"Бык", озадаченный, исчезает. Майор ждёт минуту. И потея, звонит по телефону:
– Это я, майор Ципенюк! Так работаю же. Тут такое дело. Вы, Иван Петрович, сидите или стоите? Сидите. Тогда… Старик этот, ну, синьор Лоренцо из Неаполя здесь. Сидит, у этого придурка в квартире на лоджии, смотрит на терриконы. Ну, да. Ну, то есть не смотрит. Невменяемый по полной. Просто сидит лицом к терриконам. Что? Такой и должен быть? Фото я вам послал. Пацан говорит, что, мол, сына его убили и оказался старик один. Никому, мол, не нужный. Что? Говорит, стало жалко. Фото получили? Переправляете. Есть ждать. Что? С пацаном не разговаривать. Не интересоваться ничем? Да что я не понимаю! Меньше знаешь, больше живёшь – майор присаживается перед Николаем, заклеивает рот ему липкой лентой: – Да! А ты, парень, на полную голову… Через всю Европу сюда – оглядывает запущенную бедную квартиру, передразнивает: – Прокормимся.
Николай пытается что-то сказать. Майор отгибает ленту:
– Ну?
– А вы, майор, деда своего когда-нибудь видели? Разговаривали?
– Ну, я то и родителей не очень то видел. А деда… – задумывается, – Нет! – решительно заклеивает рот Николаю. – Дедов я уже не застал. Ни того, ни другого. Померли.
Майор выходит на лоджию, садится рядом со Стариком, сидит, курит, смотрит в ту же сторону – на терриконы.
Неаполь. Яхта. Вечер.
Заканчивается важная встреча Хромого Луиджи с албанцами. Те провожают гостей. Раскланиваются вежливо у трапа. Катер отчаливает от борта яхты. Плывёт к берегу. Хромой Луиджи подзывает Виталия, входившего в группу переговоров:
– Я им не верю. Ни на грош! – он неожиданно хватает Виталия за горло, наклоняет над бортом, – Откуда они взяли информацию о методике выхода из инсульта. Продался?!
– Ты что?! Как ты мог подумать?! – сипит Виталий – И потом, что я один эти исследования веду. В мире куча институтов.
– Смотри мне, русский, резать тебя буду на кусочки.
Медленно, по миллиметру. А-а-а! Вот в этих руках Старик был… – рычит Луиджи и как положено в фильмах о мафии, сжимает кулаки, – Не спускать глаз с албанцев. И с этого хитрого нигерийца! Чую, у них уже старый Лоренцо!
– Шеф! – телохранитель подносит ему мобильный телефон. Луиджи слушает. Поворачивается к Виталию: – Ты знаешь, что такое Краснодон? Донбасс? Это город или село? Нашли Старика! В Украине! Чёрт! Мы уже и в Испании почасово платим полиции и пограничникам. А про Украину… Просто я на всякий случай попросил их милицию пробить по месту жительства этих малышей. Краснодон… Обещают Старика машиной ночью в Киев. Утренним рейсом в Рим. Что скривился?
– Так ведь важно, чтобы целеньким. И живым! – говорит Виталий.
– У тебя есть кто-нибудь на Украине? Чтобы на всякий случай подстраховать.
– Ну, ты же знаешь, Луиджи, я всех там на хер давно послал. В гробу я видал этих братьев – славян. Землячков!
– На хер посылать нужно, Виталий, регулярно. В крайнем случае, убивать. Но сориться… Как говорил Черчилль, друзей не бывает. Есть общие интересы. И на время. Вот, мы с тобой… Сейчас наши интересы совпадают. Правильно?
– Луиджи дружески похлопывает Виталия по щеке – Пока совпадают…
Виталий испуганно улыбается. А Хромой Луиджи смеётся своей шутке.
Украина. Краснодон. Квартира. День
В спальне на полу у разбитого трюмо со связанными руками и ногами с заклеенным лентой ртом лежит Николай.
Майор показывает "Быку" из окна стоящую во дворе машину "Скорая помощь":
– Вот тебе машина! – Передаёт ключи от машины – Там халаты медицинские, белые. Кресло – каталка для Деда.
Вот на дорогу, – передаёт пачку денег, – Бензина я тебе загрузил пять канистр, Туда и назад хватит. В Киеве Деда на самолёт заберут. На развилке перед Киевом с полтавской трассы возле кафе "Встреча" тебя как раз и встречать будут. В девять утра быть там. Ну, максимум полчаса туда-сюда. Так что без остановок. С "Худым" на подменке гнать будете.
