Начальник СИЗО Холмогоров держался позади англо-русской гостевой парочки и не отходящего от них заместителя по воспитательной части Родионова. Этих "парламентских пердунов" (как их называл про себя Холмогоров) зазвал в следственный изолятор замполит Олег Федорович. Приглашение напрямую связано с тем, что зам наговорил на генеральском совещании на Суворовском проспекте 52. О том, что необходимо срочно строить новый городской изолятор, на который, понятно, как и на все остальное, денег нету, поэтому надо привлечь сначала внимание доброго жирного, как помоечный котяра, Запада к нашим тюремным проблемам, а потом выцыганить у Запада еврорубли на строительство евростандартного СИЗО.
Короче говоря, зам разворачивал кипучую деятельность. И начальнику сейчас ничего не оставалось, как таскаться за депутатами по этажам. Не пошлешь же (хотя очень хочется) таких важных гостей куда подальше (а ведь поймут и без перевода), вот и приходится (будто других дел нет) изображать, что озабочен, проникнут, взволнован, заинтересован… тьфу, так вас перетак…
- Декларация прав человека должна стать настольной книгой каждого россиянина. Да, да, тем более в местах заключения, где люди сильнее всего ощущают свое бесправие. Мы вам пришлем брошюры из расчета по двадцать экземпляров на камеру. Вы уж, Олег Федорович, побеспокойтесь и проследите, чтобы не случилось недоразумений с получением книг и их распространением, - шамкал вставной челюстью Кораблев, поправлял без нужды очки в нарочито дешевой пластмассовой оправе и поглядывал, словно сверяясь с барометром, на английского коллегу.
Англичанин же, мосластый, лицом смахивающий на породистую лошадь из конюшни герцога Бекингема, не считал нужным скрывать свое отвращение к тому, что видит. Нечего с русскими деликатничать. Прошли те времена, когда с ними заигрывали, когда по необходимости держали с русскими хороший тон и делали вид, что эти варвары тоже европейцы. Теперь грозный русский медведь превратился в беззубого попрошайку, пляшущего на задних лапах под балалаечное треньканье. А с попрошайками церемоний не разводят.
Мистер Блэквуд не расходовал бы свое время на поездки в дикую страну, если бы не два "но". "Но" первое - он создал себе в Европарламенте репутацию как "специалиста по России", теперь поздно давать задний ход и искать новый имидж, вдобавок и у себя дома с ним лично консультируется по российским вопросам "премьер Тони", такое знакомство необходимо поддерживать, а значит подпитывать новой информацией. Второе "но" (в котором Блэквуд никому не признается) - ему нравилась русская дешевизна, формально-расчетный в Англии один фунт стерлингов здесь превращался во вполне приличный набор товаров и услуг.
Однако на сегодняшний день можно не прятать отношение к русскому свинству и дикости под маской благорасположения - и Блэквуд отношение не прятал. Брезгливо морщился, укоризненно качал головой и не скупился на замечания. Правозащитнику Кораблеву, не любителю без необходимости кого-то раздражать, зачастую приходилось переводить в смягченной форме реплики утомленного Россией европарламентария: "Судя по физиономиям большинство ваших надзирателей горькие пьяницы", "Охрана не поддерживает физическую форму, почему за этим не следят, разве для этого нужны деньги?", "Неужели столько людей сидит за тяжкие преступления и нет никакой возможности выпустить половину под залог?", "Тех капиталов, что преступно вывозится из вашей страны, хватило бы не на одну современную тюрьму и уж точно хватило бы на дезинфекцию помещений, на которую, как я погляжу, у вас тоже ввели мораторий вместе с отменой смертной казни".
Очередную фразу англичанина Кораблев перевел, когда они одолели лестничный марш и ступили на второй этаж четвертого корпуса:
- Мистер Блэквуд, спрашивает, когда у заключенных обед?
Родионов оглянулся на начальника СИЗО - пускай, дескать, хозяин ответку держит за свое хозяйство. Холмогоров не стал вдаваться в малопонятные иностранному уму тонкости, как то - "когда сготовят, тогда и развезут". А ответил, прикинув сколько сейчас времени и насколько хватит депутатского запала:
- Через два часа.
