- Нет. По крайней мере, я не слышала. А что?
- Ничего. Слышал, там какой-то пожар был, вот и все.
Я зажег еще одну сигарету и отпил из своего стакана. Кэтрин взяла еще одну сигарету из моей пачки.
- А как насчет белого фургона? Ничего не прояснилось? - спросил я, убирая сигареты в карман, пытаясь вспомнить, на какой машине ездил Грэм Голдторп.
- Прости, родной. Не успела проверить. Если честно, я сомневаюсь, что это верный путь. Полиция бы сообщила, да и в отчетах он вроде не мелькал.
- Мистер Ридьярд был уверен, черт побери.
- Ну, может быть, они просто пошутили.
- Если так - гореть им в аду, мать их ети.
В полумраке глаза Кэтрин блестели, полные слез.
Я сказал:
- Извини.
- Ничего. Ты встретился с Барри? - Голос ее дрожал.
- He-а. Результаты вскрытия - насколько подробно он все описал?
Кэтрин допила свой сидр.
- Никаких подробностей там нет. А ты, что думал, на фиг?
- Кстати, ты не знаешь, Джонни Келли играл сегодня за "Тринити"?
- Нет, не играл.
- Гэз не говорил, почему?
- Никто не знает. - Кэтрин подняла свой пустой стакан и снова поставила его обратно.
- Пресс-конференция завтра?
Кэтрин взяла со стола свою пустую сигаретную пачку.
- Конечно.
- Во сколько?
- По-моему, говорили, что в десять. Но я не уверена. - Она вытащила из пачки серебристую обертку.
- А что Хадден сказал про вскрытие?
- Я не знаю, Эдди. Не знаю, черт побери. - Ее глаза снова наполнились слезами, лицо покраснело. - Эдвард, дай мне, пожалуйста, сигарету.
Я вытащил пачку:
- Одна осталась.
Кэтрин громко шмыгнула.
- Ладно, не надо. Я куплю.
- Не дури. Возьми.
- В Кастлфорд ездил? - Она рылась в своей сумке.
- Ага.
- Значит, видел Марджори Доусон? Как она из себя?
Я закурил свою последнюю сигарету:
- Я ее не видел.
- А? - Кэтрин считала мелочь, чтобы купить сигареты в автомате.
- Я видел Полу Гарланд.
Господи, ну ты даешь. Охренеть можно.
Ее мать спала, ее отец храпел, а я стоял на коленях в ее спальне.
Кэтрин подняла меня, притягивая мой рот к своему, и мы рухнули навзничь, на ее кровать.
Я думал о южных девушках по имени Софи или Анна.
Ее язык настойчиво прижимался к моему, вкус собственной щелки подстегивал ее все сильнее. Левой ногой я освободил ее ноги от трусиков.
Я думал о Мэри Голдторп.
Она взяла мой член в правую руку и направила его внутрь себя. Я отстранился, взял головку правой рукой и стал водить ею по часовой стрелке по губам ее вагины.
Я думал о Поле Гарланд.
Она впилась ногтями мне в задницу, желая, чтобы я был глубоко внутри.
Я резко вошел в нее, внезапно почувствовав тошноту и голод.
Я думал о Клер Кемплей.
- Эдди, - прошептала она.
Я страстно целовал ее, двигаясь от губ к подбородку, к шее.
- Эдди? - Голос ее изменился.
Я страстно целовал ее, двигаясь от шеи к подбородку и обратно к губам.
- Эдди! - Перемена не к добру.
Я перестал целовать ее.
- Я беременна.
- Что ты имеешь в виду? - сказал я, прекрасно зная, что она, мать ее, имела в виду.
- Я беременна.
Я вышел из нее и лег на спину.
- Что нам теперь делать? - прошептала она, прижимаясь ухом к моей груди.
- Избавиться от этого.
Черт, я все еще чувствовал себя пьяным.
Было почти два часа ночи, когда я вышел из такси. Черт, думал я, открывая дверь со двора. В задней комнате горел свет.
