- На это существует много ответов, - сказал он. - Но все они сводятся к одному. Закон - это граждане страны. В Америке мы еще не добились, чтобы это понимали все. Для нас закон - это враг. Мы нация копоненавистников.
- Чтобы изменить сие, потребуется много труда, - заметил я. - С обеих сторон.
- Да, вы правы, - согласился он. - Но ведь кто-то должен начать. Благодарю вас за то, что пришли.
Выходя из кабинета Эндикота, в дверях я столкнулся с секретаршей, державшей толстую папку в руках.
Глава 30
Бритье и второй завтрак привели меня в сравнительно приличное состояние. Я поднялся в свою контору и вдохнул спертый воздух с запахом пыли. Открыв окно и впустив в комнату приятный аромат свежесваренного кофе из соседнего магазина, я сел за стол, набил трубку, раскурил ее и огляделся, откинувшись на спинку кресла.
- Хелло! - сказал я.
Обращался я к обстановке конторы: к трем зеленым ящикам с картотекой, к старому потертому ковру и креслу для клиентов да к люстре на потолке, на которой уже полгода лежат три высохших мотылька. Я беседовал с дверью из матового стекла, с темной мебелью, с подставкой для ручек на столе и с усталым-усталым телефоном. Я разговаривал с аллигатором, старым аллигатором по фамилии Марлоу, частным детективом в нашем маленьком процветающем сообществе. Не самым умным парнем в мире, зато дешевым. Он начал дело бедняком и кончит его таким же бедняком.
Я достал из ящика и поставил на стол бутылку "Олд Форестера", в которой оставалось почти треть. Да, "Олд Форестер". Кто подарил тебе эту бутылку с зеленой этикеткой, дружище? Уж конечно, не твой собрат по ремеслу. Наверное, какой-нибудь клиент. Когда-то у меня были клиенты.
И я снова вспомнил Орфамей. Возможно, мои мысли телепатически передались ей, потому что тут же зазвонил телефон и в трубке раздался ее голосок, звучавший, как при нашем первом разговоре.
- Я говорю из телефонной будки, - сообщила она. - Если вы один, я поднимусь.
- Валяйте.
- Вы, вероятно, сердитесь на меня?
- Ни на кого я не сержусь. Просто устал.
- Нет, сердитесь, - возразила она. - Но я все равно зайду к вам.
Она повесила трубку. Я откупорил бутылку, понюхал виски и передернулся. Все ясно. Если запах виски так действует на меня, значит, я измотался до предела.
Я убрал бутылку и встал, чтобы встретить Орфамей. Вскоре я услышал ее шаги в коридоре. Я узнал бы эти мелкие шажки из тысячи. Я открыл дверь, и она робко подошла ко мне.
Все исчезло: раскосые очки, новая прическа, шляпка, запах духов и прочие кокетливые уловки. Не было ни помады, ни украшений - ничего. Она выглядела так же, как в первое утро, - тот же строгий коричневый костюм, очки без оправы, квадратная сумка и та же улыбочка.
- Я еду домой, - объявила она.
Орфамей проследовала за мной в кабинет и с чопорным видом уселась в кресле. Я тоже сел и посмотрел на нее.
- Значит, назад, в Манхэттен, - сказал я. - Странно, что вас отпустили.
- Мне пора возвращаться. - Она поправила очки. - Я отвыкла от этих очков. Раскосые лучше, но доктору Пугсмиту они не понравятся.
Орфамей поставила сумку на стол и стала водить по нему пальцем. Все было точно так же, как во время нашей первой встречи.
- Не могу вспомнить, вернул я вам двадцать долларов или нет, - сказал я. - Мы столько раз перебрасывались ими, что я уже не помню.
- О, возвратили, - ответила она. - Благодарю вас.
- Вы уверены?
- Что касается денег, я никогда не забываю. А с вами все в порядке? Вам здорово от них досталось?
- От полиции? Да нет.
Она немного удивилась. Глаза ее как-то странно сверкнули.
- Вы, наверное, ужасно храбрый, - нерешительно произнесла она.
- Мне просто везет.
