Он указал рукой на скамью. Мы сели, и я подробно изложил отцу Агафонию всё то, что произошло с момента моего повторного приезда в Навалинск. Картину за картиной, видение за видением. В определённые моменты повествования меня тянуло оглянуться на дверь, - не зашёл ли сюда кто ещё? - ибо я ловил себя на мысли, что со стороны кажусь душевнобольным. Ведь в сознании большинства людей укоренено, что со всей серьёзностью рассуждать о призраках могут только ненормальные. Но в храм, к счастью, никто не входил, а священника я не стеснялся. Я питал к нему доверие, ибо уже имел возможность убедиться, что его восприятие мира отлично от заурядного. Я не сомневался, что он меня поймёт, и поэтому излагал ему всё открыто.
Батюшка выслушал меня, не перебивая. По его задумчивому лицу было понятно, что мой рассказ его взволновал.
- Недоброе у вас творится. Недоброе, - озабоченно резюмировал он, когда я закончил.
Отец Агафоний откинулся назад, сложил руки на груди и погрузился в раздумья. На его лбу прорезалось несколько глубоких складок, а в карих, глубоко посаженых глазах промелькнула грусть. Так продолжалось несколько минут. Всё это время я сидел и терпеливо ждал, не осмеливаясь отвлечь священника от его размышлений. Наконец он очнулся, воздел взор к куполу, и с подобающей его сану меланхолией изрёк:
- Нельзя ставить под сомнение непреложный факт только потому, что нашему разуму не под силу постичь природу феноменов, которые лишены внешних проявлений. Не нужно верить во всё и вся. Но не нужно и уподобляться законченному скептику, не признающему ничего, что лежит дальше его носа. Я допускаю существование некоего Высшего Разума, но полностью за сие не поручусь, ибо не обладаю достаточными на этот счёт знаниями. Но в том, что окружающий нас мир многомерен, я убеждён. Ничто не берётся из ниоткуда, и не исчезает в никуда. Это не постулат. Это аксиома. Это никем не оспариваемый закон. Если человек усоп в этом мире, он непременно очнётся в мире ином. И этот иной мир совсем рядом. Мы просто его не видим, ибо наши органы чувств настроены на другое измерение. Но проникнуть в него нам пока не суждено, ибо нам ещё неведом механизм трансформации. А там он давно освоен, и поэтому гости из того мира в нашем измерении - не редкость. Ты спросишь, зачем они здесь появляются? Цель у каждого своя. Кто-то просто скучает по земному бытию, а кто-то стремится что-то предотвратить. Что преследует беспокоящий вас дух - сказать пока трудно. В этом нужно разбираться на месте. Мне требуется осмотреть ваш дом. Но я не могу пообещать, что мне удастся это определить.
- Но вы хотя бы попробуйте, - попросил я.
- Попробую, - согласно кивнул мой собеседник. - Сделаем это вечером…
Отец Агафоний пришёл ровно в семь.
Заслышав трель наружного звонка, мы с Натальей вышли в прихожую.
- Здравствуйте, проходите, - кивнула моя будущая супруга; на её лице промелькнула бледная тень улыбки. - Дай вам Бог избавить нас от этих кошмаров. Ещё одну подобную ночь я не переживу.
- Помогу, чем смогу, - любезно ответствовал священник и, сняв с плеча суму, переступил через порог.
- Чай будете?
- С удовольствием, но потом. Давайте сначала займёмся делом. Покажите, если можно, мне комнату вашего сына.
- Пожалуйста. Пойдёмте.
Наталья сделала приглашающий жест и увлекла гостя за собой. Я последовал за ними.
Отец Агафоний даже не подозревал, на каком скандале вызрело это хозяйкино гостеприимство.
Весть о приходе священника Наталья поначалу встретила в штыки.
- На кой чёрт ты его позвал? - злобно процедила она. - Кто тебя об этом просил?
Я едва не задохнулся от такой неблагодарности.
- Ты противоречишь сама себе! Ночью ты вопишь, что сходишь с ума, а теперь мечешь в меня гром и молнии за то, что я пытаюсь тебе помочь.
- И это, по-твоему, помощь? И это ты называешь помощью? - взвилась моя будущая супруга.
