Прогремел выстрел, и пуля влетела в стену. Комнату наполнил ядовитый запах горелого пороха. Мы не шевелились. Голос продолжал:
- Так. Ты там с чемоданчиком, протяни его мне назад и не вздумай оборачиваться!
Голос был тяжелый, горловой и скрипучий - незабываемый голос.
Фрэнк подтолкнул ящик назад.
Голос продолжал негромко отдавать команды.
- Так, ещё немного. Еще немного. Вот умник. Так, теперь достаточно.
Фрэнк проговорил:
- Мне надо сказать одну вещь.
- Говори. Только тихо.
- Я обращаюсь к отцу и его другу. Я вас прошу: не предпринимайте никаких необдуманных шагов. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Если это грабеж - ладно, деньги все равно застрахованы. Поэтому не надо никаких героических порывов.
- Умница, - произнес голос. - А теперь вставай.
Фрэнк поднялся.
- Замечательно. - продолжал невидимый гость. - А теперь положите ладони на затылок. Замечательно. Теперь подойдите лицом к стене - так и стойте. Замечательно.
Все дальнейшее произошло в мгновение ока.
Прогремели пять коротких выстрелов.
Фрэнк упал.
Хлопнула дверь.
Лязгнул в замке ключ.
Из коридора донесся топот ног - человек сбегал по лестнице.
Старик склонился над сыном, а я бросился к двери. Она не поддавалась. Внизу на улице взревел мотор и, визжа шинами, автомобиль укатил.
- Он умер, - пробормотал Бен. - Он умер.
Я стал звонить в полицию.
Когда прибыл детектив-лейтенант Луис Паркер, дверь была уже открыта. В кармане у Фрэнка я нашел ключ, вытолкнул из скважины торчащий снаружи ключ и открыл замок. Я выскочил на улицу и огляделся по сторонам, но, конечно, никого не увидел.
Фотографы и эксперты Паркера сделали свое дело и вскоре и они и старик ушли. Труп увезли. Паркер сунул сигару в рот.
- Ну и что ты скажешь, приятель?
- Убийство, малыш.
- И что же это за убийство, приятель? Убийство во время совершения другого преступления - или что-то другое?
- Что-то другое.
- Но ведь из твоих слов следует…
- Чистой воды преступление. И совершил его неизвестный. Фрэнк Паланс сам сказал, что не хочет героических жестов, что не хочет неприятностей. Неизвестный завладел чемоданчиком с деньгами, у него был ключ от двери, а трое мужиков точно манекены покорно стояли у стены, уткнув носы в обои и держа руки на затылках. Ему не обязательно было стрелять, так?
- Неубедительно.
- И еще.
- Что?
- Пять выстрелов в одного. Не в меня, не в старика. Он стрелял не в целях самообороны, лейтенант Это было хладнокровное преднамеренное убийство, убийство первой степени.
- Тут ты прав на все сто, - согласился Паркер.
Раздался стук в дверь.
- Входите! - крикнул Паркер.
Кэссиди, молодой детектив, распахнул дверь, мигнул мне в знак приветствия и обратился к Паркеру:
- Фрэнк Паланс был официальным владельцем судна, лейтенант. - Он сунул руку в карман и вытащил сложенный листок бумаги.
- Это ещё что? - спросил Паркер.
- Таможенная декларация, сэр. Из неё явствует, что было на борту.
- И что же, Кэссиди?
- Канаты, сэр.
- Канаты?
- Да, сэр. Канаты и веревки на тридцать тысяч долларов.
- А как же насчет полутораста тысяч долларов в чемоданчике?
- А ты сам видел? - спросил Паркер.
- Чемоданчик?
- Деньги.
- Нет.
- Тогда откуда же ты знаешь, что в чемоданчике были деньги?
- Я этого не знаю. Но предполагаю, что судно перевозило контрабанду, - Я взглянул на Кэссиди. - Этот "торговец" достаточно большой, чтобы взять на борт дополнительный груз?