Я взял со стола карандаш и потрогал его кончик: он был достаточно острый, но я не собирался им писать. Вместо этого я нагнулся над столом, подцепил карандашом ремешок сумки и подтянул ее к себе.
- Не трогайте ее. - Она протянула руку за сумкой.
Я усмехнулся и отодвинул сумку подальше от нее.
- Очень миленькая сумка, - сыронизировал я. - Подходит вам.
Орфамей откинулась на спинку кресла и улыбнулась, однако в глубине ее глаз таилось смутное беспокойство.
- Вы находите меня милой, Филип? По-моему, я самая заурядная.
- Я бы не сказал.
- Правда?
- Конечно. Я считаю вас одной из самых необычных девушек, которых мне довелось встречать.
Я поставил сумку на край стола. Орфамей со смятением взглянула на нее, но тут же перевела свой взгляд на меня, продолжая улыбаться.
- Держу пари, что вы знали ужасно много девушек. Почему… - Она опустила глаза и снова стала чертить пальцем по столу. - …Почему вы не женаты?
Я подумал о том, как много существует ответов на этот вопрос, и вспомнил всех женщин, которых любил. Нет, не всех, а некоторых из них.
- Допустим, у меня есть ответ на ваш вопрос, - размеренно произнес я. - Но он мне покажется весьма банальным. На некоторых женщинах мне бы хотелось жениться, но у меня не было того, в чем они нуждались. На других не надо было жениться, я просто соблазнял их.
Орфамей покраснела до корней своих мышиных волос.
- Вы иногда говорите ужасные вещи.
- Это случалось с самыми милыми женщинами. То, о чем я говорил.
- Прошу вас, замолчите. - Она посмотрела на стол, затем не торопясь проговорила: - Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о том, что случилось с Оррином. Я не знаю, как отнестись к этому.
- При нашей первой встрече я сказал вам, что он, вероятно, сошел с рельсов. Помните?
Орфамей кивнула.
- Виновата в этом неподходящая семейная обстановка, - продолжал я. - Видимо, у вашего брата было сильно развито чувство собственного превосходства, а жил он в семье, где подавлялись желания и воля. Это я понял с ваших слов. Не стану вдаваться в психологический анализ, но мне казалось, что ваш брат может пойти очень далеко, если вступит на преступный путь. Кроме всего прочего, в вашей семье все крайне нуждались в деньгах, все, кроме одного ее члена.
Она улыбнулась. Меня позабавило, что она подумала, будто я имею в виду ее.
- Хочу задать вам один вопрос, - сказал я. - Ваш отец был вторично женат?
- Да, - снова кивнула она.
- Тогда все ясно. У Лейлы была другая мать. Это меня вполне устраивает. Скажите мне еще кое-что. В конце концов, я работал для вас за очень низкий гонорар.
- Вам заплатили, - резко заметила она. - И очень хорошо заплатили. Вы получили деньги от Лейлы. И не ждите, что я назову ее Мэвис Уэльд.
- Вы не знаете, заплатили мне или нет.
Наступила длинная пауза. Ее взгляд снова метнулся к сумочке.
- …Так или иначе вам заплатили.
- Ладно, оставим это. Почему вы мне сразу не сказали, что Мэвис Уэльд ваша сестра?
- Мне было стыдно. И мама и я стыдимся такого родства.
- А Оррин не стыдился?
- Оррин?
Опять небольшая пауза и взгляд в сторону сумки. Меня это заинтриговало.
- Ну, он долго жил здесь и привык ко всему. - Сниматься в кино не позорно.
- Дело не в этом… - поспешно начала она, и в глубине ее глаз что-то блеснуло, но тотчас же исчезло.
Я раскурил трубку. Я слишком устал и не мог выказывать эмоции, даже если они и были у меня.
- Знаю. Или, во всяком случае, догадываюсь. Каким образом удалось Оррину выведать о Стилгрейве такие вещи, что даже копам было не под силу найти?
- Не имею понятия, - медленно ответила Орфамей, осторожно подбирая слова. - Может быть, от доктора Лагарди.
- О, конечно, - широко улыбнулся я, - они ведь старые друзья. Общий интерес к колющему оружию.
Орфамей внимательно смотрела на меня. Ее лицо стало казаться изможденным и неприятным.