- А как ты предлагаешь это называть? - вспыхнул я. - Может, ты ещё скажешь, что я тебе врежу?
- Может и вредишь!
- Ах, вот оно что! Тогда давай начистоту. Что я сделал не так?
- Всё!
- Что всё?
- Всё, что ты сделал - всё не так!
- Например?
Наталья раздражённо отмахнулась и сделала попытку уйти, но я решительно преградил ей путь.
- Нет, ты не отмахивайся, не отмахивайся! Заикнулась - так говори. Слово - не воробей. Чем я тебе навредил?
- Тем, что слишком много на себя берёшь! - встала в позу моя будущая супруга. - С чего ты вдруг возомнил, что можешь здесь всем распоряжаться?
- Что я возомнил? Поясни детально.
Градус напряжения между нами возрос. Казалось, что от нашего крика содрогались стены.
- Значит, ты хочешь детально? - подалась вперёд Наталья. - Пожалуйста! Зачем ты стал учинять допрос всему городу? Зачем ты начал всех будоражить? Ты видишь, к чему это привело?
- А для кого я всё это делал, для себя? - парировал я. - Это у меня пропал ребёнок? Это я не находил себе места? Это я кричал, что милиции на всё наплевать?
- Ну и чего ты добился?
- Я хотел помочь тебе найти сына!
- Ну и как, помог? Где он, мой сын?
Я горько усмехнулся.
- Ты хочешь сказать, что позвала меня к себе зря?
- Может и зря.
Последняя фраза точно резанула меня по живому. Я развернулся, вышел из дома и уселся на верхнюю ступеньку крыльца. Мною владели досада и боль. Меня переполняла обида. Несправедливые Натальины тирады ранили меня в самое сердце. А не уехать ли мне, действительно, домой? Какой прок лезть со своей помощью, если тебя за неё только попрекают?
Сзади раздались тихие шаги. Скрипнула дверь. Наталья вышла наружу и уселась подле меня.
- Серёжа, прости меня, пожалуйста, - тихо проговорила она. - Мои нервы стали совсем ни к чёрту. Господи, какая я дура! Совсем не думаю, что говорю.
Её рука обвила мою шею. В щёку чмокнул поцелуй.
- Ладно, проехали, - смягчившись, глухо проворчал я.
- Значит, мир?
- Значит, мир…
Обогнув "детскую" по периметру и задумчиво поводив глазами по потолку, отец Агафоний подошёл к письменному столу и извлёк из сумы несколько предметов: старинное, потемневшее от времени, распятие, небольшой металлический кубок и несколько подставок со свечами. Опустив свечи на пол и расставив их в форме креста, он откинул крышку кубка и обрызгал окружавшее его пространство какой-то мутноватой жидкостью. Затем он опустил в кубок конец распятия, подержал его там, что-то пошептал, после чего очертил им линию вокруг себя. В довершении своих приготовлений, он зажег свечи, достал из сумы Библию, положил её перед собой и попросил нас оставить его одного.
Мы вышли.
- Иди в спальню, - прошептала моя будущая супруга и, скользнув по мне загадочным взглядом, подалась в гостиную. - Я сейчас.
Я прошёл в соседнюю комнату и уселся на кровать. За окном посвистывал ветер. По крыше барабанили редкие капли начинавшегося дождя.
Меня пробрало любопытство. Покосившись на люстру, над которой проступали тёмные "разводы", - следы смытой утром Натальей надписи, - я привстал и на цыпочках подкрался к стене. Из "детской" доносилось тихое, походящее на молитву, бормотание. Священник словно кого-то призывал.
В коридоре послышались шаги. Не желая быть застигнутым за своим неприглядным занятием, я в два прыжка снова очутился на кровати. Дверь открылась. В проёме возникла Наталья. В её руке была небольшая, обитая красным бархатом, коробочка. Моя будущая супруга подошла ближе и протянула её мне.
- Я хотела преподнести тебе это в день бракосочетания, - смущённо улыбнулась она. - Но вот решила не ждать.
Я взял коробочку, заглянул внутрь и ахнул:
- "Романсон"? Настоящие?