- Мистер Блэквуд желает побывать в столовой на приеме пищи.
Начальник крякнул, потянулся к карману с сигаретами, но передумал обкуривать некурящего буржуя. "Вот напасть, это что же, пердуны тут два часа околачиваться собрались? Не, полчасика еще погуляю с ними и слиняю, скину их на зама". Сказал:
- Пищу принимают в камерах.
Зам отсутствующе уставился в окно, где по подоконнику, раздув бурдюк, голубь клеился к голубке. Зам машинально сунул руку в карман вроде как семечек пташкам сыпануть. Тоже еще друг пернатых нашелся! А англичашка, однако, не угомонился:
- Тогда мы просто посетим вашу кухню.
"А чего, пускай фирмач порубает нашего рыбного супчика", - и начальник СИЗО еле сдержался, чтоб не расхохотаться, представив, как перекосит лошадиную физиономию иностранца, когда тот хлебанет баландки. Холмогоров не в первый раз украдкой бросил взгляд на зама. По непроницаемому лицу Чеченца нельзя было сказать, доволен ли он протеканием визита, того ли ждал от визитеров.
Процессия двинулась вдоль дверей с "глазками" и "кормушками". Депутаты пожелали сами выбирать камеры для осмотра, чтоб не попасть, как выразился консультант Тони Блэра по России, на "показьюху". Дорогим гостям препятствовать не стали. В этом корпусе, на этом этаже пусть себе шляются по камерам сколько захотят.
В депутатско-начальнические спины втыкались злые глаза надзирателей. Есть чем заниматься людям в "Малых крестах" помимо того, чтобы ходить гуськом, молоть херню и отвлекать других.
- Мистер Блэквуд просит открыть эту камеру, - переведя, Кораблев показал пальцем на дверь, на которую секундами раньше указал кивком подбородка англичанин.
- Откройте, - распорядился зам по воспитательной. Надзиратель зазвенел ключами.
Эх, знал бы мистер Блэквуд, как неудачен окажется его выбор…
2
С деньгами Шрам был сам себе воевода, тем паче, что после адвокатского шебуршения местные власти как-то перегорели вернуть Серегу в сволочильник. Сразу, как ступил под открытое взгляду небо, вздохнул полной грудью. За пару суток заключения дыхалка соскучилась по вольному осеннему воздуху. Эх, сейчас бы на природу грибы собирать. Шампиньенчики в салате. В кабаке "Русский лес".
По пятнадцатиметровой длины и трехметровой ширины бетонному ящику, наверное, против тунгусских метеоритов накрытому сверху мелкоячеистой сеткой, бродили уголки. Ну, кто бродил, кто сидел на корточках. Камерная теснота обыкновенно оборачивается или потребностью ходить, ходить, нагружать застывшие топалки работой, или полнейшим отрицаловом вообще двигаться. Сверху прогулку пасли дубари, перемещающиеся по специальным дорожкам на стенах. А за охранниками наблюдало пасмурное небо, которое хмурилось в раздумьи - писать на головы дождем или потерпеть еще.
Интересно, скоко стоит, чтоб дубари бродили не с права налево, а слева направо? Есть ли такая шкодная услуга в "уголковом" тарифе?
Зеки были из камеры номер тридцать шесть, типа неродной его камеры. Может, следующие какие знакомцы объявятся. Ба, не успел размечтаться! Вырастая, как тот же гриб из мха, поднялся с корточек человек с телосложением кубинского боксера-полутяжа (эластичная мускулатура, длинные пружинистые ноги). Сергей подгреб, пожал руку.
Не друг, не приятель, просто знакомый по кличке Джеки. Откуда взялось такое погоняло догадаться нетрудно. Этот питерский кореец (из корейских отметин имеются только узкие глаза, а фамилия-то у него, помнится, какая-то совсем русская, на "-ов") занимался сызмальства всякими единоборствами, и восточными, и иных направлений. В навалившуюся эпоху перемен обычным образом присоединился к братве. В это же время за конкретное умение драться и азиатскую наследственность словил долгую кликуху "Джеки Чан". Какая-то часть погоняла неумолимо должна была отсохнуть. Останься вторая часть - получился бы намек на бачок, потому уцелела первая часть. С Джеки они тройку раз сталкивались по разным делам, однажды за общим столом гудели, но поговорить до сегодняшнего дня не выпадало.