- Когда вы так говорите, то просто отвратительны, - заметила она.
- Очень жаль, - ответил я. - Если бы все оставили меня в покое, у меня был бы чудесный характер.
Я подвинул к себе ее сумку и стал неторопливо открывать.
- Милая сумочка.
Орфамей вскочила и попыталась вырвать ее из моих рук.
- Отдайте!
Я уставился ей в глаза.
- Вы собрались вернуться в Манхэттен, штат Канзас, верно? Уже купили билет?
Она медленно села и сжала губы.
- О'кей, я не собираюсь задерживать вас, - продолжал я. - Меня только интересует, много ли денег вы выжали?
Орфамей заплакала. Я открыл сумку и просмотрел ее содержимое. Ничего существенного там не было, пока я не добрался до отделения на "молнии". Оттуда я извлек пачку новеньких банкнот и пересчитал их. Десять сотенных - ровно тысяча. Неплохая сумма на дорожные расходы.
Наклонившись, я постучал ребром пачки о стол. Орфамей сидела, молча, глядя на меня мокрыми глазами. Я достал из сумки платок и перебросил ей. Она вытерла слезы, не спуская с меня глаз. Один раз приглушенно всхлипнула.
- Эти деньги дала мне Лейла, - сказала она.
- Каким крючком вы их вытащили у нее?
Она раскрыла рот.
- Ладно. - Бросил я деньги в сумку и оттолкнул ее к девушке. - Полагаю, вы с Оррионом относитесь к разряду людей, способных убедить себя в правильности любых своих действий. Он шантажировал родную сестру, а потом, когда пара мелких мошенников проведала про его рэкет и обобрала его, Оррин выследил их и заколол в шею ударом ножа для колки льда. Вероятно, этот поступок не помешал ему крепко спать в ту ночь. Вы с ним сделаны из одного теста. Эти деньги вы получили не от Лейлы, а от Стилгрейва. Спрашивается, за что?
- Вы мерзавец, - вымолвила Орфамей. - Вы подлый негодяй. Как вы смеете говорить мне такие вещи?
- Кто уведомил полицию, что доктор Лагарди был знаком с Клаузеном? Лагарди был уверен, что это сделал я, но я-то этого не делал. Значит, вы. Зачем? Чтобы выкурить из убежища своего братца, не желавшего, чтобы вы вмешивались в его рэкет, о котором вы прекрасно знали. Хотелось бы мне почитать письма, которые он писал домой! Держу пари, что они очень содержательны. Я ясно представляю себе, как ваш Оррин разрабатывает это дело. Он выслеживает сестру и наконец ловит ее в кадр вместе со Стилгрейвом, а на заднем плане добрый доктор Лагарди поджидает свою долю в добыче. Зачем вы наняли меня?
- Я почти ничего не знала, - спокойно ответила Орфамей.
Она вытерла платком глаза, убрала его в сумку и собралась уходить.
- Оррин никогда не упоминал в письмах имен. Я даже не знала, что он лишился этих снимков. Мне было известно только, что он их сделал и что они представляют большую ценность. И я приехала, чтобы проверить.
- Что проверить?
- Что Оррин не обманывает меня. Иногда он был способен на подлые поступки. Он мог забрать все деньги себе.
- Зачем он звонил вам позавчера?
- Он был испуган, ведь доктор Лагарди был недоволен им. Снимков у Оррина уже не было, они находились у кого-то другого. У кого именно, он точно не знал.
- Снимки были у меня, - сказал я. - Они и сейчас лежат в моем сейфе.
Орфамей медленно повернула голову и взглянула на сейф, задумчиво водя пальцем по губам. Потом снова повернулась ко мне.
- Я вам не верю, - проговорила она, наблюдая за мной, как кошка за мышью.
- Как вы смотрите на то, чтобы поделить со мной эту тысячу? Тогда я возвращу вам фотографии.
Она стала обдумывать предложение.
- Вряд ли стоит отдавать столько денег за вещь, которая фактически вам не принадлежит, - улыбаясь ответила она. - Прошу вас, Филип, возвратите их мне. Я должна вернуть их Лейле.
- За какую цену?
Орфамей нахмурилась и приняла обиженный вид.