- Конечно настоящие, - ответила Наталья. - Не могу же я подарить своему мужу фальшивку.
Она взяла лежавшие в коробочке часы, расстегнула браслет и одела их мне на руку. От зеркала отскочили позолоченные "зайчики".
- Это слишком дорогой подарок, - растерянно пробормотал я. - Зачем ты так потратилась? Право же, не стоило.
- По-мол-чи, - мягко отчеканила хозяйка и приложила палец к моим губам. - Это я буду решать, что мне дарить. Мне очень хотелось преподнести тебе настоящую, значимую вещь. А часы - это как раз то, что украшает любого мужчину. Ты в них очень элегантен. Тебе они очень идут.
Натальин презент и впрямь смотрелся великолепно.
- Я твой должник, - констатировал я. - Я обязательно тебе тоже что-нибудь подарю. Что-нибудь аналогичное по уровню.
- Для меня самый лучший подарок - это твоё внимание.
Моя будущая супруга взяла мою ладонь и крепко сжала её в своей руке. Мы потянулись друг к другу и слились в глубоком, страстном поцелуе.
Когда отец Агафоний закончил свой ритуал и снова предстал перед нами, его лицо походило на безжизненную восковую маску.
- Ну? - хором спросили мы.
Наш гость вздрогнул, окинул быстрым взглядом Наталью и уселся на придвинутый мною стул.
Моя будущая супруга поднялась с места и вышла из спальни.
- Ну как? - повторил вопрос я.
Батюшка неуверенно пожал плечами.
- Зла я не почувствовал, - негромко произнёс он. - Есть горечь, отчаяние, недоумение, но зла нет. Чужая душа - потёмки. И в этих потёмках порой трудно сориентироваться. В таких обстоятельствах лучше доверять своим собственным глазам, а не судить по чьим-либо другим. Мне нужно разобраться. Придётся провести ночь на Любавиной топи. Там контакт будет лучше…
Мои глаза непроизвольно расширились. Какие потёмки? Какие обстоятельства? В чём именно ему нужно разобраться? И почему для этого требуется проводить ночь на болоте?
Вернулась Наталья. Она поставила перед отцом Агафонием чашку горячего чая и уселась рядом со мной. Мы переглянулись. В глазах моей будущей супруги светился вопрос. Я недоумённо выпятил губу. Мы перевели взгляды на батюшку. Он неподвижно сидел на месте и смотрел куда-то перед собой. Наконец он очнулся, опасливо покосился на Наталью и тихо, словно читая проповедь, вымолвил:
- Жил на свете один мальчик. Он был угрюм и замкнут. У него не было друзей. Большей частью он гулял в одиночку, играл сам с собой. Иногда принимал в свои игры живущую неподалёку девочку. Он мечтал побыстрее стать взрослым, он хотел быть лётчиком, он стремился служить человечеству верой и правдой, помогать людям ежедневно и ежечасно, и всеми своими делами, всеми своими поступками оправдывать высокое звание Человек. Но однажды явился злой Демон, который прервал его, едва успевший начаться, жизненный путь. И теперь его безгрешная, чистая, ещё не замутненная чернотой жизни душа пребывает в непреходящем смятении: почему и за что его обрекли на жертву? Жертву плотских, похотных помыслов.
Отец Агафоний поднялся со стула и, не попрощавшись, направился к выходу, так и не прикоснувшись к предложенному ему чаю.
Я посмотрел на свою будущую супругу. Она сидела ни жива, ни мертва.
- Ты что-нибудь поняла? - прошептал я.
Наталья помотала головой.
- Нет. А ты?
- Я тоже.
- Какой-то невнятный, маразматический бред!
- Однако, в нём наверняка есть определённый смысл, - возразил я и бросился вслед за уходившим священником.
Я нагнал его у калитки.
- Погодите, святой отец. Вы же толком так ничего и не сказали. Может вы не хотели говорить при Наталье? Так скажите мне одному. Что у нас всё-таки происходит?