Черт, мне нужно выпить чашку чаю и съесть бутерброд.
Я включил свет на кухне и начал рыться в холодильнике в поисках ветчины.
Черт, надо хотя бы поздороваться.
Мать сидела в кресле-качалке, уставившись в черный экран телевизора.
- Мам, чаю хочешь?
- Твой друг Барри…
- Ну?
- Он мертв, родной.
- Черт, - машинально сказал я. - Ты шутишь.
- Нет, я не шучу.
- Как? Что случилось?
- Авария.
- Где?
- В Морли.
- В Морли?
- Полицейские сказали, в Морли.
- Полицейские?
- Они звонили пару часов назад.
- Они звонили сюда?
- Они нашли в машине твой адрес и имя.
- Мой адрес и имя?
Ее била дрожь.
- Я так беспокоилась за тебя, Эдди, чуть с ума не сошла. - Она куталась в халат и терла локоть.
- Прости.
- Где ты был все это время? - закричала она. Я не помнил, когда она последний раз повышала голос.
- Прости. - Я шагнул к ней, чтобы обнять. На кухне засвистел чайник.
Я пошел на кухню и выключил электроплиту. Вернулся в комнату с двумя кружками чая.
- Давай, тебе от этого полегчает.
- Это тот парень, который был у нас сегодня утром, да?
- Угу.
- Такой славный.
- Угу.
Часть вторая
ШЕПОТ ТРАВЫ
Глава четвертая
- Тормоза отказали. Он въехал прямо в зад этому фургону. Бац! - Джилман треснул кулаком о ладонь.
- По-моему, в фургоне везли оконное стекло, - прошептал новичок, сидевший рядом с Томом.
- Ага. Я слышал, ему одним осколком голову отрезало к чертовой матери, - сказал еще один новенький, сидевший сзади нас.
Мы - хором:
- Твою мать!
16 декабря 1974 года.
Полицейское отделение Уэйкфилда, Вуд-стрит.
Дела как обычно:
Мертвый приятель и мертвая девочка.
Я посмотрел на отцовские часы; это был самый плохой, самый дождливый, самый мерзкий понедельник на свете.
Было почти десять.
Мы встретились в Парфеноне, в самом начале Уэстгейта, выпили кофе, съели по тосту и смотрели на запотевающие стекла и проливной дождь.
Говорили о Барри.
В девять тридцать мы побежали под дождем, укрывая головы газетами-конкурентами, в направлении полицейского отделения на Вуд-стрит, в ожидании третьего раунда.
Джилман, Том и я; на два ряда дальше, и нам на все насрать. Национальная пресса впереди. Знакомые лица из прошлой жизни здороваются прохладно. А я положил на них. И того не стоит, кстати сказать.
- И какого хера он делал в Морли? - снова подал голос Джилман, качая головой.
- Ты же знаешь Барри. Наверное, искал Счастливчика Лукана, - улыбнулся Том из Брэдфорда.
Сильный удар по плечу.
- Бухой в стельку, насколько я слышал.
Все обернулись. Джек, мать его, Уайтхед сидел прямо сзади меня.
- Отвали, - промямлил я не оборачиваясь.
- И тебе доброе утро, Акула Пера. - Перегар ударил мне сзади в шею.
- Привет, Джек, - сказал Том из Брэдфорда.
- Вы сегодня с утра такие дифирамбы пропустили. Когда Билл закончил, весь офис прослезился. Так трогательно.
Том:
- Правда? Это же…
Джек Уайтхед наклонился вперед, к моему уху, но не понизил голоса:
- И тебе, Акула Пера, два раза не пришлось бы ездить.
Я, глядя прямо перед собой:
- Что?
- Мистер Хадден хочет видеть свою Акулу Пера на базе. Типа пронто, то есть срочно, и тому подобное.
Я чувствовал, что Джек улыбается за моей спиной, эта улыбка буравила мой затылок. Я встал, не глядя на Джилмана и Тома.
