5 января 1997 года. Афины, Греция
Вы когда-нибудь встречали Новый год на шикарной - пусть и забытой хозяевами - вилле в фешенебельном квартале Афин? Что, завидуете? Ну-ну… А если я скажу, что встречать его пришлось в суровом одиночестве, сидя на надувном матрасе, грустно глядя на сиротливую пару консервных банок и бутылку какой-то газированной греческой бурды, пить которую могут только сами потрепанные жизнью потомки гордых некогда эллинов? Что это вы так поскучнели? Дома лучше? Согласен… А если нет его, дома? Тогда как? Если за простенькое право иметь свой дом - да и свою жизнь! - приходится черт знает чем заниматься, и встреча Нового года на заброшенной вилле - еще не самое худшее?! В самом деле, при всей своей запущенности, вилла - не склеп…
Как же мне все это надоело… Божко, который прячется где-то рядом, но где? Саша-киллер, запуганный божковскими ребятами до полусмерти и пытающийся утопить свой страх в круглосуточных оргиях с дружками и новой пассией. Сармат с Дедом, втянувшие меня в эту историю…
Да я сам себе надоел! Я, крепкий когда-то профессионал Хантер, расслабившийся в самый неподходящий момент и потерявший тем самым последнюю возможность дожить до старости. Хорошо еще, с места взрыва успел вовремя сбежать… Надо бы свечку поставить. Выяснить бы еще - кому? Вряд ли в православной церкви есть святой, оберегающий наемников.
А потом, в Калифорнии… Вспоминать не хочется… Все эти маскарады с переодеваниями. Бразильский мафиози, таксист, электрик, пузатый турист… Так и до шизофрении недалеко. А любимая дочура Божко, похотливо облизывающаяся и ежеминутно готовая рухнуть в постель? Тоже, знаете ли, выдержка нужна.
Но самое страшное - первая встреча с Кирком. Очень хотелось вырвать ему горло… Странно, что он сразу меня не раскусил. Его ведь ни гримом, ни контактными линзами не обманешь. Видимо, был слишком взволнован, поэтому не обратил внимания на мое произношение.
Спросил бы сейчас меня Сармат, хочу ли я в это вмешиваться. Я бы ему доступно объяснил… Нервы, что ни говори, на пределе. Вот и в животе покалывает… А может, не нервы виноваты, а неделя жизни на консервах?
Ситуация сложилась неординарная. Земной шар - большой, пять миллиардов вмещает, так что друг друга люди задевают, только когда очень этого хотят. А вот нам двоим - мне и Божко - тесно. Если Божко - не приведи Господь! - опять изменит внешность - я его потеряю. И он вполне может найти меня раньше, чем я - его. Так что сейчас я пекусь не о здоровье тысяч незнакомых мне наркоманов, а о собственной жизни.
А время, однако, работает на него. Надо форсировать события. Телефонная болтовня Саши ничего не дает. Необходимо его подтолкнуть. Тогда он может привести меня к Гринфилду. Попробуем.
- Алло! Саша? Ну, как жизнь?
- Кто это? - Такое впечатление, что он трезвый.
- Приятель, Сашок. В последнюю встречу я сказал, что еще дам о себе знать.
- Ты где? - Охрипший голос выдает. Боится.
- В аэропорту. Подъезжай, поговорим.
- Как тебя там найти? - В голосе появилась надежда. Зря.
- Я тебя сам найду. - Я постарался глупо хохотнуть. - Только ты мне нужен один, без эскорта. Не бойся, убивать я тебя на глазах у изумленной публики не собираюсь, Пока не собираюсь.
- А я тебя не боюсь! - Истерика - это хорошо.
- Болтаешь много. Через час жду.
Что-то сейчас должно произойти. Никуда он, конечно, не поедет. Бросил своих дружков, направился в дальний конец сада.
- Алло! Алло! Мистер Гринфилд? Это Саша.
- Идиот, я же запретил тебе сюда звонить! - заорал Божко. - И уж во всяком случае без имен ты мог бы обойтись?
- Ситуация… - начал Саша. - Хантер…
- Кто? - рявкнул Божко. - Заткнись! Ни слова больше! Ко мне, быстро!
Началось! Быстро сворачиваю свои вещи, осторожно покидаю виллу. Машина - за пустырем, поросшим кустарником. Настраиваю приемник на нужную волну. Маячок, торчащий в заднем бампере Сашиного "Мерседеса", пиликает все слабее. Значит, он уже выехал и быстро удаляется.