Отец Агафоний поморщился от моросящего дождя, бросил взгляд на моё запястье, где сверкали подаренные Натальей часы, окинул меня острым, пронизывающим взором и сухо проговорил:
- Я пока не уверен. Мне нужно разобраться. Господь справедлив. Он воздаёт каждому по его делам. И ежели нечестивец хочет смягчить подобающую ему кару, ему нужно не медля обратиться к Господу с раскаянием, отвратить от себя пленившее его зло, и отныне творить только добро. Может этим он и вымолит себе хотя бы частичное прощение.
Священник вышел на улицу, оставив меня в глубоком недоумении. Я удручённо посмотрел ему вслед и пошёл обратно к дому.
Моя будущая супруга сидела на кровати всё в той же понурой позе.
- Ну, что он тебе сказал? - с тревогой спросила она.
- Какую-то несуразицу, - пожал плечами я. - Опять он в чём-то не уверен, опять ему нужно в чём-то разобраться. Стращал Господней карой, призывал к раскаянию. Как будто на мне лежит какой-то грех. Как будто я в чём-то виноват. И всё-таки он явно что-то скрывает.
Я развернулся и решительно направился в "детскую". Наталья последовала за мной.
Обстановка в комнате ничуть не изменилась. Вся мебель стояла на своих местах. Шторы висели в прежнем положении. Я внимательно оглядел стены, пол, потолок, но так и не заметил какой-нибудь подсказки, которая привела бы меня к пониманию, что за информацию почерпнул здесь наш недавний гость.
Я мысленно прокрутил весь произнесённый им монолог и обратился к своей будущей супруге.
- Он говорил про какого-то мальчика, у которого не было друзей, и который мечтал стать лётчиком.
- Это не про Димку, - поспешно замотала головой она. - Мой сын был общительным ребёнком. У него была куча приятелей. И никаким лётчиком он быть не хотел. Он мечтал стать моряком.
- Кого же он тогда имел в виду? И о каком Демоне, о каких плотских похотях шла речь?
Моя будущая супруга озабоченно вздохнула, махнула рукой и двинулась на кухню.
- Неужели он и вправду вознамерился провести сегодняшнюю ночь на болоте? - задумчиво процедил я.
Наталья остановилась.
- С чего ты это взял?
- Он сам мне об этом сказал. Придётся, мол, провести ночь на Любавиной топи. Там, мол, контакт будет лучше.
Моя будущая супруга хмыкнула.
- Чудак - он и есть чудак.
- Да, он чудной, - согласился я. - Но он не безумный.
- Кто не безумный? Агафон, что ли? - раздался в коридоре хриплый, прокуренный голос.
Мы как по команде повернули головы. У двери, прислонившись к косяку, стоял ухмыляющийся Никодим.
- Да он же лунатик! Что он у вас делал?
- Ты как сюда попал? - сердито спросила Наталья.
- Очень просто, - ответствовал её брат. - Вошел, и всё. Дверь была не заперта.
Моя будущая супруга перевела глаза на меня. Я хлопнул себя по лбу.
- Это, наверное, я забыл закрыть.
Наталья снова обратилась к Никодиму.
- Чего тебе надо? Ты зачем пришёл?
- Проходил мимо. Гляжу, от вас поп выходит. Дай, думаю, зайду, узнаю, в чём соль. Так что он у вас делал?
- Что надо - то и делал, - грубо оборвала его сестра. - Ты когда долг отдашь?
Никодим смутился.
- Я же сказал, через неделю.
- Неделя уже прошла.
Натальин брат смущённо попятился назад.
- Ну дай ещё два-три дня.
- А почему Агафоний лунатик? - крикнул вдогонку ему я.
- Потому, что он постоянно по ночам разгуливает. Ты, что, разве не знаешь?
Никодим хотел ещё что-то добавить, но хозяйка бесцеремонно вытолкнула его за порог.
- Пока не вернёшь деньги - сюда не приходи! - решительно распорядилась она и захлопнула дверь. - Алкаш несчастный.
- Это правда, что Агафоний разгуливает по ночам? - осведомился я.
- Правда, - как бы нехотя подтвердила моя будущая супруга. - Не каждую, конечно, ночь. Но иногда бывает.
- И как он это объясняет?
- Жалуется на бессонницу. А там, кто его знает?
Во мне закопошились подозрения.
