Когда я вошел, меня обнял топленый воздух, пропитанный спиртовыми парами, потом и деньгами. Над головой едва слышно брякнул колокольчик, задетый дверью. Не знаю, зачем его повесили? В "Гнезде" никогда еще не было так тихо, чтобы можно было услышать звон, находясь на кухне.
Я снял промокший от дождя капюшон и двинулся к стойке, что находилась напротив двери. Мы все здесь друг друга знаем, даже если предпочитаем не пересекаться на ночных дорогах, а потому весь свой путь до пустующего табурета я кивал, принимая приветствия. Одним из немногих, кто лишь бросил взгляд в мою сторону, но сдвинул брови и не произнес ни звука, нарочито отвернувшись, был Милашка Фил. Честно говоря, его прозвище нисколько не соответствовало внешнему виду, и трудно вообразить, как оно к нему привязалось. Возможно, он сам себя так называет? Вот уж загадка. Этот грубиян, низкорослый и коренастый, с непропорционально вытянутой головой, жиденькими усиками и крошечными глазками, был вором. Неплохим вором, если уж честно. Ввиду моей специфики, я не так часто сталкивался с конкурентами, поскольку воров, заработавших себе славу в трех городах, а значит - увеличивших круг заказчиков, совсем немного. Их можно пересчитать на пальцах одной руки, даже если из пятерни остался жалкий мизинец. Потому что таким особенным парнем был только я. А Милашка Фил из-за этого страдал. Он бесконечно хотел себе мою славу, моих клиентов и мои доходы, но ни капли не собирался ради этого напрягаться.
- Гнойный упырок! - взревел кто-то за моей спиной. Обернувшись, я увидел, как из-за игрального стола вскочил какой-то краснощекий жирдяй. Смутно помню, что он входил в одну из банд, обитающих в районе кожевенников.
Его возмущение объяснялось тем, что другой сидящий рядом человек подгребал к себе разбросанные по столу деньги. Всё ясно, конфликт на почве проигрыша.
- Да я тебе руки вырву и воткну их…
Договорить он не успел, поскольку в находящийся рядом деревянный столб, поддерживающий крышу, воткнулся здоровенный тесак для разделки мяса. Ошарашенный толстяк поднял глаза и тут же стушевался. Сопя и утирая пот со лба, он молча покинул заведение, провожаемый раздраженными взглядами. Никто не любит нарушителей закона, даже те, кто регулярно его нарушают.
Повернувшись к стойке, я посмотрел на хмурого Байрона, нынешнего владельца "Гнезда". Ему было слегка за двадцать, но за счет внушительного роста и массивности он выглядел гораздо старше. Волосы жесткие и прямые, как солома, лежали на голове так, словно кто-то нацепил ему на голову метелку. Щеки всегда были розовыми, особенно если Байрон волновался.
- О! Арчи! - он заметил меня и хохотнул, - какие люди! И без охраны.
- Сплюнь, - моя усмешка дала понять, что подобные шутки не люблю. Я не суеверен, но все-таки…
- Ты месяца три не заходил. Я уж боялся, что нашел местечко получше.
- Лучше "Гнезда" нет ничего, - польстил я ему, рассчитывая, что за это мне достанется свежий сидр в чистой кружке. - Что тут слышно?
Я снял перчатки, чтобы просушить их и согреть руки. Погода ухудшалась. Осень на своем закате, и вот-вот выпадет снег. А снежная зима - это мертвый сезон для воров. Либо следы по белому увидят, либо в доме что испачкаешь, крыши скользкие, камины топят, а ставни все чаще заперты. Унылое время. К нему нужно хорошенько подготовиться, чтобы не сдохнуть от холода и голода.
- Да вроде тихо всё.
Передо мной возникла кружка с яблочным сидром. Я старался не присматриваться к маслянистым следам на ручке, чтобы не отбить себе желание пить.
- Ты уже бывал у Патрика? Он о тебе спрашивал.