- Лейла, правда, теперь моя клиентка, - сказал я, - но надуть ее за хорошую цену было бы неплохо.
- Я не верю, что снимки у вас.
- О'кей.
Я встал и подошел к сейфу. Через полминуты я высыпал на стол из конверта снимки с негативом - поближе к себе. Орфамей стала вглядываться в них.
Я собрал их и, держа в руке, показал ей снимок. Она протянула к нему руку, но я быстро отвел свою.
- Я не успела разглядеть, - пожаловалась она.
- Более близкое изучение стоит денег, - заявил я.
- Вот уж не думала, что вы окажетесь мошенником.
Я промолчал и снова разжег трубку.
- Я могу устроить так, что вам придется отдать их полиции, - пригрозила она.
- Попробуйте. Неожиданно она быстро заговорила:
- Я не могу дать вам эти деньги, правда, не могу. Нам с мамой предстоит оплатить еще счета отца, а потом дом нуждается в ремонте и…
- За что вы получили эту тысячу от Стилгрейва?
Она замерла с открытым ртом, вид у нее был безобразный. Но, моментально взяв себя в руки, она крепко сжала губы - передо мной снова было маленькое непроницаемое личико.
- Вы знали всего лишь одну вещь, какая могла заинтересовать его, - проговорил я. - Это место пребывания Оррина. За эту информацию Стилгрейв сразу бы выложил тысячу, потому что дело касалось даты его фотографирования. Он заплатил вам эти деньги за адрес Оррина.
- Адрес дала ему Лейла, - возразила Орфамей.
- Это утверждает и сама Лейла, - сказал я. - Если бы понадобилось, она бы объявила об этом всему свету. Точно так же она призналась бы всему свету в убийстве Стилгрейва, если бы не было иного выхода. Лейла из тех голливудских птичек, которые лишены моральных предрассудков. Но когда дело доходит до коренных моральных устоев, они у нее имеются. Она не убийца и не предательница.
Орфамей побледнела как полотно. Стиснув задрожавшие губы, она встала.
- Вы продали своего брата, - сказал я. - Вы подстроили его убийство. Тысяча долларов - цена его крови. Желаю, чтобы эти деньги пошли вам на пользу.
Орфамей сделала два шага к двери и вдруг хихикнула.
- Кто это докажет?! - взвизгнула она. - Кто из оставшихся в живых? Вы? Кто вам поверит, вам, какому-то жалкому сыщику? - Она пронзительно рассмеялась: - Вас можно купить за двадцать долларов!
Пачка снимков все еще была у меня в руке. Я зажег спичку и поднес ее к негативу - бросил его в пепельницу и смотрел, как он пылает.
Орфамей замерла от страха. Я стал рвать снимки на клочки.
- Дешевый сыщик, - усмехнулся я. - Ну, а чего же вы от меня ожидали? Мне некого продавать - у меня нет братьев и сестер. Поэтому мне остается продавать своих клиентов.
Она с яростью уставилась на меня. Я положил обрывки снимков в пепельницу и поджег их.
- Жалею только об одном, - сказал я, - что не увижу вашего возвращения в Манхэттен, штат Канзас, к мамочке. Не увижу, как вы будете драться из-за этой тысячи. Держу пари, там будет на что посмотреть.
Я поворошил обрывки фотографий карандашом, чтобы они лучше горели. Орфамей подошла к столу и тоже уставилась на тлеющую кучку бумаги.
- Я сообщу полиции, - прошипела она. - У меня есть что рассказать. Мне они поверят.
- А я открою им, кто убил Стилгрейва, - заявил я. - Мне ведь известно, кто этого не делал. Мне они скорее поверят.
Голова девушки дернулась, словно от удара.
- Не волнуйтесь, - успокоил ее я. - Мне незачем так поступать - это ничего не даст, а другому человеку будет стоить очень дорого.
Зазвонил телефон. От неожиданности девушка вздрогнула. Я взял трубку и сказал:
- Хелло!
- Амиго, у вас все в порядке?
В комнате раздался какой-то звук: я оглянулся и увидел, как затворилась дверь. Я остался один.
- У вас все в порядке, амиго?
