- Еще? - спросил Катрич.
- Не! - заверещал доходяга. - Прости, не признал крутого! Алкаши, начавшие собираться вокруг, с разочарованием стали рассасываться. Постоянные клиенты "Радости познания", изнывавшие от сухости в глотках и утробах, только с лохами ведут себя нагло, а с крутыми стараются дел не иметь.
Когда, охая и стеная, доходяга отвалил в сторону, Рудин спросил:
- Артемчик, родной, на бутылку, а?
- Заработай. - Катрич знал, что с алкашами надо обходиться сурово.
- Что тебе?
- Любопытство мучает. Поможешь?
Рудин страдальчески проглотил слюну, скривил лицо.
- Не тяни, и так сгораю…
- Ты был на "пьяной плешке", когда убили Порохова?
- Назови точно время.
- Неужели не слыхал?
- Слыхал, но ты скажи сам. А то потом залупишься: откуда узнал, когда убили?
- Детективы смотришь? - Катрич усмехнулся. - Убили его в прошлую субботу.
- Значит, я был здесь.
- Точно помнишь?
- Артем! Считаешь, я уже совсем? Как забыть, если каждый день тут?
- Жердяя знаешь?
- Знаком.
- Как его фамилия?
- Баринов. Егор. - Рудин явно не понимал, куда клонит Катрич.
- Ты его видел в тот день на "плешке"?
- Видел. Мы как на работе.
- Где он сейчас? Покажи. Рудин пожал плечами.
- А х… его знает. Он уже который день здесь не кучкуется.
- Почему? Заболел?
- Говорят, богатым стал, но точно не знаю.
- Что значит "богатым стал"?
- Кто-то из наших видел. Он новый костюм справил. Кроссовки.
- Где его можно найти?
- На бутылку будет? - Рудин снова страдальчески сморщился: его крутило.
- Будет, говори.
- У него кореш есть. Миха Говендяй, он точно знает.
- Где искать Говендяя?
- В сквере. Это его территория.
Катрич достал из бумажника десятитысячную бумажку, потряс ею и протянул Рудину. Тот задрожал всем телом, схватил купюру и, не прощаясь, бросился к универсаму.
Словом "сквер" придонцы обозначали зеленый уголок, расположенный неподалеку от речного вокзала. Когда-то здесь была неплохая детская площадка: бревенчатая крепостная башня, покрытая светлым лаком и оттого радостно сверкавшая на солнце. Стояли русские витязи в кольчугах и шишаках, вырезанные из дерева. Они стерегли многочисленные качели и качалки. Можно было взбираться на плечи витязям и сидеть там, свесив ноги на богатырские груди…
Новые порядки в первую очередь обрушились на самых бесправных и безответных членов общества - детей. В сквере поднялись торговые точки, витрины которых заполнили банки с пивом и водочные бутылки всех цветов и размеров. Киоски обступили детскую площадку со всех сторон, сжали, сдавили тисками. Родители стали с опаской приводить сюда малышей: на витринах рядом с сигаретами и упаковками жвачки красовались некие изделия из пластика и резины размером с батон вареной колбасы - для непонятливых их снабжали этикетками "Интим".
Однажды ночью некто чрезвычайно предприимчивый спилил деревянных витязей и увез их на свою дачу, за высокий деревянный забор. Чуть позже такая же судьба постигла и крепостную башню. На обломках детского городка возник стихийный бомж-клуб, в котором велась постоянная борьба за благосклонность лавочников. Периодически, когда санитарная инспекция начинала обращать внимание на обилие мусора вокруг торговых точек, кто-либо из владельцев бросал бомжам клич:
- Превратим наш сквер в образцово-капиталистический!
И сразу к ларькам кидалась толпа, начинавшая схватку за хозяйскую метлу. Тому, кому удавалось ее схватить, доставалась работа и бутылка пива.
При отсутствии дела на бортиках чудом сохранившегося ящика с песком сидели ханурики, похожие на грифов, жаждущих падали, - большие черные нахохлившиеся птицы с опущенными до земли крыльями.
