"Неужели он не понимает, что этот сорт великодушия с чековой книжкой убивает любовь?!" - подумала дочь, но вслух сказала:
- Папа, пожалуйста, ради бога! Что ты сейчас хочешь? Ты никогда по мне не скучал, тебе нет до меня никакого дела.
Его плечи опустились.
- Незамужней девушке в Нью-Йорке делать нечего.
Она устало отмахнулась:
- Пожалуйста, перестань обращаться со мной как с ребенком.
- Почему? Ты для меня всегда малышка, маленькая блестящая звездочка.
- Но с собственным умом! - выпалила Терри и отвернулась.
Коннистон схватил ее за локоть и так резко развернул, что она чуть не потеряла равновесие. Его хватка сделала ей больно, Терри скорчила гримасу. Тогда отец быстро отдернул руку, но дочь уже охватила неуправляемая ярость.
- Дай мне пройти и оставь меня в покое! - закричала она и отступила назад, опершись рукой на стену коридора.
Лицо Коннистона помрачнело.
- Посмотри на нее, Карл, - обратился он к Оукли. - Это поколение убегающих. Устанут от колледжа и просто сходят с ума, требуют внимания, как шестилетние дети. Малышка, когда ты научишься завершать то, что начинаешь?
- Десять секунд назад ты готов был послать меня в Европу развлекаться! - огрызнулась Терри.
- Большинство девчонок за это отдали бы все, что угодно. А ты отказываешься. Почему? Просто из-за злости. Что я сделал такого, за что ты меня ненавидишь?
Итак, вернулись к тому, с чего начали. Дочь не понимала отца, он пугал ее и, пугая, непонятно почему, выводил из себя.
Коннистон прижал тыльную сторону ладони к губам:
- Малышка...
- Не называй меня так! - взвизгнула она и попятилась.
Оукли вышел из дверного проема и положил руку на плечо ее отца. Тот покачал головой как будто в удивлении. Воспользовавшись моментом, Терри повернулась и побежала по коридору. Потом так же быстро пролетела через гостиную, проигнорировав удивленный вопрос Луизы, выскочила наружу к автомобильной стоянке и вскочила в красную спортивную машину "даймлер". Швырнув сумку и книги на сиденье, с такой силой повернула ключ зажигания, что он чуть не погнулся. Как только мотор закашлял, Терри дала задний ход и, взметнув колесами гравий, направила машину к воротам. Когда она проезжала мимо загонов для скота, все четыре цилиндра "даймлера" ревели. На главную дорогу автомобиль выскочил на скорости сорок миль в час, но Терри продолжала давить на педаль акселератора, пока стрелка спидометра не остановилась на цифре "80", а попавшая в глаз пылинка не вернула девушку к реальности. Она потерла глаз и сбросила скорость. По ее щекам катились слезы. Сейчас Терри была уверена, что у них с отцом нет никаких точек соприкосновения. Она никогда его не понимала и не поймет, он просто за пределами ее понимания. Единственный способ поладить с отцом - держаться от него подальше, рядом она его ненавидит. "Я действительно его ненавижу, он прав. Господи, я ненавижу его! Он убил моего брата. Он прогнал мою мать, сначала на концертную сцену, потом в больницу, где она чахнет в разъеденной алкоголем нереальности. Если я не сбегу, он сделает что-нибудь со мной".
Ветер поднял обложку книги на переднем сиденье. Терри захлопнула ее и повернула корешком вперед, по ходу движения. Современная литературная критика. Ничего, на занятиях она успокоится. Это хорошее изолированное, отделенное от всего мира место - класс, полный дымящих сигаретами коротковолосых девушек и длинноволосых парней с лохматыми усами. Правда, это не ее мир, точно так же, как и мир отца. Она презирает богатство и бизнес, но никогда не подойдет и к литературной башне из слоновой кости. Господи, почему из-за жестокой шутки рождения она вынуждена жить в обстановке, полной интеллектуальных или финансовых претензий? А ей хотелось бы всего лишь быть женщиной, иметь дом, детей...
С пылающей головой, кипя от злости, не зная, чего она, в конце концов, хочет на самом деле, Терри ехала по обходной дороге среди холмов. Какая-то пыльная машина с двумя или тремя неясными тенями в ней, не отставая, следовала за ней. Терри не обращала на нее внимания, продолжая придерживаться шестидесяти миль в час. Через четыре часа она будет возвращаться этим же маршрутом, по этой же объездной дороге.
