- К тридцатому году они хотят выпустить машину, подобную человеческому мозгу. Компьютер, который будет не только обсчитывать, но и создавать. Программы, модели - всё что угодно… Боюсь, он будет умнее нас.
- А ты, конечно, хочешь опередить америкашек. Слава нобелевских лауреатов не даёт спать спокойно?
- Да при чём тут лауреаты! - Никотиныч щелчком отправил окурок в темноту. - Они же тупые! Мы умнее их раз в сто! Дай мне десять лет, всего десять лет, и я это сделаю! Я даже знаю - как! Честное слово, знаю! Мне приснилось решение проблемы искусственного интеллекта, как Менделееву его таблица!
- Не дам! И вообще - скучно это всё. - Лобстер встал, потянулся, зевнул. - Пойду поиграю в какую-нибудь "стрелялку". Пускай мой интеллект немного отдохнёт!
- Тёмный человек, - вздохнул Никотиныч. - Одно слово - хакер!
Из комнаты раздался истошный вопль Лобстера. Через мгновение он влетел в кухню с перекошенным лицом.
- Плёнку, плёнку давай! - закричал он, брызгая слюной.
- Какую плёнку?
- А-а-ай! - Лобстер рванул на себя клеёнку со стола. На пол со звоном посыпалась посуда, остатки еды, пластиковая бутылка упала и покатилась по полу, утробно булькая. Он убежал в комнату с клеёнкой.
- Ты что, совсем рехнулся? - крикнул Никотиныч ему вслед. Он побежал в комнату посмотреть, что случилось.
Лобстер пытался укрыть клеёнкой мониторы и системные блоки. С потолка, на котором расплылось большое тёмное пятно, капали мутные капли. Клеёнки явно не хватало.
- Блин! - Никотиныч бросился помогать Лобстеру. - Не замкнуло хоть?
- Вроде не успело. Представляешь, я захожу, а оно прямо на монитор, в дырочки!
- Погоди, я свою куртку принесу. Она не промокает. - Никотиныч бросился в прихожую. Вернулся с курткой, закрыл ею сверху монитор, посмотрел на потолок и произнёс с чувством: - Подонки!
- Надо стол в другой угол передвинуть. - Лобстер залез под клеёнку и застучал по клавишам, "паркуя" системные блоки. Потом они отключили машины от сети, приподняли стол вместе с аппаратурой и аккуратно перетащили его к противоположной стене.
- Ну вот, а теперь я пойду с ними разберусь! - грозно сказал Лобстер и направился к двери.
- Слушай, может, лучше я? - с сомнением в голосе сказал Никотиныч. - А то ещё в горячке…
- Ничего-ничего, бой будет произведён согласно штатному расписанию!
- Лобстер!
В ответ пушечным выстрелом хлопнула входная дверь.
Никотиныч подумал, что лучше бы им всё-таки было подняться вместе, но потом решил, что Лобстер сам не маленький - за квартиру ему потом перед хозяйкой отчитываться… Нашёл в ванной тряпку, тазы, стал затирать грязный от накапавшей побелки пол.
Звонок был сорван. Вместо звонка из стены около двери торчали два провода с оголёнными концами. Лобстер аккуратно двумя пальцами взялся за один из проводков, поднёс к другому. Проскочила синяя искра, за дверью раздался мелодичный перезвон. Никто не отозвался. Тогда он позвонил снова. Лобстер решил, что, если двери никто не откроет, он спустится вниз, возьмёт плоскогубцы и скрутит проводки вместе, чтоб трезвонило непрерывно.
- Иду-иду, - раздался наконец хриплый мужской голос. - Не терпится, что ли?
- Вы нас топите! - крикнул Лобстер.
Щёлкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий, плотно сбитый усатый мужик лет сорока пяти. На нём была тельняшка, защитного цвета брюки, на ногах - десантные ботинки. От мужика несло перегаром.
- Вы нас топите! - повторил Лобстер без прежнего энтузиазма.
- Ладно, парень, не бухти, всё уже! - недовольно произнёс мужчина.
Эта фраза взбесила Лобстера.
- Что значит "всё"? Вы мне чуть аппаратуру не замкнули! Знаете, сколько она стоит!
- Сколько? - равнодушно спросил мужик.
- Неважно. Это не моя квартира, съёмная. Что я потом хозяйке скажу?
- Так ты у кого, у Маринки снимаешь, что ли? - Мужик ткнул пальцем в пол.