Прежде чем попасть к месту, где они кучковались, Катричу пришлось пролезть узкую щель между домами, забитую мусорными контейнерами. Под одним из железных ящиков, согнувшись крючком, лежал тощенький и хилый мужичонка. На нем было грязное пальтишко, сшитое из тонкого старого одеяла. Из-под коротких брючин наружу торчали босые черно-синие ноги.
Два бродяги сидели неподалеку на деревянных ящиках, взятых со свалки возле ближайшего магазина. Между ними стоял еще один ящик, покрытый мятой газетой. На ней лежала растерзанная буханка черного хлеба, валялись две обсосанные до костей вяленые рыбы и стояли пустые пивные бутылки. На Кат-рича пирующие бродяги внимания не обратили. Их увлекала перепалка:
- Иди, Козел, знаешь куда?!
- Я те морду мало полировал? Могу еще!
- Пошел ты, блендомед с флористатом! Катрич шагнул к спорящим, поставил ногу на ящик с остатками харчей. Такое мог себе позволить далеко не каждый. Один из бомжей поднял глаза.
- Чо надо?
- Кто это? - спросил Катрич, кивнув в сторону лежавшего у мусорного ящика тела. - Почему здесь валяется?
- Тот? - Бродяга наморщил лоб, вспоминая. - Вроде бы Митюха Чифирь. В загиб ушел.
- У^ер, что ли? - Катрич взглянул на бродягу ошеломленно.
- Как есть, командир, мертвей не бывает. Отгулял свое. Все там будем.
- Что ж вы не заявите?
- Зачем? Приедет мусорка - разберутся.
- Почему он босой?
- Снял кто-то корочки. На кой они мертвяку? Никогда за всю свою жизнь Катрич еще не видел такого пренебрежения к мертвому, который, возможно, еще вчера приставлял здесь третий ящик и составлял компанию двум остальным, пил с ними пиво, обсасывал леща. Все шло по присказке:
"Умер Максим, ну и хрен с ним!" Да и в городе, по правде говоря, уже стали привыкать к виду трупов на улицах. Раньше такого не было. Тех немногих, кого убивали ночами, видела только милиция. Теперь бомжи и другие отверженные, считавшие, что жизнь на юге попроще и полегче, умирали на улицах, и дозваться тех, кто мог их забрать, было не так-то просто.
Одному из бомжей вопросы неизвестно откуда объявившегося интеллигента надоели. Куражась, он взял пустую бутылку за горлышко, отбил ей дно. Покрутил в руке, приспосабливаясь. Посмотрел на напарника:
- Ну чо, Миха, может, объяснить товарищу за права человека? Чо он тут огинается?
Катрич в таких ситуациях сперва действовал, потом объяснял, что и почему. Он взмахнул ногой. Бутылка, выбитая из руки метким пинком, отлетела в сторону. Резко шагнув вперед, Артем перехватил бомжа обеими руками за поясницу, приподнял и сунул головой в мусорный контейнер. Повернулся ко второму.
- Ну чо, Говендяй, объяснил я твоему корешу за права человека?
- Во, Козел, достукался! - Бомж поддержал Катрича. - Блендомед хренов! Говорил я ему…
- Все, кончили. Мне нужен Баринов. Жердяй. Где он? Говендяй посмотрел на задницу напарника, который все еще не мог выбраться из контейнера.
- Не знаю я. Давно не видел.
- Я не спрашиваю, видел ты его или нет. Мне нужно знать, где его найти.
Катрич сделал шаг в направлении Михи. Тот сразу встал со своего ящика, отряхнул с брюк хлебные крошки. В глазах его легко читался испуг.
- Он у Гаврилихи кантовался. Теперь не знаю, там или нет.
- Где живет Гаврилиха?
Из контейнера выбрался Козел. Лицо его было залито кровью.
- Е-мое! - испуганно воскликнул Миха. - Во заработал!
- Ладно, заткнись! Умоюсь. - Напарник не тушевался. - Этот гад меня мордой в кетчуп сунул. Шуток не понимает…
- Повторить? - спросил Катрич.