А так ли уж безобиден этот поп? Не вообразил ли он себя какой-нибудь мессией? Не помешался ли он на религиозных предрассудках? А может он и есть тот самый "чёрный охотник"?
Как быстро, порой, меняется мнение о человеке. Ещё десять минут назад я испытывал к священнику уважение и почёт. А теперь, охваченный новой idee fixe, я видел в нём чуть ли не исчадие ада. Может Наталья была права, и его действительно не следовало приглашать в дом? Не принёс ли он нам с собой каких-нибудь новых несчастий?…
Глава двадцать девятая
Утром следующего дня мою голову пронзала адская боль: мозг словно разрывало на части. Едва я поднялся с постели, как в моём животе разлилась едкая тошнота. Его словно что-то разъедало. Почувствовав, что меня вот-вот вырвет, я кинулся в уборную.
Желудок вывернуло наизнанку. Откашлявшись и прополоскав рот, я посмотрел на себя в зеркало. Мой вид был плачевный: лицо отдавало желтизной, под глазами вычерчивались тёмные круги, лоб прорезали глубокие морщины.
Меня охватило недоумение. В чём дело? Спиртного я вчера не употреблял. Спал крепко, как убитый. Может, отравился? Что там было вчера на ужин? Оливье, фаршированный перец, компот. Всё, вроде, было свежее. Разве только компот отдавал какой-то странной, едва уловимой горчинкой. Но как можно отравиться компотом?
А может это происки священника? Не навёл ли он на меня какую-нибудь порчу?
При мысли об отце Агафонии меня снова стали разбирать подозрения. Как-то странно он вчера себя вёл. Очень странно. Во мне упорно зудело ощущение, что постигнутая им накануне в нашем доме тайна весьма значительна и страшна; не из простого же каприза он столь категорично отказался нам её открыть. И это не обман воображения. Это бесспорная явь. Степень его потрясения и наполненная христианским благочестием скорбь не оставляли насчёт этого никаких сомнений.
Приняв душ, я вернулся в спальню. Натальей продолжал владеть сон. Решив её не будить, я слегка позавтракал, оделся и вышел из дома.
Воздух был свеж. Я вдохнул полной грудью и неспеша зашагал по улице. Ноги сами повели меня к церкви.
Несмотря на то, что время приближалось к полудню, двери храма были закрыты. Покосившись на смыкавший их большой амбарный замок, я обратился к двум почтенного возраста дамам, которые стояли неподалёку и оживлённо о чём-то переговаривались.
- А где батюшка?
Женщины прервали беседу и воззрились на меня.
- Сами хотели бы это знать, - звонко отозвалась та, что была пониже; полная, розовощёкая, она чем-то походила на матрёшку.
- Он даже к заутренней не пришёл, - обиженно прогундосила другая; в отличие от подруги, она была высокой и худой, но при этом имела круглое, не гармонировавшее с долговязием её фигуры, лицо.
- А зачем он тебе нужен? - полюбопытствовала первая; в её маленьких карих глазках заиграло озорство. - Может тебе лучше не к нему, а в гастроном? Пивка бы сейчас не помешало, а? Небось похмелье замучило?
Я раздражённо сжал губы. Я знал, что выгляжу неважно. Но мне было неприятно, что какая-то незнакомая особа тычет мне этим по-простецки прямо в лоб.
- Может наш батюшка проспал? - решив проигнорировать её сарказм, предположил я. - Лежит себе сейчас дома, да мирно почивает.
Дамы удивленно моргнули.
- Так вот он, его дом, - кивнула на церковь "матрёшка". - Он как раз здесь и живёт.
- Прямо в храме? - удивился я.
- Да. В комнатке, что примыкает к притвору. Там раньше была трапезная.
- Какому такому притвору? - нахмурил брови я.
- Притвор - это преддверие к основной части храма. Типа тамбура, прихожей, - терпеливо разъяснила долговязая. - Там продают церковную утварь: свечи, иконы, молитвенники.
- А-а-а, - понятливо протянул я.
- Так что если бы он был дома, двери были бы заперты изнутри. А они заперты снаружи. Значит, его здесь нет. И куда он, интересно, запропастился?