- Здорово, Джеки.
- Привет, Шрам.
Оба опустились на корточки - так разговаривать удобней.
- Джин-тоника хочешь?
Прям сказать, внезапный вопрос выдал кореец, поэтому Сергей не придумал ничего лучше, чем:
- В смысле?
- В смысле джина с тоником. - Кореец запустил лапу под рубашку и вытащил одну за другой две синие "синебрюховские" банки. Одну душевно протянул Шраму. Под ноги осенним листом спикировал распечатанный конверт. Джеки его подобрал и сунул в карман.
- В камеру же нес? - Ладонь Сергея огребла прохладный баночный цинк. Чего ж тут не сообразить: если не пил, держал за пазухой, а теперь вытащил на обозрение, значит, обозрения не бздит, а просто предполагал приговорить баночки в хате.
- Какая разница здесь или там? - Джеки сковырнул заглушину, выпуская наружу шипение и пену. - Одна лишь разница. Сдать надо не забыть при выходе с прогулки. Порядок, блин, он и есть порядок. А вдруг мы заточек настрогаем? А мне вот Лизавета письмо написала и фото прислала. Симпотная бикса.
- Оставь в запас, - Сергей покачал ладонь с банкой. - Я у тебя пару глотков займу рот сполоснуть, и хватит.
Джеки понимающе ухмыльнулся, отпил из своей "синебрюховки", протянул ее Шраму и забрал у того ранее врученную банку. И тоже ее откупорил.
- Проверено - мин нет, пей. Подляны боишься? Хочешь, фотку Лизки покажу? Симпотная бикса.
- Страхуюсь. А фотку не свети, мне без надобности.
- Бывает. Люблю это пойло, - признался кореец. - Не пиво, не водку, а эту заразу. Устраивает, понимаешь. Как отправишь письмишко, дескать, хочу переписываться ради светлой дружбы и обсуждения стихов поэта Есенина, а потом ответ получишь, так без банки и читать не климатит.
- Почем тут такая? - сделав три жадных глотка, Сергей поболтал остаток. Немного осталось до конца удовольствия. А удовольствие-то получалось - не только утолением жажды, но и, черт побери, приветом с воли.
- Стольник.
- Десятикратно, значит. А водка как идет?
- А так же, десять номиналов.
Кореец пил в отличие от Сергея в мелкий глоток, смакуя.
Что Джеки делает во "Вторых крестах", про то Сергею было известно. Случай частенько припоминался братвой, когда речь заходила о бабах, а с деловых терок на баб переходили даже чаще, чем на тачки.
Тридцатилетний Джеки вмазался в семнадцатилетнюю белокурую красотку-школьницу с некорейской, а прям мексиканской страстностью. Заваливал цветами и подарками, водил и возил, куда та пожелает. А однажды застал ее в постели с каким-то козлом из "золотой молодежи". И голыми руками убил прямо на простынях эту лярву и ее хахаля. Обставляться на алиби или срываться в бега Джеки не стал, просто ушел из ее квартиры, оставив дверь нараспашку и отправился пить вчерную и отнюдь не джин-тоник.
Милый тихонький такой,
Очень любит уж покой.
Из моих любовников
Он делает покойников.
Приключилась та история три месяца назад. Топать на зону Джеки, конечно, придется, но адвокаты у него толковые, должны вытянуть на "в состоянии аффекта", обыграть "всемерную помощь следствию" и добиться низшей планки.
Братва судила случай с Джеки по разному: одни одобряли, мол, за предательство только смерть, другие сходились, что баба того не стоит, а гребаря ее следовало просто наказать, скажем, отщипыванием яиц, и опустить на бабки.