- Да скажи ты ему, Миха, - всполошился Козел, - где живет эта сука. Пусть отвалит. Он же психованный…
Жердяя Катрич нашел без труда. Он ютился на окраине города в собственном доме мадам Гавриловой, уборщицы частного магазина "Флагман". Как потом оказалось, сердобольная женщина разрешила беспутному двоюродному брату поселиться в деревянном сарайчике рядом с домом. Когда Катрич открыл дверь и вошел в пристройку, Жердяй "кайфовал". Он лежал на голом матрасе, брошенном на железную ржавую кровать, и, высоко подняв пивную банку, тонкой струёй лил желтоватую жидкость в глотку.
Появление незнакомого человека привело Жердяя в ужас. Он вскочил с кровати и поднял обе руки вверх:
- Все, начальник, сдаюсь! Только учти, я не убивал! Испуг сидел в этом человеке и не давал покоя, несмотря на его поддатость.
- Сядь! - приказал Катрич. - Кому сказано - сядь! Жердяй не сел, а рухнул на кровать.
- Не убивал, значит? И чемоданчика не брал?
- Голову мне открутить мало, начальник! Взял чемоданчик.
- Все уже промотал?
- Нет. Там восемьсот долларов было. Я только сотню потратил.
- Ай молодец! Где чемодан?
Жердяй нагнулся и вытащил из-под кровати черный кейс.
- Как же ты, гусь лапчатый, так вовремя оказался у богатого чемодана? Или все же стукнул мужика?
- Не трогал я его. А в подъезд зайти меня наняли.
- Наняли? Ну-ка расскажи все как было…
Баринов, с которого почти весь хмель сошел, рассказал о событиях рокового Дня, сделавшего его владельцем восьмисот долларов.
Катрич понимал: спрашивать Жердяя о том, как выглядел нанявший его мужик, какие у него глаза, уши, лоб, не имело смысла. И потому начал выяснять то, на что ханыга мог невольно обратить внимание. Люди этого круга, старающиеся где только можно перехватить на бутылку, не физиономисты, как цыгане. Они чаще всего ориентируются на одежду. Чем приличнее одет человек, тем больше шансов, что он интеллигент. А интеллигент редко отказывает. И не из сочувствия к ханыгам, а из робости.
- Какие у него ботинки? - задал Катрич первый вопрос.
- Шузы? - Жердяй демонстрировал причастность к новой лексике. - Знаешь, начальник, коричневые. На толстой подметке. Во! - Он показал пальцами предполагаемую толщину. - Фирма!
- На шнурках?
- Ну! При больших доходах гнуть спину из-за шнурков - себя не уважать.
- Почему решил, что у него большие доходы? Пообещать двадцать штук и я могу.
- Не, начальник! Костюмчик у него, я тебе скажу! Ты на такой не потянешь. Шерсть английская. Цвет черный, полоска белая. Однобортный. В натуре.
- Почему решил, что шерсть обязательно английская?
- Безошибочно. Если о водке или о тряпках речь - меня спрашивайте, Баринова Егора. Я это секу как надо. На нюх беру. До того как перейти на подсос, я был закройщиком в ателье первого разряда. Шили…
- Рубашка? Может, и ее запомнил?
- Обижаете. Бобочка и костюм - это композиция. Одно без другого не пляшет. Можно костюмешник на баксы сбацать, а ежели бобочка не та - извините, не джентльмен.
- Так какая рубашка?
- Голубая. Ткань типа рогожки. Рельефная.
- А лицо?
- Ну, командир! Портрет - это не мое дело. Помню одно - очки черные. И все. Другого не углядел - жажда мучила. - Ба-ринов взялся за горло. - Горел я…
- Эх, Жердяй! Ты хоть соображаешь, как тебя подставили? Сделали дешевым гарнирчиком при дорогом мясе?
Катрич нисколько не сомневался - Баринов не был и не мог быть убийцей. Алконавт-профи в минуту пересыхания внутренностей из-за отсутствия денег может спонтанно пырнуть кого-то ножом или шилом. Но Порохова по всем признакам "сделал" опытный специалист - чисто и бесшумно. Акция была продумана до мелочей. Если так, то о роли, которая в ней отводилась ханурику, случайно выхваченному из толпы алкашей, кучкующихся возле винного магазина, стоило подумать особо.
