Фризе незаметно опустил записку в боковой карман пиджака, висевшего на спинке стула. И больше не стал задавать никаких вопросов. Решил, как только представится возможность, провести в комнате небольшой обыск. Может быть, остались и еще какие-нибудь "плотные листочки".
- Что вы там шушукаетесь? - неожиданно подал голос Генерал. - Думаете, я сплю? Все слышу.
Бомж сбросил на пол одеяло. Сел. Грязная дырявая тельняшка и теплые кальсоны придавали ему домашний вид. Фризе удивился. Он помнил, что, укладываясь в постель, бомж не позволил Люсе стащить с него генеральскую форму.
Заметив на столе хлеб и пакет молока, Василий спросил:
- Как на воле?
- Плохо, Васенька. - Люся наклонилась к нему и торопливо зашептала в ухо.
- Да говори ты нормально! Все свои. - Бомж зыркнул на Фризе. Нахмурился: - Володька, ты с Люськой еще не… того?
- Чего мелешь, чего мелешь! - запротестовала девушка.
А Владимир спокойно ответил:
- Еще не того.
- Нашли о чем погаными языками чесать! Коленьку-то подстрелили!
- Во бляха-муха! Подстрелили? Менты?
- А я знаю? В булочной продавщица сказала - утром во дворе труп нашли. Старика. Ментов понаехало! По квартирам ходили, свидетелей искали.
Фризе с огорчением подумал о том, что Люсенда ему и словом не обмолвилась о смерти Колизея. Ждала, когда проснется Васенька. Почему?
- Точно ли Колизей? - спросил Генерал.
- Точно, точно! Как портрет продавщица обрисовала, я так и обмерла. Он! Точно. Две дырки в груди и одна - в затылке.
Люсенда сказала так, словно эти три раны и были главным подтверждением того, что убит Николай Тарасович.
- А все остальное? - Глаза-щелочки Генерала так и впились в Люсино лицо.
Теперь у Фризе не было сомнений в том, что распихивал по карманам Колизей, когда они бежали с чердака.
- Спроси чего попроще.
Васенька несколько минут сидел молча. Даже глаза прикрыл. По сошедшимся гармошкой на лбу морщинам, по напряженному лицу можно было догадаться, как медленно протекает у него мыслительный процесс.
- Значит, он во двор успел забежать? - спросил наконец Генерал. - Подале от лестницы.
- Успел. Да что толку? Менты и ко мне нагрянут. Не счас, так потом. Спрячу вас под кровать.
- Уходить надо, - отрезал бомж. - Я не ментов боюсь.
- Куда уходить?
- На кудыкину гору.
- Меня Памперс звал в одно местечко… - Фризе пересказал все, что услышал от Памперса про лес по Усовской железнодорожной ветке.
Не упомянул только про черный "линкольн".
- Развесил уши, - проворчал Васенька и, поднявшись с кровати, стал одеваться.
Люся нарезала хлеб, поставила на стол три разнокалиберные чашки. Разлила в них молоко.
- Пивка бы, - вздохнул бомж, с ненавистью посмотрев на молоко. Тем не менее взял самую большую чашку, выпил ее залпом и наполнил снова. - Нам бы отсюда выбраться. Найдем место и получше. В Питере-то сможешь устроить?
- Мне там делать нечего.
- Ну-ну! - Генерал выпил вторую чашку молока и опять сел на кровать. К хлебу он не притронулся.
- И чего ты все Памперса поминаешь? - решила поддержать своего покровителя Люся. - Он, правда, был мужик добрый. Ласковый. Но зануда… Спасу нет. И язык без костей.
- Почему говоришь "был"?
Люся и бомж обменялись быстрыми взглядами.
- Был да сплыл. - Генерал насупился. - Мужики трепали - получил большой отлуп и помер. А баба не врет. Балабол твой Памперс. Знаешь, почему он свою кликуху получил?
- Нет, - Фризе вспомнил слова Памперса о том, что ехидными прозвищами награждал своих знакомых Николай Тарасович.
