На улице, погруженной в преждевременно наступившую ночь, свет фонарей отражался на мокром асфальте. Дождь перестал, но небо было черным, набитым облаками, как перина пухом. Это было просто короткое затишье, которое ничего хорошего не обещало. Единственное, что напоминало о весне, легкий, ласкающий ветерок. Над стоком в канализацию образовалось целое озеро – вода не успевала стекать по трубам. Автомобилисты, которые ничего не делали, чтобы объехать эту лужу, поднимали фонтаны грязной воды, обрушивающейся на тротуары. За исключением этого места, пешеходы передвигались спокойно, проходили мимо злополучного дома, не подозревая, что там только что произошло убийство, кража и удар дубинкой по голове – все это в течение очень короткого времени. Можно сказать, что был поставлен рекорд продуктивности, делающий честь исполнителям. Квартал Марэ хорошо известен умением своих ремесленников – лучших во все времена.
Я перешел скользкую улицу и стал прохаживаться по автобусной остановке, где несколько человек ждали 66-й. Я ждал иного, полагая, что тип, звонивший по телефону, проявил слишком много волнения, чтобы не приехать посмотреть, в чем дело, поскольку Кабироль не отвечал на телефонные звонки. Взгляд на физиономию этого типа мог бы пригодиться в будущем.
Автобус подошел и забрал всех пассажиров, но я не опасался привлечь чье-то внимание своим слишком продолжительным присутствием, поскольку туристы в этой части Парижа часто подолгу останавливаются, чтобы полюбоваться старыми и уважаемыми дворцами, пока они не пали под натиском отбойных молотков. А как раз передо мной, на углу улиц Франк-Буржуа и Вьей-дю-Тампль, высилось стройное каменное алиби, возведенное много веков тому назад. Башня Барбетты и, если не ошибаюсь,– это все, что осталось от дворца Изабеллы Баварской… Я недавно прочел статью на эту тему, уж не помню, в какой газете. В один из вечеров 1407 года, поспешно выходя отсюда, герцог Орлеанский, брат короля, был атакован и убит наемными убийцами Жана-Бесстрашного. Как видно, у меня талант не пропускать ни одной уголовной истории. Даже в далеком прошлом я попадаю в самую точку!
Вид молодого человека, идущего торопливой походкой по противоположному тротуару, вернул меня в XX столетие. Возможно, это был такой же гражданин, как все, избиратель и сделавший положенные прививки. Он ничем не отличался от других, с которыми разминался. На нем были серое демисезонное пальто, мягкая, тоже серая шляпа и предположительно наручные часы, как у всех и каждого. Но мой инстинкт подсказывал мне быть бдительным. А когда он, не колеблясь, завернул под арку здания, из которого я недавно вышел, все мои последние сомнения пропали. Сейчас оставалось узнать, сколько времени пройдет, прежде чем легавые заведут хоровод вокруг Кабироля, словно мухи над миской протухшего рагу.
Я оставил свой пост, перешел через улицу и остановился на подходящем расстоянии от арки – не слишком близко и не слишком далеко, чтобы ничего не пропустить из спектакля, если таковой произойдет. Что касается спектакля, то пришлось ограничиться видом того же самого типа, когда он вышел из дома. И поскольку, ступив на тротуар, он сразу повернулся ко мне спиной, я был лишен возможности посмотреть на его лицо. Он пустился в путь бодрой походкой, точно такой же, какой пришел сюда. Я колебался несколько секунд, глядя на удаляющуюся фигуру. Может быть, это он звонил по телефону, а может быть, и нет. Может быть, он приходил к Кабиролю, а может быть, и нет. Может быть, мне надо оставить его в покое, а может быть, надо следовать за ним. Ни одна статья закона не запрещала мне идти позади него. А потом все же… В общем, я пошел за ним.
Он взял направление на улицу Рамбюто и повернул на улицу Архивов. Прошел мимо фонтана Одриетт и двинулся по улице Пастурель с ее костоломными тротуарами, с которых без конца надо сходить на проезжую часть, настолько они узки и забиты прохожими. На углу улицы Тампль, как раз, когда он поравнялся с витриной магазина игрушек-ловушек, дождь обрушился с неба безо всякого предупреждения.
