Он разрезал мои путы, и мы вышли в гараж. Яблонски держал девушку за запястье, а ствол его пистолета находился в полуметре от моей спины. Я не видел его, но мне и не надо было видеть - я знал, что дело обстоит именно так.
Уже наступила ночь. Северо-западный ветер усилился и принес с собой резкий запах моря и холодный ливень, громко стучавший по кронам пальм и поливавший асфальтовую дорожку, по которой мы шли. Яблонски поставил свой "форд" менее чем в ста ярдах от нас, за углом основного корпуса мотеля, но пока мы прошли эти ярды, промокли до нитки. Из-за ливня на стоянке не было никого, но, несмотря на это, Яблонски загнал свою машину в самый темный угол. Он открыл обе правые дверцы и встал у задней.
- Залезайте первой, леди, с другой стороны. Ты, Толбот, поведешь машину.
Он захлопнул мою дверь, когда я сел за руль, и, усевшись на заднее сиденье, приставил ствол своего маузера к моему затылку:
- На шоссе поворачивай на юг.
Мне удалось нажать именно те кнопки, которые требовалось, проехать по пустынному двору мотеля и повернуть направо.
- Дом вашего старика стоит далеко от основного шоссе, не так ли? спросил Яблонски девушку.
- Да.
- Как-нибудь по-другому можно подъехать к нему? По второстепенным улицам, боковым дорогам?
- Да, можно объехать город и...
- Ладно, мы поедем прямо через город. Я рассуждаю так же, как Толбот, когда он приехал в "Ла Контессу", - никто не будет искать его ближе пятидесяти миль от Марбл-Спрингз.
Мы проехали через город молча. На улицах никого не было, лишь несколько пешеходов встретилось нам. В городе оказалось всего два светофора, и оба раза я попадал на красный, и оба раза маузер упирался мне в затылок. Вскоре мы выехали из города. Проливной дождь яростно барабанил по капоту и крыше машины. Это напоминало езду под водопадом, а дворники не были рассчитаны на это. Мне пришлось снизить скорость до 20 миль, но все равно я становился слепым всякий раз, когда встречные машины освещали рассеянным светом своих фар наше лобовое стекло. Эта слепота становилась полной из-за струй воды, которые мощным потоком били по лобовому стеклу и борту машины, когда встречные машины проносились мимо, поднимая волну, которой гордился бы и командир эсминца.
Мери Рутвен уперлась головой в лобовое стекло, пытаясь рассмотреть дорогу. Возможно, она хорошо знала ее, но сегодня ночью не узнавала. В неподходящий момент мимо нас пролетел направлявшийся на север грузовик, и она почти прозевала съезд с дороги.
- Вот он! - Она схватила меня за предплечье так сильно, что "форд" выскочил на обочину. Я остановил машину в пятидесяти ярдах за съездом.
Слишком узкая дорога не позволяла развернуться, поэтому, прежде чем удалось это сделать, мне пришлось поелозить по шоссе взад-вперед. Мы подползли к повороту и медленно съехали с шоссе. Быстро поворачивать не рекомендовалось. Как бы то ни было, мне удалось остановиться всего в нескольких футах от покрашенных белой краской решетчатых ворот, которые могли бы остановить и бульдозер. Ворота, как оказалось, находились почти в конце тоннеля с почти плоской крышей. Слева от нас была примерно семифутовая стена из известняка футов двадцати длиной, а справа - белая будка с дубовой дверью и закрытыми ситцевыми занавесками окнами, выходящими в тоннель. Будка и стена соединялись слегка выпуклой крышей. Я не видел, из чего сделана крыша, да меня это и не интересовало. Я разглядывал человека, который вышел из будки еще до того, как я остановил машину.
Престарелые дамы с аристократическими манерами мечтают о таком шофере. Он был великолепен, он был безупречен, он был поэмой в темно-бордовых тонах. Даже его высокие ботинки для верховой езды казались темно-бордовыми. Бриджи, застегнутый на все пуговицы китель, перчатки, засунутые под эполет, даже кепи - все было того же оттенка. Он снял кепи.
