- Но вы же сами сказали, что она - его старинная знакомая!
- Да я вовсе не о ней! - Лариса Павловна раздраженно отмахнулась. - Я об этой журналистке, Ирине Горностаевой!
- О ком? - На этот раз удивлена была Надежда.
- Об Ирине Горностаевой! - повторила хозяйка, уверенно показывая на фотографию.
Надежда Николаевна проследила за ее взглядом и увидела, что она показывает на красавицу-блондинку, ту самую, которая умерла от загадочной болезни под названием апноэ.
То есть умерла она чуть позже, чем была сделана фотография, на следующую ночь, а здесь она позировала, лучезарно улыбаясь в объектив.
Говорят, что люди, которых ожидает скорая смерть, как-то особенно выглядят на фотоснимках, как будто будущая трагедия оставляет на их лицах какой-то особенный отпечаток. На лице Ирины никакого следа близкой смерти не было.
- Вот как! - удивленно протянула Надежда Николаевна. - Вот оно что!
Новая информация проливала на события совершенно другой свет. По крайней мере, у одного из гостей покойного Ильи Константиновича был серьезный мотив для убийства журналистки…
А может быть, и не только у него. Надежда перевела взгляд на скромную женщину, "старинную знакомую" Сергея Ивановича, и вспомнила ажурную золотую цепочку, найденную в пыли на дороге, и кулон, лежавший траве под окном.
Следовало срочно поразмыслив над новыми фактами. Надежда сердечно распрощалась с таксами. Их хозяйка глядела на гостью с прохладцей, очевидно, заподозрив неладное. Надежда поскорее ретировалась.
В ближайшем ларьке "Роспечати" она купила газету "Петербургский вестник" и выяснила адрес редакции. Однако, взглянув на часы, поняла, что сегодня никак не успеет в газету, потому что муж вернется с работы через сорок минут, у нее осталось времени только чтобы добраться до дому.
Муж пришел раньше нее и был недоволен.
Хорошо, что имелась причина - отвозила Алке ноутбук. Кот глядел ехидно с выражением чеховского мальчика на морде: "А я знаю!", но Надежда держалась твердо и ни в чем не призналась. С котом она разберется потом.
* * *
Надежда Николаевна свернула со Среднего проспекта на Тринадцатую линию. Сразу отхлынули городские суета и шум, Надежда, казалось, перенеслась в позапрошлый век и совершенно не удивилась бы, если бы из проходного двора навстречу ей выбежал Родион Раскольников, придерживая топор под полой поношенного пальто.
Однако вместо Раскольникова из подворотни вышел мрачный рокер в усеянной заклепками кожаной куртке. Скользнув по Надежде угрюмым взглядом, рокер уселся на мощный мотоцикл и с ревом умчался вдаль.
Надежда взглянула на номер дома и свернула во двор.
Возле обитой железом двери она увидела звонок. Никакой, даже самой скромной таблички, извещающей посетителей, что за этой дверью находится редакция газеты, не было.
Видимо, "Петербургский вестник" избегал излишней популярности.
Надежда Николаевна нажала на кнопку звонка, и тут же прямо у нее над головой зазвучал усиленный микрофоном голос:
- К кому?
"Интересно, - подумала Надежда, - хамство и невоспитанность тоже усилены микрофоном?"
Вслух она сказала:
- К Борису Михайловичу Рязанскому.
На двери щелкнул замок, и она распахнулась.
Надежда вошла в дверь и оказалась в узком, плохо освещенном коридоре. Справа от входа в тесной прозрачной будочке сидел сутулый мужчина лет сорока с очень мрачным выражением на лице. Видимо, это и был обладатель хамоватого голоса в микрофоне, во всяком случае так же сухо и лаконично он сказал посетительнице:
- Третья дверь направо.
Надежда поблагодарила, прошла мимо будочки и постучала в ту самую третью дверь.