- Пойду позвоню ему.
- Давай-давай. Да, кстати, Акула Пера…
Я обернулся, посмотрел сверху вниз на сидящего Джека.
- Тебя полиция разыскивает.
- Что?
- Ты же пил с Барри, как я слышал.
- Отстань от меня.
- Ты - ключевой свидетель. И сколько вы выпили?
- Отвали.
- Ну да. - Джек оглядел битком набитый зал, подмигивая. - Похоже, ты оказался в нужном месте в нужное время. Хоть раз в жизни.
Я оттолкнул с дороги Тома, как можно быстрее пробираясь в конец ряда.
- Кстати, Акула Пера…
Я не хотел оборачиваться. Я не хотел снова увидеть эту похабную ухмылку. Я не хотел говорить "Что?".
- Поздравляю.
- Что? - снова сказал я, застряв между стульями и ногами журналистов.
- То, что Господь берет одной рукой, он дает другой.
Я был единственным человеком в зале, кроме техников и полицейских, который стоял; я один говорил "Что?".
- Маленькие ножки шагают по дорожке и все такое?
- Что ты несешь, мать твою?
Весь зал переводил взгляд с меня на Джека и обратно.
Джек закинул руки за голову и изобразил для публики свой самый эффектный хохот:
- Ой, неужели я раскусил Акулу Пера!
Весь зал улыбался вместе с Джеком.
- Твоя девушка, Данстон…
- Данфорд, - невольно поправил я.
- Неважно, - сказал Джек.
- В чем дело?
- Сказала Стефани, что ее с утра тошнит. И что придется, видимо, к этому привыкать.
- Да ты шутишь, мать твою, - сказал Том из Брэдфорда. Джилман уставился в пол, качая головой.
Я стоял посреди зала, я - Эдвард Данфорд, Красная Рожа Северной Англии, а они все - и национальные, и местные - смотрели на меня.
- Ну и? - выдавил я.
- Надеюсь, ты женишься на ней, как порядочный парень?
- Порядочный? Да что ты, мать твою, знаешь о порядочности?
- Спокойно, спокойно.
- Пошел ты на хер. - Я начал пробираться вдоль ряда. Чтобы добраться до выхода, понадобилась вечность. Джеку хватило времени, чтобы еще раз меня поддеть.
- Ну и молодежь пошла, я прямо не знаю.
Весь зал ухмылялся и посмеивался вместе с ним.
- Я думаю, миссис Уайтхаус права.
Весь зал хихикал вместе с Джеком.
- Вот оно, мать его, либеральное общество. А я лично согласен с Китом Джозефом. Всех стерилизовать - и дело с концом!
Зал хохотал в открытую.
Сто лет спустя я добрался до конца ряда и вышел в проход. Джек Уайтхед крикнул мне вслед:
- Не забудь записаться!
Зал взорвался.
Я растолкал подмигивавших полицейских и подначивавших техников и прошел в самый конец зала.
Мне хотелось свернуться калачиком и умереть.
Я услышал стук.
Зал замер.
Боковая дверь в начале зала с грохотом закрылась.
Я обернулся.
В зал вошел начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман и еще два человека.
Я повернул свое пунцовое лицо, чтобы еще раз взглянуть.
Олдман постарел еще на сто лет.
- Спасибо, что пришли, господа. Мы постараемся быть краткими, поскольку вы все прекрасно понимаете, что мы предпочли бы находиться сейчас в другом месте. Господин, сидящий справа от меня, - доктор Куттс, патологоанатом из Министерства внутренних дел, который проводил вскрытие. Слева от меня - старший полицейский инспектор Ноубл, который вместе со мной будет вести поиски преступника всех преступников - убийцы маленькой Клер Кемплей.
Старший полицейский инспектор Ноубл смотрел прямо на меня.
Я знал, что за этим последует, я уже был сыт этим по горло.
Я повернулся и вышел через двойные двери.
- Говорят, Барри был пьян?