Для меня это была самая что ни на есть гнусная ловушка. Я надеялся использовать свет магазинных витрин, чтобы разглядеть физиономию этого типа, теперь я мог расстаться с этой мечтой. Чтобы защититься от ливня, он поднял воротник своей легкой куртки до самых ушей и надвинул до самого носа поля фетровой шляпы. Ни один волосок не торчал наружу. Горбатый клоун на вывеске магазина хохотал надо мной до упаду, подмигивая своими электрическими глазищами.
Мой приятель проскочил между двумя медленно двигающимися автомобилями на другую сторону и пошел по направлению к улице Вертю. Проходя мимо кафе на углу, он бросил беглый взгляд внутрь через решетку, украшенную металлическим золоченым львом, но не остановился.
Мне уже осточертела эта прогулка. Парень держал слишком быстрый темп для меня, поскольку я еще не совсем оправился от своего нокаута. На улице Вертю я решил сделать бросок, чтобы оказаться рядом с ним, но два придурка-араба помешали моему плану. Сыны дромадера, сцепившись в драке, выкатились на тротуар из плохо освещенной забегаловки и начали прямо на мокром асфальте награждать друг друга тумаками, вопя во всю глотку. Целый табор соотечественников пытался их растащить, ухватив за бурнусы, и, таким образом, заблокировал весь проход. Вся эта история привела к одному результату: мой тип исчез.
Я остался посреди улицы под проливным дождем, пытаясь принять какое-нибудь решение. Вся эпопея с преследованием стала походить на некую интеллектуальную игру. Было интересно действовать, руководствуясь исключительно чутьем, но все же надо знать меру. Лучше бы вернуться домой… В этот момент ветер донес такты залихватской мелодии вальса. И опять я пустился в путь, полагаясь на свой нюх.
Установить источник музыки было нетрудно. На улице Вольта, напротив самого старого дома в Париже, высился современный фасад с ромбовидными окнами нового музыкального кафе "Бубновый валет. У Амедея". Новый посетитель только что вошел внутрь, и дверь на пружине еще качалась, выпуская на улицу звуки музыки. Я не был идиотом, чтобы вообразить, что вошедший был именно моим типом, но все же вошел. Во всяком случае, подкрепиться никак не мешало.
Площадка для танцев была погружена в темноту. На эстраде для оркестра, украшенной цветами, стояло несколько музыкальных инструментов в чехлах, ожидая своих хозяев. Это было еще не время действия, но в зале для посетителей стоял большой электрофон для обслуживания меломанов в любое время.
Серьезный хозяин заведения с задумчивым видом наблюдал, как двое посетителей играют в кости. Когда я вошел, все трое обернулись, но тут же продолжили свое занятие. Мне надо было бы пройтись ногами по стене или выпить керосина, чтобы они действительно обратили на меня внимание. Я вернул им их равнодушие с процентами. Расфуфыренная служаночка потягивала аперитив, отбивая ногой такты музыки. За прилавком белокурая барменша полоскала стаканы с таким видом, будто думала о смерти Людовика Шестнадцатого.
Я заказал у нее грог, и, пока она его готовила, подошел к музыкальному аппарату. Казалось, он этого только и ждал, поскольку тут же прозвучал заключительный аккорд. Пластинка сразу заняла свое место под планкой с соответствующим номером. Я пробежал глазами список, обнаружил "Вальс Гордецов" из фильма Ива Аллегре, запустил эту пластинку для своего собственного удовольствия и вернулся к бару, где меня уже ожидал дымящийся грог.
Чокнутые на игре в кости не бросили бы своего занятия ни за какие блага на свете.
Служаночка, привалившись к прилавку, отбивала ногой такт, как и прежде. Только барменша глядела на меня с неодобрением.
– Разве это плохая музыка?– спросил я, показывая подбородком на музыкальный аппарат.