– Да сделаем, майор. Ты ж меня знаешь. Мне, главное, завтра к ночи назад быть. Такая рыбалка обещается. Там сомы по три метра…
– Дед, я вижу, справный – майор меряет пульс Старику – Путешествие должен перенести легко. Так что твоё дело, "Бык", красиво довезти, чтобы не укачало. В целости и сохранности. По дороге кормить, поить. Никакого сала, никакой колбасы! Вон на кухне видел кашку растворимую и сок.
– Так он же сам есть не может.
– А ты его из ложечки, бля! Детки малые у тебя были, "Бык"? Вот так же. А там, в самолёте медсестра будет сопровождать. Нет! Ты понял, в какую сумму они влетают, чтобы только родного им деда вернуть в их сраную Италию. На хуй им нужна эта развалина?
Николай что-то гудит заклеенным ртом. "Бык" отклеивает ленту, давая сказать.
– Он без документов! Его в самолёт не пустят, – говорит Николай.
– Ну, ты, умник, своё дело уже сделал. Вляпался по самые яйца. Это деда костюм, пацан? – майор кивает на висящий на плечиках, чищенный, отутюженный Николаем чёрный костюм Старика – Туфли его? Носочки?
Николай кивает.
– Ты, "Бык", деда переодень. Не в этой же майке в Рим его отправлять. А здесь всё зачистить. Под ноль! Коммунистическая пятнадцать пожар! Самовозгорание по вине пьяных жильцов. Ты понял?!
– Майор! – зовёт Николай.
– Чего?
– Не отдавайте деда, майор. Они сына его убили. И его убьют. Один он. Жалко. Не будьте падлой, майор!
Пожалейте деда!
– Деда! Это ты круто. Это ты по-нашему, пацан! Чисто наша славянская припиздь. Им, падлам итальяшкам, не понять.
Но уже заказано и проплачено. Ясно?! И с тобой тоже всё ясно. Слово есть такое – "свидетель". Вон я в Чечне пацанёнка пожалел. А он своим стук… И роты как не бывало, – майор смотрит в глаза Николаю. – Ну, да! Не Чечня тут. Короче, извини. Лично я к тебе ничего не имею. Но это как в жмурки. "Чур-чура, каждый за себя!". Только всё уже по взрослому, – заклеивает липкой лентой рот Николая. Уходит.
"Бык" переодевает Старика в костюм. Принюхивается. Взваливает его себе на плечо. Николай с пола гудит сквозь ленту. "Бык" наклоняется, отклеивает опять уголок ленты:
– Чего?
– Ты поосторожнее с Дедом.
– Так завонял же. Сейчас высажу на унитаз. А то он мне всю машину засрёт. Чтобы такая буча из за какого-то дедка… Чисто труп! У нас же таких в Донбассе навалом.
– Зачем ты его в туалет тащишь. Крышку подыми. И штаны с него сними.
"Бык" поднимает крышку, обнаруживает эту удачную конструкцию "кресло – стульчак". Он снимает штаны, сажает Старика.
– Понял! На этой штуке прямо и везти можешь в машине, – говорит Николай.
"Бык" разглядывает походный унитаз.
– Оно складывается в чемоданчик – разогревает его интерес Николай.
– Клёво! Эта же для рыбалки, бля! вещь незаменимая! Ну, до Киева попользуем. А там не хуй…Заберу! Пусть итальянцы сами из своего положения выходят. Слышь, а как ведро с гавном достаётся…
– А там шпингалет.
– Где? – "Бык" подтаскивает связанного Николая к стульчаку.
– Да вон. Не туда жмёшь. Поддеть надо чем-то. Отвёртку или нож. На кухне в ящике…
– Сейчас пошукаем – увлечённый процессом "Бык" уходит из спальни. Возвращается на минуту, на всякий случай опять заклеивает рот Николаю: – а то ещё закричишь по дури.
Уходит. Гремит на кухне посудой.
Николай, изогнувшись, связанными руками нажимает рычажок. Лючок в стульчаке распахивается. Николай засовывает руки под ведёрко и достаёт доставшийся ему от Карло пистолет "Beretta21A Bobcat" с глушителем. Снимает с предохранителя, взводит курок.
Возвращается "Бык" с отвёрткой, наклоняется к стульчаку и получает пулю в лоб. Тихо ложится рядом с Николаем.
Николай, быстро дотягивается до торчащего из трюмо осколка зеркала. Разрезает с его помощью ленту на руках. Потом ленту на ногах. Срывает ленту с губ
– Не люблю я громко – шепчет он и проскальзывает в прихожую. Вовремя!
