям, а он отправился готовить ужин.
Когда они кончили ужинать и Сильвия снова устроилась за столом в гостиной, Босх положил на кухонный стол свой портфель и достал оттуда синие книги по убийствам. На столе стояла бутылка вина, но сигарет поблизости не было. Дома он никогда не курил – по крайней мере пока Сильвия не спала.
Раскрыв первую папку, он разложил по столу материалы на каждую из одиннадцати жертв. Затем, держа в руке бутылку, встал, чтобы можно было видеть всё сразу. Каждый раздел начинался фотографией останков жертвы, сделанной на месте убийства. Сейчас перед ним лежали одиннадцать таких фотографий. Немного поразмыслив над этими делами, Босх прошел в спальню и проверил костюм, который надевал вчера. Снимок замурованной блондинки все еще лежал в кармане.
Забрав его на кухню, он положил фотографию на стол рядом с остальными. Снимок номер двенадцать. Это была чудовищная коллекция – изуродованные тела, кричаще яркая косметика и мертвые глаза. Все тела были полностью обнажены, в резком свете вспышки их нагота казалась особенно вызывающей.
Осушив бутылку до дна, Босх все так же задумчиво смотрел на снимки. Читал имена и даты смерти, смотрел на лица – лица падших ангелов в городе тьмы. Подошедшую к нему Сильвию он заметил лишь тогда, когда было уже слишком поздно.
– Боже мой! – увидев фотографии, прошептала она и сделала шаг назад. В одной руке она держала одно из сочинений, другая рука была прижата ко рту.
– Прости, Сильвия, – сказал Босх. – Я должен был тебя предупредить, что сюда не надо входить.
– Это те самые женщины?
Он кивнул.
– А что ты делаешь?
– Сам точно не знаю. Наверно, жду, когда что-нибудь произойдет. Мне казалось, что если я посмотрю на них снова, то, может, наткнусь на какую-нибудь полезную идею, наконец пойму, что же происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ты же просто стоял и смотрел.
– Потому что так надо.
Она взглянула на листок бумаги, который держала в руке.
– Что это? – спросил он.
– Так, ничего. Тут одна из моих школьниц кое-что написала, и я хотела тебе это прочитать.
– Давай.
Подойдя к стене, она выключила верхний свет. Босх и его фотографии сразу погрузились в темноту, не считая того скудного света, который проникал в кухню из гостиной.
– Ну давай же!
– Эта девочка вот что пишет, – сказала она, поднеся листок к глазам. – "Уэст предвещает конец безмятежного существования Лос-Анджелеса. Он видит, как город ангелов превращается в город отчаяния, в место, где надежды рушатся под ногами взбесившейся толпы. Это роман-предупреждение".
Она оторвала взгляд от текста.