- Attention! C'est Ie fou! - воскликнула француженка, уже готовая схватить сына и бежать с ним под защиту полиции.
Но семена, посеянные Колби, уже попали в благодатную почву. Мальчик включил приемник и принялся его настраивать. Первое, что ему удалось поймать, была программа Би-би-си.
"…Безусловно, это всего лишь один из многих экологических факторов, которые следует учитывать при изучении мест обитания бородатой синицы…" - послышалось из динамика.
Понимая, что подобная информация никоим образом не сможет увлечь ребенка, Колби готов был броситься к нему и помочь поймать что-нибудь более интересное. Но мальчик вновь повернул ручку настройки, и из транзистора понеслись слова песни, исполняемой под аккомпанемент гитары.
- Вот! - радостно выдохнул Колби и взглянул на Мартину. - Это группа "Битлз"!
Мальчик презрительно посмотрел на Колби.
- Это Джонни Холлидей, - укоризненно произнес он.
- J'aime Johnny Hallyday, - поспешил заверить его Колби.
Они вошли в здание аэропорта и встали в конец длинной очереди, тянущейся к стойке, где проверяли паспорта. Мартина оказалась впереди, Колби за ней, следующими были мальчик с ревущим радиоприемником и его мамаша. За ними встали еще несколько пассажиров с их рейса. Очередь продвигалась медленно.
"Динь-динь-динь", - неожиданно раздалось из-под пальто, но эти звуки потонули в шуме транзистора. Колби, отбивая рукой такт музыки, с улыбкой посмотрел на мальчика.
"Давай, Джонни, пой, малыш, только не замолкай", - молил певца Колби. До стойки контроля паспортов оставалось всего десять человек. Вот уже восемь… Песня прекратилась, и следом прозвучало короткое объявление на французском. Вновь заиграла музыка. Колби перевел дух. От пограничников их уже отделяло пять человек… четыре… два…
Мартина протянула паспорт в окошко. Колби вынул из кармана свой и приготовился предъявить его для проверки. Тут музыка смолкла, и из динамика раздалась французская речь. Нервы Колби напряглись, краем уха он уловил, что это была информация о ценах в Галле.
Хлоп! Пограничник поставил штамп в паспорт Мартины и вернул его девушке. Лоуренс протянул свой. Теперь он стоял прямо перед пограничником.
"…Entrecote vingt-deux francs Ie kilo…" - раздалось в динамике.
"Динь… динь…" - послышалось вновь.
- Фу! - воскликнул мальчик и выключил транзистор.
"Динь!"
В неожиданно воцарившейся зловещей тишине это прозвучало, словно удар колокола на башне Биг Бен.
- Подожди-ка! - поспешно повернувшись к мальчику, произнес Колби и, выхватив у того приемник, нажал на кнопку.
Пограничник с явным интересом посмотрел на фотографию в паспорте Колби. Из транзистора вновь понеслись звуки речи.
- Вот, что мне нужно! - воскликнул Лоуренс. "…Haricots verts un franc dix Ie kilo, aubergine deux francs vingt Ie kilo…".
Колби, прищурив глаза, напряженно прислушался, будто от передаваемой сводки зависела вся его жизнь.
- От этого многое зависит! - многозначительно произнес он.
- От цен на баклажаны? - спросил пограничник. Голос из транзистора продолжал вещать по-французски.
- Видите ли, производство сельскохозяйственной продукции - поле моей деятельности, - ответил Колби.
- Странно… в паспорте указано, что вы писатель.
- Совершенно верно. Я готовлю для "Уолл-стрит джорнал" обзоры по европейскому рынку сельхозпродукции.
- Понятно, - пожав плечами, сказал пограничник и взялся за штамп.
Ну и шутники же эти писатели, подумал, наверное, он.
Колби перевел дух, часовой механизм больше не звонил.