- Увидел однажды по телебачению рекламу памперсов и заплакал. Кабы, говорит, раньше знал про эти штуки, никогда от жены не сбежал. Она ему тройню поднесла. Трех девчонок. Бедный мужик днем вкалывал, а по ночам пеленки стирал. - Генерал засмеялся и тут же резко оборвал смех. - Хрен с ним! Надо думать, как с хаты свалить по-тихому. А то и сами попадем, и Люську подставим.
Фризе достал из своей сумки терьера и протянул Люсенде:
- Возьми, хозяюшка. На память о постояльце.
- Ой! Володенька, какой ты добрый! - Она прижала игрушку к груди. - Собачка - прелесть.
- Сваливаем, твою мать. - Генерал дернул Фризе за рукав. - Развели тут!…
БЕГСТВО
Но свалили они с квартиры только поздно вечером.
Люся еще раз вышла из дому проверить, нет ли поблизости милиционеров, и вернулась взволнованная.
- В переулке ментовский "УАЗ"! С решетками. Два мужика в штатском на первом этаже в карты играют.
- Что за мужики? - спросил Генерал.
- Менты! Кто ж еще! Сидят на подоконнике, как у себя дома. Только бельмами зыркают.
- Еще чего узнала?
- Дворничиха Лиза шепнула - на чердаке слесаря решетками все ходы-выходы заваривают. Всех ментов и всю власть на свете матерят.
Генерал помрачнел.
А Фризе подумал о том, что теперь не скоро сможет вызволить с чердака свою "беретту". Да и уцелеет ли она? Хорошо, что нигде не зарегистрирована.
Рассказам Люсенды он поверил лишь отчасти. Уж очень старалась девушка быть убедительной. Переигрывала. А к тому же извлекла из-под кровати бутылку портвейна. Поставила перед бомжом:
- Побалуйся, Васенька.
Владимир заметил, что бутылку уже откупоривали. Пластиковая пробка была слегка надрезана. "Ах, шалунья, - подумал он. - Опять снотворного натолкала".
Генерал от вина отказался. Лег на кровать, достал свой заветный спичечный коробок, зажал во рту спичку с наркотой. Фризе на этот раз даже не предложил оттянуться.
Не прошло и десяти минут, как он впал в забытье. Слова о том, что они могут подставить Люсю, примирили Фризе с бомжом. Все-таки осталось в Генерале что-то человеческое.
- Володенька. - Люсенда подошла к сыщику и нежно провела ладонью по его волосам.
- Мы же договорились, красавица. - Он приложил палец к губам.
- Договорились, договорились, - недовольно прошептала девушка. - Ты что нос воротишь? - Но руку убрала. - Прошвырнусь к подружке. Не торчать же весь день с малохольными придурками!
Но прежде, чем отчалить, Люсенда устроила для гостя целое представление.
Не стесняясь, со скрытым вызовом, сбросила с себя всю одежду и, раздумывая, что бы надеть, разгуливала по крошечной комнате нагишом. Одежды у нее было мало - кот наплакал, и Люся по два-три раза примеряла один и тот же лифчик или водолазку.
Фризе наблюдал за "демонстрацией мод" со смешанным чувством восхищения и жалости. Ему чудилось, что борьбу за это стройное девичье тело ведут две силы: прекрасные гены, порода, неведомо какими путями доставшаяся Люсенде. И мерзкий, неустроенный быт, полуголодное существование. Результат этой борьбы казался Владимиру предрешенным.
У девушки была длинная шея, красивые мочки ушей, предназначенные для изящных сережек, небольшие упругие груди. Длинные ноги, соблазнительная узкая полоска золотистых волос внизу живота… Владимир с трудом удерживал себя от того, чтобы коснуться ее ладонью.
Но как только Люсенда поднимала руки, чтобы надеть водолазку, ребра проступали как у дистрофика. На левой груди, переливаясь всеми цветами радуги, красовался кровоподтек, на бедрах виднелись старые бледные синяки. И кожа выглядела нездоровой, тусклой.
- Ну что же мне надеть-то? - капризно спросила девушка, почувствовав, что гость неотрывно следит за ней. - Скажи, Володенька.
- Желтую майку и джинсы. И никаких лифчиков.