Я в ответ неразборчиво промычал. Патрик - один из моих скупщиков. С ним я имею дело в Асилуме вот уже восемь лет. Толковый малый, та еще крыса. Сколько его помню, он всегда был стар. Вот-вот рассыплется. Черта с два, этот сухонький старичок такие сделки проворачивал, с такими людьми торговал, что многим фору мог дать. Сейчас мне не особо хотелось бы с ним встречаться. Всю добычу с последнего дела я распродал в Урбеме, получил награду за те чертовы книги, избавился от мелочей, оставив при себе только дагеротип, как память о том, что с меня чуть не содрали шкуру. Уверен, что Патрик рассчитывает получить какой-то эксклюзивный товар из чужого города, а мне нечем порадовать старика. Но уйти из его лавки с пустыми руками тоже не удастся. Этот гаденыш точно знал, что мне нужно, и всякий раз почти все заработанные на заказах гроши я оставлял в его же карманах. Мне кажется, он и передавал-то мне их в руки только ради иллюзии, что я трачу всё по собственному желанию.
- Снова заходил Викки, - как бы невзначай упомянул Байрон, с готовностью подливая мне еще сидра, увидев на столе горсть монет за первую порцию.
Эта новость меня не опечалила, скорее раздосадовала. Я - игрок. Предпочитаю кости, маджонг, пачиси - в общем, не слишком популярные в Отстойнике игры. Не то чтобы я гордился этим, но мне пару раз даже удавалось поиграть в Карьере и Старухе, а там крутятся игроки совсем другого уровня. Но вот появился у нас еще один любитель богатейских игр. Некий Маркиз. Он не имел никакого отношения к дворянству, но так его величали прислужники. Огромная жирная жаба с заплывшими глазенками, в дорогом, но тем не менее безвкусном костюме минувшей эпохи. У него на службе было полно головорезов, он контролировал половину Торговых Рядов, так называется район дорогих магазинов. Но богатые снобы с таким отребьем не сядут за стол, пусть их кошельки и равны по весу. И вот, не найдя достойного противника, он позвал меня. Повторюсь, что я отнюдь не горжусь этим, поскольку наша игра завершилась не так, как хотелось бы. Ничья. Я видел, что Маркиз слетает с катушек, что мне не видать выигрыша, если улыбнется фортуна, и моим будущим станет гниение с перерезанным горлом где-нибудь в яме. Я отказался продолжать игру, предложив принять вариант с ничьей. А Маркиз, ослепленный азартом, вопил, что я проиграл. С этим не согласилось бы ни одно сообщество, все осудили бы его за вымогательство денег, которые не были выиграны, но беда в том, что его это не волнует. И меня тоже. Какая к черту разница, пострадает ли репутация того полудурка, если я буду уже мертв? Теперь его верный прислужник Викки - здоровяк Виктор, одноглазый, бывший циркач, способный разогнуть подкову - пытается выжать из меня долг. Обо мне все знают - я долги плачу. Но лишь тогда, когда они справедливы. Отдать деньги Маркизу означало бы признать свою слабость. А как следствие - можно ждать следующих гостей, решивших, что я не так им улыбнулся или зря прошел мимо. Уважение зарабатывается годами, а теряется в один миг. Открыто нападать, убивать меня, пытать Виктор пока не начинал. Маркиз все же опасается за репутацию. Но насколько хватит его терпения? Ума не приложу. У меня мелькала мыслишка переехать из Асилума, забыть об этих разборках и не тревожиться понапрасну. Но бежать, оставляя эти плодородные земли? Нет, не могу.
- О тебе спрашивал еще какой-то человек, он не назвался, но выглядел подозрительно, - вспомнил Байрон.
- Как так?
- Одет был как местный, но ногти чистые, аккуратные, щетину все время чесал - она ему непривычная. Морщил нос. Чужак. Возможно, из сыщиков.
Вот за что я ценю Байрона. Парню самое место среди егерей. С его наблюдательностью преступность бы вмиг перевелась. И хвала Господу, что ему хватило мозгов пойти по стопам отца и опекать нас, говнюков из Отстойника.
- Какие еще новости в городе? - газеты у нас были не в почете. В основном их воровали из богатых кварталов и пускали на растопку. И чтобы успеть прочесть что-то, нужно было доставать самому за деньги или… или доставать.
