Протасов, вооружившись керосинкой, поднес лампу к дыре, готовый в любой момент отпрянуть. В отсветах колеблющегося пламени дыра напоминала отверстие, проделанное ложкой в свекольной "шубе", как известно, выкладываемой слоями. Половая доска, брусья, спрессованный песок и цементная подливка были аккуратно прорезаны, края овального отверстия выглядели так, словно кто-то старательно потрудился лобзиком, пила которого, правда, постоянно гнулась из стороны в сторону.
– Чем, хотел бы я знать, ее прорезали? – спросил Протасов таким тоном, что и моржу бы сделалось ясно – ничего подобного он знать не хочет.
– Это зубы, зема.
– Зубы, блин?!
– Клыки. По-любому.
Пока Валерка переваривал эту информацию, погас электрический свет. Правда, у них еще оставалась керосинка, а то бы сидеть в полной темноте. Волына вцепился в плечо Протасова, тот, от неожиданности, чуть не провалился в дыру.
– Твою мать! – завопил Протасов.
– Что со светом, зема? – Волына перешел на шепот.
– Может, во всем селе отключили? – предположил Валерий, отдуваясь. – Или фазу выбило? Тут стены сырые, солома с гипсом. Коротнуло, блин… Слышишь, Вовка, выходит, я над этой дырой спал? – Протасов содрогнулся.
– И сквозняка не чувствовал?
– Не было никакого сквозняка, блин.
– Значит, дырка свежая…
– В жизни ничего такого не видал. – Протасов неловко повернулся, зацепил бедром табурет, на котором стояла старая эмалированная армейская кружка, и та, крутнувшись волчком, со звоном исчезла в дыре.
– Гол, – выдохнул Протасов, пытаясь улыбнуться.
Пяти секунд не прошло, как со дна ямы раздался глухой шлепок, с каким кружка угодила в песок, а затем покатилась, судя по звуку, под уклон.
– Яма не глубокая, – заключил Протасов. – Но, длинная. И ход идет куда-то туда.
Проследив за рукой приятеля, Волына мрачно кивнул:
– Ясно, куда. На кладбище.
– Давай ноги уносить, по добру по здорову, – предложил Валерий. – Пока не поздно, сваливаем.
Приятели были уже в дверях, когда Протасов поймал Волыну за локоть:
– Тсс! Слышишь, Вовка?
Волына замотал головой.
– Тсс…
Они до предела напрягли слух.
– Стонет кто-то, – наконец, выдавил Волына. – Или плачет.
И точно. Из-под земли доносились всхлипы, такие слабые и далекие, что их недолго было принять за звуки капающей со сводов пещеры воды. О протяженности подземного хода, как и о широте и высоте катакомб, приятели могли только гадать.
– Скорее плачет, Вовка.
– Мотаем отсюда, зема.
– А вдруг это малой Иркин?
Да хотя бы Саманта Смит, земеля.
– Нельзя малого бросать…
– А чем ты ему поможешь? Полезешь вниз, на съедение?
– Помогите? – позвал из ямы плачущий, тоненький голосок. – Помогите, пожалуйста! Ради всего святого!
– Это не пацан, – сказал Волына. – Давай, зема, ноги в руки…
– Помогите.
– Это девчонка, по-любому.
– Ксюша?
– Сам ты Ксюша, зема! Тебе чего, медведь на ухо наступил! – взвился Вовчик. – Какая-то блядь левая!
– Ты, блин, не гони! – предупредил Протасов. – Жизни лишу!
– Нас тут обоих и без тебя лишат. По-любому. Тикаем, Богом тебя прошу.
Вместо того, чтобы последовать совету Вовчика, Протасов шагнул к дыре и встал на одно колено. Голос был действительно не Ксюши. Однако, он то и дело обрывался плачем. На лице Протасова заиграли желваки, верный признак взыгравшего упрямства, по части которого Валерий был силен:
– Эй, девушка? – сказал он, склоняясь к дыре. – Ты где?
– Не знаю, – долетело до них сквозь слезы. – Тут сыро и совсем темно. Я замерзла.