На ее стук никто не отозвался, а прислушавшись, она отчетливо расслышала доносящийся из кабинета крик:
- Ничего мы не будем публиковать! Нам эта "Кассандра" еще за прошлый месяц не заплатила! Они что там - не понимают, что такая статья - это самая натуральная реклама?.
А за рекламу платить надо, платить!
Толкнув дверь, Надежда решительно вошла в кабинет.
За просторным столом, заваленным толстыми пачками офисной бумаги, засаленными рукописями и пустыми пакетами из "Макдоналдса", сидел маленький, кругленький человечек с лысиной, окруженной кудрявой порослью, легкой и светлой, как пух одуванчика. На круглом и коротком носу криво сидели круглые же очки в металлической оправе. Человечек прижимал к уху телефонную трубку и слушал своего собеседника, выразительно вращая круглыми серыми глазами за стеклами очков.
Увидев Надежду, он свободной рукой указал ей на стул и снова закричал так, что люстра под потолком его кабинета жалобно зазвенела:
- А мне плевать! Мне глубоко плевать, что у нас с ними старые проверенные временем отношения! Мне сегодня за аренду платить надо!
Понимаешь - сегодня! Так что если "Кассандра" не погасит долги, то никакой статьи не будет! Все!
Человечек швырнул трубку, причем каким-то чудом она попала на свое законное место, а не на пол.
Затем он перевел дыхание и поднял глаза на женщину:
- Слушаю!
Не успела Надежда Николаевна открыть рот и заговорить, как дверь кабинета распахнулась, и в него ворвался широкоплечий и громоздкий, как двухстворчатый шкаф, мужчина, оснащенный пудовыми кулаками и горящим взором маленьких глубоко посаженных глаз.
- Ты, скотина рязанская! - завопил "шкаф" с порога. - Я твою лавочку разнесу, так что от нее только щепки полетят! Ты что, паразит мелкий, про меня в своем сортирном листке написал?
- Ты кто такой? - невозмутимо поинтересовался Борис Михайлович. - Пока я тебя не узнаю, мне не ясна причина твоего негодования.
- Ты меня не узнаешь? - завопил "шкаф", еще больше разъяряясь. - Да меня каждый малолетний пацан в этом городе в лицо знает!
Да меня каждая собака узнает! Да меня…
- Как ты видишь, - спокойно прервал посетителя Рязанский, - я уже давно не малолетний пацан и тем более не собака, так что " узнавать тебя вовсе не обязан.
- Ну ты даешь! - От удивления "шкаф" понизил голос. - Я же Слава Лямзин! Ты че, правда, что ли, меня не узнал или так выделываешься?
- Лямзин? - переспросил Борис Михайлович. - Фамилия известная! И чего же ты от меня хочешь, Слава Лямзин?
Надежда Николаевна с интересом уставилась на посетителя: притом, что она совершенно не интересовалась спортом, даже она слышала имя этого знаменитого боксера.
- И чего же ты от меня хочешь? - повторил редактор, насмешливо разглядывая спортсмена.
- Я от тебя хочу, чтобы ты свой помойный листок сожрал! - зарычал боксер, перегибаясь через письменный стол и намереваясь сгрести маленького редактора своей огромной ручищей.
Однако Рязанский с неожиданной ловкостью нырнул под стол и через секунду выскочил оттуда, сжимая в руке ребристый металлический предмет. Надежда Николаевна протерла глаза: в руке редактора была самая настоящая граната-"лимонка"! До сих пор ей приходилось видеть такое только в кино, однако в ее организме обнаружились рефлексы, прямо предназначенные для такого исключительного случая. Не успела она осознать, что происходит, как уже обнаружила себя сидящей на корточках в углу кабинета за потертым кожаным креслом.
- А ну пошел прочь из моего кабинета! - завопил редактор, подняв гранату над головой. - До трех считаю, потом брошу!