- Слышал, какой-то богатей помер. Не то Люсси, не то Жюсси. Не запомнил. Сыщики рыскали по всем районам. Даже к нам заходили.
- Здорово же их припекло.
В Отстойнике люди умирали как мухи, часто и незаметно. Никого из егерей это не волновало. Но стоило какому-то богачу откинуть лаковые туфли, как переполоха не избежать.
Он рассказал еще пару-тройку ничего не значащих сплетен. Меня заинтересовало только то, что наследники умершего Люсси-Жюсси будут делить оставленный капитал, а значит, под шумок можно будет поживиться в его доме, пока всё не растащили.
Поблагодарив Байрона, я оставил деньги за сидр, ни монетой больше. Остальное, как и дружеская беседа, уже включено в счет выпивки.
Пришло мне время возвращаться домой. Я уже говорил, что поселился в наиболее престижном месте. Дом, ставший мне убежищем, находился возле самой дамбы. Первый этаж полностью занесло илом, стены и мебель были почти уничтожены, но второй этаж еще держался. И если снаружи дом не привлекал особого внимания из-за перекошенных балок и перекрытий, мха на дереве и плюща, который, казалось, единственный укрепляет фасад, то внутри было совсем неплохо. Можно сказать, уютно.
По скрипящей лестнице с размякшими половицами, часть из которых вовсе отсутствовала, я поднялся наверх, к моей единственной жилой комнате. Все остальное было разнесено наводнением и ветрами. Здесь же, на втором этаже, расположился камин, который я иногда топил, если холод совсем уж пробирал до костей. Стены пришлось укреплять и утеплять досками да ветошью. Разобрав половину крыши над пустующей частью дома, я залатал дыры на потолке. Теперь это была моя собственная нора. Не то чтобы хотелось привести сюда благородную леди на свидание, но… У меня никогда не бывало свиданий с благородными леди.
Над камином я держал свои съестные припасы. Хранил их в деревянной шкатулке, чтобы мыши не добрались. Денег здесь не было. Все сбережения и личную коллекцию дагеротипов я прятал в другом месте. Если однажды что-то вынудит меня покинуть дом, не хотелось бы терять все нажитое. Единственное окно осталось без стекла. Его я забил досками наглухо, а сверху повесил гобелен, который прежде украшал стену на первом этаже. Вой ветра был слышен, но холод особо не ощущался, зато всегда было темно. Чтобы не запирать себя без запасного выхода, я проделал ход через стену, прикрыв дыру комодом. В случае опасности уйдет меньше минуты, чтобы очутиться в разрушенной части дома и удрать, пока какой-нибудь говнюк ломится в двери. Оружие я держал тут же, рядом с койкой, хотя особо не любил раскладывать вещи. Всё всегда было собрано в сумки, чтобы в случае чего не тратить драгоценное время. Приходя в чужие дома, глядя на все эти разбросанные в беспорядке мелочи, на кучу никому не нужного хлама, я думал, как должно быть пусто и скучно им живется, раз заполняют своё существование всей этой дрянью. Возможно, во мне говорила зависть, но ценность вещи для меня равнялась той сумме, которую дадут за нее на черном рынке. И тому, сколько я смогу на эту выручку топить свой камин, чтобы не окочуриться. Иногда казалось, что после моих визитов не все замечают пропажу ценных вещей, полагая, что просто в этот раз слуги работали расторопней и смогли навести порядок.
Я уселся в перекошенное кресло перед пустым камином. Люблю я эту развалюху, хоть и мог давно заменить или починить. Но эта его кривобокость добавляла какого-то шарма, а нахождение в кресле становилось необычайно удобным. Я лежал, закинув одну ногу на подлокотник, и, глядя на горсть золы, представлял щедрый огонь, треск горящих бревен, тепло, лижущее кожу. Желудок приятно согрет сидром, голод вдавливал живот, и я уснул, заняв привычное положение в любимом кресле.