– Ты как там вообще оказалась? – в свою очередь, приблизившись к дыре, спросил Волына. Краем глаза он поглядывал за дверью, но там было тихо. Может, кошмарный продавец рахат-лукума убрался восвояси, может, прислушивался к переговорам. Когда имеешь дело с призраками, трудно судить с определенностью.
– Я не знаю как, – сказала девушка.
– Как это? – не поверил Вовчик. – Ты что, пила?
– Нет! Но я не помню.
– Так не бывает. По-любому.
– Правда! Я легла спать в своей постели, а проснулась здесь. В темноте.
– А где ты живешь? – наседал Волына.
– Я снимаю комнату. С подругами. Правда, они съехали, а мне, мне хозяйка разрешила еще на неделю задержаться.
– Хозяйка, – эхом повторил Вовчик, и приятели обменялись мрачными взглядами. – А как ее зовут?
– Ириной Владимировной, – рыдая, ответила девушка. – Она добрая баба. Только строгая очень.
При этих словах земы снова, как по команде, обменялись взглядами. Вовчик почувствовал, как кровь стынет в жилах.
– Не может быть, – прошептал Протасов.
– Все может, – заверил Вовчик. – А фамилия у нее, какая?
– Ревень, – девушка шмыгнула носом. Похоже, она немного успокоилась. Возможно, оттого, что приобрела собеседников. И, поверила в скорое спасение. – Помогите мне, пожалуйста.
– А тебя саму – как зовут?
– Жанна, – сказала девушка.
– Что, блин, и требовалось доказать! Это тоже ведьма, – сказал Волына убежденно.
– Ты гонишь, – возразил Протасов. Девушка из-под земли словно почувствовала, что они колеблются.
– Пожалуйста, не уходите!
– Никто не уходит, – обнадежил Протасов. Он был искренен.
– Послушай, зема! – зашипел Вовчик. – Шалашовки у Ирины когда жили?
– А мне, блин, почем знать?
– Как это? Я же тебе докладывал!
– Ну, в прошлом году, весной. – С неохотой признал Протасов. – Что с того?
– Верно. – Вовка кивнул. – А теперь, ты хочешь сказать, что эта самая гребаная Жанна почти год под землей провела?
– Почему нет? – Протасов пожал плечами. – Узница подземелья, в натуре. Наши в Афгане тоже, чтобы до тебя дошло, плуг ты корявый, годами в ямах сидели. Мне кореш рассказывал. У духов еще эти ямы… – Протасов замешкался, вспоминая вылетевшее из головы слово, – зинданами назывались. Вкурил, лопух?
– Ты, зема, Ирину с духами не путай, – возразил Вовчик. – У нее, ведьмы, проклятой, тоже духов полно, конечно. Только, не те то духи, что по горам с РПГ лазят, а те, что по кладбищам шныряют.
– Чушь, – отмахнулся Протасов. – Просто Ирина умом тронулась. Или еще что. Берет заложников, и вымогает выкуп. Как чечены. Дошло?
– Тот урод, которого я лично в летней кухне видел, тоже, по-твоему, заложник?
Протасов почесал лоб:
– Да померещилось, видать. У страха глаза велики.
– Ты, зема, больной или дурной, по-любому.
– Вытащите меня отсюда! – взмолилась девушка. Теперь ее голос звучал так, будто она в метре от них. – Вы ведь из милиции?
– Из ДНД, – брякнул Протасов, прокашлявшись. – Ладно. Сейчас сделаем. Без проблем. Ты это, малая… короче, идти можешь?
Последовала секундная пауза:
– Ой, у меня, кажется, ноги связаны!
– Что значит, кажется? – закипел Волына. Девушка снова заплакала.
– Б-дь, – сказал Протасов. – Ладно, малая, потерпи. Сейчас что-то придумаем. Вовка, давай веревку.
– Ты чего, зема, белены объелся?! – Волына стал белее снега. – Хочешь ее сюда вытащить? Через мой труп.
– Не гони, блин. Пацанка попала в майонез, надо помочь!
– Сам ты пацан неумный. Ты чего, не врубаешься?! Она же тебя заманивает.
– Херня!
– Мне страшно! – девушка снова подала голос. – Не бросайте меня тут! Умоляю вас!