- Я устал, не спал всю ночь. Кроме того…
- Младшая сестра звонила вам?
- Она только что ушла от меня. Возвращается в Манхэттен с добычей.
- С добычей?
- С деньгами, полученными от Стилгрейва за то, что выдала брата.
Наступило молчание, затем Долорес серьезно сказала:
- Вы не можете этого знать, амиго.
- Я знаю это так же точно, как то, что сижу сейчас на своем столе с телефонной трубкой в руке. Так же точно, как слышу ваш голос. И почти так же точно я знаю, кто застрелил Стилгрейва.
- Напрасно вы мне это говорите, амиго. Не стоит мне так доверять.
- Я часто ошибаюсь, но не на этот раз. Я сжег все снимки, а перед этим пытался продать их младшей сестре. Однако она предложила мне слишком маленькую сумму.
- Вы, конечно, шутите, амиго?
- Шучу? Над чем?
Она рассмеялась звонким, серебристым смехом:
- Возьмете меня с собой позавтракать?
- Могу. Вы дома?
- Да.
- Я заеду за вами через несколько минут.
- Буду в восторге.
Я положил трубку.
Спектакль окончился, я сидел в пустом театре. Занавес опустился, и сквозь него были видны еще фигуры действующих лиц, но они уже расплывались и тускнели. И прежде всего в моей памяти стал стираться образ младшей сестры. Пройдет дня два, и я забуду, как она выглядела, потому что в некотором роде она была нереальной фигурой. Я думал о том, как она с жирным кушем в сумке вернется в свой Манхэттен, к своей дорогой мамочке. Ради этих денег было убито несколько человек, но вряд ли это будет ее беспокоить. Я представил себе, как она утром возвращается на работу к… как фамилия этого доктора? Да, к доктору Пугсмиту. Она вытирает пыль с его письменного стола и раскладывает журналы в приемной. На ней снова очки без оправы, строгое платье. Манеры ее предельно корректны.
"Доктор Пугсмит сейчас примет вас, миссис Джонс".
Она с улыбочкой открывает дверь, и миссис Джонс проходит мимо нее в кабинет, где восседает за письменным столом доктор Пугсмит, чертовски профессионально выглядящий, в белом халате со стетоскопом на шее. Перед ним лежат история болезни, блокнот и книжка бланков рецептов. Доктор Пугсмит знает все на свете, его невозможно провести. Стоит ему взглянуть на пациента, как все ему уже понятно, а вопросы он задает только для проформы.
Когда он смотрит на свою помощницу, мисс Орфамей Куэст, то видит милую юную леди, одетую, как и полагается медсестре, без яркого лака на ногтях и косметики - это может вызвать недовольство пациентов со старомодными вкусами и взглядами. Мисс Куэст идеальная секретарша врача.
Если доктор Пугсмит когда-нибудь и думает о ней, то он доволен собой. Он сделал ее такой, какая она есть. Она стала такой, какой ему хотелось ее видеть.
Наверняка он даже не пытался заигрывать с ней. Может быть, это не принято в маленьких городках? Ха-ха, я сам вырос в таком.
Я взглянул на часы и снова достал бутылку "Олд Форестера". Вынул пробку и понюхал виски. На этот раз оно пахло как полагается. Я налил себе хорошую порцию и посмотрел содержимое бокала на свет.
- Итак, доктор Пугсмит, - сказал я вслух, словно он сидел передо мной тоже с бокалом в руке. - Я незнаком с вами, и вы не знаете меня. Как правило, я не даю советов заочно, но я прошел краткий, ускоренный курс обучения мисс Орфамей Куэст и позволю себе нарушить это правило. Если когда-нибудь этой маленькой девушке захочется от вас чего-нибудь, дайте ей это поскорей. Не тяните время и не брюзжите о налогах и накладных расходах. Просто улыбнитесь и побыстрее раскошеливайтесь. Не вступайте в бесполезную дискуссию о том, что кому принадлежит. Постарайтесь, чтобы эта девушка была довольна - это главное. Желаю вам счастья, доктор, и не оставляйте в кабинете без присмотра колющие предметы.
Я выпил половину виски и стал ждать, когда согреюсь. Затем допил остаток и спрятал бутылку.