Визит к Патрику у меня был запланирован на следующий день. Перебившись на завтрак запеченным на примусе яблоком с медом и хорошим чаем, который довелось позаимствовать в одном уважаемом доме, я отправился на другой конец Отстойника, к границе города. В это время район был непривычно пуст. Основные дела и делишки вертятся тут с наступлением ночи, а поутру местные заводилы отсыпаются. Я жил вне законов времени. Если работать предпочтительнее вечером, то решать вопросы можно и при свете солнца. К слову сказать, оно нынче не слишком радовало своим присутствием, спряталось за густыми тучами, похожими на холмы, свисающие с неба. Между их пиками вальяжно проплывал цеппелин, сверкая серебристым боком с имперским гербом. Станция воздухоплавателей находилась на окраине города, куда ее перенесли из-за нескольких незначительных аварий.
После ночного дождя блестели лужи, дома сиротками жались друг к другу, мокрые серые воробьи собрались рядом на подоконнике первого этажа почирикать о жизни. Эти птицы - чуть ли не единственная живность в нищих районах. Голубей давно сожрали. Кошек и собак старались не пускать в расход: одни были хороши в ловле крыс и мышей, а других можно было натаскать для охраны. Но холодной зимой звери сами стремились покинуть это место, и в сообразительности им не откажешь.
Отстойник днем выглядел еще хуже, чем в глухую полночь. Сейчас были видны все его изъяны, провалы обрушившихся стен, дыры пустующих окон. Играющие на улице дети зыркали по сторонам, как крысята. Они с младых ногтей знают, кому лучше не попадаться на глаза.
Лавка Патрика находилась в двухэтажном доме. Первый этаж был отдан под магазин, где есть всё. Второй - сдан банде Полосатого, начинающего разбойника, который грозился сместить Маркиза. Эти ребята не только спали под одной крышей с Патриком, но и защищали его в счет проживания. Сам же старик занимал чердак, где обустроился с королевским шиком, если верить сплетням шлюх из "Звонких серебряных бубенчиков". Я у него в гостях никогда не бывал, наше общение не выходило за рамки делового, хоть мы могли приличия ради поддержать беседу на отвлеченные темы. Он знал, зачем нужен мне, а я - для чего понадобился ему.
Иссохшаяся дверь была пронизана трещинами, как старческое лицо - морщинами. Я постучал и принялся ждать, пока мне откроют. Отойдя к перилам, окружающим крыльцо, я облокотился на них, наблюдая за желтыми листьями, кружащими по лысой земле. Деревьев в нашем городе нет, как и в любом другом, где зимы вынуждают топить камины. Но здесь, на границе города, недалеко от леса, временами ветер приносит запах хвои или вот такой подарок в виде пучка сухих листьев.
Обернувшись на скрип двери, я увидел хмурую рожу какого-то бандюка. Наверное, один из шавок Полосатого. Он осмотрел меня с ног до головы и скрылся в доме, а спустя несколько секунд на крыльцо вышел Патрик. На него было больно смотреть. Старик выглядел таким сухим, что возникала мысль, не переломит ли его порыв ветра.
- Арчибальд! Какой неожиданный визит!
У меня свело зубы. Патрик единственный, кто называл меня полным именем, и я готов поспорить, что исключительно ради того, чтобы наблюдать мою кислую мину всякий раз при встрече.
- Почему неожиданный? - заинтересовался я его словами. - Ты же сам меня искал.
Старый проныра немного смутился, что по сути было только игрой его живой мимики.
- Искал, но мне сказали, что ты уехал из города. Я не ждал твоего возвращения так скоро.
- Может мне уйти? - с этими словами я направился вниз по ступенькам. Вот уж чего терпеть не могу, так это жидких раскладов. Или да, или нет. А ужимки - это для жеманных девиц из богатых районов.
- Нет-нет, - его поспешность меня встревожила. - Заходи. Разговор есть.
Оставаясь настороже, поскольку обычно Патрик не отличался излишней эмоциональностью, я зашел следом за ним и прикрыл дверь. Столы, переделанные под витрины, были накрыты плотными занавесками. Старик прошел вперед, прислушался к раздающимся сверху шагам. С потолка медленно оседала пыль, скрипели доски. Бандиты Полосатого о чем-то громко спорили.