- Чудачок! Меня и в лифчике обязательно какой-нибудь козел ущипнет. И в метро, и в троллейбусе. - Она посмотрела на отключившегося Генерала и спросила шепотом: - Я тебе нравлюсь?
- Подкормить бы тебя, Люсенда, - задумчиво сказал Фризе, все еще находясь во власти своих невеселых мыслей. - Подкормить да обогреть.
- Любишь девушек в теле? - Она остановилась прямо перед ним. Наглая и в то же время уязвленная его ответом.
- Люблю таких, как ты.
- Да ничего страшного. Я подкормлюсь. - Люся сняла со спинки стула халатик. Достала из кармашка все ту же стодолларовую бумажку. Помахала у Фризе перед носом. - Подкормлюсь. Ладушки?
- Ладушки.
Когда хозяйка ушла, Владимир внимательно осмотрел комнату. Перетряхнул все Люсины вещи, заглянул под клеенку на столе. Перелистал каждую страницу старых рекламных газет.
Единственной добычей стал голубой документ, опять на немецком языке, подписанный все той же Анной Б. Доценко и руководителем Южно-Германской риелторской фирмы Юргеном Коппелем. Это была декларация о намерениях. О намерениях Анны Б. Доценко купить замок в Баварии…
* * *
… Владимир подумал, что владелец сверкающей хромом иномарки притормозил только для того, чтобы отматерить лезущего под колеса странного субъекта в генеральском кителе и старой красной каскетке на голове. Но то ли генеральская форма сработала, то ли им просто повезло. Машина остановилась. Довершили дело несколько денежных купюр, которыми бомж помахал перед носом здоровенного амбала-водителя. Было темно, и Фризе не разглядел, какого достоинства купюры. А водила в них моментально разобрался. Он тут же открыл заднюю дверцу своего шикарного лимузина. Василий лихо вскочил в салон, подвинулся, освобождая место для Фризе.
Они ехали молча. Время от времени бомж только бросал коротко:
- У светофора направо! Бери налево! Направо. Еще направо!
Дважды они проехали по одной и той же улице и наконец выбрались на набережную. Напротив сверкающего огнями Дома правительства попали в пробку. На большом трехцветном плакате, прикрепленном к фонарному столбу, красовалась надпись: "Никто не сможет помочь России, кроме нас самих".
- Не жаль на агитки деньги тратить? - проворчал бомж. - России никто не сможет помочь!
Мимо пронесся кортеж черных автомобилей с мигалками, джипы охраны. Крупный, полный собственного достоинства гаишник поднял жезл. Резкая трель милицейского свистка возвестила о том, что трасса освободилась. Поток машин двинулся дальше.
Погладив белое кожаное сиденье, Владимир усмехнулся: "Как бы не пришлось водителю пожалеть, что взял таких пассажиров. Можем испачкать салон".
У большого мрачного дома на Рочдельской улице бомж сказал:
- Под арку, во двор.
- Во двор не поеду, - заартачился водитель.
- Пес с тобой, - согласился Василий. - Тормози.
Они выбрались из машины, и бомж подтолкнул Фризе к воротам. Но во двор они заходить не стали. Молча постояли минуту-две, потом Василий осторожно выглянул в переулок. Машина, которая их привезла, уехала.
- Кажись, пронесло, - с облегчением сказал бомж. Он взглянул на Владимира повеселевшими глазами. - Пронесло. Утекли от Люськи, как тени. Ни один козел не заметил.
- А чего они в доме ищут?
- Трясут нашего брата. Ты еще не врубился?
Фризе промолчал.
- Ну да, ну да! Откуда ж тебе знать наши дела? Придет время… - Генерал небрежно махнул рукой. - Где ночевать собрался?
Фризе неопределенно пожал плечами:
- Попробую еще раз на вокзале.
- Тьфу! Опять загребут. У тебя никаких знакомых в Москве?
- Нет.
- Да? А я надеялся, что имеешь в запасе какую-нибудь бабу. Старую знакомую по киношным делам. Актриску. Ночку отлежаться.
- Сейчас тепло. Можно и на лестнице, и в саду.
- Неужели не понимаешь? Опасно стало нашему брату. Придется в Рочдельских банях отсидеться.
- В банях?