- Rendez la moi! - воскликнул мальчик и, забрав приемник, выключил его. - Привет! - добавил он, наступив Лоуренсу на ногу.
Хлоп! Пограничник, поставив в паспорте штамп, вернул его Колби.
И в этот момент сработал будильник: "Д-з-з-з-з-з-з-з-з!"
- Дорогой! - вскрикнула Мартина. - Посмотри, кто нас встречает! Семейство Вестрейс! Гляди, вон они.
Повернувшись в сторону барьера, за которым толпились встречающие, она энергично замахала рукой.
- Где? - повернулся Колби и, также нарочито восторженно помахав рукой толпе, проревел:
- Билл! Ты, старая вешалка!
- Мардж!.. Эй, Мардж, дорогая!
Наконец паспорт оказался в руках Колби, и они поспешили к выходу, продолжая выкрикивать приветствия.
- Alors… les anglais! - послышалось у них за спиной.
- Americains, madame, - поправил француженку пограничник.
Напряжение дало себя знать. Войдя в зал таможенного досмотра, Колби почувствовал, что его ноги сделались ватными. Он смиренно стоял позади Мартины, пока та предъявляла таможеннику багаж, уверяя, что в нем нет ничего недозволенного, даже подарков.
Затем Мартина подозвала носильщика, и тот забрал у них чемодан. Им оставалось миновать охранника, стоявшего у выхода из зала.
- Ну, вперед, - широко улыбнувшись, сказала Мартина, и они зашагали к выходу.
Когда до охранника оставалось футов десять, из-под пальто вновь полились мелодичные звуки, вслед за которыми раздалось легкое потрескивание. Повернуть обратно, не вызвав подозрений, было уже невозможно. Мартина, проходившая мимо охранника, громко закричала:
- Не понимаю, зачем покупать этот дурацкий слуховой аппарат, если не собираешься его носить! Надо же быть таким идиотом! Ты кого-нибудь с аппаратом видишь? Выбросить триста баксов кошке под хвост!
Они вышли из здания аэропорта.
Колби показалось, что от ее громкого крика у него в правом ухе и на самом деле лопнула барабанная перепонка. Ну да ладно, главное, их не схватили. Отойдя от выхода подальше и почувствовав себя в безопасности, Колби в изнеможении прислонился к стене, трясущимися пальцами вынул сигарету и закурил. Оглянувшись, он увидел смеющуюся Мартину.
- Я у вас в вечном долгу, - сказал Колби.
- Ну что вы. Это было так забавно.
- Возьму такси. Вас подбросить?
- Огромное спасибо, но меня должны встретить.
- Хорошо, а как насчет совместного ужина?
- Жаль, не смогу, - ответила она. - У меня назначена деловая встреча.
- Мартина! Мартина! - послышался чей-то голос.
Они повернули головы. Пробираясь сквозь толпу, к ним навстречу спешил несколько возбужденный высокий, худощавый мужчина в легком пальто, полы которого развевались на ветру. Головного убора на нем не было.
- А ваша проблема оказалась совсем пустяковой, - сказала Мартина, забирая у Колби свою шубку. - Желаю удачи.
Она было сделала шаг в сторону встречавшего ее знакомого, но остановилась.
- Где вы остановитесь в Лондоне? - спросила она.
- В "Грин-парк-отеле", - ответил Колби. Она кивнула, помахала на прощанье рукой и повернулась к подошедшему мужчине. Колби стоял и наблюдал за ними, сожалея в душе, что приходится вот так расставаться.
- Слава Богу, что ты прилетела, - донеслось до него.
Встречавший взял руку Мартины, пожал ее, а затем резко выпустил, словно какой-нибудь ненужный предмет, по ошибке вынесенный из горящего дома.
- Мне придется вернуться в Париж. Она так и не появилась, - произнес он.
- Ничего, Мерриман. Все будет в порядке, не волнуйся, - попыталась успокоить его Мартина.