- Есть одно… дельце, - старик обернулся ко мне и выглядел куда спокойнее, чем прежде. - Несколько необычный заказ. Нужны твои услуги в качестве проводника.
- Нет.
- Ты уже занимался подобным.
- Поэтому моё "нет" звучит так твердо.
Быть проводником - это настоящее мучение. Бывает, заказчику нужно не только что-то забрать из чужого дома, но самому при этом присутствовать. Однажды меня нанял владелец пивоварни. Нужно было испортить товар его конкурента. Для этого мне в довесок был дан химик, способный парочкой цветных бутылок превратить вкусный напиток в ослиную мочу. Тогда я намаялся с заказом так, что отдыхал неделю. Знаю, многие промышляют парными выходами, но я зарекся когда-нибудь еще ступать на этот путь.
- Сотня авардов предоплата и еще столько же после удачного завершения дела.
Эти слова пронзили мне сердце. Две сотни золотом? За одну ночь? Звучало как музыка, только разве что похоронная.
- Что за щедрость? - спросил я, допуская ошибку. Нельзя узнавать подробности дела, если не хочешь за него браться.
- Некая дамочка хочет проникнуть в один дом. Говорит, что поссорилась с батюшкой, а тот спрятал наследство в семейном особняке. Сказал, что ей не выдаст ни каритаса. Недавно он скончался, и вот-вот будет оглашено завещание.
- Какой дом?
- Ты берешься?
Хитрец смотрел на меня искоса, и его сухие губы чуть подрагивали от жадности. Чутье дельца подсказывало ему, что я согласен, и хоть мне не хотелось этого признавать, он был прав. Двести авардов. За какое-то паршивое наследство - хорошая плата.
- Я думаю. Ты же знаешь, я не принимаю решений сгоряча.
- Не принимаешь, - совершенно серьезно кивнул он, доставая из ящика стола карту и раскладывая прямо поверх шторы, прикрывающей товар. - Вот… здесь.
Меня удивило, что его палец указывал на Торговые Ряды. Этот район я знал хорошо и работал там часто, а вот в указанном доме бывать не приходилось. И все потому, что жилище пустовало много лет подряд и никогда не вызывало интереса заказчиков.
- Что за подстава, Патрик? - нахмурился я.
- Она сама тебе все объяснит, если встретишься.
- "Она", "она"… что за девица? Как зовут? Какие гарантии? Ты готов за нее ручаться?
- За нее ручаются люди, в чьем слове неразумно сомневаться, - уклончиво ответил он и выразительно выпучил глаза.
- Зачем она собирается идти? Могла бы нанять меня, как все порядочные люди, сделать всю грязную работенку.
Патрик тихо хихикнул:
- Ты недооцениваешь себя. Женщины любят рисковых мужчин, особенно леди.
- Значит, леди?
Мне не нравилось его предложение. Кончики пальцев зудели, как обычно бывает от дурного предчувствия. Двести авардов. Я понимаю, почему так трясется старик. Пятьдесят он получит от меня и еще столько же - от заказчика, если все пройдет успешно. Что же там за наследство такое, если кто-то готов отвалить двести пятьдесят золотых за его получение? Мелькнула занятная мыслишка: а зачем вообще отдавать что-то наследнице? Вполне можно прогуляться в этот дом и без ее ведома…
- Леди, леди, - подтвердил Патрик, и, будто прочитав мои мысли, добавил, - но не вздумай натворить глупостей. За ней стоят серьезные люди.
- Отчего же серьезные люди не помогут ей обокрасть собственного папеньку?
- Они… не по этим делам. Арчибальд, я бы не обращался к тебе, если бы не имел на то оснований. Соглашайся. Мы все будем в выигрыше.
"Он - будет", - подумал я с горечью. Последнее дело, которое должно было оказаться простым, едва не стоило мне головы, и теперь нет никакого желания рисковать снова. Прогуливаясь по лавке, я рассматривал витрины, пытаясь угадать, что скрывается под тяжелыми бархатными шторами, лежащими сверху, точно скатерти перед званым ужином.