Проезжаю мимо его виллы. Остальные машины на месте: одни поехал, без своих барбосов. Кружу по городу, ориентируясь по силе сигнала, - и теряю его. Лихорадочно мечусь по проспекту, по переулкам. Снова возвращаюсь к тому месту, где приемник пискнул в последний раз - все тщетно.
Останавливаюсь в тихом тупике, выключаю двигатель. Спокойно, спокойно… Вытираю вспотевшие лоб и ладони, в сердцах швыряю насквозь промокший платок в урну. Мимо.
Как глупо. Впрочем, девяносто девять процентов хорошо продуманных и организованных мероприятий рассыпаются из-за мелочей. А у меня - все на скорую руку. Идиот! Третьего шанса найти Божко у меня скорее всего не будет. Значит, во что бы То ни стало надо найти Сашу.
Раскрываю на коленях карту Афин, ставлю крестик в том месте, где сигнал был потерян, обвожу крестик тремя концентрическими кругами. Еду по первому - с меньшим радиусом. Тишина. По переулку выскакиваю на второй и сразу слышу слабый писк приемника. Минут через десять, когда писк становится непрерывным, замечаю его машину. Стоит за красивой кружевной решеткой во дворике неброской, утонувшей в цветах виллы.
Вилла вроде бы небольшая, даже скромная. Однако все, что связано с Божко, может иметь двойное дно. Точно. Из недр подземного гаража один за другим выкатывают два американских джипа и длиннющий "Шевроле-Каприз". В машинах с десяток мордоворотов, явно не знакомых с трудами Аристотеля, но внешне решительных и наверняка вооруженных. Уж не на торжественную ли встречу некоего Хантера с обязательным его отловом они собрались? Тем лучше…
Автомобили медленно подкатили к перекрестку и, дождавшись зеленой стрелки, умчались в сторону аэропорта. Пора? Нет, наверное, рано. Так и есть. Недовольный, а точнее - злой на весь мир, Саша решительно подходит к своей машине, тщательно вытирает лицо, швыряет окровавленный платок на газон, включает двигатель и рвет с места, как ошпаренный. Очевидно, Божко не хватило словарного запаса, и он объяснялся с Сашей при помощи жестов. Отсюда - и разбитый нос, и окровавленные губы.
Медленно объезжаю квартал. Оставляю машину недалеко от ворот виллы, имеющей общий забор с божковской. Дожидаюсь, когда улица опустеет, и быстро перемахиваю через забор. Только бы собаки не было! "Беретта", закрепленная скотчем во внутреннем кармане куртки, норовит выскочить наружу. Привинтив к стволу глушитель, опускаю ее в боковой карман. От виллы Божко меня отделяет метровый каменный заборчик, с обеих сторон закрытый живой изгородью. Преодолеваю первый ряд кустов - порвал рукав куртки и, кажется, оцарапал щеку. Пригнувшись, продвигаюсь вдоль забора, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь сплошную стену кустарника. Бесполезно. Осторожно раздвигаю ветки и…
Божко - то есть, конечно, Гринфилд - сидит в шезлонге в четырех метрах от меня.
На столике перед ним - мобильный телефон и газета, раскрытая на странице с цветной фотографией Жириновского. Вокруг - ни души. Синева бассейна кажется неестественной. Темной тенью в воде отражается вилла, которая в действительности раза в три больше, чем кажется с улицы. Замер, жду. Минуту, две, пять… Ничего не меняется. Тишину изредка нарушает поскрипывание шезлонга.
Я, конечно, не ожидал, что мое появление вызовет у него прилив энтузиазма. Но его реакция - вернее, отсутствие таковой - выбила меня из колеи. Он вел себя так, будто я весь день провел в соседнем шезлонге и отлучился лишь несколько минут назад, - скажем, сбегал на кухню за пивом.
- Мог бы и не рвать на себе тряпки, - усмехнулся Божко. - Охранник на входе предупрежден: если появишься - пропустить.
- А куда же ты, в таком случае, головорезов своих отправил? - Что-то он слишком спокоен. Не нравится мне это.
- А зачем они? - Божко пожал плечами. - Нам наши проблемы вдвоем решать надо. Они только мешать будут. При них ты не пришел бы, а я уже устал ждать.