- На эту громадину можно погрузить Статую Свободы.
- Это только предположения, - заявил Паркер. - Теперь давай займемся тобой, Питер. Ты что здесь делал?
- Пришел со стариком.
- Это мне известно. Зачем?
- Я знаком с девицей, с которой Паланс был помолвлен. У них все разладилось. Девица боялась, как бы он ей не стал мстить. Мы со стариком были много лет друзьями, вот я и пошел поговорить с Беном, а он сказал, что говорить мне надо не с ним и что сегодня он встречается со своим сыном. Он пригласил меня пойти с ним. Вот и все дела.
- Ясно. Теперь уходим. И не исчезай, Пит. Позванивай. Почаще.
Было без четверти одиннадцать, когда я позвонил в дверь Лоле. Она отозвалась из-за двери:
- Кто там?
- Пит.
Лола открыла дверь - и я расплылся в улыбке. Девочка, похоже, с каждым часом расцветала все больше и больше. На ней была голубая атласная пижама с откровенным декольте, доходящим до пояса. Она поцеловала меня, закрыла дверь и прильнула ко мне всем телом, обвив руками мою шею. Лола не отпускала меня и, подхватив её на руки, я отнес её в гостиную. Она умело изобразила бездыханное тело: голова её бессильно свесилась, руки болтались, тело обмякло. Я осторожно положил её на широкий мягкий диван и сел рядом. Я снова поцеловал её, повинуясь требованию, горящему в её взоре. Тут она села и спросила:
- Что случилось?
- А что?
- Ты не расположен к поцелуям. Ты где-то далеко. Не со мной. - Уголок её рта дрогнул. - Как, уже?
- Нет. Не так же быстро.
- Тогда в чем дело?
- Ты подписала со мной контракт.
- Ну и? - На её лице возникло недоумение. - Послушай, если я могу рассчитывать, что ты меня сумеешь защитить от Фрэнка, если мне можно не беспокоиться о сломанном носе или выбитом глазе, тогда я готова выплатить тебе двадцать процентов до последнего цента - чего ты все равно не получишь, потому что, как я уже тебе говорила, он переписал страховой полис.
- А кольцо? А кадиллак?
- Я их не верну. Поверь, я не шутила, когда говорила, что заработала их. Но только не думай, что я какая-то там алчная дрянь. Я не такая. Клянусь, я впервые в жизни не хочу возвращать то, что от меня требуют вернуть. Но только никому не удастся сделать из меня дуру. Никому!
- Никто и не собирается.
- Я ведь не такая плохая, какой могу показаться. Уж поверь мне, - Она отвернулась.
- Верю, - я взял её за подбородок и повернул лицо к себе. - Тебе можно теперь не думать о Фрэнке - до самой смерти. И кольцо, и кадиллак - они теперь твои.
Между бровей у неё пролегла морщинка.
- Что-то я не понимаю.
- Он мертв.
Ладонь Лолы взлетела к её рту, прижалась к губам. Во взгляде, медленно встретившемся с моим, сквозил ужас.
- Ты… убил его?
- Нет.
Ужас растворился в её глазах и сменился испугом, недоумением и отчаянием. Рука бессильно упала.
- Что случилось?
Я ей все рассказал.
Когда я закончил свой рассказ, кровь отлила от её лица, пальцы дрожали.
- Где ты держишь эликсир жизни? - спросил я.
- Что?
- Виски. Тебе надо глотнуть.
Она указала на дверь. Я пошел к двери, толкнул её и оказался в кухне. В белом шкафчике над раковиной я обнаружил целую батарею бутылок. Я налил в бокал брэнди, принес в комнату и заставил Лолу выпить залпом. Ее щеки быстро порозовели.
- Но ведь и тебя… могли убить, - прошептала она.