– Да гори он синим пламенем!– ответила барменша.– Это да еще оркестр! Если так будет продолжаться, я начну затыкать себе уши противошумными шариками. Эту самую мелодию приходится слушать по пятьдесят раз в день.
– Есть такие любители?
Она вздохнула:
– Один любитель.
– Полегче с клиентами, Жанна,– вмешался хозяин, оторвав на секунду глаза от игральных костей,– не надо болтать чепуху.
Он отреагировал с опозданием, но от всего сердца.
– Ничего страшного,– сказал я.
– Извините меня,– ответила барменша.
– Ничего страшного. Готов держать пари, что этого парня зовут Альфред. То есть Фредо!
– Фредо?
– Да, Фредо, любитель "Вальса Гордецов".
– Не знаю, как его зовут.
Жалко. Когда пластинка кончилась, я поставил ее опять, не пожалев барменшу. Затем, следуя указателю, направился в сторону туалета, который находился в начале коридора между кладовой и единственной телефонной кабиной. Вошел в кабину и закрыл дверь, отгородившись таким образом от музыкального фона. Но вдруг он взял реванш в виде фанфарного залпа. Дверь закрывалась плохо, и если кто-нибудь хотел спокойно разговаривать по телефону, должен был придерживать ее за ручку. Довольный результатом своего опыта, я вышел из кабины. Хозяин стоял в коридоре, закупоривая его своей массой.
– Чего-нибудь ищете, месье? – спросил он усталым, бесцветным голосом.
Ответить ему, что я нашел, что искал? Я пожал плечами:
– Ничего. Благодарю вас.
Я вернулся в зал, выпил свой напиток, расплатился, церемонно распрощался с почтенной публикой, небрежно коснувшись пальцем полей шляпы, и направился к выходу, сопровождаемый взглядом четырех пар глаз.
Я услышал, как кто-то произнес:
– Наверно, это он.
Снаружи все еще шел дождь, но уже не такой сильный. Не спеша, я снова пошел в сторону улицы Франк-Буржуа, где царили мир и покой. Возле дома, где скоро освободится одна квартира, не видно было никакого подозрительного сборища. Я купил вечернюю газету у охрипшего мальчишки и прочитал ее в одном бистро, полном симпатичных клиентов, среди которых я затерялся. Вокруг звучали разговоры на любую тему, кроме одной – убийства. Один или два раза мне послышались сирены полицейских автомобилей, но это оказались шумы в моей голове. Моя голова наполнилась шумами, а Префект полиции запретил звуковые сигналы на улицах. Правда, в какой-то момент не только я услышал рождающиеся вдали и нарастающие по мере приближения звуки сирены, состоящие из двух тонов. Пожарные. Они-то имели право пользоваться этим средством предупреждения.
– Где-то горит,– сказал один гаврош и засмеялся.
– Или наводнение,– добавил его приятель,– с этим ливнем, подвалы…
– Или кто-то надышался газа.
Пожарная машина пронеслась по соседней улице, не переставая издавать жалобный вой, и пропала в наступающей ночи. Я заплатил за выпивку и подошел к телефону. Два раза набрал номер: Тампль 12-12. Два раза звучали звонки там, в темной комнате, и мне казалось, что эта темнота давит мне на плечи. Никакой тип с пышными усами в фетровой шляпе не снял трубку.
Я вернулся к себе и, не поев, лег спать, больной как тридцать шесть собак.
Глава III
ЛЖЕЦ
На следующий день я проснулся около полудня.
Дождь перестал. Стрелка барометра показывала на "ясно", что относилось также и к моей персоне. Не считая головной боли, я чувствовал себя несравненно лучше, чем вчера в то же время. Как-никак, а пятьдесят тысяч франков благотворно влияют на здоровье. Тем не менее некоторую слабость я все же ощущал. "Дубинка – не малинка",– подумал я. Видимо, удары по голове способствуют развитию поэтических способностей!
Прямо из постели я позвонил Элен, чтобы узнать, нет ли чего нового в Агентстве. Ответ был отрицательным. Тогда я сказал своей секретарше, что у меня вроде начинается грипп и она меня сегодня наверняка не увидит. Красотка ответила, что переживет.