Мне вдруг стало скучно и - совсем чуть-чуть - страшно. Сейчас Божко будет меня покупать. Дважды он пытался меня убить - не вышло. Третьей осечки он не допустит. Я невольно покосился на окна виллы, где, учитывая примитивность ситуации, должен был сидеть снайпер. Но он выстрелит лишь по какому-то знаку Божко, которого я, естественно, не знал. Что-нибудь вроде почесывания подбородка, оттягивания мочки уха… Открытых окон не было, а разглядеть что-либо за зеркальными стеклами невозможно. Стул, на котором я сижу, стоит здесь, разумеется, не случайно. Лучше всего он простреливается из бокового окна второго этажа. К сожалению, из этого окна легко простреливается все пространство вокруг бассейна, так что нет смысла в лишних телодвижениях.
- Кирилл, - обратился я к нему, боковым зрением наблюдая за окном. Мою фамильярность он пропустил мимо ушей - не до этикета. - Я моложе тебя и, наверное, не знаю многих вещей, в которых ты ориентируешься, как рыба в воде. Но играть со мной в такие бирюльки, - я кивнул в сторону виллы, - не тебе. И не твоим балбесам. В этих играх я - на своем поле и многому мог бы научить тех людей, что тренируют твою службу безопасности.
- Что ты имеешь в виду? - он попытался удивиться.
- Через окно стрелять он не будет, - объяснил я. - Стекло искажает картинку, и прицелиться точно - невозможно. Стоит ему открыть окно - и я тебя шлепну, поверь. Да и целиться ему приходится против солнца.
- Ладно. - Божко в растерянности кивнул и скрестил руки над головой. Через полминуты из-за угла показался озабоченного вида паренек со снайперской винтовкой. - Положи ружье. - Парень недоверчиво посмотрел на шефа, но ружье положил. Глаза у него слезились, и он никак не мог проморгаться. Еще бы - столько времени смотреть против солнца. - Сядь там. - Божко указал ему на шезлонг по другую сторону бассейна.
Я кивнул. Парень постоянно будет находиться в поле моего зрения.
- Вот что, Алекс, - начал Божко. - Или как тебя называть? - Я промолчал, давая понять: называй, как хочешь. - Мы оба хотим жить. Буду с тобой откровенен. Через неделю у меня назначена еще одна операция. Пластическая, не торговая, - хохотнул он. - Если ты меня сегодня "случайно" потеряешь, то больше никогда не найдешь. Желательно, чтобы и не пытался. Твое положение в спецслужбах, насколько мне известно, дает тебе полное право отказаться от дальнейших поисков. - Он помолчал, ожидая от меня подтверждения. Не дождавшись, продолжил: - Можешь хоть завтра возвращаться в Португалию и жить спокойно. О деньгах не беспокойся. Этот вопрос - если договоримся об остальном - мы решим в течение получаса.
- И через месячишко старый рыбак из Ольяо будет очень удивлен, обнаружив в сетях среди сопливых сардин разбухшее тело сорокалетнего мужика без документов, - закончил я его мысль.
Божко поморщился, сложил ладони в замок и, втянув голову в плечи, возразил:
- Алекс, - он решил называть меня так, - ситуация, в которую мы оба себя загнали, обязывает нас верить друг другу. Не скрою, мне хотелось бы застраховаться. Нет человека, как говорил генералиссимус, - нет проблемы. Я думал об этом. Но пришел к выводу, что в данном случае лучше договориться. Ты - крепкий орешек, Алекс.
Таких противников лучше не убивать, а привлекать на свою сторону. Конечно, я не надеюсь, что уговорю тебя сотрудничать, но хотя бы не вмешиваться - почему бы и нет? Подчеркиваю, никаких гарантий я от тебя не жду, достаточно твоего слова.
- У тебя все? - спросил я после короткой паузы. Интересно, играл он в "Зарницу" в пионерском возрасте? Если нет, то он меня не поймет… - Теперь слушай меня. Сейчас мы поедем в аэропорт, и там ты выберешь, что тебя больше устроит. Или мы летим в Севилью, и я сдаю тебя в местное отделение Интерпола, или - в Москву. Там тебе придется пообщаться с людьми, у которых накопилось к тебе много вопросов. Другие предложения, как бы заманчиво они ни звучали, для меня, увы, неприемлемы.
Во время моего короткого монолога Божко побледнел, напрягся. Вместе с шезлонгом придвинулся ближе к столу и бросил быстрый взгляд на парня. Парень опустил ресницы и незаметно, как ему казалось, сунул руку в карман.
Дальнейшее зависело целиком от моей реакции. Я упал на бок, успев ногой толкнуть подлокотник божковского шезлонга, Уже падая, услышал негромкий хлопок. В спинке моего стула образовалось внушительное отверстие. Стрелял я на поражение, из-под стола. Голова парня дернулась, шезлонг покачнулся - и парень медленно, точно при замедленной съемке, скатился в бассейн.