- Здесь много чего по десять номиналов. Считать удобней, - продолжил тему кореец Джеки. - Чем помочь? А может, тебе адресков женских общаг подкинуть? Переписываешься, и вроде как при деле. Я вот, не думай, не дрочить фотки выманиваю. Я хочу выяснить, все бабы - шкурки, или есть порядочные?
То, что Джеки не расспрашивал "за что же тебя-то, Шрам, упекли?" - правильно. Захочет человек - расскажет, а трясти его нельзя.
- Сам управлюсь, Джеки. Ты в каком номере чалишься?
- В пятидесятом. Заходи. Кстати, я не дуркую, здесь это запросто делается. Платишь и идешь в гости. Час гостевания - штука.
- Лихо, - Сергей вытряс в рот последние капли слабоалкогольной водички. - Жаль, на волю прогуляться за бабули не выйдешь.
- Выйдешь, - ни следа улыбки на лице корейца. - Но десятью номиналами не отделаешься. Развлекуха для подлинных миллионеров.
- Ты что, не шутишь? - Сергей подумал, что в узких глазах удобно прятать насмешку.
- Нет, - просто ответил Джеки. - Сколько стоит аттракцион не узнавал. Но захочешь, сам выяснишь.
- Ну, про подгон шлюх я слыхал. Про водку и гашиши-машиши, понятно… Не знаю… Слухи о прогулках по воле доходили бы.
- Редко, кто пользуется. Говорю же, надо быть Мавроди или Якубовским, чтобы расплатиться. Да и смысл какой? Чего захочешь, дешевле выйдет сюда доставить. А срыть в побег все равно не дадут.
Сергей задрал подбородок. Серые на сером фоне силуэты мерно вышагивали по периметру пенала, через устоявшееся количество шагов наклонялись головы. Потом головы поднимались - все спокойно в охраняемой зоне. И верняк, не так уж и кучеряво стоит их заставить мерять тропку в противоположную сторону. Только нафига козе баян? Здесь торгуют более конкретными и жизненно необходимыми вещами.
Странная мысль пришла в голову Шраму, но не из тех, что нельзя высказать вслух:
- Так какой же офигительный барыш стригут "Вторые кресты" каждый божий день, а, Джеки? Кто ж хозяйство держит?
Кореец сжал пустую банку, легко обратив ее в цинковый шлепок. Люди рядом бродили, сидели, курили, пытались делать какую-то гимнастику. Переговаривались чахло - видать, уже наобщались друг с другом досыта.
Кто-то от скуки засылал уши и в их с корейцем беседу, и как бы в никуда, поскольку лезть в чужой базар западло, промежду прочим гундел:
- А вот еще понтово венигрет в шампанском заказать. Есть такой баландер Костик, он так круто куховарит…
- А в двадцать пятую пацаны в складчину аквариумных рыбок полкило купили. Заткнули рукомойник, напустили воды и три дня рыбачили…
- Это что, один шиз из двенадцатки по частям воздушку заказал, типа устал малявы в ручную пулять. Только воздушку то ему продали, а через день отшманали…
- Очередь у "Углов" видал? - довольно замысловато взялся отвечать Джеки. - Ну не важно. Короче, каждое утро выстраиваются женки там и сеструхи передачи отдавать. Мелочевку разрешенную. Конфетки, папиросы, носки. И хер с маслом ты передашь без взноса. Все места в очереди продаются. Первые места ценятся суровее, последние дешевле. Как в театре. Какие-то дешевки этим зарабатывают. И отмаксовывают в "уголковый" кошелек.
- Да, слышал эту тему, - кивнул Сергей.
- Короче, даже здесь прихвачено. Чего толковать про подходы, где понажористее бабки можно рубить. А кто держит…
Джеки пожал плечами.
Ну, это верно. Мало волнуют затюремные дела, пока не сядешь. Однако вот он, Шрам, у "хозяина" гостил, с людьми разными общался, а что-то и для него в новье.
- У тебя с деньгами не проблемно? - вопрос вырвался сам собой. Не в благодарность за тоник с джином, а потому что помогать друг другу надо.
- Живу.