И тут Надежда из своего укрытия увидела удивительную метаморфозу, случившуюся с боксером. Его грубое лицо побелело. Лямзин попятился к дверям, в ужасе глядя на редактора и беззвучно шевеля губами. Добравшись до двери, он открыл ее и вылетел в коридор с истошным воплем:
- Псих! Ненормальный! Его в дурдом отправить надо!
Когда тяжелые шаги боксера стихли в конце коридора, Борис Михайлович выбрался из-за стола, закрыл дверь и повернулся к Надежде:
- У вас хорошая реакция. Вы, наверное, журналист? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым…
Надежда в ужасе не сводила глаз с гранаты, которую Рязанский держал в руке. Проследив за ее взглядом, редактор усмехнулся:
- Вылезайте, вылезайте! Граната учебная!
Специально для таких посетителей держу! Вы не представляете, как она их успокаивает!
Надежда, все еще с опаской поглядывая на гранату, выбралась из-за кресла и спросила:
- Чего он хотел?
- Лямзин-то? - Борис Михайлович усмехнулся. - Вы же слышали, он хотел, чтобы я съел свою газету…
- А почему? Откуда такое странное желание?
- Ну он ушел не попрощавшись и не объяснив до конца причины своего визита, однако я думаю, что Лямзину не понравилась моя статья в последнем номере. Я там высказался насчет того, что последнее время Лямзин находится не в самой лучшей форме и позволяет себе нарушения режима тренировок… Попросту выражаясь, каждый вечер напивается как свинья…
- А что, это действительно так? - поинтересовалась Надежда.
- Нет, все-таки вы не журналист… - Рязанский с сомнением посмотрел на нее. - Что значит - действительно так? Мне оплатили статью, я написал то, что хотел заказчик, а так это или не так - кому это интересно?
- Ну вы просто как киллер! - ужаснулась Надежда.
- Кстати, вы мне напомнили об одном неотложном деле, - озабоченно проговорил Борис Михайлович и нажал на кнопку селектора:
- Анатолий, зайди ко мне! Немедленно!
В коридоре снова послышались тяжелые шаги, и Надежда Николаевна испуганно подумала, что знаменитый боксер возвращается, чтобы закончить разговор. Однако вместо Лямзина на пороге кабинета появился тот самый охранник, который совсем недавно пропустил Надежду в офис.
Однако за прошедшие минуты внешность секьюрити разительно изменилась.
Его довольно-таки невыразительное и бесцветное лицо приобрело новые, весьма яркие краски. Под левым глазом охранника на глазах разрастался и багровел огромный синяк.
Надежда с необъяснимым злорадством представила, как этот синяк к завтрашнему дню станет лиловым, а еще через несколько дней начнет зеленеть и желтеть, и настроение у нее почемуто улучшилось.
- Ты почему, голубь, Лямзина пропустил? - спросил редактор с мягкой, отеческой интонацией, уставившись на вошедшего охранника.
- Так, Борис Михалыч, он же того… - Мужчина невольно потер разгорающийся синяк.
- Он, значит, того, а ты - не того? - передразнил его Рязанский. - А за что же я тебе, Толя, деньги плачу?
- Он же чемпион… - уныло протянул охранник. - Мне против него никак…
- Уволен, голубь! - ласково сообщил редактор. - До конца дня досидишь, и свободен!
Мне не нужны объяснения, мне нужна охрана!
Мужчина молча развернулся и вышел из кабинета.
Борис Михайлович потер маленькие ручки и повернулся к Надежде:
- Извините, работа. Так о чем вы хотели со мной поговорить? И, кстати, я не расслышал ваше имя.
- А я его и не успела назвать! - Надежда уселась на стул напротив редактора и представилась:
- Надежда Николаевна.
- И чем я вам, Надежда Николаевна, могу быть полезен?
- Я хотела поговорить с вами об одной вашей сотруднице - об Ирине Горностаевой.
- У меня нет такой сотрудницы, - отрезал Рязанский, мгновенно помрачнев.
- Может быть, я не правильно выразилась, - Надежда придвинулась ближе к столу, - она - ваша бывшая сотрудница.