Божко стоял на коленях по другую сторону стола. Стоял, сжимая обеими руками рукоять чудовищных размеров пистолета, выхваченного из-под портрета Владимира Вольфовича. Мое тело спружинило, казалось, раньше, чем мозг успел осознать происходящее. Перекатываясь влево, я успел заметить фонтанчик земли, вырванный из газона выстрелом божковской ручной мортиры.
Не могу вспомнить, как ни пытаюсь: хотел ли я в него стрелять, или палец на миг вышел из повиновения?
Но факт остается фактом: с этого мгновения говорить о Кирилле Божко и Энтони Гринфилде можно было только в прошедшем времени. Он ушел из жизни, с удивлением глядя на яркое греческое солнце и голубое небо, в котором отражалась вся синева Эгейского моря; а редкие жиденькие облака выглядели островками, описанными гениальным Гомером еще три с половиной тысячи лет назад. Или наоборот? В море отражалось небо? На что же он тогда смотрел? Чему так удивлялся?
Не знаю, сколько времени я просидел, тупо глядя на высокий лоб человека, который мог бы стать, наверное, крупным философом (где ты, Ломброзо?), если бы, как говорят в Одессе, не серьезные дела…
Я чувствовал себя настолько опустошенным, что, кажется, перестал ориентироваться во времени и пространстве. Вернул меня к действительности только сигнал клаксона, раздавшийся с улицы. Я вскочил на ноги, осмотрелся - и все стало на свои места. Пора рвать отсюда, пока не поздно. Клаксон - это, наверное, головорезы Божко вернулись из аэропорта. Значит, мне уже можно туда.
ЭПИЛОГ
Весна 1997 года. Алгарве, Португалия
Боевой слон простреливал все поле боя, а конница, затаившись за центральным пешечным редутом, готова была по первой команде атаковать с флангов бастион белого короля.
Идальго молчал уже несколько минут, пытаясь найти выход из ситуации, в которую сам себя загнал. Выхода не было. Позиция белых - безнадежна, и до полного разгрома оставались считанные ходы.
Идальго - невысокий, стройный, изящный, как тореадор, - окинул доску взглядом затравленного зверя, вытер лицо полотенцем и отвернулся, утратив к шахматам всякий интерес.
- Не пойму я одного… - Он смотрел на бассейн и говорил таким равнодушным тоном, что сразу становилось ясно: разговор очень важен для него. - Что могло заставить Сашу-киллера убить Божко? Во-первых, они были едва знакомы. Во-вторых, отношения "заказчик - исполнитель" тоже кое-что значат. Кто же режет курицу, несущую золотые яйца? В-третьих, наконец, он не мог не осознавать последствий…
- Спроси у босса. - Сармат кивнул на Деда, дремлющего в шезлонге на самом солнцепеке. Лицо его было прикрыто дурацкой соломенной шляпой. - Дед все знает.
- Этого даже он не может знать, - усмехнулся Идальго. - Может только догадываться.
- Догадливость - следствие высокой информированности, - пожал плечами Сармат и вопросительно посмотрел на шахматную доску.
- Сдаюсь, - махнул рукой Идальго. - Объясни мне простую вещь: ты представляешь, из какого положения ему пришлось стрелять? Лежа, кувыркаясь, уворачиваясь от пуль… Да еще навскидку. Он ведь стрелял не первым… Тоже, кстати, загадка: бандит, стреляющий вторым… Два выстрела - две аккуратные дырочки в двух лбах. Не бандит, а прямо Робин Гуд какой-то! Не молчи, Сармат! Расскажи мне, где это в России готовят киллеров по такой программе?
Сармат вновь пожал плечами. Промолчал.
- Что-то вы, молодежь, все время о покойниках? - с меланхоличным видом заметил Дед, в двух шагах от столика делающий нечто вроде зарядки. - Посмотрите на солнышко. Море, опять же, рядом…
- Согласитесь, генерал, - не унимался Идальго, - во всей этой истории одна странность громоздится на другую. Саша, - предположим, что это он, - убивает Божко чуть ли не на глазах у его охраны - и спокойно возвращается на свою виллу, даже не пытаясь скрыться. Я допускаю, что он - не Спиноза. Но ведь - и не дурак, верно?
Не дождавшись ответа, Идальго продолжал:
- В результате мы имеем то, что имеем: два трупа, Саши и его пассии. Девчонка, бедняжка, оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. А Саша - что, спокойно ждал, когда божковские волки приедут и отрежут ему голову? Не вяжется, согласитесь…
- У вас есть другая версия происшедшего? - Дед висел на детском турнике, поджав ноги. - Не догадка, - их у каждого полно, - а стройная, вполне доказательная версия?