* * *
В седьмом часу, переодевшись к обеду, Карл Оукли вошел в великолепную гостиную из темного дуба и увидел, что Эрл Коннистон наливает себе джин, сдабривая его вермутом. Судя по всему, он успокоился после штормового отъезда Терри, о чем до сих пор не сказал ни слова. Задумавшись об этом, Карл заметил Луизу, только когда она щелкнула перед ним пальцами и весело рассмеялась. Уж слишком весело, подумал он. Завладев его вниманием, Луиза представила ему гостя дома, Фрэнки Адамса. Клоун был в шортах-бермудах и кричащей спортивной гавайской рубашке с короткими рукавами, словно специально демонстрируя окружающим свои непривлекательные костлявые ноги и вялые волосатые руки. Маленькая круглая головка с огромнейшим носом, какого Оукли в жизни не видел, завершала первое отталкивающее впечатление.
Пожимать руку этого маленького человечка было все равно что подержать свежевыловленную форель. Чтобы как-то завязать беседу, Оукли сказал:
- Забавная рубашка.
- Да. Она дважды арестовывалась, - ухмыльнулся Фрэнки Адамс, показав желтые зубы.
Его толстые черные волосы были зализаны назад, как у индейца; узкое лицо тщательно выбрито; он благоухал дорогим лосьоном. В дополнение ко всему у него были всезнающие глаза профессионального сводника, дребезжащий голос уличного торговца, и его прошлое, каким бы оно ни было, обременило его внешностью вора. В ушах Оукли еще звучали слова Коннистона, сказанные им час назад: "Он здесь уже четыре дня. Не спрашивай, когда мы от него избавимся. Некоторые люди дольше остаются на неделю, чем иные на год".
- Вы с Луизой знали друг друга в Нью-Йорке? - спросил Карл.
- Вместе работали в телевизионных представлениях, - ответил Адамс и, приняв позу Эда Салливана, продекламировал: "С-годня, л-ди и дженнельм-ны, в нашем шоу з-меча-тельная Л-луиза Харрис, прямо из звездной роли на Бродвее с м-стром Ген-нри Фон-нда. А сейчас, л-ди и дженнельм-ны, слушайте Фрэнки Адамса!" - Клоун поклонился публике и кашлянул в кулак.
Коннистон подошел к ним с маленьким круглым деревянным подносом, на котором стояли четыре бокала с напитками. От Оукли не укрылось, что жидкость в них плескалась. Луиза все еще весело смеялась над тем, как Адамс скопировал Салливана. Оукли должен был признать, что это получилось у него здорово. Голос и произношение были сымитированы удивительно точно. Между тем Адамс повернулся к Луизе и разразился речью Уайтта Эрпа из "Моей дорогой Клементины", заставив Карла согнуться от хохота. Один Коннистон даже не улыбнулся. Он с удивлением смотрел на жену, которая в компании Адамса неосознанно принимала театральные позы. ("Похоже, сукин сын без работы, - еще в офисе объяснил Эрл Оукли. - Гостит у старых приятелей, пока его агент не добудет ему ангажемента. Говорит, что прогорел, потому что пародировал медленных лошадей. Рассказал мне, что его отец был всегда впереди своего времени, но в двадцать восьмом году обанкротился, что, по-видимому, должно было меня сильно рассмешить. Терпеть не могу этого испорченного маленького ублюдка!")
Коннистон отошел в сторонку, с неприязнью наблюдая за Адамсом. А тот внезапно повернулся к Оукли, нахально ему подмигнул и опять заговорил:
- Вот что я скажу тебе, Карл, пошли им сообщение. Или Каир, исключая русскую нефть, заключает с нами договор об аренде, или мы уходим. К черту вдов и сирот, что там один дурацкий биллион? Научи паре вещей этих сукиных детей арабов. Заставь их понять, что Коннистон - важный человек. - Адамс изобразил Коннистона с жуткой похожестью, включая его привычку поднимать плечи и быстро моргать. Закончив выступление, он замер в ожидании аплодисментов.
Но захлопала только Луиза. Смущенный Оукли не шевельнулся.
- Не нахожу ничего смешного, - буркнул Коннистон и, повернувшись спиной к артисту, пошел через комнату к бару.
Лицо Адамса осунулось.
- В самом деле, дорогой, ну что ты? - протянула Луиза вдогонку мужу, сделав особое ударение на слове "дорогой".
Сначала Коннистон налил себе мартини и только затем, повернувшись к ним лицом, едко ответил:
- Не бойся, я не собираюсь выдрать нос у нашего гостя.
Стараясь обратить все в шутку, Адамс слабо проговорил:
- Лучше не делать никаких замечаний о моем носе. - Он попытался улыбнуться. Затем, нервно обернувшись, сказал вполне серьезно: - Мне действительно нравится ваш дом, Эрл. Никогда не видел подобного ковра - нужны снегоступы, чтобы путешествовать по нему. Ох, черт, не обращайте на меня внимания! Думал, это будет забавно - не получилось. Не хотел вас обидеть, Эрл. Наверное, я слишком долго работал во второсортных клубах. В общем, примите мои извинения.