Итак, его зовут Мерриман, и производит он впечатление хронического язвенника, подумал Колби.
- Осталось пятьдесят страниц. Писатели! Да лучше бы мне хребет сломали… - продолжал сокрушаться мужчина, возбужденно жестикулируя.
Вскоре они смешались с толпой.
Колби взял у носильщика чемодан и сел в такси. Первым делом он направился в район Сохо, где размещалась контора перекупщика контрабанды. В дальнем кабинете он передал слащавому, словно мартовский кот, типу доставленный товар, пояснив, почему шестьдесят часовых механизмов из трехсот покрыты липкой пахучей жидкостью.
- Кому же в голову могла прийти такая дурацкая идея? - недовольно ворчал перекупщик. - Теперь мне придется их промывать.
Разозлившись, Колби в сердцах схватил зануду за грудь, извлек из его бумажника причитавшуюся ему сумму, тщательно проверил, все ли часы на месте, швырнул жилет в лицо перекупщику и вышел из конторы. Вечером он сходил в театр, посмотрел "Приключение по дороге на римский форум", после чего поужинал на Каннингхэм. Все это время он рассеянно думал о Мартине Рэнделл.
Несомненно было одно - с более волнующей, соблазнительной и красивой девицей встречаться ему не доводилось. Кого бы из его знакомых в условиях болтанки на высоте в двадцать тысяч футов, да еще в воздушном пространстве Франции, так легко и естественно могла осенить такая неординарная мысль - смочить часовые механизмы в тягучем ментоловом ликере? Никого. Но кто она? У нее американский паспорт, говорила она, пусть и не всегда, на чистом английском, имя носит французское. Вероятно, это так и останется для него загадкой. Ну, не идиот ли он? Даже не спросил, как найти ее.
В одиннадцать вечера Колби вернулся в отель, где его ждали две записки, оставленные дежурным портье. В обеих сообщалось, что звонила Мартина и дважды просила позвонить ей в "Савой-отель". Сердце у него радостно забилось. Конечно, он позвонит!
Телефон в ее номере был занят. В течение сорока пяти минут он безуспешно пытался ей дозвониться, и только около полуночи его попытки увенчались успехом. Говорила она несколько суховато, хотя чувствовалось, что звонку Колби была рада.
- Вы, случайно, не ищете работу? - спросила его Мартина.
На это он никак не рассчитывал.
- Ищу, - с готовностью ответил Колби. - А что вы предлагаете?
- Предложение необычное. Подробнее рассказать о нем сейчас не могу, жду звонка из Парижа, - сказала она. - А вы не хотели бы подъехать ко мне в отель завтра к девяти часам утра?
- Могу приехать прямо сейчас, - предложил Колби. - Вы же знаете, что чувствует человек, когда он без работы: волнение, неуверенность в завтрашнем дне.
- Не стоит, я уверена, что предстоящую ночь вы-то переживете, мистер Колби, - сказала она и повесила трубку.
На следующее утро без десяти минут девять он уже стучался в ее номер в "Савой-отеле". Мартина встретила его с улыбкой. На ней почти ничего не было. Как успел заметить Колби, на завтрак у девушки была сельдь.
Глава 3
Это было погожее октябрьское утро, столь любимое Колби, сколь и редкое для Лондона, на удивление не омраченное ни открытием очередного автомобильного шоу, ни заунывным накрапыванием дождя. На ковер из окна, выходившего на оживленную в этот день Темзу, падал бледно-желтый солнечный свет. Рядом с сервировочным столиком, накрытым белоснежной салфеткой, громоздилось кресло. На столике стояли серебряный кофейник и накрытое крышкой блюдо с подогревом.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - пригласила она, указав на кресло у письменного стола.
