Он провел меня через несколько помещений, где, склонив головы над какими-то бумажками, работали его клерки и секретари, и он со всеми прощался и с ним прощались, и наконец он помахал своей секретарше в приемной, мы спустились на лифте и вышли через вращающиеся двери на улицу, и скоро я уже с трудом поспевал за ним. Мы двигались в восточном направлении.
- Мой гараж находится недалеко от Перл-стрит, - пояснил он. Я попытался поддержать разговор на ходу.
- А "Нью-Йорк буллетин" - вы там печатаетесь, да?
- Угу.
- Очень люблю эту газету. Ваши колонки никогда не пропускаю.
- Хорошо.
- Никого там не знаю - только одного репортера.
- Кого же?
- Парня, который ведет колонку бродвейских сплетен. Пол Кингсли.
Он резко остановился и я машинально проскочил вперед. Нагнав меня, он пробурчал:
- Весьма честолюбивый молодой человек.
- Кто?
- Кингсли.
- Неужели?
- Очень честолюбивый.
- Я и не знал.
На Перл мы свернули направо, а потом ещё раз направо к реке и оказались на сумрачной широкой улице, сплошь застроенной оптовыми складами и пропахшей ароматами специй из бакалейных лавок.
- Гараж вон там! - сказал Вудвард. И тут я увидел большой черный автомобиль, который, набирая скорость, мчался прямо на нас, а в следующий мгновение я увидел высунувшуюся из окна черную палку, и тут я сильно ударил старика по спине - он покатился на тротуар и я за ним, да только во время падения я задрал голову, забыв о всякой предосторожности, и заметил, как палка плюнула огнем, а потом услышал выстрелы и противный визг летящих пуль, а затем увидел их обоих - одного с обрезом в руках и другого за рулем, после чего черный автомобиль-убийца пронесся мимо и, отчаянно визжа шинами, на повороте, скрылся за углом. Я узнал обоих.
Потом наступила тишина, ужасная мертвая тишина после смертоносного визга, лязга и выстрелов. Потом послышался топот бегущих ног и вопли людей и вокруг нас начала собираться толпа, а я, вскочив на ноги, тут же стал безымянным, безликим зевакой, быстро растворившимся в толпе.
Адам Вудвард был мертв, три пули засели у него в черепе. Он лежал недвижно с волчьим оскалом муки на лице. Вдали раздался вой сирены "скорой помощи". Я поспешил прочь и толпа лишилась одного очевидца происшествия.
Я узнал обоих: за рулем сидел Гарри Страм, а из обреза палил педрила, отчаянный и хладнокровный убийца, имевший привычку по-девчачьи хохотать, известный в городе только под фамилией Фейгл.
Я поймал такси и поехал домой, мучимый сомнениями.
III.
Дома я вступил в поединок со своими сомнениями. Я выпил два хайболла, потом разделся, наполнил ванну, сварганил ещё один хайболл, прихватил пачку сигарет и погрузился в ванну вместе со своими сомнениями. Я пил, курил и сражался со своим вторым "я".
Итак, Адам Вудвард нанял себе телохранителя. Да это ж смех! Телохранитель, у которого даже пушки при себе не оказалось. Хотя, конечно, у меня для этого нашлись оправдания: телохранитель же не знал, что его собираются нанять в этом качестве. У меня было намерение по пути в Ривердейл заскочить к себе домой и взять ствол. У меня также было намерение задать ему кое-какие вопросы - конкретно, самый естественный: зачем он обращается к услугам частного детектива, почему не идет в полицию. Впрочем, я заранее знал ответ. Он же опасался связей "лица" и он опасался ненужных сплетен. Когда просишь полицию приставить к тебе охрану, надо пускаться в объяснения и никогда не знаешь, останутся ли твои страхи и твои объяснения в стенах полицейского участка или нет, и ты не будешь знать, что за человека тебе предложат - у тебя не будет выбора и придется брать что дают.
Все эти доводы лишь усилили мои сомнения. Что я имел - семьсот зеленых, мгновенно умершего клиента - уже, считай, бывшего - и неспокойную совесть. Самое меньшее, что я мог сделать - это поставить полицию на уши и пустить их по следу головорезов, которые пришили Адама Вудварда. Что вновь возродило мои сомнения. Я узнал киллеров и был уверен, что меня они не узнали. Фейгл мастерски управлялся с нарезным оружием, и на этот раз он воспользовался автоматом без суеты и уложил только конкретную жертву, хотя, разумеется, вполне мог бы потратить и на меня несколько пуль, если бы он знал, кто я такой, памятуя о первом правиле гангстерской науки: лучший свидетель - мертвый свидетель. Но ребята сидели в мчащейся на бешеной скорости машине, их клиент находился прямо перед ними на линии огня, на улице было не слишком светло, а я мог оказаться просто долговязым хмырем, который случайно оказался рядом с Адамом, шагающим навстречу собственной смерти. Итак - опять - сомнения: идти ли мне в полицию? Полиция, стрекот телетайпа, федеральный розыск, описание примет убийц переданы по радио и ТВ. Ребят повяжут и все обернется очередной блестяще провернутой полицейской операцией.