Борис Михайлович помолчал, затем в упор уставился на свою собеседницу и спросил:
- И почему я должен обсуждать ее с вами?
- Вы не должны, конечно… - Надежда поймала его взгляд и вложила в свой голос максимум чувства и убедительности. - Но я очень прошу вас… Дело в том, что мой сын…
Он хочет жениться на этой.., на этой девице, а у меня просто ужасные предчувствия… Я понимаю, вы можете сказать, что почти каждая мать настороженно относится к будущей невестке, но поверьте, я - человек достаточно сдержанный, умею контролировать свои эмоции и стараюсь трезво оценивать людей…
- Знаете, что я вам скажу… - Борис Михайлович откинулся в кресле и с сочувствием взглянул на Надежду. - Уезжайте.
- Куда? - растерянно спросила она.
- В Австралию, в Новую Гвинею, на Мадагаскар… В общем, чем дальше, тем лучше.
- Что за странный совет?
- Если Ирина Горностаева по какой-то причине положила глаз на вашего сына - вы ничего не сможете сделать… - Редактор тяжело вздохнул. - Я - тоже человек сдержанный и довольно решительный…
- Я успела это заметить, - с уважением вставила Надежда, - как вы разделались с боксером!
- Но я не выстоял против этой.., этой девицы и одного раунда. Вот послушайте про то, как Ирина Горностаева делала карьеру… Она появилась в нашем городе два года назад.
Скромная с виду провинциальная журналисточка… Она ведь родом из Заборска, вы знали?
Надежда молча кивнула, не перебивая собеседника.
- У меня как раз ушла одна сотрудница, родила ребенка. Ну я и взял Горностаеву. С испытательным сроком, конечно. Но ей этого испытательного срока вполне хватило…
Рязанский немного помолчал.
- Она писала небольшие заметочки для заполнения пустых мест в номере. Допустим, освещала седьмой конгресс производителей валяной обуви или четвертый всероссийский фестиваль сухариков к пиву. Это - еще в самом лучшем случае. В общем, кое-как держалась на плаву. С виду она была такой тихой, такой скромной - мухи не обидит! Никто не ожидал от нее подвоха. Но на самом деле она мечтала сделать карьеру - любой ценой…
И тут ей подвернулась скандальная история в одной школе…
Надежда замерла, как кот над мышиной норкой, боясь пропустить хоть одно слово. Редактор выдержал небольшую паузу и продолжил:
- Директора школы обвиняли в сексуальных домогательствах. Нафантазировала избалованная девчонка, дочь богатых родителей, ее папаша забил во все колокола… Я, как назло, отсутствовал… Может у человека быть хоть неделя отпуска раз в три года?
Надежда Николаевна сочувственно кивнула, но Рязанский энергично мотнул головой:
- Как выяснилось, нет, не может. Эта стервочка Горностаева воспользовалась моим отсутствием. Она написала большую скандальную статью и провернула целую операцию, чтобы протолкнуть ее в номер. Одного репортера подпоила, чтобы он не успел закончить срочный материал, для которого была зарезервирована полоса, ответственному выпускающему задурила голову, так что тот пропустил на освободившееся место ее статью, почти не читая…
Надо сказать, что стиль у девчонки есть… Определенно есть! - Борис Михайлович поморщился, как будто проглотил что-то очень горькое. - И стиль, и хватка… Только вот ответственности ни на грош! Вернувшись из отпуска, я еле сумел разгрести созданную ей ситуацию.
Еле сумел спасти газету. Ведь такие материалы нельзя публиковать до решения суда…
Редактор еще немного помолчал.
- Самое главное, что и мне, и даже ей самой было понятно, что в статье нет ни слова правды. Вы, наверное, думаете, что нам это совершенно все равно - журналисты, пираньи, акулы пера, бросаемся на кровь… Так вот ей - действительно все равно, а я, когда увидел того человека, почувствовал что-то такое…
Ведь на самом деле она жизнь человеку сломала! Короче, она этой статьей сделала себе имя и тут же перешла в другую газету, гораздо крупнее. Ее взяли в "Балтийские ведомости"…
Перешла со скандалом… Так что очень вам советую - уезжайте. На Мадагаскар, в Бразилию, в Эфиопию, хоть в Антарктиду - только подальше от нее.