Косметики на лице Мартины не было, если не считать помады, которой она слегка подкрасила губы. Утреннее одеяние девушки состояло из коротких нейлоновых панталон, лифчика и легкого прозрачного пеньюара, небрежно подвязанного поясом. На одной ноге был отороченный мехом шлепанец. В левой руке она держала тарелку с селедкой, точнее, с тем, что от нее осталось. Мартина села в кресло, перекинув через подлокотник длинные обнаженные ноги, скинула второй тапочек и потянулась, словно кошка. Взглянув на Колби, она, как бы извиняясь, улыбнулась:
- Немного приустала после вчерашнего. Как насчет копченой сельди?
- Нет, спасибо, - ответил он.
- Кофе?
- Спасибо, я уже позавтракал.
- Я ее просто обожаю, - сказала Мартина, - я имею в виду сельдь. Каждый раз, приезжая в Лондон, устраиваю себе вот такие селедочные оргии.
- В школе вы учились в Англии, не так ли? - спросил Колби.
Он полагал, что вкусы у человека неизменно закладываются исключительно в юном возрасте, когда еще практически невозможно устоять перед любимым блюдом, и попытки сдержать себя ни к чему не приводят.
- Да, некоторое время. Так вот, что касается работы, о которой мы говорили. Как я поняла, вы писатель.
- Среди всего прочего был и им, - промолвил Колби.
- А что вы писали? Я хочу сказать, в свободное от обзоров по мировому производству баклажанов время.
- Газетные статьи, чаще всего из полицейской хроники. Некоторое время отвечал на письма читателей. В Париже написал несколько сценариев.
Мартина, погруженная в свои мысли, понимающе кивала.
- Вы действительно не хотите копченой сельди? - подняв крышку с блюда, стоявшего на сервировочном столике, спросила она.
- Нет, спасибо, - ответил он и вынул сигарету.
Она вилкой подцепила сельдь, лежавшую на блюде, положила ее себе в тарелку и, словно кошка, накинулась на рыбу.
- А как вы в плане секса? - неожиданно произнесла Мартина.
- Ждал, когда вы об этом спросите, - ответил Колби. - Вот покончите с рыбой, тогда…
- Нет, - прервала его девушка, - я имею в виду ваши писательские способности.
- Не знаю, никогда не пробовал.
- Вероятно, поэтому вам и приходится зарабатывать на жизнь контрабандой часов. У вас несовременный взгляд на жизнь.
- Думаю, так оно и есть, - согласился Лоуренс. - Но я всегда считал, что сексом лучше заниматься в постели, чем на бумаге. По-моему, заниматься подобной писаниной, все равно что жарить мясо на радуге.
- Согласна, но вы никак не поймете, о чем идет речь.
- Хорошо, в чем будет заключаться моя работа?
- Моему другу нужен роман, эдакий постельный вестерн.
- Зачем? - удивился Колби. - Чтобы отыскать в нем нечто, что позволило бы ему почувствовать себя смятым грудями-арбузами?
- Спрос рождает предложение, - пояснила Мартина и, присвистнув, добавила:
- А какой на это огромный спрос! Вы конечно же слышали о Сабине Мэннинг?
- Да. Кто же о ней не слышал?
- Читать ее, не приняв перед этим лекарство, просто невозможно. Так вот, этот мой друг по имени Мерриман Дадли…
- Тот самый, что встречал вас вчера в аэропорту?
- Совершенно верно. Так вот он - доверенное лицо этой Сабины Мэннинг: ведет ее финансовые дела, занимается инвестированием ее средств и тому подобным. Сейчас он оказался в затруднительном положении, а поскольку в этом есть и моя вина, я пытаюсь ему помочь.
- Миссис Мэннинг живет здесь, в Лондоне?
- У нее здесь дом, или, скорее, был, а другой - в Париже. Мне лучше всего сразу посвятить вас в этот бизнес. Она не миссис, а мисс Мэннинг. Правда, это ее писательский псевдоним.