Меня же такой ход событий совсем не устраивал. Я хотел, чтобы все было шито-крыто, ни улик, ни свидетелей - ничего. Я хотел, чтобы ребята отпраздновали с блеском исполненное заказное убийство, чтобы они потратили честно заработанные бабки, чтобы потом они ходили по улицам не таясь, расслабились и тепленькими попали прямехонько ко мне в лапы. Я вздыхал, пил виски и курил одну за одной. Я шел против принципа. Вообще-то я не сторонник той идеи, чтобы становиться вершителем правосудия в одиночку. Так я себя убеждал. Я готов был стать помощником правосудия, его правой - или левой - рукой. Мне надо было найти их, сесть им на хвост - во всяком случае, зайти к ним с тыла - а потом уж навести на них правоохранительные органы, а себя предложить в качестве главного свидетеля совершенного ими убийства.
Так что вот. Никаких полицейских. Пока.
Я вылез из ванны и вытерся. Потом побрился, одел рубашку-апаш. Часы показывали восемь. Я позвонил в кафе на первом этаже и заказал ужин в комнату. Было ещё слишком рано отправляться в джунгли на поиски хищников. Да и джунгли-то ещё не были джунглями. это был пока что большой город с восьмимиллионным - причем благочинным - населением, посвятившим себя честному труду и пристойным отдыху и удовольствиям. Потом, значительно позже, когда многие из них отправятся мирно спать, наступит час моей охоты.
Но что делать теперь? С чего начать? За что хвататься? С кем поговорить? У кого узнать побольше информации об Адаме Вудварде? Я позвонил кое-кому, но результаты оказались неутешительными. Старик, давно вдовец, детей нет. Я сделал ещё один звонок - в приемную "Дейли ньюс" и попросил Эла Дэвиса, сотрудника с двадцатилетним стажем и моим старинным приятелем. Меня соединили довольно быстро.
- Привет, Эл. Пит Чемберс.
- А, здорово, сыскарь!
- Окажи услугу, старина.
- Так, а ещё что?
- Ты знаешь Пола Кингсли?
- Да кто же не знает Пола Кингсли.
- Ну и что скажешь?
- Желторотый гаденыш с неуемным темпераментом. Но далеко пойдет. Ведет довольно-таки мерзкую колонку и знает всех и каждого, как наверху, так и внизу. Работает как крот, но при этом лезет только вверх. Любит газетное дело, но мечтает оказаться среди сильных мира сего. Готов отдать правую руку лишь бы сесть в руководящее кресло. Умеет играть жестко, но знает, когда и кого нужно умаслить… слышал, он в прекрасных отношениях со своим боссом.
- Кто такой?
- Линкольн Уитни, владелец "Буллетина".
- А что он за птица?
- Это я хотел бы от тебя услышать: слишком высоко летает. А я простой репортер.
- А что Кингсли?
- Что именно?
- Ну, я хочу спросить, что он за человек, Эл. Ты же меня понял.
- Как я и сказал, гаденыш.
- И что сие означает в данном конкретном случае?
- Означает, что он интриган, пробивной малый, готов плясать под любую дудку. Короче, за душой ничего, ни достоинства, ни чести.
- Эк ты его любишь!
- Я его ни люблю, ни ненавижу.
- А как войти с ним в контакт?
- У нас что сегодня?
- Понедельник.
- Ну тогда считай, тебе повезло.
- Это почему?
- А потому, что в понедельник вечером наш Очарованный принц устраивает аудиенции у себя дома. Интервью, взятки, оплата долгов. Вечер понедельника он сидит дома.
- А где это?
- Дай-ка посмотрю, - он ушел, но скоро вернулся. - Пит?
- Я все ещё тут.
- Западная Сентрал-Парк, дом 262.
- Какая квартира?
- Это частный дом.
- Спасибо тебе, Эл.
- С тебя ужин в приличном ресторане.
- Заметано. Пока.
