* * *
На следующий день меня вызвали к следователю к двум часам дня. Минут сорок я провела у кабинета и к приходу следователя - сутулого немолодого мужика с тусклыми глазами - совершенно озверела. Разговора у нас с ним не получилось, то есть у него со мной, потому что я ему и двух слов сказать не хотела. Но хамить не стала, просто отвечала односложно: "Не видела, не знаю".
Тем не менее допрос занял часа полтора, потому что он очень долго писал. Единственное, что мне удалось выяснить, - то, что личность убитого рыжего типа они установили. Им оказался криминальный элемент.
В кармане у него не было никаких документов, это я помню по вчерашнему дню, а была только связка отмычек, как сказал следователь. Поэтому он перестал задавать мне дурацкий вопрос, не теряла ли я ключи. В кабинете было душно, накурено и как-то серо.
Когда следователь наконец отпустил меня, я решила немного прогуляться, потому что голова болела невыносимо.
Купив в ларьке у метро шоколадно-вафельный торт, я добрела до дому и позвонила в дверь Тамариной квартиры. Теперь придется пить чай. Не могу же я так просто уйти, не поблагодарив ее за то, что она полдня просидела с Лешкой.
У Тамары были гости, вернее, одна гостья - ее племянница Надежда. До этого я видела ее несколько раз на лестнице, она довольно часто навещала свою одинокую тетку. Тамара Васильевна рассказывала, что работала Надежда в НИИ, дела там сейчас идут неважно, зарплату дают неаккуратно, да и какая это зарплата? Муж Надежды - человек, конечно, очень славный, но есть у него один пунктик: ни за что не разрешает ей подрабатывать. И то верно: никакой профессии, кроме инженерской, у нее нет, а в таком возрасте - под пятьдесят - куда можно пойти, кроме как в ларек? А насчет ларька муж запретил Надежде даже и думать. Дочь ее живет в Северодвинске, замужем там за моряком, поэтому у самой Надежды денег мало, но зато свободного времени много, вот она и навещает тетку, не дает скучать.
Сейчас они сидели на кухне и разговаривали, а Лешка в комнате смотрел мультфильмы. От вида уютной кухни, стола, покрытого клетчатой скатертью и синих с золотом парадных Тамариных чашек мне стало легче.
Они обе встретили меня очень приветливо, усадили пить чай с вишневым вареньем. Так что мой торт пришелся очень кстати. И я рассказала вдруг и про вчерашнего хамского капитана Ваню, и про сегодняшнего следователя. Тамара Васильевна посочувствовала мне и пошла в комнату смотреть свой любимый сериал. А мы с Надеждой налили еще по чашечке ароматного чаю с мелиссой и уселись поудобнее.
- Маша, а что вы сами-то об этом думаете? - спросила она, внимательно глядя мне в глаза.
- Все это очень странно. Есть у меня в доме одна вещь, которую можно украсть.
Вещь старинная… Но ее-то как раз и не взяли, хотя могли. Если муж послал того рыжего, чтобы он ее забрал…
- Но ведь это очень рискованно, - перебила меня Надежда, - не полный же дурак ваш бывший муж.
- Раз оказался подлецом, почему не может быть дураком! - резко сказала я. - Про него теперь я во что хочешь поверю.
- Допустим, - осторожно сказала Надежда, - допустим, что тот рыжий как-то связан с вашим мужем и перстнем. Вы уж меня, Маша, извините, - пояснила она, - но ваш сын нам про перстень рассказывал, бормотал, что такое интересное кольцо…
- Час от часу не легче! - простонала я. - Одни неприятности с этим перстнем!
- Не беспокойтесь. Он ребенок, не понимает еще. Здесь в доме он ни с кем не общается, а тетка моя не из болтливых, вы же знаете. Так вот, я продолжаю. Если рыжий влез к вам за перстнем, то кто же был тот второй человек, который был у вас до него? Что он искал и почему не взял перстень?
- Он вообще ничего не взял, - пробормотала я, - у меня абсолютно ничего не пропало. Его спугнули, что ли?
- Его спугнул этот рыжий, с наколкой.
Но до этого он успел обшарить вашу квартиру, причем искал, как вы говорите, что-то бумажное, если рылся в книгах, старых газетах и открытках. И это что-то для него очень важно, раз он решился ради этого человека убить. Не было никакой драки, а было хладнокровное убийство.
- Почему вы так решили? - недоверчиво спросила я.