Решив этот вопрос, я оделся и вышел позавтракать. В первом же киоске купил еще не распроданные газеты. Там говорилось обо всем: НАТО, ООН, СБСЕ, ФНРЮ, ФРГ… в Бельвиле обманутый муж, защищая свою честь, убил жену; из троих преступников, бежавших из места заключения, задержаны двое, третий – Роже Латюи, известный под странной кличкой женского рода "Шошотт", все еще на свободе; чтобы оставаться в области дам, упомянем о Мэрилин Монро и Джине Лоллобриджиде, решивших сняться вместе в фильме "Орел и решка", наверняка лажа. Сколько я ни искал, нигде не упоминалось об убийстве Кабироля. Первые выпуски полуденных газет также хранили молчание на этот счет. Если никто так и не решится известить полицию или санитарную службу города, то Кабироль протухнет на своем четвертом этаже, разведя чуму во всем квартале. Мысль об этой неприятной перспективе не покидала меня до того момента, пока я не прочитал газету "Крепюскюль", вышедшую в 13 часов 15 мин.
Печатный орган моего старого друга Марка Кове поместил материал под заголовком:
"ОДИН РОСТОВЩИК УБИТ ВЧЕРА В СВОЕЙ КВАРТИРЕ В КВАРТАЛЕ МАРЭ".
В статье говорилось:
"Преступление, обнаруженное слишком поздно, чтобы мы могли о нем рассказать в предыдущих выпусках, посеяло смятение – но не печаль, мы вынуждены это констатировать – в тихом квартале Марэ. Жертва – некий Жюль Кабироль, более известный в малоимущих кругах под кличкой "папаша Самюэль", ссужал деньги под залог на улице Франк-Буржуа. Он был заколот, по всей видимости, вчера днем или вечером кинжалом, принадлежавшим ему самому. Молодой студент Морис Баду, сын известного промышленника, живущий на улице Тампль, пришел к ростовщику, чтобы заложить у него одну вещь, и обнаружил эту драму сегодня рано утром. Он тут же известил полицию, комиссару Флоримону Фару из Центрального Отдела по уголовным делам было поручено это расследование, которое обещает быть трудным, поскольку у Жюля Кабироля было больше врагов, чем друзей. Тот факт, что ни в сейфе, ни в бумажнике, ни в мебели не было найдено хоть какой-нибудь незначительной суммы денег, наводит на мысль, что убийство было совершено в целях ограбления, но не исключается и мотивация мести, поскольку весьма сомнительная профессия Самюэля-Кабироля несет в себе реальную опасность. Само собой разумеется, что следователи в самом начале своей работы не могут сообщить ничего сенсационного. Тем не менее они сказали нам, что, хотя на тщательно протертой рукоятке кинжала не осталось никаких следов, с другой стороны, на месте преступления было взято несколько серий отпечатков пальцев, среди них несколько очень интересных…"
Эти, "очень интересные", отпечатки пальцев мне не понравились. Я сложил газету, вернулся к себе и стал дежурить у телефона с трубкой в зубах. Если он зазвонит, это будет не так опасно, как если постучат в дверь. Через час мурашки стали щекотать мне ноги, руки и челюсти. Телефон не зазвонил, никто не постучал в дверь, но это ни о чем не говорило. Я потянулся, вытащил из кармана бабки, конфискованные у Кабироля, и принялся их изучать. Без сомнения, они воняли так же отвратительно, как и их законный хозяин, трудно было себе представить, как я буду объяснять комиссару Фару происхождение этого засаленного добра. Особенно если наша беседа будет протекать на базе этих самых "некоторых интересных отпечатков пальцев", взятых при помощи дурацкого порошка отделом судебной экспертизы на улице Франк-Буржуа. Мне казалось, я принял все предосторожности, но всегда можно что-то забыть. Я уже приготовил заранее свою защиту на случай обвинения, но для того, чтобы она казалась более или менее эффективной, деньги в моих карманах должны быть менее подозрительными. Я схватился за телефонную трубку и набрал номер одного друга, доктора, живущего в фешенебельном квартале, у которого я ни за что не стал бы брать взаймы, но другого выхода у меня не было.