"Да, с мозгами у мужика туго", - усмехнулся про себя Лобстер и ответил:
- У Марины Леонидовны. Будете за ремонт платить, если что!
- Ладно, скажешь, дядя Паша виноват. Ты заходи - поговорим, - кивнул мужик и направился в глубь квартиры, задевая плечами о косяки.
Лобстер помялся у двери: заходить, не заходить? Гнев неожиданно прошёл. Поднимаясь по лестнице, он был готов убить чёртовых соседей, но простоватый вид дяди Паши остудил его пыл. Как говорится, что с дурака взять? Решил зайти, посмотреть масштабы затопления.
Вода с пола уже была убрана, около распахнутой двери ванной стояло эмалированное ведро, рядом валялась мокрая тряпка. Хозяин квартиры суетился на кухне. Стол был заставлен пластиковыми коробками с салатами из кулинарии, пакетами с соком, на тарелке лежали копчёные свиные рёбра, возвышалась полупустая бутылка дорогой водки. Взгляд Лобстера упал под стол: там стояла целая батарея из пустых бутылок. Судя по всему, "гулял" хозяин не первый день.
- Так что всё-таки случилось? - спросил Лобстер.
- Извини, парень. Холодильник, вишь, не работает. Не отключается, не морозит. Хотел пивко в ванне охладить, заснул маленько, а оно и перелилось через край.
"Странно! Почему же закапало не на кухне или в ванной, а в комнате, точно над компьютерами?" - удивился Лобстер.
- Вишь, тут гидроизоляция хорошая, на кухне линолеум, вот и добежало до паркету, - словно прочитал его мысли сосед.
"Добежало до паркету! Деревня!" - про себя передразнил его Лобстер, заглядывая в ванну. На дне ванны действительно стояло бутылок двадцать хорошего пива. Того самого, которое Лобстер предпочитал всем остальным. "Не бедный сосед, однако, - подумал Лобстер. - А с виду на бомжару похож".
Тем временем дядя Паша выставил на стол вторую рюмку и чистую тарелку.
- Проходи, садись, не стесняйся, - пригласил он. Лобстер чуть не наступил на чёрного котёнка, который крутился под ногами. Котёнок мяукнул.
- Иди отсюда, а то пришибём по пьянке! - Дядя Паша взял котёнка на руки и отнёс в комнату. - Мне его на "Птичке" тётка за рубль отдала, Триллером зовут, - объяснил он, вернувшись на кухню. - Ну что, за знакомство по чуть-чуть? - Сосед взялся за ополовиненную бутылку, но Лобстер отрицательно мотнул головой.
- Я водку не пью.
- Болеешь, что ли?
- Почему болею? В глотку не лезет. Сколько раз пытался. Вот пиво - пожалуйста.
- Ну, парень, дурное дело не хитрое. Я тебя быстро научу. Кстати, Павел Алексеич. - Сосед привстал, протянул руку. - Можно - дядя Паша.
- Очень приятно. Лобс… э-э, Олег. - Рука у соседа была как клешня - цепкая, жёсткая, сильная.
Дядя Паша разлил водку по рюмкам, пододвинул к Лобстеру стакан с апельсиновым соком.
- Ты, Олег, сначала маленький глоточек соку сделай, потом водку махом до дна, потом снова соком, чтоб упала. А потом закусишь.
- Ну, не знаю. Вряд ли. Не в коня корм, как говорится. Ещё заблюю здесь всё, - вздохнул Лобстер.
- Ничего, мы и не такое видали, - усмехнулся сосед. - А заблюёшь - уберём. Ну, будем знакомы!
Лобстер выпил так, как советовал дядя Паша: сок, водку, снова сок, спиртное действительно пошло на удивление легко. Он не выпучивал глаза, не давился - даже сивушного привкуса во рту не осталось.
- Кушай-кушай. - Сосед стал накладывать ему в тарелку салаты. - А за потоп ты извини, братушка. Если что из техники повредил - заплачу. Маринка возбухать будет, ко мне посылай. Мы с ней тут… - Дядя Паша не закончил фразу, озорно подмигнул. - Между первой и второй перерывчик небольшой.
- Я больше не могу, - мотнул головой Лобстер, закрывая ладонью рюмку. - Мне работать надо.