- К сожалению, нет, - пожал плечами Идальго. - Зато догадки…
- Вот-вот, - перебил его Дед. - Догадки… Вы, Идальго, давно не были на родине, оторвались от реалий. О многом можно догадываться. Многое можно даже знать наверняка, но… Осторожнее, молодой человек! Слово, произнесенное вслух, может быть услышано кем угодно. Попробуйте потом доказать, что это была только догадка…
- Значит, я прав, - с грустью произнес Идальго, глядя куда-то в сторону. - Вы, генерал, наверняка это знаете? Или тоже - догадываетесь?
- О чем? - изобразил удивление Дед.
- О том, что Божко убил не Саша, а кто-то другой?
- Конечно, знаю. - Дед наклонился к уху Идальго и зловещим шепотом проговорил: - Ли Харви Освальд. Никаких сомнений.
- А по-моему, - Идальго не обратил внимания на шутку Деда, - по-моему, это адвокат… Алекс Герра. Престранная личность. Явился с того света, куда был определен ФБР еще в 1993 году, - мы выясняли, есть свидетели его смерти, - наделал шуму - и исчез. Обратно, что ли, на тот свет вернулся?
- Мистика какая-то, - пробурчал Сармат, встав из-за стола и потянувшись всем телом. - Пойдемте-ка, друзья, перекусим.
В маленьком приморском ресторанчике было безлюдно. Усатый круглощекий официант заметно оживился и, приняв заказ, скрылся за кухонной дверью. Через две минуты на столе появились аперитивы и тарелочки с маслинами, орешками, хлебом, маслом. Еще через некоторое время - красивое блюдо, полное свежих овощей и салата. Сармат с Дедом налегли на закуски. Идальго разглядывал интерьер, потягивая сухой мартини.
- Неплохо здесь, - заметил Дед, намазывая масло на грубый деревенский хлеб. - Спокойно.
- Это временно, - обронил Идальго. - Через неделю-другую начнется туристический сезон, и все изменится.
- Все меняется, - согласился Дед. - Скажи мне кто-то лет десять назад, что я совершенно легально смогу проводить отпуск в Португалии, - я б его сразу к психиатру отправил.
- Разве это плохо? - поинтересовался Сармат и, бросив взгляд на экран огромного телевизора, добавил: - Не переживайте, генерал. От наших политиков вы и здесь не спрячетесь…
Дед посмотрел на экран и грустно улыбнулся. Идальго потянулся к пульту и прибавил звук.
- …Вице-премьер российского правительства в полуофициальной обстановке встретился с членами Лондонского клуба. Встреча, по его словам, прошла весьма конструктивно и стала важной вехой в…
- Кто это? - шепнул Дед, не отрываясь от экрана.
Среднего возраста широкоплечий человек, сидящий не в кресле, как остальные участники встречи, а в инвалидной коляске, спокойно и уверенно говорил о возможных перспективах широких инвестиций в российскую экономику. Идальго улыбнулся.
- Это - тот самый Кирк Фицсиммонс, на яхте которого полгода назад было кровавое побоище, помните? С того света выкарабкался. Увы, новый позвоночник не купишь ни за какие деньги…
Пресс-конференция закончилась, и все, кроме Фицсиммонса, встали, пожимая друг другу руки. Деликатный телеоператор поднял повыше камеру и поймал в кадр лицо человека, который осторожно выкатывал из зала коляску, ловко маневрируя между креслами. У него было типичное лицо высокооплачиваемого европейского менеджера.
Плюс короткий ежик, посеребренный на висках. На носу же - "Рэйбэн" в золотой оправе.
Идальго хотел было что-то сказать - и замер, увидев лицо Деда. Тот, как зачарованный, смотрел на экран телевизора. Смотрел, подавшись вперед и не замечая, что по лицу его струится пот.
Сармат издал какой-то странный звук - то ли всхлипнул, то ли "ойкнул" - и спрятал лицо в ладонях.
Несколько минут царила гробовая тишина. Наконец Сармат глухим голосом проговорил:
- А это, генерал, - помощник сэра Кирка.
Дед какое-то время беззвучно шевелил губами. Потом внезапно охрипшим голосом пробормотал:
- Мне бы такого помощника…
Три усатых огненно-красных лангуста бессмысленно таращились на людей с овальных металлических блюд.
Агент Интерпола Идальго по-прежнему ничего не понимал.
Примечания
1
Здесь - американский образ жизни.