Волосы его оказались не темно-бордовыми. Они были густыми, черными, блестящими и разделялись пробором справа. Смугловатое лицо и широко расставленные темные глаза, широкие плечи... - поэма. Такой же здоровый, как и я, но выглядел он намного лучше.
Мери Рутвен опустила стекло, и шофер наклонился, чтобы посмотреть на нее. Когда он разглядел, кто сидит в машине, его губы растянулись в широкой белозубой улыбке. И если облегчение и радость в его глазах были поддельными, то он был лучшим актером, которого я когда-либо встречал.
- Это действительно вы, мисс Мери. - Он обладал глубоким голосом и говорил, несомненно, как истинный англичанин. Когда у вас 285 миллионов долларов, то вам ничего не стоит нанять пастуха-англичанина, чтобы он приглядывал за вашим стадом импортных "роллс-ройсов". Шоферы-англичане великолепны. - Я счастлив, что вы вернулись, мэм. С вами все в порядке?
- Я тоже счастлива, что вернулась, Саймон. - Она положила свою руку на его и слегка пожала. - Со мной все в порядке. Как папа?
- Генерал очень волновался, мисс Мери, но теперь все будет хорошо.
Мне сказали, чтобы я ждал вас. Сейчас я сообщу, что вы прибыли.
Он начал поворачиваться, а затем снова наклонился и уставился на заднее сиденье. Было видно, как он напрягся.
- Да, это - пистолет, - спокойно произнес Яблонски. - Просто держу его, сынок, - чертовски неудобно сидеть с пистолетом в кармане брюк. Ты сам-то этого не замечал?
Я посмотрел на шофера, и точно - правый карман его брюк слегка оттопыривался.
- Немного портит покрой костюмчика, не так ли? - продолжил Яблонски.
- И не вздумай воспользоваться своим пистолетом - опоздал. Кроме того, ты можешь поранить Толбота. Это он сидит за рулем - живые пятнадцать тысяч, и я хочу доставить его в превосходном состоянии.
- Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. - Лицо его потемнело, он с трудом сохранял вежливость. - Я позвоню в дом.
Он зашел в будку, снял телефонную трубку и нажал на кнопку. Тяжелые ворота медленно и беззвучно раскрылись.
- Осталось только встретить ров и опускную решетку, - пробормотал Яблонски, когда мы медленно двинулись вперед. - Приглядывает за двумястами восемьюдесятью пятью миллионами этот старый генерал - электрические заборы, патрули, собаки и прочее. Да, леди?
Она промолчала. Мы проезжали мимо большого гаража на четыре машины, построенного в виде навеса без дверей, и я увидел, что не ошибался насчет автомобилей - в гараже стояло два "роллс-ройса": один песочного цвета, а другой цвета вороненой стали. Кроме них в гараже стоял еще "кадиллак", наверное, для поездок по магазинам.
Яблонски снова заговорил:
- Старый идиот в маскарадном костюме, англичанишка. Где вы подобрали этого маменькиного сынка?
- Хотела бы я посмотреть, как бы вы сказали ему это без пистолета в руке, - тихо ответила девушка. - Он работает у нас уже три года. Девять месяцев назад трое в масках устроили нам аварию. В машине находились только Кеннеди и я. Эти в масках были вооружены. Один мертв, а двое других до сих пор в тюрьме.
- Удачливый маменькин сынок, - пробурчал Яблонски и надолго замолчал.
Узкая и длинная, с массой поворотов асфальтированная подъездная дорога была с обеих сторон густо засажена деревьями. Небольшие ветви вечнозеленых виргинских дубов и свисающие пучки испанского бородатого мха царапали крышу и борта машины. Внезапно деревья расступились, и в свете фар мы увидели за построенной уступами гранитной балюстрадой и усыпанной гравием террасой дом генерала.