Оукли видел, как Луиза бросила на мужа алмазно-твердый взгляд. Коннистон кивнул, закинув голову, выпил мартини одним глотком и после этого произнес:
- Все в порядке, все в порядке. Просто потерял над собой контроль. Был дурацкий день. Извиняюсь.
- Конечно-конечно, - отозвался Адамс и умолк, не зная, что еще сказать.
- В самом деле, - выдохнула Луиза и рванула на кухню, подрагивая великолепными молодыми ягодицами, которые, казалось, двигались сами по себе.
Оукли заметил, как Адамс уставился на них, и четко услышал его восхищенный шепот: "Вот это жеребец!", а когда встретился с ним взглядом, комик ему вновь распутно подмигнул. Карл отвернулся и закрыл глаза. Так вот оно что! Детская месть Луизы. Она использовала Адамса, чтобы отплатить Коннистону за его "пренебрежение", о котором говорила утром, спрашивая у Оукли, что же ей делать. Она была актрисой и старалась его убедить, что во всем виноват Эрл, но только не она. Но сама, должно быть, его просто ненавидит, коли способна так поступать в его собственном доме, у него под носом. Глянув на широкую напряженную спину Коннистона, который в это время наливал себе третий бокал, Карл подумал: "Не знаю, имею ли я право ее осуждать?"
А спустя несколько часов после этой сцены на ранчо Коннистона раздался телефонный звонок.
Глава 6
Митч Бейрд и Флойд Раймер стояли на дороге, уходящей на север, в холмы. На заднем сиденье пыльного "олдсмобила", стоящего ниже, в высохшем русле реки, расположились Теодор и Билли-Джин. Джорджи Раймер сидел на камне около машины, зевая и почесываясь.
Глянув на часы, Флойд произнес:
- Остается сорок минут, - затем, встретившись с глазами Митча, криво ухмыльнулся: - Ну что у тебя морда вытянулась, как у мартышки? Улыбнись! Скоро ты будешь осыпан долларами!
Митч глубоко вздохнул:
- Не нравится мне все это. Слишком опасно.
- Ничто не опасно, когда ставки так высоки. - Полуприкрытые серые глаза Флойда смотрели с холодным презрением.
- Они будут нас искать из-за этого украденного "олдсмобила"...
- Расслабься! Эти деревенские копы не смогут найти даже собственного шефа. Все в порядке.
Митч прикусил язык. Спорить с Флойдом было бесполезно. Он хотел только одного - как-нибудь вырваться из этого кошмара. Однако все последнее время Флойд не отходил от него ни на шаг.
Помолчав, Флойд сурово спросил:
- Хорошо помнишь, что ты должен делать?
- Да-да. - Митчу стало плохо. - С начала до конца дурацкое предприятие.
- Напротив, Митч!
- Что?
- Провалишь наше дело - скормлю тебя птицам. Понял? - Флойд достал из кармана ветровки тупоносый револьвер и легко покрутил его на пальце, как стрелок в фильме о Диком Западе. Это была единственная пушка в группе. Второй Флойд не доверил бы никому. - Успокойся, Митч. Каждому что-нибудь да перепадет. - Потом опять глянул на часы: - Тридцать восемь минут...
Митч отвернулся и стал осторожно спускаться с дороги. Смещенная под его ботинками галька, образовав небольшую лавину, с шумом покатилась в русло к машине. Билли-Джин открыла заднюю дверцу и вылезла из автомобиля, оправляя платье на мясистых ляжках. Теодор попытался ее поймать, но промахнулся и непристойно выругался. Затем тоже вылез из машины, взревел и сдавил смеющуюся девушку в железном объятии.
Флойд спустился с дороги, встал, расставив ноги, и нахмурился:
- Ладно, вы двое, кончайте возню. Джорджи!
Тот поднялся с камня и подошел, стараясь ступать твердо, как его брат.
- С тобой все в порядке?
- Мне нужно кольнуться, - пожаловался Джорджи. - Ты же знаешь. В такое время даже кошки нервничают.
- Получишь, - пообещал Флойд.
Теодор и Билли-Джин обошли капот машины и встали рядом с Джорджи. Митч шагнул назад. Флойд обернулся к нему и холодно бросил:
- Эй, там? Все готовы?
- Прием, прием, - сухо пробормотал Митч, - вся банда в сборе... - Но, поймав едкую ухмылку Флойда, понял, что его юмор неуместен.