- Как вы говорите, убитый лежал?
Я встала и показала ей, ведь наши с Тамарой квартиры были одинаковыми.
- Вот видите, убийца услышал, что кто-то открывает дверь. Спрятался вот тут, за углом, а потом сразу нанес удар вошедшему человеку. Вы же сами говорили, что в прихожей никакого беспорядка, все как было.
А если бы в таком маленьком помещении дрались двое здоровых мужчин, как бы выглядела ваша прихожая?
- Пожалуй, вы правы, - неохотно признала я, - но тогда, значит, мне повезло.
Потому что если бы не рыжий, то я бы вошла в квартиру и получила бы удар ножом.
- Думаю, вас бы он увидел в окно, - успокоила меня Надежда, - а рыжего он не знал, вот и пропустил.
Я перевела дух и рассказала ей про ключи.
- Понимаете, четыре ключа, а у меня на связке всего три, четвертый я выбросила за ненадобностью. И у бывшего мужа тоже было три.
- Очень интересно! - оживилась Надежда. - А вы раньше не давали ключи соседям или родственникам?
- В том-то и дело! У мамы ключей от моей квартиры нет, а у свекрови они были.
Висели на гвоздике в прихожей возле счетчика. Но я на них думать не могу. Свекровь пожилая, муж у нее сейчас вообще на улицу не выходит. Живут они в старой квартире на улице Марата очень уединенно, к ним редко кто заходит.
- Раз ключи на гвоздике висели, кто угодно мог зайти и копию сделать! - упрямо сказала Надежда.
- Но зачем? Зачем кому-то мои ключи?
- Вы уверены, что ничего не пропало?
- Абсолютно, - твердо ответила я. - Ну ладно, нам уже пора.
- Машенька, - в кухню вошла Тамара Васильевна, - все собираюсь тебе отдать.
Спасибо большое, узор я сняла. - Она протянула мне альбом с красивой вышивкой на обложке, увидев которую, Надежда сделала стойку.
- Какая работа! Кто же это вышивал?
- Родственница моего бывшего мужа, старушка славная. Умерла несколько лет назад. Я взяла этот альбом на память.
- А можно мне посмотреть? - Надежда протянула руку к альбому. - Обожаю старые фотографии, на них все такое красивое…
Я подсела к ней и раскрыла альбом.
- Вот она сама, баба Варя, в молодости - просто красавица!
- Да, очень хорошенькая… А это что за костюм - маскарадный, что ли?
- Она ведь была цирковой актрисой - знаете, велосипеды есть такие одноколесные, и еще по канату, кажется, ходила… Так странно было видеть ее глубокой старухой…
- Очень интересно. А это кто?
- Это - известный укротитель тигров Кульчинский. В то время известный. Сейчас его уже никто не помнит. Она говорила, что у них был роман.
- Ну надо же… - Надежда перевернула страницу. - А это кто?
- Да я и не помню. Кажется, фокусник, и вот она с ним рядом, смотрите, какая шляпка смешная! И на этой странице тоже она, в цирке, за кулисами.
Везде были фотографии бабы Вари, от страницы к странице она старела. Рядом с ней были разные мужчины, как правило - довольно интересные, многие - явно цирковые артисты. Фотографии подходили к концу, альбом был заполнен только наполовину. Характер их постепенно менялся: если на первых страницах были расположены красивые, чуть коричневатые, изящно отретушированные снимки на плотных матовых карточках, то дальнейшие фото становились все более невыразительными и простыми.
Но все фотографии объединяли две черты: во-первых, все они были достаточно старыми - самой новой из них было не меньше тридцати лет, и, во-вторых, на всех этих фотографиях люди позировали. Они знали, что их фотографируют, готовились к снимку заранее, старались выглядеть лучше и интереснее. Но в самом конце нам попалась карточка, которая сразу выбилась из общего ряда.
Я задержалась на этом снимке и, покосившись на Надежду, увидела, что она тоже пристально его рассматривает. На этом снимке была женщина, но она не позировала. Нет уж, что-что, а она точно не позировала. Женщина на фотографии кричала, лицо ее было искажено ужасом.
- А это кто? - изумилась Надежда, но я пожала плечами.
- Понятия не имею. Мне кажется, что эту фотографию я никогда раньше не видела. Она настолько непохожа на все остальные, что я бы ее обязательно запомнила.
Когда баба Варя показывала мне этот альбом, этого снимка не было.