Настоящее имя мисс Мэннинг - Флерель Скаддер. В свое время она работала простой конторской служащей в одном из небольших подразделений вашингтонского армейского управления, созданного еще в период испано-американской войны в целях закупки кавалерийских накидок. Несмотря на все реорганизации, это подразделение сохранилось; они обладают поразительной жизнеспособностью, поэтому существуют даже в эру космических полетов. В одно из таких бюро в годы Второй мировой войны и попала работать Флерель Скаддер. Несколько лет она занималась тем, что осваивала тонкости своей будущей профессии, строчила на пишущей машинке, перепечатывая официальные документы за подписью полковника Рузвельта, а вечером возвращалась к себе в комнату общежития Христианского союза женской молодежи. Именно там она и написала свой первый роман.
- Под названием что-то вроде "Плоти", - вспомнил Колби.
- "Буйство плоти", - поправила его Мартина. - Вы читали его?
- Только надписи на обложке. Тогда мне не было и двадцати трех, и я считал, что до такого произведения еще не дозрел. Размеренная жизнь в американской глубинке, служба в армии, затем шатания по Парижу… Было не до романов.
Этот роман в количестве двухсот тысяч экземпляров был выпущен в суперобложке, и несколько миллионов экземпляров - в мягкой. По книге отсняли художественный фильм, который большинство религиозных и общественных организаций подвергли самой резкой критике, которой за последние десять лет удостоился кинематограф. Когда роман "Буйство плоти" вышел из печати, его автору исполнилось тридцать шесть лет. За последующие семь лет она написала еще четыре произведения, которые были изданы общим тиражом около полутора миллиона экземпляров. Мартина задумала провернуть сулившее большие барыши дельце, из-за которого не по ее вине возникли осложнения. Она продала писательнице картину.
- Должно быть, нечто особенное, - заметил Колби. - Из современной живописи или мировых шедевров?
- Сложности возникли не из-за самой картины, а из-за права собственности, - ответила Мартина, ткнув в рыбу вилкой, затем улыбнулась и продолжила:
- Мы с мужем уже были в разводе, и когда дело коснулось раздела имущества, между нами возникли споры. Вы знаете, как это случается. Сразу появляются толпы шустрых адвокатов с взаимными претензиями. В то время у меня было туго с деньгами, и я решила забрать себе несколько картин из семейной коллекции - две работы кисти Пикассо и по одной Дафи и Браке.
Четыре полотна маститых художников не показались ей слишком уж большим вознаграждением за три года ее безрадостного замужества, но неожиданно из Флоренции со своими претензиями и адвокатами притащилась эта старая кляча - мать мужа и, словно раненый носорог, принялась все сметать на своем пути. Адвокат, которого наняла Мартина, сообщил своей клиентке, что ее позиции в этом споре слабы, так как в момент изъятия картин супруги были уже в разводе, а само изъятие из дома, где они хранились, произошло в два часа ночи с помощью профессионального взломщика. Так что, лучше всего, посоветовал ей адвокат, вернуть картины. Вся сложность положения Мартины заключалась в том, что одну из них она уже успела продать. Это был Браке, и продала она его Сабине Мэннинг.
- И конечно, она тут же оказалась любимой картиной этой старой клячи, которая заявила моему адвокату, что, если я ее не верну, она отрежет мне уши и сделает из моей головы табакерку. Лично я считала, что вся эта шумиха и выеденного яйца не стоит. Дело в том, что я с самого начала была уверена, что этот Браке поддельный.
" Колби почувствовал, как екнуло его сердце. Мать и сын, промелькнуло у него в голове.
- А как зовут вашего бывшего мужа?
- Джонатан Кортни Сиссон, - ответила Мартина и добавила:
- Четвертый.
- Это действительно была подделка, - кивнув, подтвердил Колби. - Картину продал ему я.
- Охотно верю. В любом случае ее необходимо было вернуть, а деньги, вырученные от ее продажи, я уже успела потратить. Единственное, что мне оставалось, - это изготовить копию и подсунуть им фальшивку.