- Ладно, Митч, остынь, - приказал Флойд. - Возьми фонарик, будь хорошим мальчиком.
Митч прошел мимо других к машине и достал фонарик из отделения для перчаток. Дважды проверив его, положил в карман. Флойд сделал несколько беззвучных знаков за его спиной. Когда Митч обернулся, то увидел, что Теодор, открыв багажник, вынимает деревяшки, из которых им предстояло составить пару "козлов".
- Помоги ему, Митч, - велел Флойд.
Митч вместе с Теодором отнес на дорогу козлы, объездные знаки и прожекторы. Глянув назад, он увидел, что Флойд за ними наблюдает, опустив руку в карман, где лежал револьвер. Выражения его лица в сумерках видно не было. Митч слышал, только как Флойд инструктировал Билли-Джин.
- Помни, маленькая красная спортивная машина с девушкой за рулем. Узнаешь ее по ярким огням на склоне дороги, когда она начнет спускаться.
- И сейчас тотчас тебе сигналю? - уточнила Билли-Джин.
- Это все, малышка. Но упаси тебя бог ошибиться с машиной!
Митч стиснул челюсти, почувствовав дурноту. Он понял, что ему и теперь не удастся оторваться.
Флойд произнес:
- Митч, подойди сюда, отдай фонарик Билли-Джин.
Проглотив ругательства, Митч подошел, за ним тяжело ступал Теодор. Митч протянул фонарь девушке. Та повернулась задом к Теодору:
- Шлепни на удачу!
Когда Билли-Джин ушла к своему наблюдательному посту, а Теодор вернулся к "козлам" на дороге, Флойд обратился к Митчу:
- Думал, я позволю подняться на холм тебе, не так ли?
Собрав всю волю, тот ответил безразличным тоном:
- Думал, позволишь. Я ведь видел машину раньше, а Билли-Джин не видела. Что, если она перепутает ее с какой-нибудь другой?
- Не перепутает. Я никогда не жду от людей больше того, на что они способны. У Билли-Джин глаза получше, чем у кого-либо в этой компании. И, сидя там, на холме, она не отвлечется, чтобы подкрасить губы, как некоторые другие.
- Если ты так уверен, что я не собираюсь помогать, то почему меня держишь?
- Ты мне нужен, парень. Я знаю, как тебя использовать. Не беспокойся.
Джорджи стоял у переднего крыла "олдсмобила", потирая нос и переминаясь с ноги на ногу. Глаза у него были красными, движения - вялыми. Тоскливо посмотрев на брата, он жалобно захныкал:
- Ну, Флойд?
- Ладно, ладно. - Раздраженный Флойд пошел к машине.
Джорджи не мигая следил за ним. Прежде чем залезть в салон, Флойд сказал:
- Митч, встань так, чтобы я мог тебя видеть. Джорджи, отвернись!
Митч неохотно подошел. В предвкушении наслаждения по серому лицу Джорджи разлилась улыбка, потом он чинно сложил руки, как ребенок, ожидающий подарка на день рождения, закрыл глаза и отвернулся.
С минуту повозившись в салоне, Флойд вылез со шприцем в руке, тускло поблескивающим в темноте. Он зажег спичку, подержал иглу над огнем, затем бесстрастно пояснил:
- Мы же не хотим, чтобы ребенок заболел гепатитом из-за грязной иглы, не так ли? - Затем, словно манекен, повернул к себе лицом улыбавшегося братца и погрузил иглу в сгиб его локтя. Джорджи напрягся, откинул голову и открыл рот в экстазе.
Вытащив иглу, Флойд бросил шприц на землю, растоптал его каблуком. Там, откуда он его достал, их было еще много.
- Полезай в машину, Джорджи, - произнес он нежно и открыл заднюю дверцу.
Джорджи тяжело опустился на сиденье, закрыв глаза, и, слегка постанывая, принялся мотать головой из стороны в сторону. Флойд захлопнул за ним дверцу и с минуту постоял, хмуро уставившись в землю. Наконец кивнул Митчу:
- Пошли!
Митч последовал за ним на дорогу. Теодор сидел на одном из "козлов", покачивая ногой. В наступившей тьме его изуродованное, покрытое рубцами лицо казалось дьявольским.
- Итак, каждый знает, что ему делать, - проговорил Флойд. - Следите за холмом и сигналом Билли-Джин. Теодор, если Митч замешкается, можешь его подогреть.
- Угу, - буркнул тот.
- Между прочим, вынь палец из носа.
Митч настороженно посмотрел на единственный глаз Теодора, его жестокие губы, затем отвернулся и мрачно уставился на вершину холма. Там, едва различимая на фоне ночного неба, маячила фигурка Билли-Джин.