– Никто тебя, блин, не бросает. Не кипишуй. – Протасов шагнул к углу, где валялась смотанная кольцом веревка. – Сейчас я слезу.
– Зема, не делай этого! – взвыл Вовчик, заступая Валерию дорогу. Протасов отстранил приятеля рукой. – Не путайся под ногами, дурак. Лучше помоги размотать!
– Я лучше сдохну!
– И, блин, сдохнешь, в натуре!
Оба были настроены исключительно решительно. У ямы произошла потасовка. Валерий принялся спускать в отверстие веревку, Вовчик ему мешал.
– Отвали, падло, убью! – крикнул, в конце концов, Протасов, отталкивая Волыну изо всех сил. Перелетев полкомнаты, Вовчик врезался спиной в стену так, что она покачнулась. Однако, тут же вернулся обратно.
– Хорошо, хорошо! – он задыхался и размахивал руками. – Последняя попытка, зема. Всего один вопрос! – Вовчик склонился над ямой, в которую Протасов уже опустил веревку. – Слышишь, Жанна? День сегодня, какой?
– Я не знаю…
– Как это, не знаешь? Вчера спать легла, а сегодня не в курсе дела?
– Ах, это, – девушка почти перестала плакать. – Я просто вас не поняла. Конечно, знаю. Шестое мая.
Волына торжествующе посмотрел на Протасова:
– Несовпадение, а, зема? А год, какой, Жанна?
– 1993-й, – теперь в ее голосе проступило недоумение. – А почему вы спрашиваете?
– Еще хочешь лезть? – осведомился Вовчик. – Чтобы чудовище тебя, как суслика задрало?!
– А вдруг ее на игле держали? Или на дури? Откуда бедной пацанке знать? – Протасов в упор посмотрел на Вовчика. Он чувствовал, что Волына прав, спускаться в катакомбы – безумие. Как суслика задрало? Блин, сказал, как отрезало. С другой стороны, Жанна действительно могла оказаться жертвой. Да мало ли их, заточенных в подвалы маньяками, которые ходят среди нас, разыгрывая из себя нормальных людей?
– Растерзают там тебя, – в последний раз предупредил Вовчик, и пошел к двери. – Смотри сам, зема. Лично я – уматываю. По-любому. С самым решительным видом Вовка отодвинул засовы и выглянул на крыльцо. Понемногу светало, тени уползали под деревья, словно старый сад всасывал их в себя. Протасов, стоя с веревкой в руках, позвал Вовку, но тот и ухом не повел.
– Сваливаю на фиг, – повторил Волына, шагая наружу. – Ах ты ж, твою мать! – крикнул он, резко останавливаясь на ступенях.
– Что, Вовка?! – Крикнул в спину приятелю Протасов. Из комнаты ему было почти ничего не видно.
– Мама дорогая! – завопил Волына, вваливаясь обратно с такой скоростью, что у Валерия создалось впечатление, будто он смотрит видеозапись, перематываемую в обратном порядке.
– Какого хрена, блин?! – Только теперь Протасов увидел нечто, плывущее к ним через заросли, именно плывущее, потому что ни единый листик не дрогнул, ни одна веточка не шелохнулась. Существо было одето в яркий шерстяной халат и тюбетейку.
– Что за клоун? Это, блин, кто, старик Хаттабыч?
– Это тот самый чурбан, от которого одна тюбетейка осталась! – Волына в ужасе захлопнул дверь.
– Какая, блин, тюбетейка?!
– Та, которую я в часовне подобрал!
– Говорили тебе, плугу неумному, не тащи в дом разное говно!
– Не до базара, зема! – орал Вовчик. – это живой мертвяк! – Не успели щеколды войти в пазы, как что-то тяжелое ударилось в дверь снаружи.
– Пошел вон! – заорал Волына. – Тебя, блин, никто не звал, урюк! Вали к себе в Азию, желтомордый!
– Фисташки покупай, фундук, финики, – сказал голос с сильным азиатским акцентом. Впрочем, кроме акцента, в нем не было ничего человеческого. Так звучит старая заезженная пленка в неисправной магнитоле. Люди так не разговаривают, в этом у зем не было ни малейших сомнений.