Забрав у Баринова кейс с тем, что в нем оставалось, Катрич поехал в прокуратуру.
- На коне? - увидев его, заинтересовался Рыжов.
- Нет, Иван Васильевич. Пока На своих двоих и, судя по всему, на развилке трех дорог. Одного фигуранта нашел, но общего рисунка не вижу. Сумрак.
- Ты о ком?
- О Баринове - Жердяе. Мне кажется,, он во всей этой истории был вторым хвостом у одной собаки.
- Объясни.
- Если вдуматься, киллеру Жердяй не был нужен ни по каким причинам. Профессионалы свидетелей не терпят. А здесь все наоборот. И вычислить Жердяя не составляло большого труда. И раскололся он без особого нажима. Короче, похоже, что киллер нанял Баринова лишь для того, чтобы тот дал о нем показания. Тогда вопрос: был ли киллером наниматель? Вам не кажется?
- Ты прав. - И Рыжов стал думать вслух: - История весьма подозрительная. Взять первого попавшегося на глаза алкаша, привязать к делу, заставить войти в подъезд сразу после акции - глупость несусветная.
- Видимо, не такая уж глупость. У вас есть сводки происшествий последних дней?
- Зачем тебе?
- Мысля осенила.
- Ну, ежели мысля…
Рыжов сходил в секретариат, принес папку с подшитыми в ней сводками за неделю.
- Читай.
Катрич погрузился в изыскания. Минут двадцать спустя он поставил карандашом метку рядом с одним из сообщений:
"На улице Причальной взорвана машина "ауди". Машину разнесло на части. Водитель погиб. Госномера транспортного средства фальшивые. Фамилия владельца машины не установлена".
- Вот, - подвинув папку Рыжову, показал карандашом Катрич. - Как бы нам посмотреть материалы по этому делу?
- Это и есть мысля, которая тебя осенила?
- Она самая. Глядите на время и дату. Иномарка взорвалась почти сразу за убийством Порохова. Что, если ее водитель был как-то связан с этим делом?
- Давай проверим.
Через полчаса Катрич получил документы, составленные на месте происшествия по горячим следам. Помимо тоненькой папочки с актами Рыжов передал ему плотный конверт, набитый оперативными фотографиями.
Нетерпеливо открыв клапан конверта, Катрич вынул из него снимки. Движением опытного картежника рассыпал их по столу. И тут же громко выругался.
Что бы там ни говорили о богатстве языка, о целительной силе прекрасных стихов, подлинный стресс, тяжелую боль, которые ударяют внезапно, в самый неподходящий момент, снимает только мат. И чем он грязнее, чем гуще нецензурщина, рвущаяся из души, тем большее напряжение она позволяет снять, тем большую боль утихомирить.
Рыжов даже привстал с места, любопытствуя, что там узрел Катрич. Взглянул и ужаснулся. То, что с неизвестным водителем сделал взрыв, трудно поддавалось нормальному восприятию. Фотограф-криминалист снимал все, что когда-то было человеком и ему принадлежало.
Оторванная от туловища, обезображенная до неузнаваемости голова была похожа на кровавый мяч без носа и ушей. Нога с раздробленной голенью…
Катрич сгреб фотографии в кучу, перевернул их изображением вниз.
Взял акт осмотра места происшествия, стал читать. Красным карандашом подчеркивал слова, казавшиеся ему важными. "На погибшем был черный в белую полоску костюм с этикеткой "Рико Понти"… "Рубашка голубая…" "Ботинки фирмы "Клем-бар" на толстой подошве"… "У бетонной стены котельной обнаружен пистолет 43-52 ("ческа збройовка"). Ударом о бетон ствол пистолета согнут пополам"…
Отложив акт, Катрич снял трубку телефона и набрал номер. Ждать пришлось долго: гудки будто проваливались в пустоту. Наконец ответили.
- Борис, это Катрич. На спор: 43-52 - какой калибр? Семь шестьдесят два? Патроны? ТТ? Ты выиграл. Бутылка за мной. Повесив трубку, обратился к Рыжову:
- Иван Васильевич, есть просьба. Надо провести баллистическую экспертизу пистолета, который нашли возле взорванной иномарки.