Пыхтя на весь подъезд, по лестнице поднимается "Худой". Тащит кресло-каталку. Входит в квартиру.
И там, в прихожей, падает с дыркой во лбу.
Николай успевает подхватить кресло, чтобы не загремело. Ну, не любит он, когда громко.
Украина. Краснодон. Квартира. Вечер.
Ещё в подъезде слышно – тёща возвращается с работы домой и ведёт Лесю из детского сада. Всё тот же непрекращающийся монолог:
– Мудак твой отец. Куклу ребёнку, бля, суёт. Китайскую. Мало того, что ни хера не привёз с этой Италии. Зато старика сраного, пожалуйста. А кормить кто будет? И так гребусь на трёх работах. Вот сегодня ещё ночью убирать в поликлинике обещалась. Мать у тебя кто, девка? Блядь! Отец ёбнутый на всю голову! У тебя, сиротка моя, за всех бабушка Лизавета. Она главная!
Тёща входит в развороченную квартиру. Оглядывает сорванную вешалку в прихожей, разбросанные в драке вещи. Хочет, было, открыть рот, но, увидев зятя с пистолетом в руке, немеет.
– Складывайте вещи, мамаша, – говорит шёпотом Николай.
– И себе и Лесе. Едете вы сегодня в Кадиевку к сестре. Понятно… Что?!
Тёща с трудом переводит себя на новые рельсы:
– Иди, Лесенька, в спальню. Возьми горшок и куклу – шепчет она и послушно начинает собираться.
– Нет, доця, тебе в ту комнату не надо, – шепчет Николай.
– Да и вам, мама туда не надо.
– Это как же? Там у меня под матрасом деньги. Евро. Сто…
– Хорошо – Николай сажает дочку на табурет рядом со Стариком. Тот уже в чёрном костюме сидит на кресле – каталке в первой комнате, ближе к выходу. Николай проводит тёщу с собой в спальню. Отгибает матрас на кровати.
– Давайте, ищите свои сто евро.
Тёща видит в углу два трупа. Сдерживает крик.
– Тихо, мама! – Николай лезет в карман куртки "Быка", достаёт пачку денег, документы.
В этот момент хлопает незапертая входная дверь.
– Это я, "Бык!" – говорит громко майор, проходя сквозь прихожую в комнату, – Приказано лично проконтролировать зачистку и сопровождать с тобой Деда до Киева. Чтобы никаких сюрпризов. Заодно и на Петровку заскочим. Я там давно пиджачок присмотрел замшевый. Куплю! Точно! – он натыкается на сидящего в кресле качалке безучастного Старика. – Так! Ты, Дед, я вижу, к дороге уже изготовлен.
Тут, – то ли ему привиделось, то ли впрямь – перед носом испуганно проскакивает маленькая девочка.
– А это что за девка под ногами путается? – майор открывает дверь в спальню, – Сказано, зачистить под ноль…
Всё остальное для него проистекает, как в американском кино. Замедленно и неотвратимо. Он видит: тела на полу, накрытые ковром, тётку Бондаренчиху – скандальную уборщицу детского сада, в который ходят его обе дочки.
Тётка за спиной придурка Николая, который стоит прямо перед майором. В ноги Николаю упёрлась худосочная пятилетняя девчонка. Она смотрит искоса. Снизу вверх.
Майор пытается достать из кармана пистолет. А пистолет, как заговоренный, всё не вынимается. Зато у Николая чётко: левой рукой он закрывает глаза девочке, чтобы не видела, а правой вставляет пистолет буквально в лоб майору. Хлопок. Затемнение. Как, опять же, в американском кино. Только из затемнения уже майору не выйти никогда.
Именно так он сказал час назад Николаю:
– Это жмурки для взрослых, пацан, – и добавил – "Чур-чура". Каждый за себя.
Украина. Краснодон. Двор. Ночь.
Пусто во дворе.
Николай закрепляет Старика в кресле – каталке в салоне машины "Скорая помощь". Ставит рядом стульчак. Аккуратно вешает свой чёрный костюм, подаренный синьором Энрико. Надевает белый халат фельдшера.
В салоне уже сидят молчаливые тёща с Лесей.
Украина Краснодон Дорога Ночь
Едут. Перед постом дорожной милиции на выезде из города Николай включает сирену и "мигалки". Проскакивает.
Милиционеры на посту пью чай:
– Вот у медиков, бля, работа. Ни днём, ни ночью им покоя.