- Пошли. Потихоньку. Что-то я больную ногу натрудил. Бегаю, как заяц. Жратвы в палатке купим - и в баню. Деньжата есть в заначке?
ПЕРВЫЙ ФИГУРАНТ ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ
Лет пять назад, когда Фризе еще служил в прокуратуре, его приятель, художник Миша Неволин, пригласил попариться в Рочдельских банях. Владимир не был поклонником публичных омовений. Предпочитал каждое утро принимать душ у себя дома, а если и парился, то в сауне на даче. В компании одного-двух близких друзей. Но чаще - с большой поклонницей березового веника любовницей Бертой. Баскетболисткой из сборной России.
Но Миша Неволин с таким упоением живописал достоинства Рочдельской парилки, так нахваливал особо сухой и ароматный пар, что однажды Владимир не устоял и почти целый день провел с приятелем и одним пожилым писателем в Рочдельских банях. Обстановка там оказалась простенькой, но задушевной. В раздевалке без суеты и шума закусывали и выпивали. Пространщик разносил в большом чайнике холодное пиво. Соленые огурчики и квашеную капусту приносили с собой. Иногда - отварную картошку. Колбасу предпочитали, как выражался приятель, "грубо зримую". Ветчинно-рубленую или сдобренную чесночком "Отдельную". В перерывах между трапезой наведывались в парилку. Она и правда оказалась прекрасной.
Сейчас, пробираясь вслед за Генералом вдоль высокого дощатого забора, за которым темнело кирпичное здание давно заброшенных бань, Фризе вспомнил это свое первое посещение. И прежде всего ярко представил толстые кружки "грубо зримой" колбасы на ломтиках черного хлеба. Сглотнув слюну, он спросил шепотом:
- Ремонт?
Бомж не ответил. Он что-то сосредоточенно шептал себе пол нос. Фризе показалось, что считал. Время от времени Генерал дергал пахнущие смолой доски. Наконец одна из них подалась. Василий отогнул ее и осторожно просунул голову за забор. Около минуты прислушивался. Потом дернул Фризе за рукав и нырнул вовнутрь. Здесь он шел уже уверенно. Как хозяин. Владимиру показалось, что бомж даже перестал хромать.
Фризе старался запомнить дорогу. Справа, в торце здания, они спустились вниз. Владимир сосчитал - на двенадцать ступеней. Обитая жестью дверь оказалась снятой с петель. Чтобы проникнуть в подвал, бомж сдвинул ее в сторону. А потом, чертыхнувшись, поставил на место.
В подвале пахло сыростью, мочой и падалью. В кромешной тьме они пробирались на ощупь вдоль нагромождения старой банной мебели. Почувствовав, что спутник отстает, Василий предупредил:
- Не спеши, не спеши. Тут и фингал недолго заработать. - Он дождался Владимира. - Давай руку. Чуешь перила?
Бомж помог Фризе нащупать металлический поручень, уходящий вверх. Рука у Генерала была ледяная и шершавая, как наждак.
По привычке Владимир опять стал считать ступени. Оказалось, два марша по двенадцать. Правда, некоторые из них можно было посчитать за ступени лишь условно. Вместо них зияли провалы.
"Чужим здесь без фонаря не добраться, - подумал Фризе. - Поломаешь ноги". В это время в подвале кто-то чиркнул спичкой. Трепетный огонек высветил уложенные штабелями старые банные шкафчики. На некоторых дверцах еще сохранились осколки разбитых зеркал, и зыбкое пламя многократно отразилось в них, создавая иллюзию, что спички зажгли сразу несколько человек. Огонек погас, и Владимир уловил запах дешевого табака.
Наконец они оказались в просторном помещении с кафельным полом. Когда-то здесь были гардероб и ларек. Продавали банные принадлежности - веники, мыло, мочалки. Сейчас от ларька остались только фанерные стенки. Оттуда исходило слабое свечение.
Василий подошел к ларьку и заглянул внутрь. Заглянул и Фризе. Два мужика играли в карты при свете огрызка толстой свечи. Один из игроков - типичный бомж, другой - хорошо подстриженный, в белой рубашке и кожаной, из тончайшей лайки, серой курточке старик с лицом Карабаса Барабаса. Третий обитатель ларька спал, подложив под голову старые веники.