- Начать с того, что она цветная, - вставила Надежда, - а все остальные сделаны в такие времена, когда цветной фотографии не было и в помине. Судя по костюмам, - Надежда смотрела на фотографию с все большим интересом, - в этом альбоме нет ничего, относящегося не только к девяностым, но и к восьмидесятым годам. Пожалуй, даже к семидесятым. Самое позднее, что я здесь вижу, если не ошибаюсь, конечно, - это конец шестидесятых. Очевидно, баба Варя с тех пор перестала фотографироваться: ей стало грустно смотреть на свое стареющее лицо. А эта фотография выбивается из всех остальных. Тем более вы говорите, что никогда не видели ее прежде.
А когда вы вообще в последний раз рассматривали этот альбом?
- Давно, больше пяти лет назад, когда баба Варя была еще жива. Мы смотрели альбом вместе с ней, и она рассказывала мне о каждом снимке. Потом она умерла, а позже, когда мы переезжали, я попросила у свекрови альбом на память. Она отдала мне его спокойно, потому что никакой ценности для их семьи он не представлял: родных там никого, кроме самой бабы Вари…
- Какая странная фотография, - задумчиво проговорила Надежда, - поглядим-ка мы на нее получше.
Она осторожно вынула фотографию из косых прорезей альбома и поднесла поближе к свету. Действительно, все здесь было странно. Женщина на фото была снята в высоком окне почти в полный рост, потому что подоконник был очень низкий, и она открывала рот, как будто хотела крикнуть - и не могла… Или кричала, а ее никто не слышал. И за ее плечом я разглядела еще одно плечо и руку - мужскую, были видны рукав пиджака и белая манжета рубашки.
И эта рука вызывала еще большее беспокойство, чем лицо женщины.
Я указала Надежда на мужской рукав, она кивнула, как видно, мысли наши шли в одинаковом направлении.
- Слушай, - она от волнения стала обращаться ко мне на "ты", - этот мужчина у нее за спиной, ведь это же убийца! Она стоит в очень неустойчивой позе, он толкает ее в плечо, и секундой позже она вылетает в окно - видишь, ей уже не за что схватиться руками, а наклон тела такой, что на ногах не устоять. Эта фотография самого настоящего убийства.
Я похолодела. Мало мне бесконечных неприятностей, мало трупа в собственной квартире, так вот еще - в старом безопасном уютном семейном альбоме нахожу тайну чужой смерти! Чушь какая.
- Почему вы думаете, что это именно настоящее убийство, а не кадр из фильма, допустим? - агрессивно спросила я Надежду.
- А как этот кадр попал в альбом? - не менее агрессивно возразила она мне. - Вполне современная фотография, совершенно не потрепанная, новая, в общем.
- Я не могу объяснить, как этот кадр попал в альбом, а вы можете объяснить, как сюда попала фотография убийства? И, вы меня простите, Надежда Николаевна, какое мне до этого дело? Я никогда не видела женщину на снимке, да и время прошло с тех пор, как снимок сделан, потому что альбом все это время лежал у меня в квартире на антресолях, все пять лет, что мы тут живем.
Как положила я его туда, так и не доставала.
Только в прошлом месяце по просьбе Тамары Васильевны принесла ей показать.
- Но ваш муж мог…
- Я вас умоляю! - отмахнулась я от такого глупого предположения Надежды - Чтобы муж полез на антресоли? Это исключено!
- Тогда сделаем допущение, что снимок уже был в альбоме, когда вы привезли его на эту квартиру, - оживилась Надежда. - Стало быть, прошло пять лет.
А теперь слушай внимательно и не перебивай. Ты говорила, что кто-то обшарил твою квартиру, рылся, в основном, в книгах, бумагах и старых журналах. И что ничего не пропало, то есть он не нашел то, что искал.
А искал тот человек настолько целенаправленно, что хладнокровно убил второго человека - того, кто помешал его поискам.
Из этого делаем вывод, что вещи, которую он искал, в доме не было, но она должна была там быть. То есть не было ее временно. А чего у тебя не было временно? Вот этого альбома. Может, его-то и искали так упорно?
- На фига ему старый альбом? - Я так устала, что забыла о приличиях.
- В данном случае мне кажется, что дело именно в той самой фотографии, явно неуместной в этом альбоме.
Тут я заметила, что глаза у Надежды Николаевны слишком ярко блестят и голос приобрел молодую звонкость.