Полустанок. Николай будит кассира. Покупает билеты на проходящий поезд. Идёт вдоль состава. Подсаживает в тамбур вагона дочку и тёщу. Забирается сам.
– Вы там, мамаша, не дёргайтесь. Сидите тихо у сестрички.
– Я же, Колечка, не успела предупредить, что не приду в ночь в поликлинику убирать, – бормочет тёща, – Они утром придут. А там грязь. Ольга Петровна будет ругаться.
Николай отдаёт ей пачку денег, вынутую у "Быка". Поезд ещё стоит. Время тянется.
Николай смотрит на бледненькую худенькую дочку. Обнимает её. Та прижимается к нему из всех своих цыплячьих сил. Смотрит ему в глаза снизу вверх. Поезд дёргает.
Николай спрыгивает на перрон. Идёт за вагоном, не отрывая взгляда от дочки. Как будто впервые видит её.
Протягивает руки. Дочка прыгает из вагона в его руки. Он прижимает её к себе.
– Всё! – говорит он тёще. – Леся со мной!
Ночь. Дорога. Николай ведёт машину. Леся смотрит на дорогу. Николай, пьёт воду из бутылки, обливает лицо водой. Твердит сам себе.
– Мозги в кучу, мозги в кучу, пацан. Дедуля, как ты там не мерзнешь? Леся, там есть одеяла. Сама укройся и деда укрой. Нам, главное, доехать до тёти Маруси. Такая тётя есть, Леся. Он умная. Она придумает. Иначе хана!
Украина. Дорога "Краснодон – Львов". Ночь.
Николай задремывает за рулём. Машину заносит. Николай выворачивает руль, удерживает машину. Только легко ударяет её об дерево. Съезжает с дороги в кусты. Говорит сам себе вслух:
– Значит, майора с "Быком" должны ждать на развилке под Киевом в 9 утра. Плюс, минус полчаса. Потом кинутся искать. Всю Украину накроют, гады. Они могут! Значит, нам надо исчезнуть сразу после девяти. Эх, зачем я тебя, доця с собой потащил. Ну, ничего! По любому час я должен поспать. А то не довезу. Час! – даёт себе команду.
Хороший сон Николая
Сон, в который он проваливается – это вилла в Неаполе. Белые комнаты, белые занавеси на ветру. Старик в белом холщовом костюме под зонтиком. Солнце над морем. Маруся в купальнике, стеснительно оглядываясь, спускается в бассейн.
Украина. Дорога "Краснодон – Львов". Ночь.
– Папка! – слышит Николай сквозь сон, – Папка! Час кончился!
– Чего?!
– Ты говорил "час спать", – теребит его за плечо дочка. – Я на часах понимаю…
– А ты чего не спала?
– Дедушка пить попросил. Я поила.
– Как пить попросил? Сказал?! Хотя даже если… откуда тебе по-итальянски?
– Так он не словами. Он так. А я поняла. – Николай с удивлением всматривается в дочку – Ехать нам надо, папка. Ты ж говорил, если вовремя не доедем хана нам.
– А ты знаешь, что такое "хана"?
– Это, ну, как пиздец. Поубивают нас с тобой и деда злые дядьки.
– Не боись, доча! У тебя папка есть! Ты в порядке! – Николай заводит мотор, выезжает на трассу.
– А бабушка всё говорит… Ты, Леська сирота. Вот умру, и никому ты не нужна будешь. Сирота! Даром родилась! – передразнивая интонацию бабки Елизаветы, говорит Леся, глядя прямо перед собой на несущуюся в фарах дорогу – ой, зайчик перебежал. А я бабушку слушаю, а сама думаю.
У меня папка есть. И мамка есть… В Италии. А ещё у меня теперь и дедушка есть. Папка, дед какать хочет.
Останавливаются. Николай пересаживает Старика на стульчак. Торопит:
– "Ноно", давай побыстрее. "Престо! Престо!" Знаешь, Леся, как итальянцы говорят? Вот так быстро-быстро… – Николай имитирует журчание итальянской речи. Достаёт канистру с бензином. Доливает бак.
Снова несётся ночная дорога.
– А нас в садике учили итальянской песне. Красивая.
– Спеть? – спрашивает Леся.
– Давай, чтобы мне не заснуть.
Леся поёт "Санта Лючия". Тоненький детский голосок в ночи.
– Молодец! – Николай всматривается в ночь, – Ничего. Главное добраться до тёти Маруси. Там село глухое.
Машину спрячем. Там, доця, сад большой. Яблоки. Дом с воротами.