– Спасите, вытащите меня! – завопила Жанна из подземелья.
– Да погоди ты! – рявкнул Протасов. – Задолбала!
– Курага, урюк, хорошие. Покупайте, дорогие. Пахлава, рахат-лукум.
– Нахрен иди, чурбан дохлый! Мы тебя не звали! В анус себе затасуй свою курагу! Я тебе балду сейчас снесу!
– Валерка, не зли приведение!
– Отклепайся! Сам только что его матом обложил!
– Это я сгоряча, зема!
– Пошел ты! Можно, в натуре подумать, что оно доброе!
За дверью повисла тишина, Волына даже успел подумать, что нецензурные пожелания Протасова сработали, и монстр в тюбетейке отправился восвояси. Однако, он даром радовался. Дверь дрогнула от сильнейшего удара. С потолка посыпались лохмотья старой краски, они планировали, как вертолетики, которые Протасов в детстве мастерил из бумаги.
– Ого! – крикнул Волына. Словно ободренный этим воплем, незваный гость пошел на штурм, обрушив на многострадальную дверь целый шквал сокрушительных ударов. В конце концов, дверь не выдержала. Одна из дубовых стоек лопнула, нижняя петля вышла из паза.
– Еще один такой, блин, штурм, и это падло будет внутри! – Предупредил Протасов. Вовчик открывал и закрывал рот, потрясенный отвратительной перспективой.
– Все купишь у меня недорого! – заверил с крыльца монстр.
– Баррикадируем дверь! – бросив веревку, Протасов схватился за тяжелый, старинный комод. Вовчик ринулся на помощь. Комод упирался и был так тяжел, что его пришлось кантовать.
– Недолго бы, блин, продержались парижские коммунары, если бы сваливали баррикады из современной мебели, – сказал Протасов, когда дело было сделано, комод оказался в проеме. – Вовка, тащи стол. Кашу маслом не испортишь!
– Понял, зема! – кивнув в знак согласия, Волына кинулся выполнять поручение. И тут они почувствовали вибрацию. Сначала еле заметную, едва ощутимую через толстые подошвы ботинок. Нечто вроде того, что бывает, когда вдоль улицы идет трамвай. Однако вскоре пол начал ходить ходуном, так, что края ямы, зияющей на месте кровати, принялись осыпаться внутрь.
– Землетрясение, блин?!
– Если бы, зема! Это та самая тварь, которую я в летней кухне видел, чтобы она сгорела!
Девушка в подземелье пронзительно завизжала:
– О, Господи, это оно!
Одним прыжком очутившись у ямы, Протасов подхватил брошенную веревку:
– Лови конец, Жанна!
– Помогите!
– Дура, блин, хватайся! Я тебя высипну!
Когда за веревку дернули, Валерий не устоял на ногах. Сила рывка была такой, что если бы Волына вовремя не подставил плечо, Валерка бы полетел вниз.
– Чудовище тебя утащит, мудак! Отпусти канат! – кричал Вовчик. Это было непросто. Протасов обмотал веревку вокруг кистей, для надежности, и теперь напоминал рыбака, подцепившего на редкость большую щуку. Такой величины, когда охотник превращается в дичь. Неизвестно, чем бы закончилось противостояние, если бы веревка неожиданно не оборвалась. Протасов и Волына повалились на пол. Он продолжал вибрировать. Он трясся, как палуба корабля.
– Надо заткнуть дыру! – нашелся Волына. О несчастной Жанне больше никто не вспоминал. Вдвоем приятели подняли тяжелый обеденный стол, подтащили к дыре и перевернули плашмя.
– Мало! – Волына вцепился в кухонный шкафчик, из которого со звоном посыпалась посуда.
– Все равно, мало!
За шкафчиком последовали обе кровати. Сверху упал мешок картошки, раздобытый на днях хозяйственным Вовчиком. Приятели лихорадочно озирались по сторонам в поисках того, чем бы еще завалить дыру, когда стол принял первый удар. И сдвинулся с места. Мешок с картофелем исчез в дыре. Комнату наполнил концентрированный запах сероводорода. Приятели заметались по комнате, однако пути к спасению были отрезаны.