- Ты? - Старик, похожий на Карабаса Барабаса, оторвался от карт. - И живой?
- Слегка.
- Кто с тобой?
- Вовка Питерский горемыка.
- Слыхал. В ментовке успели побывать?
- Ага. А вчера бес попутал - "Под верблюдом" ночевали. А там…
- И что там? - хитро прищурился старик. - "Под верблюдом"? Жарко пришлось?
Фризе заметил, что партнер говорившего ловко скинул карту.
- Считай, что так.
- Дурак ты, Вася, - тихо сказал Карабас Барабас и тут же заорал: - Ты, дергач! Подыми стирку!
Второй игрок, неопределенного возраста бомж с грязными космами, захохотал неестественным нервным смехом и достал карту из-под рваного матраса, на котором сидел.
- И пошутить нельзя? Хотел проверить тебя на внимательность.
Фризе подумал, что шутить с таким мрачным типом ему бы и в голову не пришло. Тем более "проверить его на внимательность".
Он заметил, что под шикарной курточкой у старика за ремень засунут пистолет. Скорее всего, "Макаров". А на ухоженных руках - никакого намека на татуировку. Но говорил он на воровском сленге. Впрочем, как успел заметить Владимир, многие бомжи старались щегольнуть знанием жаргона.
Отвесив партнеру смачную оплеуху, Карабас приказал:
- Шило, прошмонай гостей. С толком, с чувством, с расстановкой.
- Да ты что, Муха?! Сколько раз меня шмонал. И снова? А Володька - питерский. Только приехал.
- И уже попал в хорошую компанию. Ловок!
У Фризе замерло сердце. Его пути с Мухой, известным московским авторитетом, никогда не пересекались, но он немало слышал о его жестокости, изворотливом уме и удачливости. Если он что-то заподозрит - сыщику несдобровать.
- Да пустые мы, Муха. Пустые, - заканючил Генерал. - Ты что, мне не веришь? Мне?
- Ни-ко-му!
Мужик, которого Муха назвал Шилом, уже тщательно проверял сумку Владимира. Перебирал вещь за вещью. Даже вспорол подкладку стилетом. Отпихнув сумку ногой, взялся за Фризе. "Пронесло". Сыщик мысленно поблагодарил Бога. Документы он заложил под тесьму сломанной "молнии".
Владимир сразу же понял, что Шило никакой не бомж. Ряженый. Сильный, ловкий, он делал свою работу профессионально. И пахло от него не грязью и потом, а вполне приличным одеколоном. Модным нынче среди молодежи "Харлеем-Девидсоном".
- Пуст, - отрапортовал он через пару минут.
- Генералу не забудь заглянуть в очко. Может, там пару косых найдешь? - Муха загоготал. Засмеялся и Шило. Даже мужик, дремавший рядом со стариком, поднял голову с веников и улыбнулся.
- Да ты чего? - обиженно пробормотал Василий.
- Чего, чего! - вдруг заорал Муха. - Растащили бабки, стебанутые придурки! Неделю шмонаю козлов вонючих! А зелень где? И каждый клянется! Памперс, сука, на коленях ползал, слезы лил. А сам сотку прятал на себе. - Так же внезапно старик перестал орать. Будто выпустил весь пар. Спросил, глядя на Фризе: - Догадайся, Вова Питерский, где прятал?
Все опять заржали. Даже Генерал улыбнулся, хотя улыбка у него получилась жалкая.
"За свои спички боится? Или прячет доллары?" - подумал Владимир.
Но долларов у Василия не нашли. Рубли. И то по мелочи.
- Тарасыч сгорел, - облегченно вздохнув, доложил бомж.
- Старый козел. Туда ему и дорога. Доигрался, - бросил Муха. Пристальным, тяжелым взглядом посмотрел на Фризе. - Менты его замочили? В облаве?
- За ними не заржавеет. Палят теперь, надо иль не надо, - поддакнул Шило.
- Может, и менты, - неуверенно согласился Генерал.
- Да менты, менты! - Старик опять зыркнул на Владимира. - Там все еще греет? "Под Верблюдом"?