- Ты же сам сказал: оружие согнуть в дугу.
- Да, но, я надеюсь, боек цел. Пусть пробьют им две или три гильзы и сравнят с той, что найдена в доме Порохова.
- Хорошо, попробую.
- Иван Васильевич! Да это ж надо, как говорят медики, цито цито. Быстрей быстрого. Рыжов взглянул на часы.
- Результат будет утром. Тебя устроит?
- Вполне.
Рыжов, как часто бывало, проявил излишний оптимизм. Акт баллистической экспертизы ему прислали только на следующий день после обеда. В нем черным по белому указывалось, что гильза, обнаруженная на лестнице дома Порохова, не имеет никакого отношения к пистолету 43-52, который найден на месте взрыва иномарки.
Прочитав документ, Катрич несколько минут сидел молча, сжав голову руками. Потом встал.
- Все, Иван Васильевич, надо искать третьего.
- Согласен. Иди. А я попробую опознать труп из иномарки.
В тихом и зеленом Ракитском переулке неподалеку от городского центра с тридцатых годов существовала рабочая столовая № 32, затрапезная, дешевая. С началом приватизации столовую взял в собственность трудовой коллектив, который уже через два месяца обанкротился и уступил право владения предприятием гражданину Копченову Сергею Фомичу.
Гражданин сей в городе был человеком достаточно известным. Из пятидесяти лет жизни десять он провел в заключении, получив два срока в разных долях. Оба процесса были шумными и широко освещались местными газетами. Сперва Копчснова судили за нарушение правил торговли. Был он директором мебельного магазина. Во второй раз, уже будучи директором городской бойни, он сел за хищение социалистической собственности.
Заделавшись владельцем столовой, Копченов вложил в ее ремонт и переоборудование огромные средства. Вскоре убогая харчевня преобразилась в шикарный ресторан с самым оригинальным во всем городе названием. Истинно русская душа, Копченов избежал соблазна украсить заведение вывеской вроде "Бистро", "Горячие хот-доги" или "Америкэн сосиски". После небольшой тяжбы с властями, тогда еще не до конца усвоившими формулу, что в период реконструкции деньги решают все, Копченой зарегистрировал ресторан под названием "Забегаловка "У Сергея".
Особенностью "Забегаловки" стали запредельные цены, классное обслуживание и высокая степень безопасности. В роли швейцаров здесь выступали широкоплечие парни в малиновых пиджаках, не обремененные интеллектом, но сверх меры наделенные физической силой. Любой из этих вышибал мог бы явиться на службу украшенный иконостасом медалей с чемпионатов по борьбе, тяжелой атлетике, боксу, самбо.
"Забегаловка" "У Сергея" быстро сделалась настоящей малиной где кантовались легализовавшиеся авторитеты и их многочисленные гости. На одной из больших сходок, когда на похороны вора в законе Марыча - Жоры Марчука - в При-донск съехался цвет воровского мира, Копченов отвоевал для своего заведения статус нейтральной территории. Здесь собирались на толковища закоренелые соперники, качали права арбитры избранные конфликтующими сторонами, прогуливался навар, снятый в удачных операциях, но не велось никаких разборок - ни-ни!
Об истинной сущности "Забегаловки "У Сергея" знала милиция, знала прокуратура, но хоть локти обкусай, прихлопнуть малину им не было дано. Несколько внезапных налетов на "Забегаловку" совершили омоновцы, но всякий раз тянули пустышку - ни оружия, ни наркоты, ни беспаспортных клиентов обнаружить не удалось.
Именно сюда, захватив пакет с упомянутыми фотографиями, пришел Рыжов.
Вежливый швейцар в модном пиджаке провел посетителя по узкому коридору в кабинет шефа. Рыжов вошел в святилище не постучавшись.
- Здравствуйте, Сергей Фомич! Надеюсь, представляться не надо?
С колен Сергея Фомича проворно соскочила стройненькая девица По некоторым остававшимся на ней предметам одежды можно было предположить, что она официантка. Прошлепав босыми ногами по дорогому ковру, девица скрылась за портьерой. Ее туфли остались возле дивана, на котором сидел шеф "Забегаловки".