- Такая возможность предусмотрена в издержках производства. Моего бизнеса. Это нормальный риск моей профессии и учитывается в размере гонорара. Кстати, о гонораре. - Я сел рядом с ней на диван. - Этот страховой полис теперь играет куда более важную роль, чем вчера.
- Но я же сказала…
- Я знаю, что ты мне сказала. Но ведь это ты мне сказала. Лучше мне послушать страхового агента. Ты не знаешь, кто он?
Она приложила пальцы к вискам, пытаясь припомнить.
- Фрэнк мне говорил как-то. Сейчас подумаю. Кейт. Или Грант. Не помню. Кейт Грант или Грант Кейт.
- Ну, это несложно выяснить. У тебя есть телефонный справочник?.
Лола встала с дивана и принесла мне книгу. Мы уселись рядом и стали листать справочник. Агента звали Кейт Грант. В справочнике были указаны два номера - офиса и домашний. Для звонка в офис было уже поздновато. Я позвонил ему домой. После нескольких звонков на другом конце провода раздался сонный голос:
- Алло?
- Мистер Грант?
- Да, это я.
Я постарался изменить голос и заговорил на две октавы ниже. Лола прижала свое ушко к трубке вместе со мной.
- Это мистер Паланс.
- Фрэнк?
- Нет, отец Фрэнка. Бен Паланс.
- Да? Да, мистер Паланс?
- Простите, что потревожил вас так поздно
- Ничего страшного, сэр.
- Дело очень срочное. Речь идет о страховом полисе Фрэнка. Он говорил мне о том, что изменил полис в пользу другого бенефициария. Это произошло накануне его ухода в рейс. Он упоминал имя молодой леди по имени Роуз Джонас.
- Да, сэр, - подтвердил страховой агент. - Я помню: перерегистрация бенефициария. Он со мной связывался. И отдал мне соответствующие распоряжения. Роуз Джонас - совершенно верно.
- Благодарю вас, - Я положил трубку.
- Ну вот, видишь? - воскликнула Лола.
- Вижу, - мрачно заметил я и попрощался.
- Ты куда?
- Работать.
В "Рейвене" было шумнее, чем в зале сената при обсуждении госбюджета. На сцене выступала Роуз Джонас со своей версией "Звездной пыли". Мне доводилось слышать вариации и получше, но аранжировка оказалась очень удачной, а уж зрелища подобного этому я в жизни не видывал, Она была сложена так, что, без сомнения, в койке могла обеспечить комфорт: практически обнаженная верхняя часть колыхалась в символическом бюстгальтере, а остальное тело без всяких признаков нижнего белья томилось в узком черном с блестками платье, в котором ей, надо думать, было невозможно сесть. Черные волосы были зачесаны на бок, так что виднелось одно ухо, а с другой стороны они волнами падали на обнаженное плечо. У неё были черные, как угли, широко посаженные глаза с дьявольским блеском, впалые смуглые щеки и страстный рот с ярко-красными губами. Она источала секс в зрительный зал, и каждая впадинка и возвышенность её тела, выставленного на всеобщее обозрение, посылали откровенный призыв. Я мог понять Фрэнка Паланса. Эта девица легко могла заткнуть за пояс любую блондинку.
Найдя Тома Коннорса, я спросил у него:
- Могу я подождать малышку?
- Где?
- В её гримерной.
- Что, запал на нее?
- Очень может быть. Но пока нет. У меня башка другим забита.
- Неприятности?
- Возможно. Ее дружок должен появиться?
- Нет.
- Почему такая уверенность?
- Обычно он сначала звонит.
- Тебе или ей?
- Или мне или ей.
- Ей сегодня звонили?
- Нет.
- Давно она здесь?
- С семи.
- Ладно. проводи меня в гримерную.
Гримерная как гримерная - во всех кабаре такие: комнатка со сладким ароматом кольдкрема, трюмо с яркими лампочками вокруг зеркала. Я закурил и стал ждать. Том ушел. Когда Роуз наконец появилась, она не проронила ни слова. Она взяла пачку сигарет "Шерман", вытащила одну и закурила, глубоко затягиваясь и быстро выпуская струйку дыма.
- Что вам здесь надо? - Она говорила медленно. Низким голосом.
- Меня послал Фрэнк, - ответил я.
- Какой?
- Фрэнк Паланс.
- Вы кто?
- Пит.
- А дальше?
- Просто Пит.
- И вас послал Фрэнк? Зачем?
- Мне надо вам кое-что сообщить.
- Хорошо. Сообщайте.
- Он мертв.
Длинная коричневая сигарета замерла в воздухе. Черные глаза прищурились. Между красных губ показался кончик красного блестящего языка и, скользнув по нижней губе, вернулся обратно в рот. Потом она произнесла:
- Какого черта? Что вам надо? Кто вас послал?
- Нам надо поговорить, Роуз.
Сигарета вернулась в рот и из её ноздрей вылетели две струйки дыма. Она сощурилась, размышляя над моими словами. Медленно оглядев меня, спросила:
- Говорить будем прямо здесь?
- Честно говоря, здесь мне бы не хотелось
- Мне можно одеться?
- Разумеется.
Она затушила сигарету в пепельнице, зашла за ширму, переоделась в платье и туфли, вышла и спросила:
- Можно я сама отведу вас? Туда где можно спокойно поговорить.
- Ради Бога!
Она набросила на плечи норковый палантин, достала из комода сумочку и бросила мне на ходу:
- Пошли, герой. Пытаешься подзаработать лишний доллар?
- Ну да. Всегда пытаюсь честно подзаработать лишний доллар.
Мы отправились на такси в Нижний Ист-Сайд и всю дорогу молчали только переглядывались. Мы вышли на углу Аллен-стрит и Ривингтон. Я расплатился и она повела меня к ветхому зданию, которое лет тридцать не ремонтировалось - знаете, в таких сортиры находятся не в квартирах, а в общем коридоре. Мы прошли через вестибюль, воняющий крысами, свернули направо, и она быстро вставила ключ в скважину. Очень шумно отперла замок, распахнула дверь, и мы вошли. Я первым.
Это была старенькая грязная комнатушка - гостиная и кухня одновременно - и пара незакрывающихся дверей в правой стене. Единственным признаком современности был телефонный аппарат на древнем дребезжащем холодильнике. Я обернулся к Роуз.
В руке она держала пистолет.
Маленький автоматический умелец.
Он ей был ужасно к лицу.
- Ну, чмыш, чего ты хочешь? Говори! - Роуз сняла палантин и сбросила его на пол. Потом уронила на него свою сумочку и повторила: - Давай, чмыш, говори, что тебе от меня нужно.
- Фрэнк мертв.
- Это ты уже говорил. Откуда ты знаешь?
- Что знаю?
- Что он мертв.
- В газете прочитал.
- Врешь.
- Почему?
- Это произошло слишком поздно, чтобы попасть в утренние газеты, и слишком поздно, чтобы попасть в вечерние газеты. Сообщение появится не раньше завтрашнего дня.
- А ты-то откуда знаешь?
- Поиграть решил со мной? - Она улыбнулась, и я опять заметил кончик её быстрого красного языка. Она устремила взгляд мимо меня на дверь в стене и позвала: - Тихоня! Выходи.
Дверь отворилась и из неё показался толстенький коротышка. На нем были штаны и больше ничего. Округлое брюшко, начинавшееся сразу под грудью, поросло волосами. Ноги у него были босые и грязные. Глазки утопали в жирных складках лица и поблескивали точно у зверька, а когда он перевел взгляд на Роуз Джонас, блеск в его глазках стал ярким и хищным - ну совсем как у дикого зверя.
- Привет, Роузи. Красивое платье. Очень тебе идет. Новое? Оно мне нравится, Роуз.
Она указала ему на меня стволом автоматического пистолета.
- Этот один из новеньких ребят Джо?
- Нет.
- Уверен? А то этот умник все что-то вынюхивает. У него есть информация. Я же с тобой разговариваю, Тихоня.
Коротышка нехотя отлепил свои глазки от её тела. Он посмотрел на меня и криво улыбнулся. Во рту у него недоставало одного переднего зуба.
- Этот, что ль?
- Ты его знаешь?
- Знаю. Он был с ними. В конторе у Фрэнка.
- Тогда все ясно. - Она подошла ко мне ближе. - Так кто же ты, черт побери?
- Пит.
- Кончай свою волынку, Пит. Ты кто?
- Никто.
- Расстегни пиджак.
Я расстегнул. Она залезла внутрь рукой и стала искать документы, а я перед тем, как это сделать, сладко улыбнулся: это же было все равно, что отнять булку у восьмидесятилетнего старика. Левой рукой я схватил пистолет, а правой двинул ей в челюсть. Она рухнула как подкошенная на свой норковую палантин. Тихоня метнулся ко мне с изяществом беременного носорога, и даже если в голове у него были россыпи бесценных мыслей, каждая из них втолковывала ему, что самое главное в этой ситуации - направленный на него пистолет. Тихоня остановился на как вкопанный и, похоже, был на грани истерики.
- Эй, не надо! Только не делай необдуманных поступков, парень. Подумай сначала!
- А никто и не собирается совершать необдуманные поступки. Вот разве что мозги твои разбрызгаю по полу. Да вот только грязи тут от этого вряд ли прибавится.
- Не надо. Прошу вас. Не говорите так, мистер.
- Ты на кого работаешь, толстун?
- Ась?
- Работаешь на кого?
- Слушайте, мистер…
- Сам слушай, толстун. Ты сегодня пристрелил одного парня. Убил.
- Не вам об этом говорить!
Я вдруг сорвался на пронзительный фальцет.
- Не мне? Да я же там был! Помнишь?
- Не вам говорить об убийстве, мистер. Об этом пускай скажет судья и присяжные. А мне положен адвокат.
- Послушай, умник! Ты мне лекцию о правосудии не читай! Мне нужна информация. Не воображай себя шибко умным, толстун. Ты стреляешь в стену только для того, чтобы мы поняли, что у тебя в руке пушка, и тут же просишь не шуметь. Но вот что постарайся понять. Хорошенько постарайся. Или я получу от тебя информацию, или ты получишь… свинцовую плюху. Такое бывает с теми, кто оказывает сопротивление при аресте.
- Ты легавый?
- Частный. На ладно. Монетка в автомате. Где же музыка?
- Я работаю на Джо Эйприла.
- Давно?
- Пару месяцев.
- Ты из Калифорнии?
- Нет.
- Откуда?
- Детройтский я.
- Чем занимается Эйприл?
- Не знаю.
Я засомневался, что он не врет, но не стал настаивать.
- Где его логово?
- Чего?
- Пасется где он?
- Гараж "Армандо".
- Это где?
- Угол Тридцать первой и Девятой.
- Ладно. Где твой ствол?
Он мотнул головой на раскрытую дверь.
- В спальне.
- Двигай!
Я вошел с ним в вонючую комнатенку. Его кобура болталась на металлической стойке древней кровати. Я вытащил револьвер и, выведя коротышку обратно в кухню-гостиную, приказал ему сесть.
Он сел. Роуз по-прежнему находилась в горизонтальном положении на полу.
- Настоящее имя? - спросил я у него.
С достоинством:
- Родерик Даллас!
Я подошел к холодильнику и во вторай раз за сегодняшний вечер позвонил в полицию, но на сей раз вызвал лично детектива-лейтенанта Луиса Паркера.
Когда под окнами завыли полицейские сирены, Роуз Джонас все ещё полеживала на полу без движения.