- Работа - не хрен, сам знаешь, - хохотнул дядя Паша. - Не обижай соседа. Давай ещё по одной. Мировую, чтобы между нами никаких, так сказать, трений-недоразумений.
- Я ж потом работать не смогу! - Лобстер решительно поднялся из-за стола.
Капать с потолка перестало. Никотиныч затёр пол в комнате, прополоскал тряпку, вымыл руки и стал убирать битую посуду с пола.
Лобстер не переставал его удивлять. Череп откопал. Врёт, конечно, про отца. Купил, наверное, или у друзей выпросил. Хотя чёрт его знает? С него станется! Не отец ему сейчас нужен, а фетиш, божок, которого можно посчитать за папашу. Отец ему был нужен в пять, в двенадцать, в пятнадцать. А сейчас… Лобстер абсолютно сложившийся человек с гениальными хакерскими мозгами, и кроме компьютера ему, по большому счёту, никого не надо. Именно - НИКОГО, потому что машина для Лобстера - одушевлённое, живое существо, нечто вроде домашнего животного. Он не мурлыкает, не тявкает, не гадит. С ним можно разговаривать, и не только с помощью клавиш. Никотиныч неоднократно наблюдал за тем, как Лобстер, увлечённый очередной работой по взлому, приговаривает, уставившись в монитор: "Давай-давай, моя машинка! Поработай, покрутись… Ну, побыстрее, побыстрее же - некогда мне… Давай, мой нежный, грузись. Не висни, не глючься… Ай, молодец! Какой ты у меня быстрый! Мы сделали их, сделали, сделали!.." Его "пень" сейчас роднее матери и отца вместе взятых. Они чужие, далёкие, странные, непонятные, а этот - свой. Он знает все его капризы, слабости… Никогда они с Лобстером не заводили разговоров о семье. Причём, не сговорившись - никакого табу наложено не было. Словно отрезали себя от прошлого, боясь, видимо, что отношения с родственниками могут повредить их сотрудничеству, их работе, дружбе.
"Что-то задерживается он", - подумал Никотиныч, стирая со стола крошки.
Лобстер был уже изрядно пьян. Он ковырялся вилкой в тарелке с салатом и слушал раскрасневшегося дядю Пашу.
- …на матрасике лежу кайфую. Рейд закончили, сейчас по складам пошманаем, баньку затопим, водочки выпьем - думаю, значит. И заснул. Сплю и вижу во сне бабу свою. Тоже, значит, после бани. Красная такая, разомлевшая, в короткой рубашечке сидит, коленки показывает. Ну, думаю, сука, сейчас я тебя… И до того себе всё это напредставлял, что он у меня вскочил и никак не уляжется. Тут-то оно и… - Дядя Паша хохотнул, хлопнул Лобстера по колену. - Ну скажи, какая падла - именно на нашем бэтээре фугас рванул! Меня, значит, подкинуло сантиметров на пятьдесят, ну, на тридцать - точно. А я ещё сплю. Не прочухал, что подорвались. И пока я, значит, летал, матрас из-под меня в сторону съехал, а там цинки с патронами лежат. Я об эти цинки со всего размаху-то и… Все кругом орут, матерятся. Пальба такая, что уши заложило. Стреляные гильзы за ворот сыпятся. А у меня, представляешь, елда стоит, спина болит. Дурдом, а не война!
Лобстер пьяно рассмеялся, отпил соку, спросил серьёзно:
- Страшно было, да?
- Да ну, Олег, это только по первости, когда даже в сортир сходить боишься. А потом привыкаешь - и на рынок, и по кишлакам шмонаешься, где хочешь. Видишь, я со спецназом ходил. Не просто так. С Басаевым, как с тобой, разговаривал. Представляешь? Он своих "чехов" хотел на наших обменять.
- А я не служил, - признался Лобстер. - Сначала в институте учился, потом отмазался. Мать отмазала - побашляла военкому.
- Оно тебе и не надо, - махнул рукой дядя Паша. - Каждому своё. Тебе учиться, а мне жениться! - Он снова хохотнул, взялся за бутылку. - О, вторую скоро усидим, а ты говорил - пить не умею!
Лобстер замотал головой, накрыл ладонью рюмку, пытаясь протестовать - его уже мутило, но дядя Паша мягко отстранил его руку.
- Ещё по рюмочке, Олежек, и всё! Лобстер чуть-чуть пригубил водку. Дядя Паша опрокинул в себя стопку, шумно задышал, потянулся за салатом.