- Спасибо, Борис Михайлович, - Надежда решительно поднялась, - вы мне очень, очень помогли! Я подозревала что-то в этом духе, но вы окончательно открыли мне глаза!
Выходя из редакционного офиса, она невольно покосилась на пригорюнившегося охранника.
Синяк у него под глазом начал медленно лиловеть.
* * *
"Вот, значит, как, - думала Надежда, - торопливо шагая по мокрому асфальту, - вот, значит, как было дело… Настырная журналисточка решила сделать карьеру во что бы то ни стало. Тут как раз подвернулся, как она думала, очень удобный случай. Громкое дело, директор школы чуть не изнасиловал ученицу в собственном кабинете. Таким образом она решила раздуть дело, поскольку хотела прославиться, выехать на скандальном материале. У всех есть дети, у многих - дочери школьного возраста, эта тема всем близка, всех волнует. Статья получилась хлесткая, родители завелись не на шутку, если под окнами школы митинги устраивали и детей забирали…"
Тут Надежда с ходу вступила в глубокую лужу. Холодная вода ее несколько отрезвила, и она заметила, что давно идет дождь и что встречные прохожие как-то странно смотрят на нее из-под зонтов.
Надежда применила свой испытанный прием, то есть взглянула на себя со стороны чужими глазами. Чтобы произвести серьезное впечатление на редактора газеты. Надежда оделась сегодня с утра в темно-синий брючный костюм.
Костюм этот был сугубо деловой, и Алка злопыхала, что в нем Надежда напоминает ей депутата горсовета.
И вот Надежда увидела, как приличная женщина средних, скажем так, лет, шагает прямо по лужам, без зонтика, размахивает руками и шевелит губами, рассказывая, надо думать, самой себе что-то очень-очень интересное. Ужасное зрелище! И костюма жалко.
Она завернула в первое попавшееся кафе и села за столик. Пока принесли кофе, успела успокоиться и заставила себя рассуждать здраво.
Если бы не статья, директор школы сумел бы, что называется, отбиться. В самом деле, они с девчонкой были в кабинете один на один. То есть перед следствием получалось ее слово против его. Конечно, существовала возможность того, что другие девчонки, поддавшись на провокацию, тоже начнут наговаривать на директора. Был такой старый французский фильм, вспомнила Надежда, там девочка была влюблена в красавца-учителя, и он слишком сурово ей выговаривал за это. Тогда она решила отомстить, и выдумала, что он к ней приставал. Точно так же выскочила из кабинета, разорвав платье, и пожаловалась матери.
Родители девочки тоже оказались богатыми и влиятельными людьми, они нажали на все педали, и учителя посадили даже до суда, потому что две другие девчонки вдруг тоже сделали заявление о том, что учитель к ним приставал.
На суде выяснилось, что одна из них покрывала своего парня, а вторая просто решила прославиться за компанию с остальными.
В случае же с Сергеем Ивановичем, соображала Надежда, не спеша прихлебывая кофе, коллектив учителей стоял бы насмерть, то есть на следствии никто не сказал про него ни одного худого слова. Да и ученики, судя по всему, не стали бы наговаривать. Дети всегда чувствуют, как к ним относятся. И если Алка говорит, что директор школы был приличный, спокойный и деловой мужчина, то вряд ли дети захотели бы его хором топить. Тем более, по словам завуча Ларисы Павловны, девчонка, что его обвинила, была вовсе не ангел. То есть порядочная стерва, стало быть, подружки не стали бы ей помогать. Ведь не побоялась же одна девочка ее крутого папаши и рассказала на следствии, как девчонка сама ей призналась, что наврала.