"Обычный фамильный дом", - сказала девушка. Только на семью человек из пятидесяти. Он был выстроен в колониальном стиле еще до Гражданской войны, с огромным двухэтажным портиком на колоннах, интересной ломаной крышей и таким количеством окон, что мойщику, похоже, приходилось работать, не покладая рук, круглый год. Над входом висели два старомодных каретных фонаря с мощными электрическими лампами. Под ними стояли члены комитета по организации торжественной встречи.
Я не думал, что нас будут встречать подобным образом, подсознательно ожидал, что нас встретит дворецкий и с почтением и церемониями проводит в библиотеку, где перед потрескивающим огнем камина будет сидеть и потягивать скотч генерал. Что, если хорошенько поразмыслить, довольно глупо. Когда с нетерпением ждете возвращения попавшей в беду дочери и зазвенит дверной звонок, вы не станете потягивать виски, если вы хотя бы наполовину человек. Шофер предупредил их - отсюда и комитет по организации торжественной встречи.
Дворецкий тоже присутствовал. Он спустился по ступеням портика с огромным зонтом в руках. Он вовсе не напоминал дворецкого - пальто слишком тесно облегало его, как это было популярно у гангстеров времен запрета на продажу спиртных напитков, а лицо его никоим образом не портило этого впечатления. Он казался двоюродным братом Валентино - телохранителя из зала суда, - а может, и более близким родственником. У пего был даже такой же сломанный нос. Странный вкус у генерала в отношении дворецких, особенно по сравнению с его выбором шофера.
Но дворецкий оказался достаточно вежливым, по крайней мере до тех пор пока не увидел, кто сидит за рулем, а когда увидел, он обошел машину спереди и довел Мери Рутвен под зонтом до портика, где она бросилась в объятия своего отца и повисла у него на шее. Яблонски и мне пришлось идти под дождем. Мы вымокли, но никого это, похоже, не волновало.
К тому времени девушка уже оставила папину шею в покое, и я хорошенько рассмотрел его. Это был чрезвычайно высокий, худой, но не слишком, человек в серебристо-белом льняном костюме. Цвет костюма хорошо сочетался с цветом его волос. Вытянутое худощавое лицо похоже на лицо Авраама Линкольна. Почти половину лица закрывали пышные усы и борода. Блэр Рутвен не производил впечатления крупного бизнесмена, но с его 285 миллионами долларов он в этом и не нуждался.
- Прошу вас, джентльмены, - вежливо пригласил генерал. Мне стало интересно, включил ли он меня в число трех мужчин, стоявших в тени портика. Это казалось маловероятным, но я все равно двинулся внутрь дома.
У меня не было другого выбора, и не только потому, что ствол маузера Яблонски упирался мне в поясницу, но и потому, что другой мужчина, который только что вышел из тени, тоже держал в руке пистолет. Толпой мы пошли по огромному залитому светом канделябров холлу с мозаичным паркетным полом, по широкому коридору и вошли в большую комнату. Как бы то ни было, насчет комнаты я не ошибся: это была библиотека с ярко горевшим камином. Слегка маслянистый запах переплетов тонко выделанной кожи приятно смешивался с ароматом дорогих сигар "Корона" и первоклассного шотландского виски. Я заметил, что здесь не было никого, кто курил бы сигары. Стены, не занятые книжными полками, были выложены панелями из полированного вяза. Кресло и канапе, обитые темной золотистой кожей и плюшем "мокет", шторы из переливчатой золотистой ткани, ковер бронзового цвета во весь пол... Его ворсинки при сильном сквозняке будут колыхаться и перекатываться волнами, как пшеница летом под ветерком. Колесики кресел настолько глубоко погрузились в ковер, что их почти не было видно.
- Виски, мистер... Как вас? - спросил генерал Яблонски.
- Яблонски. Ничего не имею против, генерал, выпью, пока я здесь жду.
- Ждете чего, мистер Яблонски? - генерал Рутвен тихо задал свой вопрос приятным голосом. Когда на вашем счету 285 миллионов долларов, то необязательно орать, чтобы вас услышали.
- Шутить изволите? - Яблонски сказал это таким же спокойным и тихим голосом, как и генерал. - Небольшую бумажку, генерал, с вашей подписью внизу, на пятьдесят тысяч зелененьких.
- Да, конечно.
Генерал, казалось, был удивлен тем, что Яблонски подумал, будто ему необходимо напомнить о соглашении. Он подошел к каминной доске и достал из-под пресс-папье желтый банковский чек.
- Вот он, осталось только вписать имя получателя. - Мне показалось, что он слегка улыбнулся, - утверждать это наверняка мешала его пышная растительность. - Вы не волнуйтесь, я не позвоню в банк и не попрошу не принимать этот чек. Это не мой способ ведения дел.
- Я знаю, генерал.
- И моя дочь мне много дороже этой суммы денег. Я должен поблагодарить вас, сэр, что вы привезли ее сюда.
- Ага.
Яблонски взял чек, внимательно изучил его и посмотрел на Рутвена: Вы ошиблись, генерал, - протяжно произнес он. - Я просил пятьдесят тысяч, а здесь написано "семьдесят".
- Все правильно, - Рутвен наклонил голову и посмотрел на меня. - Я предложил премию в десять тысяч долларов за информацию об этом человеке. Я также считаю себя морально обязанным выплатить пять тысяч, обещанных властями, и намного проще выписать один чек на всю сумму сразу. Вы не согласны с этим?
- А еще пять тысяч?
- А это за ваше беспокойство и то удовольствие, которое я получу, когда лично передам этого человека властям. - И снова я не был уверен: улыбался он или нет. - Как вы понимаете, мне позволительны прихоти.
- Ваши удовольствия - мои удовольствия, генерал. В таком случае я поеду. Вы уверены, что сможете справиться с ним? Он - крутой парень, быстрый и хитрый.
- У меня есть люди, которые справятся с ним.
Ясно, что генерал не имел в виду дворецкого и другого слугу в форме.
Он нажал на кнопку звонка и, когда в двери показался человек, похожий на лакея, сказал:
- Попросите мистера Вайленда и мистера Ройала зайти.
Хорошо, Флетчер?
- А почему бы вам самому не позвать их, генерал? - Я считал себя центральной фигурой в этой маленькой компании, но они не обращали на меня никакого внимания, поэтому я решил сам заявить о себе. Я наклонился к стоявшей на столике около камина вазе с искусственными цветами и вытащил из нее хорошо спрятанный микрофон.
- В этой комнате есть "клопы". Сто против одного, что ваши друзья слышали каждое слово. Для миллионера и человека высшего общества у вас, Рутвен, странные привычки. - Я замолчал и устало посмотрел на троицу, которая только что появилась в дверях. - И еще более странные друзья.
Я выразился не совсем точно. Первый человек из этой троицы отлично смотрелся среди этой роскоши. Среднего роста, среднего телосложения, одетый в прекрасно сшитый смокинг, он курил сигару в руку длиной. Это был тот запах дорогой сигары, который я почуял, как только вошел в библиотеку.
Ему было слегка за пятьдесят, черные волосы на висках чуть тронуты сединой. В глаза бросались аккуратно подстриженные черные, как смоль, усы на гладком, без морщин, сильно загорелом лице. Идеальный для Голливуда актер на роль высокопоставленного чиновника с учтивыми манерами и до ужаса компетентного. И только когда появлялась возможность рассмотреть его глаза и черты лица вблизи, становилось ясно, что он крепок и физически и психически и что это жесткий человек, чего вы никогда не увидите на экране. С ним следовало быть поосторожней.
Второй был более оригинален. Трудно сказать, что сделало его таким.
Он носил красивый серый фланелевый костюм, белую рубашку и серый галстук.
Рост - чуть ниже среднего, плотное телосложение, бледное лицо и прилизанные волосы почти такого же цвета, что и у Мери Рутвен. Только внимательно приглядевшись, начинаешь понимать, что оригинальным его делало не то, чем он располагал, а то, чего у него не было. Я еще не встречал таких ничего не выражающих лиц и таких пустых глаз.
О третьем нельзя было сказать, что он оригинален. Он смотрелся в этой библиотеке так, как Моцарт - в рок-клубе. Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух, высокий, тощий, с лицом бледным, как у покойника, и угольно-черными глазами. Взгляд его беспокойно перебегал с одного лица на другое, подобно тому, как осенним вечером мечется блуждающий огонек. Я не заметил, в чем он был одет, видел лишь его лицо - лицо законченного наркомана. Отнимите у него белый порошок хотя бы на сутки, и он будет корчиться так, будто его поджаривают сто чертей.
- Входите, мистер Вайленд, - обратился генерал к человеку с сигарой, и я в который раз пожалел, что так сложно разобраться в выражении лица старого Рутвена. Он кивнул на меня:
- Это - Толбот, которого разыскивают, а это - мистер Яблонски, который привез его сюда.
- Рад познакомиться с вами, мистер Яблонски. - Вайленд дружелюбно улыбнулся и протянул руку. - Я главный инженер по организации добычи нефти.
Как же, он такой же инженер, как я - президент Соединенных Штатов.
Вайленд кивнул на человека в сером костюме:
- Это мистер Ройал.
- Мистер Яблонски! Мистер Яблонски! - не произнес, а прошипел человек с остановившимся взглядом. Его рука скользнула под пиджак, и, должен признать, сделал он это быстро. Пистолет дрожал в его руке. Одно за другим он произнес несколько непечатных слов, а глаза его стали безумными. - Я ждал этого момента два долгих года. Черт побери, Ройал! Зачем...
- Здесь молодая леди, Ларри.
Могу поклясться, что он не засовывал руку под пиджак или в карман брюк, но в его руке тускло блеснул металл - он ударил стволом по запястью Ларри и тот выронил свой пистолет на стол. Никогда я не видел такой ловкости рук.
- Мы знаем мистера Яблонски, - голос Ройала был на удивление певучим и нежным. - По крайней мере Ларри и я, не так ли, Ларри? Когда-то Ларри отсидел шесть месяцев по обвинению в употреблении наркотиков, и посадил его Яблонски.
- Яблонски? Посадил?... - начал было генерал.
- Яблонски, - улыбнулся Ройал, - лейтенант Герман Яблонски из отдела по расследованию убийств нью-йоркской полиции.
Глава 4
Да, вот это была тишина. Мертвая тишина. Первым нарушил ее генерал.
Холодно посмотрев на человека в смокинге, он потребовал объяснений:
- Это возмутительно, Вайленд. Вы приводите в мой дом человека, который не только наркоман и вооружен, но и отсидел в тюрьме. А что касается присутствия здесь полицейского, то следовало проинформировать меня...
- Успокойтесь, генерал, - тихо и без всякого удивления произнес Ройал. - Я был не совсем точен, следовало сказать: бывший лейтенант. В свое время самый способный парень в ФБР - сначала занимался наркотиками, затем - убийствами. Больше арестов и убежденности в их необходимости, чем у любого другого полицейского в восточной части Штатов. Но ты поскользнулся, Яблонски, не так ли?
Яблонски ничего не ответил, и на его лице ничего не отразилось, но это не означало, что он сейчас не прокручивал в голове различные варианты.
На моем лице тоже ничего не отразилось, но я напряженно думал. Думал, как бы сбежать. Слуг генерал отпустил, а все присутствующие, казалось, потеряли ко мне интерес. Как бы невзначай я огляделся: я ошибся - в комнате находился еще кое-кто, не потерявший интереса ко мне. В коридоре с внешней стороны двери стоял Валентино, мой знакомый по залу суда, и его интерес ко мне более чем восполнял отсутствие интереса ко мне у находившихся в библиотеке. Меня порадовало, что он носил правую руку на повязке. Большой палец руки он засунул в карман пальто, но как ни огромен мог быть этот палец, вряд ли он бы так оттопыривал карман. Ему просто безумно хотелось посмотреть, как я попытаюсь сбежать.
- Яблонски был центральной фигурой самого крупного после войны полицейского скандала, который разразился в Нью-Йорке, - продолжал Ройал.