- А вообще, Олег, обидно до боли! Мужик в расцвете сил, как говорится, голова на плечах, опыта - на целую дивизию хватит, а его - пинком под зад! Я говорю, ещё Родине послужить хочу, а они, пидоры, смеются: мол, на фиг ты ей не нужен - отдыхай. Мне теперь в четырёх стенах сидеть? Думаешь, я просто так пью?
- Не думаю, - помотал головой Лобстер.
- Не, ты погоди, Олег! Ты не хочешь служить, а тебя заставляют, я хочу - меня в запас. Это разве справедливо?
Лобстер бессмысленным взглядом посмотрел в тарелку с едой.
"Боже, как я нажрался-то! Это ж водка!" - тоскливо подумал он.
- Мне плохо. Я на воздух хочу, - пробормотал Лобстер.
- Сейчас мы тебя полечим, - пообещал дядя Паша. Он помог Лобстеру подняться, повёл в прихожую…
Никотиныч закончил убираться в квартире и озабоченно посмотрел на потолок. Прошло больше часа, как Лобстер поднялся к соседу. Что там могло случиться? Может, они подрались или?.. Никотиныч поймал себя на мысли, что беспокоится за Лобстера, будто он его собственный сын. За год привязался. Ну да, дочь у него, можно сказать, отняли. Они начали встречаться с ней только два года назад, а до этого он был персоной нон грата в той семье и даже не знал, как она выглядит. Дочь позвонила ему сама, сказала, что стала взрослой и хотела бы видеть отца. Всё равно они стали чужими друг другу, он не воспитывал её, не вложил того, чего хотел бы. А тут появился Лобстер, по возрасту чуть старше его дочери. Благодатная почва, возможность реализовать себя в качестве приёмного папаши. Он относился к Лобстеру не как к равному, а как к вундеркинду, который в житейском плане полный олух или даже идиот, но что поделаешь - такой уродился! Никотиныч, сам того не замечая, приобрёл менторский тон и теперь частенько поучал Лобстера по мелочам. Впрочем, Лобстер пропускал его слова мимо ушей.
Ждать Никотиныч больше не мог. Он снял ключи с крючка вешалки в прихожей и открыл дверь.
Рука Никотиныча привычно потянулась к звонку. Он вдруг заметил, что вместо звонка из стены торчат два проводка, отдёрнул руку. Робко стукнул кулаком в дверь, прислушался. За дверью было тихо. В голову полезла всякая чушь: будто соседи прикончили Лобстера и теперь, услышав стук, прячут его тело в платяном шкафу. Никотиныч прогнал от себя бредовые мысли и стал барабанить в дверь. Квартира словно вымерла. И тут он услышал обрывок песни, залетевший в разбитое окно подъезда: "…И дорогая не узнает, какой у парня был конец!" Пели двое. Никотиныч сразу узнал пьяный голос Лобстера, второй был ему не знаком. "Всё понятно! "Мировую" с соседом выпили - и понеслась! Совсем от рук отбился!" - рассердился на Лобстера Никотиныч. Он глянул на свои ноги, обутые в домашние тапочки, и побежал вниз.
Лобстер с дядей Пашей сидели в обнимку на скамейке рядом с гаражами-"ракушками" и пели, тут же, на скамейке, была разложена нехитрая закуска, стояла чекушка водки, пакет апельсинового сока. На Лобстере был офицерский бушлат, на голове фуражка.
- Олег, у тебя совесть есть? - раздался в темноте голос Никотиныча.
- Ой, кто это? - притворно испугался дядя Паша.
- Это - Никотиныч, - сказал Лобстер заплетающимся языком.
- Папа твой?
- Не-а, - мотнул головой Лобстер. - Это мой друг. Мы с ним это… в шахматы играем. Дядя Паша звонко рассмеялся.
- Никотиныч, иди сюда, я с тобой тоже в шахматы поиграть хочу!
Никотиныч подошёл к скамейке. Недовольно посмотрел на дядю Пашу.
- Вы нас затопили, между прочим!
- Всё путём, расходы за мой счёт. - Сосед привстал. - Будем знакомы. Дядя Паша, полковник запаса.
Никотиныч неохотно пожал протянутую руку.
- Давай-ка лучше водки тяпнем, Никотиныч.
- Я водку не пью вообще… Олег, как ты завтра собираешься работать, интересно знать?!