Вообще-то Шрам другое подразумевал. Может, бабу хочет человек. На банки-то, ясно, хватает, и на мелочевку всякую, а на что-нибудь для души, что снимет хмарь с сердца…
- Беспроцентно кредитую. Отдашь, когда выйдешь.
- Это не из двенадцатки воздушку заказывали, а Фикса из сорок третьей…
- И не рыбок аквариумных, а лягушек, чтоб по ночам квакали. Типа по Финскому заливу кто-то тосковал.
- Все не так было. Заказали белых мышей. Дресировать хотели. А мыши сбегли и скрестились с местными…
- Нормально все, - сузил и без того узкие глаза кореец. - С деньгами нормально… Лишь бы почта трудилась без перебоев. Кстати, о деньгах. Видишь, чувака в красных носках?
- Да.
Человек стоял у противоположной стены, почти вплотную прижавшись к ней, а к ним повернувшись спиной. Красные носки бросались в глаза из-за коротких брюк.
- Сидит здесь пять лет, - пояснил кореец Джеки. - Грабанул по пьяни ларек. От силы тянет на треху. Вот он сидит и ждет суда.
Сергею, словившему, на что намекает кореец, неожиданно представилось, сколько людей, загремевших в "Углы", распродали последнее свое барахлишко, чтобы выбраться отсюда хотя бы в зону, если домой не получается. Или чтобы хоть чем-то облегчить себе жизнь вне воли. И от безличных объявлений в газетах типа "Продам. Срочно" протянулись нити к одному кулаку. Чей же, интересно, этот кулак?
- Пожалуй, тут и посрать скоро бесплатно будет нельзя. Коммерческую парашу придумают, - Сергей невольно хохотнул. - Все обложили, суки. Тут знакомца встретил, Панаса. Доходяга доходягой. В лагере б без слов в лечебницу определили…
- Панас? - переспросил Джеки.
- Ну да.
- Он помер сегодня.
Вот так сообщение. Секунду Шрам его переваривал.
- Откуда знаешь?
- Он же блатной, отстучали… - Джеки похлопал ладонью по стене, - по телеграфу. Чтоб кореша выпили за упокой.
- Чего, как? Неизвестно?
- Помер, значит, помер. Не пришили, значит. Короче, сообщили без подробностей. Кореш?
- Нет.
- А вот че я слыхал, будто кто-то крутой из двадцать первой захотел антену-тарелку. Так ему отказали, потому как снаружи вид фасада портит…
- Гонишь, из двадцать первой не тарелку заказывали, а медаль "Почетный уголок". Тридцать штук. И гравер честь по чести выполнил. Правда прежний зам зачеркнул на эскизе слово "СЛОН"
…
- Нет, самый крутой был Ворон, он перед этапом забашлял, чтоб пароход с Оркестром Советской Армии напротив "Углов" "Прощание славянки" сбацал. Понятно, дирижер ни ухом, ни рылом. Дирижера залечили, что для туристов на самом параходе…
Сергей почувствовал, как пузырями со дна в нем поднимается злость. Без явной причины, ни на кого конкретно не направленная, но злость. Шрам как бы увидел закручивающуюся вокруг себя хитрожопую петлю, которая касательства к его заморочкам с подставой, с прирезанным Филипсом вроде бы не имеет. Ох, не нравится ему такая карусель с леденцами. И ведь не понять даже, в чем хитрожопость ее, откуда ветер задувает.
- Слушай, а ты Клима Сибирского здесь встречал?
- Да, ходил тут такой старичок… А ты вот, Шрам - свежий, ответь. Если есть порядочные девченки на воле, так почему на третьем письме переписка обрывается? Только я честно расскажу, как в "Углы" вселился, и отрезает, будто серпом по гландам.
Больше ничего сказать Джеки не дали. Заскрипела дверь, которую бы не мешало смазать, и прозвучало по-ментовски отчетливое:
- Заключенный Шрамов на выход!
- Тебя, - прокомментировал Джеки.
"Что за чума творится? Гоняют сутки напролет по "Углам", словно вшивого по бане", - но ничего не оставалось ему, заключенному Шрамову, как идти…