– Купи халву! – надрывался с крыльца среднеазиат. – Не купишь, потом пожалеешь!
– Мы в ловушке! – в исступлении выкрикивал Волына.
– Надо шкафом дырку придавить, – сказал Протасов, наблюдая, как рассыпаются наваленные ими вещи. Старинный шкаф для одежды стоял у дальней стены. В одиночку его было не сдвинуть. – Вовчик, раз-два, взяли!
Когда шкаф, наконец, отделился от стены, висевший за ним толстый ковер упал на пол, подняв целое облако пыли. Вовчик громко чихнул.
– Дверь, – потрясенно проговорил Протасов. В скудном свете керосиновой лампы их взглядам представилась допотопная двухстворчатая дверь, обычная для деревенских домов.
– Куда она ведет, зема?!
– Да мне по бую, куда! – крикнул Протасов. – Лишь бы подальше отсюда! – Впрочем, несложно было догадаться, что потайная дверь ведет в хозяйскую часть дома. Вероятно, она стала внутренней во время одной из реконструкций, которым дом подвергся в семидесятые. Когда семья Ирины росла, может, ожидалось очередное пополнение. Впоследствии дверь заколотили наглухо, снабдив пристройку отдельным входом.
– Зема! Помоги! – Протасов налег на дверь. Из этого ничего не вышло. – Заперта, собака!
Пока они ломали замок, за их спинами произошло движение. Металлическая кровать повалилась набок. Баррикада рушилась на глазах. Что-то добиралось до них из-под земли. Вряд ли то была Жанна. Протасов схватился за топор, выданный им Ириной.
– Руби, зема! – крикнул Вовчик. Протасов взмахнул колуном. Полетели щепки. Лезвие глубоко вошло в дерево.
– Давай, брат!
– Застряло, блин!
Наконец, им улыбнулась удача. Замок лопнул. Левая створка подалась. Волына первым скользнул в образовавшуюся щель. Протасов рванул следом. Под ногами захрустел какой-то мусор. Спотыкаясь об этот хлам, приятели двинулись вперед. Сначала было совершенно темно, и, на удивление, очень сыро. Слишком, даже для скверно отапливаемого старого дома в деревне. Они прошли метров десять. Им давно было пора очутиться в хозяйской половине дома, однако, ничего подобного не произошло. Они попали в совершенно иное место. Совсем не туда, куда рассчитывали. Слишком холодно и мокро стало вокруг. Затхлый воздух наводил на мысли о склепе. Потом стало немного светлее, и Волына разглядел неверные тени, мелькавшие там, где вообще-то следовало находиться полу. Видимость была отвратительная, они шли по колено в тумане. Их голоса звучали соответственно.
– Зема? Это, кажись, рыбы плавают?
– Какие, блин, рыбы, идиот?
– Сам посмотри.
Немного погодя они натолкнулись на водоросли. Волына врезался в непролазные заросли на ходу. Ощущение было отвратительным, прикосновения растений мокрыми и ледяными. Споткнувшись, Вовка с головой погрузился в воду. Она обволокла его, как кисель. Никаких брызг, никакого всплеска. Громко фыркая и отплевываясь, Волына обернулся к Протасову. Он не мог поверить в то, что чуть не захлебнулся в старом коридоре. Он не верил в это, тем не менее, это было так.
– Тону, зема!
– Какое, тону, мудила?! – обозлился Протасов. – Что ты лепишь, блин, на голову не натягивается?!
Впрочем, не имело смысла отрицать очевидное. Они действительно очутились в пруду. Пруд был старым, вода цвела, испарения висели над поверхностью, обволакивая это нехорошее место.
– Гиблое место, – уточнил Вовчик шепотом. Протасов не издал ни звука.
Посреди пруда, наполовину в воде, стоял крытый тентом "УАЗ" цвета хаки. Стекла кабины были зеленоватыми и непрозрачными, как в давно не чищеном аквариуме. Кузов сожрала коррозия, судя по всему, машину бросили тут много лет назад. Вовчик насчитал несколько дыр в бортах, они подозрительно походили на пулевые отверстия.