- Какой он у тебя, оказывается, грозный! - пьяно рассмеялся дядя Паша. - А с виду не скажешь!
- Помолчите, пожалуйста! - раздражённо произнёс Никотиныч. - Олег, если ты сейчас же не отправишься домой…
- Ты его не трогай! - перебил его Лобстер. - Он, между прочим, в Чечне воевал!
- Олег, он тебя что, обижает? - грозно спросил дядя Паша.
- Не-не, всё в порядке! Это наши дела! - успокоил соседа Лобстер. - Ему учить некого, вот он меня и… дрючит, - пьяно рассмеялся.
- В общем, как знаешь! - Никотиныч уж собрался развернуться и уйти, как вдруг увидел, что бушлат на груди Лобстера зашевелился. Раздалось мяуканье, и из-за пазухи вылез чёрный котёнок. Он испуганно озирался, его большие глаза блестели в полутьме зелёными бусинами.
- Это Триллер! Дядя Паша подарил, - объяснил Лобстер.
Никотиныч понял, что Лобстер сейчас всё равно никуда не пойдёт, опустился с ним рядом на скамейку.
- Ну ладно, наливай, что ли!
Было раннее серое воскресное утро, и на платформе Выхино с табличкой "К Москве" стояло всего несколько человек. Среди ожидающих электричку был высокий кавказец. На нём была лёгкая куртка из плащовки. Он то и дело зябко поёживался от сырости и поглядывал на часы.
Раздался короткий гудок, в утренних сумерках засияли фары, и электричка медленно подползла к платформе.
Кавказец на несколько мгновений задержался в тамбуре, внимательно осматривая через заляпанное стекло вагон: два мужика - по одежде явно работяги, сонная семья с большими сумками - собрались в дальнюю дорогу, одинокий седой мужчина, прислонивший голову к оконной раме.
Кавказец прошёл по вагону, опустился на сиденье напротив седого. Мужчина открыл глаза.
- Привет. Электричка на семь минут позже пришла, - говорил кавказец по-русски почти без акцента.
- Да, - кивнул седой. - На всё воля Божья. Кавказец полез в карман куртки, достал из него несколько фотографий, протянул седому.
- У меня ума не хватает, как он Мальчика завалил? Такой замечательный стрелок был! Где я такого ещё найду? И Вояка сгинул. Я думал, парень щенок, а он зверь настоящий.
Седой внимательно рассматривал фотографии. Они были сделаны на улице, из машины. На одной Лобстер сидел на скамейке вместе с Никотинычем. Фотограф поймал его в смешной позе, с поднятыми руками и полуоткрытым ртом. Он что-то доказывал напарнику с пеной у рта.
- Друг его, - подсказал кавказец седому.
На другой фотографии Лобстер был с главным киберпанком страны Гошей. Они шли по улице, Гоша что-то объяснял Лобстеру, а Лобстер в это время совал в рюкзак коробку с дискетами. Вид у него был озабоченный.
- Вот этот - самый главный у них в тусовке, - кавказец ткнул пальцем в Гошу. - Большой шутник.
- Вижу, - усмехнулся седой. - Петух гамбургский.
- Больше изображает. Лобстер в деле его покруче.
Седой кивнул. На третьей фотографии Лобстер был вместе с Мирандой. Они сидели за столиком летнего кафе.
- Девка его. Тоже куда-то свалила, - кивнул кавказец. - Вообще-то он девок любит. Слаб.
- Все мы девок любим, - заметил седой. - На то и мужики.
На следующей фотографии Лобстер садился в машину. Взъерошенный, растрёпанный, взгляд отрешённый - весь в себе.
Двери тамбура с лязгом разъехались, и в вагон вошёл милицейский наряд: двое сержантов. Цепкий ментовский взгляд тут же выловил фигуру кавказца, несмотря на то что тот сидел к милиционерам спиной.
- Ваши документы, пожалуйста.
Кавказец полез было в карман куртки, но седой жестом остановил его, достал красное удостоверение с гербом, сунул его под нос милиционеру.
- Спокойно, сержант, это наш человек
- Извините. - Сержант отдал честь, и наряд проследовал дальше.
Седой снова принялся разглядывать фотографии.
- Говоришь, свалил Вояка?
Кавказец кивнул.
- Как говорится, незаменимых людей у нас нет. А что, весёлая компания, - неожиданно улыбнулся ему седой. - Особенно мне нравится этот мудак с хохолком.