– Алло, говорит Нестор Бюрма.
– Добрый день, дорогой,– ответил доктор своим душевным голосом.– Как себя чувствуете?
– Должен вас огорчить, прекрасно. У меня только с финансами дела плохи.
– Правда?
– Как я вам сказал. Но я жду поступления на следующей неделе. А сейчас у меня довольно туго с этим вопросом. Поэтому, простите, пожалуйста, но… не смогли бы вы мне помочь?
– Охотно. Сколько вам надо?
– Чтобы хватило до конца недели.
– А точнее?
– Скажем, тысяч пятьдесят.
– До конца недели?
– Да.
– Ну, дорогой, похоже, что вы живете на широкую ногу!
– Послушайте, когда у вас пустые карманы, от этого уже тошно, а если к тому же еще считать франки…
Доктор засмеялся:
– Страшно оригинально.
– Не моя выдумка. Это я тоже одолжил у другого человека.
– Ладно. Я вижу, моральное состояние у вас на высшем уровне. Хорошо. Значит, пятьдесят тысяч? Чеком?
– Меня больше устроили бы наличные. Понимаете, если я обращаюсь к вам, то это значит, что мне нужно срочно. Хотелось бы иметь эти деньги как можно скорее. Я мог бы зайти в ваш кабинет примерно через час, если не помешаю и если, естественно, вы имеете эту сумму при себе.
– Имею.
Сегодня счастье было на моей стороне.
– …Приезжайте, когда хотите.
– Огромное спасибо и еще раз прошу извинения. До скорого, доктор.
Воспрянув духом, я раскурил трубку и снова взял в руки "Крепюскюль", чтобы перечитать статью о бесславной кончине Кабироля. Я кончу тем, что заучу ее. Сказать по правде, она была довольно короткой. В этой истории просматривалась одна оригинальная деталь, вокруг которой представлялась возможность бы травить баланду до бесконечности, но вот как раз об этой-то детали умолчали. Легавые, без сомнения, имели свой резон, так как они не могли ее не заметить. Я взвесил все за и против одного демарша и вдруг, неожиданно для самого себя, решился. Нашли они или не нашли один из моих отпечатков пальцев, от этого не будет ни холодно ни жарко. Лучше схватить быка за рога и узнать, что происходит. Ничто так не давит, как неуверенность и неизвестность. Я снял трубку и набрал телефон Криминальной Полиции.
– Алло,– пробормотала телефонистка.
– Пожалуйста, комиссара Фару.
– Кто его спрашивает?
– Нестор Бюрма.
– Не кладите трубку.
– Алло, Нестор Бюрма?Что вам надо? Давайте быстро,– проговорил голос Флоримона несколько секунд спустя.
Я внимательно слушал этот голос, чтобы уловить малейшие, самые незаметные нюансы. Голос казался нормальным, ворчливым ни больше ни меньше, чем обычно.
– Давайте быстро,– повторил полицейский.
– Не горячитесь,– сказал я.
– Я не горячусь, но у меня работа.
– Вы говорите так всегда, и всегда вас можно найти по телефону.
– Я сыщик в стиле Неро Вулфа. Распутываю преступления, не вставая со своего кресла.
– А? Хорошо. Могли бы принадлежать к худшей школе. Послушайте, я тут узнал из газет об убийстве одного типа, которого немного знал.
– Кто такой?
– Кабироль.
– Вы его знаете?
– Так себе. Мне тоже случалось, гм… ну, в общем… ведь он давал взаймы под залог.
– Да, да.
– Возможно, вы найдете мое имя в его бухгалтерских книгах, в ведомостях, не знаю, как это там называется, не знаю, делал ли он такие записи или нет, просто хочу избавить вас от излишней головной боли без всякой причины. Согласны?
– Естественно. Но ваше имя не фигурирует в его книгах, старина. Во всяком случае, в тех, которые мы пролистали.
– С тех пор прошло один-два года. Возможно, он постепенно уничтожал свои архивы.
– Возможно.