Дождь заливал внутрь телефонной будки, у моих ног собиралась лужа. Я смотрел через грязное стекло на противоположную сторону дороги, на желтые огни полицейского отделения на Вуд-стрит.
Зычный голос Хаддена на другом конце провода:
- Да, так говорит полиция.
Я рылся в карманах.
- Джек тоже так говорит.
Я стоял в луже, ботинки мои промокали. Я пытался жонглировать спичечным коробком, сигаретой и телефонной трубкой.
- Когда ты вернешься в офис?
Я закурил.
- Сегодня после обеда.
Пауза, затем:
- Мне надо с тобой поговорить.
- Разумеется.
Длинная пауза, затем наконец:
- Что вчера произошло, Эдди?
- Я встречался с Энид Шеард. У нее есть ключ от дома Голдторпов, больше ничего.
Хадден, дальше, чем в десяти милях от меня:
- Правда?
- Да. Мне нужны фотографии. Вы не могли бы попросить Ричарда или Нормана встретиться со мной прямо там?
- Когда?
Я посмотрел на отцовские часы.
- Около двенадцати. Может быть, они бы и деньги привезли?
- Сколько?
Я уставился в конец Вуд-стрит, за здание полиции, туда, где черные тучи превращали утро в вечер.
Я глубоко вдохнул, в груди кольнуло.
- Эта жадная сука просит двести.
Тишина.
Затем:
- Эдди, что вчера произошло?
- А что?
- Миссис Доусон? Как все было?
- Я ее не видел.
Хадден, со злобой в голосе:
- Но я же тебя специально попросил…
- Я сидел в машине.
- Но я же просил…
- Я знаю, но Барри решил, что она будет нервничать, если я войду. - Я уронил сигарету под ноги, в лужу, и почти поверил сам себе.
Хадден на другом конце провода, подозрительно:
- Правда?
Сигарета зашипела в грязной воде.
- Ну да.
- Во сколько ты вернешься?
- Где-то между двумя и тремя.
- Я должен с тобой поговорить.
- Да, я знаю.
Я повесил трубку.
Я смотрел, как Джилли, Том и вся остальная свора выбегали из здания полиции, натянув пиджаки на головы, торопясь к своим машинам и офисам с теплым желтым светом.
Я натянул пиджак на голову и приготовился бежать.
Тридцать минут спустя "вива" провоняла беконом.
Я опустил стекло и уставился на Брант-стрит, Кастлфорд.
Пальцы измазались от бутерброда.
В передней дома номер 11 горел свет, отражаясь в мокром черном асфальте.
Я сделал глоток горячего сладкого чая.
Свет погас, и красная дверь отворилась.
Пола Гарланд вышла из дома под цветастым зонтом. Она закрыла дверь и пошла по улице в сторону "вивы".
Я закрыл окно и сполз на спину. Я слышал, как к машине приближались ее высокие коричневые сапоги. Я закрыл глаза, сглотнул и стал думать, что, к чертовой матери, я ей скажу.
Сапоги подошли и стали удаляться по другой стороне улицы.
Я сел и посмотрел в заднее стекло.
Коричневые сапоги, бежевый плащ, цветастый зонт свернули за угол и исчезли.
Барри Гэннон однажды сказал такую фразу: "Все великие строения похожи на преступления".
Если следовать записям, которые передал мне Хадден, в 1970 году Джон Доусон спроектировал и построил "Шангри-Ла" - проект, который вызвал восторг как в архитектурной среде, так и среди публики. Телевидение и пресса были приглашены внутрь с тем, чтобы собственными глазами увидеть шикарные интерьеры и должным образом отразить их красоту. Стоимость огромного бунгало была оценена в полмиллиона фунтов с лишним. Это был подарок, который самый успешный британский архитектор послевоенного времени сделал своей жене на серебряную свадьбу. Названная в честь мистического города из любимого фильма Марджори Доусон "Потерянный горизонт", вилла "Шангри-Ла" покорила воображение Великого Британского Народа.