- Если узнать, кому нужна эта фотография, то можно узнать, кто ее искал и кто убил того рыжего в твоей квартире, - почти мечтательно произнесла она.
Я закусила губу, чтобы не сказать вслух, что за каким чертом, собственно, ей-то. Надежде, это все надо, и не слишком ли много допущений? Ведь сама фотография ничего не доказывает - просто квадратик бумаги…
Но эта женщина явно умела читать чужие мысли. Во всяком случае, со мной это у нее получалось.
- Мария, не смотри так недоверчиво, - сердито сказала она, - я тебе в матери гожусь. У тебя на лице написано, что я старая идиотка, начиталась детективов и на этой почве у меня слегка поехала крыша. Проще говоря, я все это высосала из пальца.
Я покраснела, но она предпочла этого не заметить.
- Тогда переходим к фактам. Бесспорный факт один - труп в твоей квартире.
Поскольку ты его не убивала, это сделал кто-то другой. Если мы узнаем, почему, то узнаем, и кто.
- Вы говорите - мы?
- Ну да, ты что, не хочешь, чтобы тебе помогали? Ну как знаешь, - обиделась Надежда.
Я опомнилась и поняла, что веду себя по-свински. Не так много у меня осталось друзей, чтобы отмахиваться от помощи.
- Право, не знаю, - промямлила я, - все это так сложно и неожиданно. Вы уверены, что это не пустая трата времени?
- Там посмотрим, - с энтузиазмом ответила Надежда. - Приступаем к делу. Первое, что мне хотелось бы уточнить, - это когда фотография могла попасть в альбом. - Надежда еще раз внимательно осмотрела снимок. - Фото сделано на фирменной "кодаковской" бумаге - здесь на обратной стороне можно прочитать название. Фирменные пункты печати "Кодак" почти на каждом углу, так что бумага нам ничего не даст.
- Когда баба Варя показывала мне альбом, этой фотографии там точно не было.
После ее смерти я выпросила альбом на память, но не сразу, а потом, когда мы переезжали. При переезде, сами понимаете, все вещи были в полном беспорядке, и, как мне помнится, альбом лежал какое-то время в коридоре в старой квартире на телефонном столике. Я забрала его позже, уже после переезда. Так что в это время кто угодно мог положить ее в альбом, потому что тогда еще народ в ту квартиру на Марата ходил. Другой вопрос - зачем он стал бы класть в наш альбом свою фотографию?
- Зачем? - переспросила Надежда. - Чтобы ее спрятать. Конечно, лучше прятать современную цветную фотографию среди ей подобных, иначе она слишком бросается в глаза. Но возможно, у того, кто ее спрятал, не было выбора, он очень торопился, возможно, ему угрожала опасность. Но это уже из области чистых предположений.
Значит, пять лет назад в альбом могла попасть подозрительная фотография, и с тех пор, как ты утверждаешь, альбом никто не открывал.
- Совершенно верно.
Надежда еще раз внимательно рассмотрела фотографию.
- А ну глянь-ка, тут на подоконнике какой-то цветок. Теть Тома, где у тебя лупа? - крикнула она в комнату.
Тамара Васильевна безропотно явилась на кухню, выдвинула ящик кухонного стола и нашла среди груды бесполезных мелочей, накапливающихся в каждом доме, большую лупу в металлической оправе. Надежда вооружилась лупой и через несколько минут напряженного разглядывания произнесла:
- Вижу, что кактус, а какой именно - не могу понять. Но все равно. Позвоню Сене Гурковскому, он большой специалист по кактусам, все про них знает.
- И зачем вам знать про кактус? - невежливо поинтересовалась я, потому что все Надеждины манипуляции вызывали у меня недоверие.
- Затем, что раз уж мы приняли как гипотезу, что все, что изображено на фотографии, - правда, - терпеливо начала Надежда, - то хорошо бы узнать для начала, кто такая эта женщина. Умерла ли она или спаслась. Окно на снимке самое обычное.
Без особых примет, могу сказать только, что оно находится в доме, построенном лет сто назад. А кактус - все же какая-то индивидуальная черта…
Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда тут же набрала номер телефона своего знакомого специалиста по кактусам. Но тут нас постигло разочарование: Надежда не общалась с Гурковским около года, и оказалось, что судьба его сделала за это время крутой поворот: все семейство уехало на постоянное жительство в США.
- Ничего страшного, - не унывала Надежда, - придется обращаться в городской клуб, уж там наверняка помогут.