Я видел Пола Кингсли в злачных местах, которые сам любил посещать, а однажды стал героем его колонки. За последние два года он раз пять или шесть обращался ко мне за незначительной информацией и посему был моим должником. Теперь я собрался истребовать этот долг. Адам Вудвард был знаком с Полом Кингсли, И меня разбирало любопытство, насколько хорошо. Поэтому я надел рубашку с воротничком, повязал галстук, облекся в портупею, проверил обойму пистолета, прежде чем сунуть его в кобуру, затем надел пиджак, поверх него легкое пальто и отправился в дом 262 по Западной Сентрал-Парк. Означенный дом оказался светло-коричневым трехэтажным особняком с большой белой кнопкой звонка справа от полированной черной двери. Я вонзил палец в кнопку и услышал, как на весь дом заголосил звонок. Слушал я довольно долго, но ничего не произошло. Тогда я оторвал палец от кнопки, отступил назад и задрал голову вверх. В верхнем этаже горел свет, поэтому я подошел к черной двери, подергал за ручку и, удостоверившись, что дверь заперта, стал звонить. Звонил я долго - ведь все равно в столь ранний час других дел у меня не было. Наконец лязгнул замок и дверь распахнулась.
- Вы долго звоните, - заметила молодая особа.
- Ну, не преувеличивайте!
- Простите.
- Милая, если вы горничная, то будь я вашим хозяином, я бы вас немедленно уволил.
- Я не горничная.
- А я не ваш хозяин, - вздохнул я.
Малышка была одета в туго обтягивающий свитер-водолазку белого цвета, черную бархатную юбку, из под которой виднелись ножки в нейлоновых чулках и в черных кожаных туфельках на шпильках. Вместе с каблуками росту в ней было пять футов два дюйма, но выглядела она ужасно миленько. У неё были серебряные короткие волосы, нелепые черные очки в огромной оправе, живые голубые глаза, бледные щеки без тени макияжа, крошечный надутый ротик и всем своим видом эта особа словно хотела доказать, что она - воплощенная чопорность.
- Простите, вам кого? - спросила чопорная малютка.
- Я пришел к Полу Кингсли.
- Вам назначено?
- Разумеется.
- Как ваше имя?
- Питер Чемберс.
- Входите, пожалуйста.
Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторный холл - на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла начиналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.
- Когда он занят, то даже на стук не отвечает, - сказала она. Пройдите сюда, - с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. - Это что-то вроде приемной.
Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель - комоды, шкафчики, масса стульев, - а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:
- Угощайтесь!
- А вы?
- Если вы настаиваете, то немного брэнди.
- Я не настаиваю.
- Брэнди.
Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.
- Я Марсия Кингсли, - представилась она.
- Жена Пола?
- Нет.
- Сестра?
- Нет.
- Но не мать же!
- Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.
- Ясно. - Я прошелся по комнате. - И долго мне тут предстоит ждать?
- Он за вами придет, как только освободится. Мне нравится ваша походка.
- Простите?
- Она такая легкая, пружинистая.
- Это хорошо?
- О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?
- Почему же?
- Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.
- Моего звонка он, видно, не расслышал?
- Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.
- Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?
- Сядьте.
Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:
- А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?
Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.
- Вудвард? - отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. - А что?
- Он мертв.
- Адам Вудвард?
- Убит на улице. Из проезжающей машины.
- А вы откуда знаете?
- По радио и в теленовостях только об этом и говорят.
- Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усаживаясь обратно.
- Вы были с ним знакомы?
- Раз как-то встречался. А вы?
- О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.
- Эдвина?
- Эдвина Грейсон.
- Танцовщица?
- Да-да.
- А какого хрена… Мм… простите… Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?
- Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни…
- О чем?
- Об их отношениях.
- Каких?
Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних воспоминаниях детства.
- Они были очень долго знакомы… - начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.
Я встал и долил виски в стакан.
- У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.
- Этот особняк не его.
- А чей?
- Виктора Барри.
Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.
- Барри?
- Редактор "Буллетина".
- Ах, ну да. Богатенький?
- Не так что бы уж очень.
- Но такой дом…
- Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я…
- А кто такая Рита?
- Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.
- Это какой Дворак? Ученый?
- Да, мой коллега.
- Бросьте!
- А вы женоненавистник?
- Я женообожатель.
- Тогда что плохого в ученой даме?
- Ничего. Если она похожа на вас.
- Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.
- Ну… - начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.
- Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.
- Ну…
- А чем вы занимаетесь?
- Я?
- Вы.
- Я частный детектив.
- Правда? - тут у неё отпала челюсть. - Впервые в жизни.
- Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.
Она поставил бокал.
- Пойдемте навестим Пола.
Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она постучала. Потом ещё раз.
- Не надо! - остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушался: если Пол был занят с посетителем, то ему предстояла встреча с очередным.
Но посетителей у Пола не было.
Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко расставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричневый ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.
Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.
Я и не подозревал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.
Потом в комнату начали сбегаться люди.