Но ненадолго.
Мой отец всегда говорил: "Если хочешь узнать художника - взляни на его произведение".
Обычно он имел в виду Стэнли Мэттьюса или Дона Брэдмана.
Я смутно припоминаю, что мои родители однажды в воскресенье специально ездили в Кастлфорд на "виве". Я представил себе, как они ехали, почти не разговаривая, в основном слушая радио. Скорее всего, они припарковались в начале подъездной аллеи и рассматривали "Шангри-Ла" из машины. Взяли ли они с собой бутерброды и фляжку? Я очень надеялся, что нет. Нет, скорее всего, они заехали в Ламбс, чтобы съесть по мороженому на обратном пути в Оссетт. Я представил себе своих родителей, сидящих в автомобиле, припаркованном на Барнсли-роуд, и поедающих мороженое в полной тишине.
Когда они вернулись, отец, наверное, сел и написал мне письмо о вилле. Скорее всего, днем раньше он ездил поболеть за свою любимую "Таун", если, конечно, они играли дома. Тогда он сначала написал бы мне об этом, а уж потом высказался бы по поводу "Шангри-Ла" и мистера Доусона.
В 1970-м, за год до Флит-стрит, я сидел в своей брайтонской квартире с видом на море, просматривал наискосок еженедельные письма с Севера, которые казались такими милыми южным девушкам по имени Анна или Софи. Я швырял их недочитанными в мусорную корзину, благодаря чертову бабушку, что "Битлз" были из Ливерпуля, а не из Ламбета.
В 1974-м я сидел в той же самой машине в начале той же самой подъездной аллеи, пялясь сквозь дождь на то же самое выбеленное бунгало, изо всех сил жалея, что я не прочел отцовское мнение о "Шангри-Ла" и мистере Джоне Доусоне.
Я открыл дверь, натянул пиджак на голову и спросил себя, какого хера я вообще сюда приперся.
У дома стояли две машины: "ровер" и "ягуар", но дверь мне никто не открыл.
Я снова нажал на кнопку звонка и посмотрел через дождь на сад, на пруд, на "виву", припаркованную на дороге. Мне казалось, я разглядел в пруду две или три гигантские золотые рыбки. Я пытался понять, нравится ли им дождь, чувствуют ли они его и имеет ли он для них какое-нибудь значение.
Я повернулся, чтобы в последний раз нажать на звонок, и оказался лицом к лицу с полным мужчиной, и это загорелое лицо было недобрым. Он был одет в костюм для гольфа.
- Миссис Доусон случайно нет дома?
- Нет, - сказал мужчина.
- А вы не знаете, когда она вернется?
С грехом пополам я вспомнил имя.
- Что ж, не буду вас задерживать, мистер Фостер. Спасибо за помощь.
Я повернулся и пошел прочь.
На полпути я обернулся и заметил, как в окне дернулась занавеска. Я свернул на газон и пошел по мягкой траве прямо к пруду. От дождя на его поверхности появлялись сказочные узоры. Ярко-оранжевые рыбы в глубине не двигались.
Я повернулся и стал разглядывать "Шангри-Ла" под дождем. Ее изогнутые белые ярусы напоминали гору устричных раковин и одновременно Сиднейский оперный театр. Я вспомнил высказывание моего отца о мистере Джоне Доусоне и его вилле:
"Шангри-Ла" была похожа на спящего лебедя.
Полдень.
Уилман Клоуз, Понтефракт.
Костяшки пальцев пробарабанили по запотевшему стеклу "вивы". Спустившись с неба на землю - жесткая посадка, - я открыл окно.
Пол Келли заглянул в машину:
- Барри-то, а? Ни хрена себе попал. - Он запыхался и был без зонта.
- Да уж, - сказал я.
- Я слышал, ему голову отрезало.
- Да, говорят.
- Ну и конец. Да еще и в этом гребаном Морли.
- Не говори.
Пол Келли ухмыльнулся: